«Петербург населён не только людьми, но и традициями, в числе которых «полуденный выстрел» — одна из самых примечательных», – пишет Лев Наумов, в дебютном романе «Пловец снов» воссоздавая очередной авторский облик города, служившего источником вдохновения и универсальной моделью для великого множества талантов. И это неудивительно, если принять во внимание особую магию Петербурга.

«Мистика, магия, эзотерика — люди часто смешивают и путают эти понятия, хотя на деле между ними мало общего», — сокрушается автор. Признаюсь, я тоже их путаю. Впрочем, вряд ли в данный момент это так важно. Важнее то, что мистический, метафизический Петербург давно облюбован писателями, так что даже мы, его горожане (что уж говорить о приезжающих впервые) – зачастую видим его глазами Пушкина, Лермонтова, Достоевского или Гоголя. А теперь на литературной карте появился и Петербург Льва Наумова.

В процессе чтения нет-нет да возникала ассоциация с «Петербургом» Андрея Белого – не знаю, почему. У Андрея Белого Петербург изображен геометрически («квадраты, параллелепипеды, кубы»): «Мокрый, скользкий проспект: там дома сливались кубами в планомерный, пятиэтажный ряд; этот ряд отличался от линии жизненной лишь в одном отношении: не было у этого ряда ни конца, ни начала; здесь средина жизненных странствий носителя бриллиантовых знаков оказалась для скольких сановников окончанием жизненного пути».

У Наумова во главе угла – не форма. Каждый штрих города – каменная кладка, мост, угол, дом, сквер – существует не сам по себе, а лишь в культурном контексте. По-иному, и это чувствуется, автор не может ни мыслить, ни видеть, ни писать. 

«Литейный мост — один из самых таинственных в городе. И дело вовсе не в легенде про камень Атакан, привезённый с древнего капища, который якобы покоится под ним».

Георгий, главный герой романа «Пловец снов» – известный писатель, автор детективного жанра.

«Что такое быть писателем? – задает автор безадресный вопрос. – В XIX веке это значило принадлежать к некой особой касте, обладать прекрасным образованием и передовой способностью суждений. Спустя два столетия ситуация изменилась кардинально».

Да, констатирует Наумов, сегодня – не преклонение, а в лучшем случае сочувствие; собеседник разве что не покрутит пальцем у виска (если хорошо воспитан). Однако герой его – писатель, нашедший свою нишу жанровой литературы. Вот лучший друг Георгия, Борис с «говорящей» фамилией Живаго – тоже писатель, но иного склада: он «скорее бы голодал, чем стал писать бульварные детективы», то есть полная противоположность героя. Георгий же настолько «профессионально деформировался», что с большим трудом различает живых и вымышленных людей. Даже в уличной аварии с последующими криминальными разборками между водителями машин ему мерещатся софокловские сюжеты. Писатель, живущий в своем собственном, вымышленном мире, органично вписан в ландшафт метафизического Петербурга.

В последнее время приходилось читать книги, например, о психиатрах, не очень похожих на психиатров, или о «ненастоящих» полицейских. Георгий у Льва Наумова – настоящий писатель. Он, как положено творческой личности, страдает обсессивно-компульсивным расстройством:

«…если нужно было что-то обойти — люк, столб или автомобиль — он старался заходить справа, делая это против часовой стрелки. Если нужно было на что-то наступить — на полоску зебры, дорожную плитку или поребрик — он, если возможно, опускал ногу на правый верхний угол». Пусть на меня обидится хоть всё писательское сообщество, но я ещё не встречала ни одного писателя без каких-либо проявлений невроза. К слову, и «правостороннее обхождение люков», и писательство настигают героя после переезда в Петербург: атмосфера способствует.

Взаимоотношения Георгия с редактором Людмилой Макаровой – Люмой (эдакий архетип редактора), описаны драматично и правдоподобно. Я не очень хорошо представляю себе акул-редакторов – Бог миловал. Но Наумову верю. Важно не что написано, а как, чтобы читатель поверил.

Георгий – человек культурный, поэтому даже при осмотре места убийства в квартире, в которую его пригласили понятым, его поражает не столько жестокость и бессмысленность самого убийства, не столько то, что в числе убитых – молодая женщина. «Но более всего Георгия поразило другое: ни в одной из трёх комнат он не нашёл книг. Впрочем, на диване в гостиной лежал ≪Лёгкий способ бросить курить≫ Аллена Карра. Кто-то его ещё читает? Разве это книга? Безