Небольшой роман Софии Синицкой заставляет задуматься о роли времени в художественной прозе. Если сюжет разворачивается в наши дни, время незаметно, как воздух. В историческом романе, описывающем конкретный временной отрезок, оно выступает в роли фона и отчасти модератора действий. Когда же повествование протекает в разных временах, эпохи и периоды, подобно персонажам, вступают между собой в сложные драматические отношения. В последнем случае особый накал достигается, если привязать их к одному географическому пространству — полю боя времён. Именно так всё и происходит в «Хронике Горбатого» — неслучайно Хронос (не персонифицировано) присутствует в названии.

Основные действия происходят в 20 веке, с двадцатых по восьмидесятые.  В романе прослеживается жизнь трёх поколений финской семьи и людей с ней связанных — жизнелюбивого художника Пяйве Тролле, космполитичного сибарита, с еврейскими друзьями и русской любовницей, его сына Арви, истового финского националиста и угрюмого идеалиста, подверженной иррациональным порывам, но в целом обычной дочери Урсулы и её, воспитанных на европейской культуре, детей Анны и Эйно. Последний — горбун. Эта наследственная болезнь тянется из 12 века. Семья проживает в Выборге-Виипуре-Выборге, и каждое поколение мировоззренчески принадлежит своей эпохе.

Вся семья — потомки шведского крестоносца Фомы Горбатого и его финской языческой жены Медведицы. Их истории посвящена первая часть «Хроник Горбатого». Эта территория, где проживают предки финнов и карелов, находится на стыке православного и католического миров. Православный священник рекомендует Медведице взять имя Ириния, а шведский воин из дружины Фомы говорит, что ей подошло бы зваться Ингергерд. Но ей милей по-прежнему зваться Медведицей, делать непромокаемые и непробиваемые стрелами шерстяные плащи, лечить болезни глиной, тестом и заговорами — быть первобытным дитем природы.

Восемь столетий спустя из-за территорий снова выйдет спор великих держав, и снова перед каждым встанет вопрос культурной и национальной идентичности. Все основные герои повествования ощущают себя финнами, но в разной степени. Наиболее она проявляется у Арви: ради Суоми он готов сотнями и тысячами расстреливать русских, однако он ощущает себя и потомком шведских крестоносцев. Авторская ирония заключается в том, что неистовый борец за Суоми Арви доживает до глубокой старости, тогда как Эйно и его друг Иосиф погибают на войне, на которую идут добровольно. У Иосифа самая сложная и в то же время самая простая идентичность: он потомок испанского выкреста и немецкой дочери раввина, родился в Германии, благодаря Эйно и Анне попал в их семью и готов сражаться только за свою Прекрасную Даму — то есть Анну. Положение этой земли на стыке между двумя разными, зачастую враждебными друг другу мирами, выльется в недоумение Арви, почему карельский партизан видит в нем врага и перед смертью обругивает русским матом? Ведь он — офицер финской армии. Пусть она является союзницей вермахта, но говорят-то они с партизаном на одном языке и вообще они — одной крови.

Важно отметить: в свете украинских событий интерес к художественной литературе, и так не очень широкий, и вовсе свелся к статистической погрешности — когда говорят пушки, музы молчат. В Длинном списке «Нацбеста» представлены книги разной силы и актуальности, но только «Хроники Горбатого» попадают в самый нерв момента. В разговорах персонажей узнаешь многое из текущих дискуссий о Родине, ненужности / необходимости войны и тому, как относиться к молодому национализму — даже тогда, когда он перерастает в нацизм.

Нельзя сказать, что роман лишен слабостей и недостатков. Трудно понять, к чему, например, София Синицкая предуведомила: «Приведённые здесь события — игра воображения скучающего автора». Я, мол, от нечего делать написала, вы от нечего делать читайте. Мне здесь видится неуважение к потенциальным читателям.

Сложно представить, чтобы персонажи 12 века выражались на современный манер: «Константинополь — отстой!», «Пойдем, замочим его», «Нет времени базарить» и т.д. Даже если такова специальная авторская задумка (помнится, в 1980-е театральные режиссеры облачали Ромео и Джульету в джинсы, чтобы подчеркнуть вечную актуальность сюжета), подобные выражения просто режут глаз. Можно что угодно назвать литературным приемом, вопрос только: каково действие этого приема? Здесь этот прием, на мой взгляд, просто не работает.

Резюмирую: «Хроника Горбатого» — достаточно увлекательно написанный роман, с обаятельными героями и противоречивыми обстоятельствами. И лучше всего его читать прямо сейчас. Не откладывая.

Там, в опщем, всё нормуль, чуваки. Клёвый выстрадано-выдержанный хороший мистико-исторический текст. Не бестселлер — точно. Качественное добротное чтение . Интересней другое…

Это знаете, как в детстве, — намного веселей глядеть исподтишка на того, кто типа втихаря зырит в замочную скважину на что-то запрещённо-«криминальное», происходящее за дверью. — Чем собственно на то, что в комнате.

А именно: как же восприняли сей текст члены Большого жюри, э-э? Пробежимся по сусекам… Любопытно ж, нет?

Чисто в шутку. Без обид, ребята. Итак, коротко…

Елена Васильева. Девчачье

«Книга дарит несколько минут успокоения в этом сумасшедшем мире»… — Типа такая уи-и-и-и… сяду почитаю. Отдохну. Аха. Села-почитала. И чё?

Чё-чё. Сосчитала: «История Фомы Горбатого занимает, однако, всего одну часть книги из пяти и примерно 80 страниц из 280». — Информативно?

Окей… Сразу к выводу: дескать, лит-ра помогает анализировать действительность, «…возрождать в сердце надежду: войны проходят, а люди остаются». — Ну что, ваще достойный финал достойного резюме.

Конечно, все битвы должны неизбежно пройти. И надо, чтобы наступил мир. Обязательно наступил!

Пошли дальше…

Марина Кронидова. Девчачья тема опять

«…нет-нет, да чертовщинка подмигнёт со страниц, предупреждая отнестись ко всему с доброй иронией». — Гы-гы. Нет-нет, да моргнёт, аха. Как в «Вие». Тынц-тынц — подмигнула такая чертовщинка. Гоголевская.

Далее вообще уи-и-и-и: «Персонажи романа — все — своего рода бабочки во власти Рока. Все мечутся в безжалостном свете лампы Истории».

Ну, и вывод: «Всё рано или поздно успокоится, горбатых могила исправит». — Посыл к тому, что извечные баталии кончатся… ну, и тэ дэ.

Ольга Чумичева

Ещё одна деффчоночка в коротенькой юбчоночке подсела в общую песочницу: «…персонажи слишком нелепые и слишком героические, как положено героям эпоса или кукольного театра». — Блестяще. Сравнение с Карабасовским зрелищем вполне по-нашему, по-девчоночьи.

Такая типа гордая: «Не буду излагать сюжет и портить свежесть впечатлений тем, кто книгу ещё не читал». — Они же, нечитавшие, прямо в очередь стоят, как мы раньше за вином в СССР.

Спасибо, родная. Купившие «Хронику» счастливцы прямо тут же разбегаются в разные стороны. Со звериным воплем с кровью вырывая книгу друг у друга из лап. (Шучу, не забыли?)

Елена Одинокова

Мой любимый критик на конкурсе: «София околдовала читателей и жюри престижных премий. Чем? Нет, не студийными фото и не петухами, прирезанными на кладбище, а своим писательским мастерством». — Это она об авторе романа. Круто задвинула.

Оставим же автора с его мастерством. О коем изрёк вначале: вещь написана клёво. Ровно.

Ну, и «хватит пересказывать сюжет», — итожит Лихой Упырь (псевдоним Е. Одиноковой). — А кто вообще просит сюжет-то пересказывать? Что, в принципе, худшее из того, что можно найти в отзыве о рассматриваемом труде.

Будто услышав меня, мудрый Упырёк поправляется: «Не сомневаюсь, в недрах современного литпроцесса найдутся чумазые шахтеры (аааааааа!!! — рыдает авт.), которые упрекнут Софию в фальсификации истории и в антироссийской деятельности». — О как. В «антироссийской». «Чумазые». «Упрекнут».

Особенно зловеще «басманное» обвинение звучит в свете тотальных нынешних отключений всего и вся. Везде и отовсюду.

Вывод Е. Одиноковой: «…дурак обидится, а умный поймёт, что это интересная, весёлая и оригинальная книга». — Ну хоть так. Thanks.

*

МужЫки-то есть на конкурсе, нет? А, вот.

Михаил Хлебников. Выборг и его горбатыри

«…образец правильного русского постмодернизма». — Аха, хорошо. Точно.

«События скручены, провисаний нет». — По-мужЫцки согласен.

И вывод. Спокойный, линейный: «Роман Синицкой — вещь серьёзная, которая, уверен, привлечёт внимание жюри «Нацбеста» и читателей». — А кто бы и спорил, и сомневался?

Итог. По пунктам

Обожаю, когда картишки разложены рядком.

• Не надо спойлерить, ребята. (А этим критики погрешили изрядно.) Аналитика — так аналитика. Тупо же переписывать-перелицовывать сюжеты — чистое школярство. Н-да…
• Ну, или пишите как я. Коротко. Объёмно. По-дурацки просто. Доступно.
• Главная тема книги: «Войны — это душевная болезнь человечества, — говорит в какой-то момент сам автор-рассказчик. Пожалуй, в чём и есть глобальный вывод: — А наша страна — пешка в политической игре великих держав».

Вполне провидчески. Мощно. Современно.

«Хроника Горбатого» — роман о воителях и войнах, от крестовых походов до Второй мировой. Эта книга дарит несколько минут успокоения в этом сумасшедшем мире: банальный и предсказуемый вывод, но — история ходит по кругу, а люди все равно живы.

Как уже было у Софии Синицкой, город — на этот раз Выборг — здесь вполне себе герой. Похожим образом пространство работало в повести «Система полковника Смолова и майора Перова» о блокадном Ленинграде. Там герои — как и персонажи «Хроники Горбатого» — дорожили городом как величайшей ценностью. В случае с «Хрониками» — ценностью, с которой пришлось расстаться.

– В Выборге, в моем Виипури, тебя бы тоже ценили. Там любят все рыцарское. Недалеко от нашего дома возвышается Часовая башня. Мы как-то поднялись туда с отцом и дедушкой. Я полз, сжав зубы, но не пожалел – такая красота: лес, море, старые крыши. Я представлял себе, как рыцари скачут к замку – у нас ведь и замок есть. Скучаю по Виипури. Это главный город Финляндии.

– А как же Хельсинки?

– Хельсинки – не то, просто красивая столица. Виипури наше сердце, бьющееся с древних времен.

История «Хроник» начинается примерно в эпоху основания Выборга-Виипури. В двенадцатом веке тамплиер Фома Горбатый пришел на карельские земли с крестовым походом. Многие ненавидели Горбатого и мечтали убить, в том числе — Угги, сын мельничихи, который хотел отомстить Фоме за смерть матери. Но если бы все было так просто! Угги, по всей видимости, был Фоме сыном. Отцеубийственная кампания провалилась, Фома умер во время набега на город Сигтуну.

История Фомы Горбатого занимает, однако, всего одну часть книги из пяти и примерно 80 страниц из 280. После смерти Фомы действие переносится в начало XX века, к событиям Гражданской и Первой, а затем и Второй мировой войн. Горбатый тут уже другой: его зовут Эйно Канерва, он сын архитектора, родился и жил в Виипури. У Эйно есть сестра Анна и дядя Арви Тролле. И в первой (про Фому), и во второй (про Эйно) сюжетных линиях много интересных и ярких второстепенных персонажей, перечисление имен грозит только запутать при пересказе.

Но дядя Тролле особенный персонаж: он мечтает спасти свою Суоми от красных захватчиков. Для этого начинает сотрудничать с нацистами, объясняя это тем, что всего лишь хочет защитить страну от более страшной угрозы. А затем всю жизнь спорит с племянниками, которые считают, что в молодости тот слишком много зверствовал.

– Я уже сказал, прекратите обсуждать мою военную жизнь. Есть ситуации, когда надо наступить на горло своей гордыне, своему прекраснодушию и, принеся себя в жертву, согласиться на роль убийцы.

– Шиворот-навыворот.

– А что делать, когда надо выбирать – либо тысяча погибнет, либо все. Я должен был взять на себя ответственность и стать изувером, чтобы вы спокойно жили. Так вместо «спасибо» камни в меня кидаете.

– Да не кидаем. Просто интересно.

– Вы понятия не имеете, как мы в молодости выживали, через что проходили, чем жертвовали. Я боролся за ваше будущее. И сейчас за вас готов отдать свою жизнь и тысячу чужих.

Разговоры Арви и племянников рифмуются с беседами из первой части «Хроник Горбатого». Там речь шла о тамплиерах — но жестокость оставляет одинаковое впечатление и в Средние века, и в Новейшее время. И всегда жестокость стараются оправдать, в том числе лучшими побуждениями. Что, если жестокость несет спасение? А те, кто осуществляет насилие и жестокость, убеждают, что сознательно взяли грех на душу. Да и не всегда жестокие люди злы — тот же Арви, несмотря на дружбу с нацистами, обожал и возлюбленного Анны, еврея Йозефа. И несмотря на собственную ненависть к советским гражданам, спас одну из них.

Если бы смысл фразы «все не так однозначно» не был бы сейчас затерт, она бы подошла в качестве вывода по прочтении «Хроник Горбатого». Многие диалоги из книги хорошо рифмуются с происходящими сейчас событиями, но провести четкие параллели невозможно. И это, наверное, правильно: литература не может давать комментарии к действительности или четких ответов. Но литература помогает эту действительность анализировать. И возрождать в сердце надежду: войны проходят, а люди остаются.

«Хроника Горбатого» Софьи Синицкой, вслед за сборником эксцентричных повестей «Сияние Жеможаха», вошедшим в шорт-лист Нацбеста-2020, написана в том же игровом духе — история, переосмысленная сказкой. Или, наоборот: сказка, выросшая из недр истории.

Жанр этот — может быть, «сказка-история» — пока не назван, и потому подобные тексты критики чаще причисляют к постмодернизму, как будто это что-то объясняет. Но, в любом случае, упрощает и прощает любую — жанровую, историческую, сюжетную, идеологическую — несуразицу или странность текста.  Специалистам виднее.

Главы «Хроники» автор именует «Рунами», сам роман — скорее, сага.

Первые «Руны» — полные чудес и небылиц — об истории Карельского перешейка времен крестовых походов и борьбы за души чухонских поганцев между православными и рыцарями христовыми, в общем, бандитами разных вероисповеданий.

Эта часть вышла у Синицкой, как и все сказочное, блестяще. История — лишь изнанка, а само полотно текста как вышивка гладью — ярка, красочна и затейлива. Ритм завораживает, интонации  музыкальны — где мурлычит сытым котом у печки, где посвистывает  ведьминым  шепотком (с разной нечистью Синицкая всегда в ладах), где бряцает боевым железом, где завывает Бореем.

Затем следует неспешное поначалу повествование о семье художника Пяйве Тролле, с каждой страницей затягивающее в водоворот событий, разворачивающихся по канве реальной и мистической истории Выборга XХ века.

На первый взгляд, обилие милых сердцу автора деталей семейного  быта в антураже эпохи приземляет, примиряет, заставляет   довериться, почувствовать персонажей. Но, нет-нет, да чертовщинка подмигнет со страниц, предупреждая отнестись ко всему с доброй иронией.

Пролог «Тармо» — просто кино — «яркое, как с хрустом откушенный огурец» — это автор пишет про цвет пальтишка ребенка на руках матери, в ажитации мечущейся в толпе людей по  замерзшему Финскому заливу, под носом у прущей громадины ледокола «Тармо». Хорош этот огурец во льдах – образ, как взрыв визуальных ощущений, которые сродни вкусовым.

«Подслеповатый поэт Сурво подумал, что ледокол символизирует ход истории, безжалостную силу Времени, неукротимую власть Рока и назвать его следовало не “Тармо”, а “Фатум”. Дама же с букетом, или что там у нее в руках, — это бабочка, летящая к своей погибели»

Персонажи романа — все — своего рода бабочки во власти Рока. Все мечутся в безжалостном свете лампы Истории.

Синицкая, влюбившись в Выборг, а не влюбиться в этот город невозможно, всматривается в его прошлое, в его руины и раны давних времен, зияющие до сих пор тут и там. Кирпичные остовы храмов и дома, распотрошенные за столетие, как труп мародерами — как дом Говинга в самом сердце города. Дома – тоже живые герои Синицкой.

Она филигранно рисует невымышленную, сокровенную часть Виипури-Выборга, безвозвратно потерянную в чреве времени, воссоздает его заново как встарь, населяет героями, родившимися из прекрасной, болотистой и каменистой Карельской Земли. Их прошлое таится в языческом фольклоре этих мест, Синицкая легко перекраивает его по своей мерке, ведь творит она собственный миф о Выборге.

Стряпает, как повар-демиург, вдохновенно добавляя специй из сосуда Святого Грааля, приворотных заморских грюиссанских солей, не брезгует и порошком из зубов Николы Чудотворца, все будет замешено в волшебном горшочке.

Почему же книга названа «Хроника Горбатого». Мы сразу узнаем, что рыцарь Христов Фома горбат наследственно, спокон веку. Горб не мешает ему ни в дальних походах — ни крестить мечом, ни крушить неверных и развешивать их на елках в назидание, вот откуда, оказывается, пошла милая рождественская традиция елочных игрушек.

Угги, его неведомый сын, тоже поначалу свирепствует и партизанит в лесах, и тоже горбат. Но, встретив Прекрасную Даму Трин, дочь ткачихи — дважды крещеной язычницы Медведицы-Ингегерд, превращается в заботливого семьянина, в сочельник с детьми развешивая на елку уже не тела врагов, а доморощенные игрушки.

Женщины в романе — не только Прекрасные Дамы с выводком крепких детишек. Ингегегерд обладает даром ткать волшебную — непромокаемую и неуязвимую для оружия ткань. Мельничиха, мать Угги, держит салон и соляную лавку, уже в ХХ веке из девочки Анны растят художницу. И попутно генетически они передают наследственную горбатость. Но живые героини, в отличие от пленяющих мужчин идеалов — произведений искусства – играют, скорее, второстепенную роль.

В ХХ веке горбовое проклятие рода вовсю проявилось в семействе художника Пяйве Тролле — здоровяка, эпикурейца и доброго селадона. Его внука Эйно — чистого романтичного девственника — с детства терзают боли в  спине. Неладно и с сыном Пяйве — Арви, хоть он и прям станом. Он одержим с детства странной любовью, а с юности — даже похотью к нарисованной отцом девушке-Суоми — этюду к  символистскому полотну — аллегории Финляндии.

Рисунок возбудил не только эротические грезы юноши, но и необузданный патриотизм, с Первой Мировой он с рисунком-фетишем не расстается и ведет с ним (с ней) все более безумные беседы.

Арви поглощает ненависть к «рюсся», «лишь бы порадовать свою Суоми и спасти ее от русского дракона». «Он хотел выслужиться перед своей Суоми-матушкой-невестой, проливая кровь настоящих и воображаемых врагов. Он не знал другого способа любить»

Доказательства его любви – массовый расстрел русских в апреле 1918 года, войны — Финская и Вторая Мировая, он готов взорвать Выборг перед отступлением, свой дом, чтоб никому не досталось его родины. Безумец, он отрицает очевидное, что вожделенный идеал писан его отцом со своей русской любовницы-актриски Галины Босовой, с которой Арви даже знаком и которую едва не расстрелял.

Но не только Арви обманут старым сатиром-художником, на выставке работ Тролле в Германии Гитлер очарован его картиной — аллегорией Германии и Финляндии, фюрер в восторге от возвышенного арийского облика «Германии», умиляется образу «Финляндии». А модель-то Суоми  — та же русская актриса, а Германия писана с ее подруги — еврейки Розочки.

Глаз художника замечает в фигурах Гитлера и Геббельса «какую-то угловатость, сутулость».

Да это же главные горбуны истории!

Горб — своего рода символ, как крест — латинский, железный или распятие. Он как бы прорастает внутрь героев, и они несут его в себе или на себе — и чистый помыслами будущий фашистский снайпер Эйно, и пораженный внутренней хворью патриот-фашист Арви.

Автор, играя с символизмом, религиозностью, идеологией своих персонажей остроумно доносит мысль о подмене понятий, о том, как легко заменяем идеал или бог.

К слову, в начале романа Фома припадает к ножке (изрядного размера) деревянной статуи Пречистой Девы, переделанной деревенским мастером из идола света и плодородия Фрейра (не пропадать же хорошей вещи зазря).

А Грааль же окажется и вовсе черте кем. На поиски Грааля в Лангедок (ну, захотелось Синицкой хоть мысленно очутиться в любимых местах) отправятся «рыцари круглого стола» — юный Эйно, и его сестра Анна, и влюбленный в нее друг брата «тамплиер Йозеф», и вездесущий дядя Арви. Он-то и спасет из моря еврея-гитлерюгендовца Иозефа, «вытащит свой Грааль»: своеобразная метафора!

Война коснулось каждого Тролле. Перипетии дядюшки Арви, который уже вовсю дискутирует с кривоватым распятием в кирхе — мало ему споров с нарисованный Суоми – заканчиваются тем, что он нашпиговывает взрывчаткой собственный дом, в котором взорвется чекист Босов, и, наконец, переселяется в финский бедлам, изучать эвритмию и скучать на психоанализе.

Синицкая не была бы собою, если бы в романе не появился четвероногий герой. На этот раз — здоровенный хряк-осеменитель Пеккка, отогревший жирным телом замерзающего в окопах снайпера-горбуна Эйно. В горячечном бреду он мечтает внести Пекку в фамильный герб и представить к ордену.

Нельзя, «у него форма черепа не та и хвостик» — полемизирует с племянником дядя Арви, «нацист в худшем смысле этого слова»: припомнила злопыхателям Синицкая нападки на награжденного  блокадной медалью удава из «Жеможахи». Вепрем на гербе Пекка не стал, из него получился отличный студень.

Невесть откуда оказавшиеся в мясорубке войны Чудик (некрещеный сын Ингегерд) и Зюзьга (он, вообще, лишь материализованная мысль Чудика) – оба из средневековья — воюют за русских. Авторскому воображению нет границ, и иногда читателю нелегко уследить за трансформациями персонажей. Материализуется и однорукий поп Кулотка – тоже из далекого прошлого — в виде майора-чекиста Кулотина. В выборгских подвалах встречается «дух Микаэла Агриколы». Обычное переселение душ и никаких фокусов.

Этот прием уже апробирован в «Жеможахе». Мир перемешан войной, «душевной болезнью человечества». Времена и люди тасуются, как карты в умелых руках.

Несмотря на фирменные приемы, в «Хронике» структурные нервюры текста крепче, герои гораздо живее, хотя автор не отказал себе в мастерстве изобретательно прикончить некоторых из них. Но при этом финал не кажется беглой экскурсией по кладбищу.

Все рано или поздно успокоится, горбатых могила исправит. Миром правит любовь и волшебство. Поэтому даже отрицательные персонажи в конце концов заслуживают покоя или воинской смерти от пули в бою. Но тем мне милей совершенно реалистический конец и Арви, и романа.

В этой истории есть место действия. И это одна из осей, задающих пространство повествовательного мира. Страна, которая пахнет купавой и кувшинками, болотной травой и соснами. Страна древней магии, мир Калевалы и простых вещей, о которых и говорить не нужно, они просто есть, и это правильно.

И еще есть люди – самые обычные и другие, в которых что-то пошло не так. И это вторая ось координат. Вероятно, эту мучительную неприкаянность, одержимость, страсть к Идее приносит в безмятежную страну крестоносец Фома Горбатый. Может, она возникла бы и без него. Это уже не так важно. Мир сдвигается с места, обретает историю. Древнее, эпическое, природное начинает существовать во времени.

Частный эпос Софьи Синицкой о потомках Горбатого – людях со здоровой и больной спиной, знающих о родстве и даже не догадывающихся о нем – по большей части связан с городом Виипури/Выборгом. В книге много точных реалий места, улицы, конкретные дома, окрестности, вовлеченные в мир «цивилизованный» и остающиеся «дикими». Иногда герои выходят за рамки этого края (то едут в Прованс, края соли и розовых птиц, то переселяются в Ленинград, как отпрыски Чудика и загадочного Зюзьги), иногда притягивают кого-то иного (самый яркий пришелец – «потомок тамплиеров», мальчик-сирота, рыцарь Прекрасной Дамы), но их истинное место – в Карелии, на границе разных этнических и культурных миров.

Первая часть, посвященная тринадцатому веку, очень смешная. Да, там тоже воюют, убивают, совершают предательство, но все же основное настроение – потешное, как будто нам показывают театр марионеток – персонажи слишком нелепые и слишком героические, как положено героям эпоса или кукольного театра. Мать-Медведица, фанатичный крестоносец Фома, приземленный священник Кулотка, подлый чернец Говен, туповатый Олаф, юркий Чудик, отмороженный Угги, красавица Трин, – их трудно определять как полноценные «психологические образы», они олицетворяют природные и человеческие начала и не нуждаются в нюансах. Но именно они открывают для страны купав и кувшинок Историческое Время, начиная Хронику рода Горбатых.

Затем мы сразу перемещаемся в начало ХХ века, который и вмещает основное действие книги. И тут уже совсем не так смешно. Не буду излагать сюжет и портить свежесть впечатлений тем, кто книгу еще не читал. Там и фантасмагория встреч, и неизбежность, любовь и безумие, тёплый весёлый дом и холодная чопорность, смешение национальных, социальных, религиозных, культурных моделей, которое кажется самым естественным свойством мира (но так ведь и есть?! Разве мир может быть стерилен или разделен на палаты-боксы по категориям?). Выдуманные персонажи погружены автором в совершенно достоверную среду: они беседуют с Гитлером, дружат с реальными художниками, читают настоящие книги, цитируют поэзию трубадуров, поют известные песни. И хотя Синицкая с некоторым лукавством предваряет рассказ заверением, что всё это «игра воображения скучающего автора», нет там ни скуки, ни фальши, хотя много игры и много воображения. Да, род Горбатого и Медведицы существует в таком виде только на страницах этой книги, зато окружающий мир совершенно не вымышленный. Преддверие Зимней войны и сама эта страшная бойня, затем большая и уже мировая война предстают в кратких, но предельно точных и печальных сценах. Автору удается и в отчаянные моменты улыбаться – пополняется ряд героических животных в текстах Синицкой, вслед прежним выходит к читателю развеселый и удалой хряк Пекка, настоящий друг и драматический персонаж. Но чем дальше развивается действие, тем серьезнее становится эта история.

«Войны – это душевная болезнь человечества», говорит в какой-то момент автор-рассказчик. Пожалуй, это и есть главная тема книги.

От крестовых походов и «походиков» и почти хулиганского взятия Сигтуны до глобальной войны, все они начинаются и длятся во имя неких Идей, кажущихся очень важными и высокими, но в реальности представляющими из себя лишь слепоту, упёртость и болезненную одержимость очередного «горбатого» (не в физическом смысле, беда в искривлении души и ума, а не позвоночника).

У каждого из фанатиков в этой повести есть Образ. Прекрасная Богоматерь в Сигтуне у Фомы, Прекрасная Суоми на рисунке отца у Арви Тролле… Они уверены, что служат своей Прекрасной Даме, готовы положить за нее жизнь, но как-то больше кладут чужих жизней, ничего не значащих на фоне Идеи. Любопытно, что все эти фанатики слепы – один поклоняется образу Богоматери, вырезанному из фигуры языческого бога, и целует огромные ступни, оставленные резчиком без перемен. Другой, ненавидящий живых и воображаемых «рюсся» и восторгающийся Красавицей Суоми на рисунке, не замечает, что моделью художнику послужила русская актриса. В их искаженной перспективе врагами становятся малые дети и кладбищенский сторож-старик, для них нет ни покоя, ни спасения, ни милости, ни исхода. Не то, чтобы в них не было ничего человеческого. Вовсе нет – они любят родных и свою страну, они искренне страдают и хотят блага, но только их безумное, кривое, искалеченное «благо» выражается в ярости и уничтожении.

И постепенно их яд разрушает саму землю, которая видится им прекрасной и мирной, но зачем-то нуждающейся в «исправлении». Благословляют они ее или проклинают, всё едино, тление следует по пятам.

В повести много нежного и трогательного. Тут жалко всех – мышку-маму, спасающую своих малышей, маленькую собачку Великана, всех людей, абсолютно всех, даже совсем ужасных фанатиков. Может быть, не жалко только чернеца Говена, но потом видишь его далекое перевоплощение, политрука Говеных, и понимаешь, что и этих калек жалко. По разным причинам. А уж как жаль мимолетно появляющихся персонажей – несчастного Зяму Белика и его маму в Бердичеве, безымянную проститутку в финале, женщину в выборгском доме, обитающую в изуродованной бывшей бильярдной, старика-грека с его «клыками святого»… Это удивительно грустная, смешная, трогательная, мудрая и особенная история о здоровом волшебном мире, в который проникает зараза «всё исправить». А надо было всего лишь ловить рыбу, жарить сало на углях, читать книги, учить детей, доить коров, молоть соль, любить близких – живых и теплых, а не выдуманных. Просто жить каждый день и радоваться ему, каким бы он ни был.

София Синицкая — очень интересный, неординарный человек. Специфика ее творчества связана в первую очередь с миром, в котором она живет. Это мир волшебной сказки, кукольного театра, музыки, мифов, легенд, старинных ремесел, русской деревни, средневекового города. София околдовала читателей и жюри престижных премий. Чем? Нет, не студийными фото и не петухами, прирезанными на кладбище, а своим писательским мастерством. Ее стиль за эти два года стал легче, серьезнее, сильнее. Сюжет избавился от постмодернистских излишеств и потек аки река Нева, недлинная, но полноводная.

София утверждает, что эта книга была написана от скуки, но скучать вам вряд ли придется.

Герои «Хроник Горбатого» — жители Северо-Запада, то есть карелы (финны), шведы и русские, а также примкнувший к ним еврей-нацист Йозеф, который почти всерьез считает себя потомком испанских тамплиеров. Основная тема книги — любовь жителей Суоми к Родине и попытка примирения с теми, кто пытался насильно принести им благо — православие, католицизм, коммунизм, национал-социализм. В центре — история древнего рода, начало которому положили крестоносец Фома Горбатый и ткачиха-язычница Урсула. Мастерица делала необычные плащи — непромокаемые и, как считал Фома, непробиваемые. Поэтому Фома насильно увез ткачиху и ее маленькую дочь в Швецию, оторвал от корней и едва не довел этим до смерти, но вылечил при помощи пяти клыков Николая Чудотворца, которые отобрал у грека. Точнее, он забраковал и выкинул пятый клык, из которого потом выросло чудотворное дерево. Фома, как и всякий истинно верующий 12 века, молится Богородице, переделанной из статуи языческого бога, и насаждает христианство огнем и мечом. Вообще рубка голов для него дело обыденное, Горбатый отрубает голову даже своей бывшей возлюбленной, которая торгует солью с разными ароматическими, целебными и ядовитыми добавками. Правда, средневековая предпринимательница пыталась его отравить из ревности, это уже другой вопрос. Угги, сын убитой, отправляется на родину Урсулы принуждать местное население к христианству и случайно встречает ее сына Чудика. Между парнями находится много общего, например воображаемые братья-друзья, которые материализуются силой мысли. Мстители набирают многонациональную дружину и отправляются в Швецию, чтобы разорять и грабить, а также наказать Горбатого. Все кончается хорошо, и между шведами и карелами устанавливается дружба. Кстати, объясняется история новогодней елочки – когда-то трудолюбивые и религиозные шведы вешали на елках людей, собак и даже лошадей.

Далее действие разворачивается в 30-е годы ХХ века, участвуют в нем потомки героев первой части. (Унаследовали они не только боевой дух предков, но и заболевание позвоночника.) В Виипури живет художник Тролле, бонвиван, который пользуется деньгами предприимчивой жены и ездит к натурщице — русской актрисе, у которой есть дочь. Русская женщина в его творчестве становится образом Суоми, в который влюбляется его сын-националист Арви. А картина, где русская женщина изображена с подругой-еврейкой, заставляет прослезиться Гитлера: фюрер видит в них дружбу Суоми и Германии. Близится советско-финская война. Арви понимает, что Германия предала Суоми ради «красной бабы». Вместе с племянниками и их другом-евреем он пытается защитить родную Суоми, но, как мы знаем, Выборг вскоре отойдет к СССР. Дочь погибшей актрисы встретит своего отца, красного командира. Арви взорвет родной дом и сойдет с ума. Он еще вернется, но все будет уже по-другому.

«В лице доктора Кальма Арви нашёл понимающего собеседника и друга. Арви знал, что военному не стоит особо распространяться о встречах с Христом и женских голосах в голове, и в беседах старался вести себя осторожно, но Кальм с помощью хитрых наводящих вопросов вывел его на откровенный разговор. Когда Тролле спохватился, всё уже было сказано – и про мечту о Прекрасной Даме, и про хронический онанизм, и про садо-мазохистское наслаждение от разрушения “самого дорогого”. Арви признался в подспудных желаниях завоевать весь мир (он-то думал, что хочет только “всю Карелию”) и истребить тех, кто не ходит в “чистенькую церковку”».

Ну хватит пересказывать сюжет. Меня сильно удивило, что я не могу найти эту книгу в  магазине «Во весь голос». Казалось, она уже опубликована в «Лимбусе» и ее попросту раскупили.

Не сомневаюсь, в недрах современного литпроцесса найдутся чумазые шахтеры, которые упрекнут Софию в фальсификации истории и в антироссийской деятельности, но требовать достоверности и политкорректности от мифа или волшебной сказки — по меньшей мере нелепо. Вы спросите, кто такой тролле? Это сама София, которая нарочно навставляла словечки из «фени» в средневековый эпос и ведет повествование от лица нациста. Два года назад «новых критиков» и прочую русопятскую публику разозлил блокадный удав Машенька, герой обороны Ленинграда. На сей раз София припасла настоящую бомбу  — финского хряка, который доблестно спасает финского снайпера-горбуна, уничтожающего злых рюсся. Горбун Эйно даже собирается добавить вепря в фамильный герб и выхлопотать для хряка Пекки боевую награду.

Короче, дурак обидится, а умный поймет, что это интересная, веселая и оригинальная книга. Автор знает, о чем пишет, и при случае может соткать непромокаемый плащ или коврик, приготовить чудотворное снадобье, украсить елку человечками и наказать злого рюсся. Киитос, София.

Прочитал «Хроники Горбатого» Софии Синицкой. Сразу, без интриг. Перед нами образец правильного русского постмодернизма. Большинство когда-то отшумевших и забытых отечественных шедевров построены по унылой схеме: найди десять цитат из Бродского и три отсылки к Гарри Поттеру. Текст между Бродским и Роулинг заполняется чем угодно, его функция служебная, малоинтересная для автора и читателя. Роман Синицкой читать интересно.

Роман делится на две неравных части. Первая треть – «седая история» как бы Выборга. За пропадающие души местных язычников сражаются жилистые латиняне из Швеции и крепкие новгородские попы. Жилистые и крепкие, потому что сражаются в прямом смысле. Борьба идёт с переменным успехом. Первым успевает окрестить жаждущих просветления Наум Кулотка. Он заботливо предупреждает новообращённых о каверзах со стороны «латинской гниды Фомы Горбатого». Как серьёзный человек, Кутолка ведёт дневник: «Спасли двести душ в Нуолях, это Стрелково по-нашему… хороший у них брусничный соус и морошковый с мёдом исключительно, обязательно покупать плащи у Медведицы Иринии, выяснить, чем пропитывает, почему не промокает. Припугнуть Горбатого, чтобы не пакостил, пусть к убытку готовится, сука». Некоторое самодовольство погубило Кулотку. Фома убивает его, торопливо перекрещивает лесных людей. Теперь «папежника» Фому больше интересует волшебный непромокаемый плащ и его создательница – Медведица. Рождает серьёзный бизнес-проект о развёртывании массового производства нового продукта на территории Упсалы. С этой целью Медведицу и её дочь увозят из родных мест. Оставшийся сын – Чудик – готовится к мести.

События скручены, провисаний нет. Тут будут зубы святых, ревнивая мельничиха со склонностью к салонным  играм, яды и приворотные зелья, предательство и воздаяние. Подумав, и не убоявшись собственного дурновкусия, добавлю: будет ещё любовь и разлука. Понятно, что заданный подход требует определённой игры и ёрничества. Они есть в тексте, но не превращают роман в интеллектуальную песочницу. Есть какая-то убедительность в  череде несуразностей и анахронизмов. Во многом это удаётся благодаря авторской интонации. Писатель вроде бы и подмигивает читателю, но одновременно возникает ощущение хроникальной точности повествования. Лично мне почему-то вспомнились «исторические эпизоды» из «Голубой книги» Зощенко. Вот эпизод, связанный с упомянутой мельничихой и её закомплексованным сыном:

«Предприимчивая Мельничиха прекрасно вела торговлю, однако пробуксовала как мать… Мельничиха хотела быть Прекрасной Дамой, всех поражать красотой, и всяческими талантами. Она завела у себя салон, там принимала мужичков: интеллектуалов, романтиков и поэтов. Угги с горечью вспоминал, как маленьким дни напролёт бродил по улицам, пока мать со своим носом уточкой, поджатыми губами и поросячьми глазками изображала «прекраснейшую в земной юдоли». Она его не любила, он ей мешал высказываться с важной рожей о готском алфавите, руническом письме и политике покойного короля Эрика».

Следующие две трети романа переносят нас в двадцатый век. Потомки Горбатого Фомы благополучно дожили до этого неблагополучного времени. У нас есть финский патриот Арви, влюблённый в Суоми. Это конкретная такая Суоми, нарисованная его отцом – известным художником. Арви ненавидит русских, отстаивает необходимость немецко-финского союза, но моделью для отца служит русская любовница любвеобильного художника. Есть сильно горбатый, но стойкий духом Эйно. Друг его – Йозеф. Он еврей, но состоит в гитлерюгенде. Впрочем, вскоре платонический нацизм переходит в очень даже плотскую любовь к Анне – сестре Эйно. Всей дружной компанией они отправляются на поиски Грааля. Роман очень густо населён, Синицкой удаётся несколькими штрихами показать характеры. Даже некоторая гиперболизация не мешает героям обладать своим лицом.

В этой части романа чудес и волшебства практически нет. Исторически она выстроена корректно, писатель в сносках даже указывает научные источники. Несмотря на это, присутствует стойкое ощущение мистики происходящего. Настоящей мистики. Без Кастанеды. История прокатилась несколько раз по городу и его обитателям. Выборг после купели гражданской войны вынырнул Выипури. «Зимняя война» снова сделал его Выборгом. Спустя два года название Выипури вернулось, чтобы через три года город окончательно стал Выборгом. Во всех этих переименованиях активное участие приняли потомки Горбатого Фомы и те, чьи судьбы переплелись с путями героев. Эти страницы читать нелегко, так как написаны как бы с той стороны.

Из минусов отмечу финал романа. Он показался мне несколько стёртым и шаблонным. Но в любом случае роман Синицкой – вещь серьёзная, которая, уверен, привлечёт внимание жюри «Нацбеста» и читателей.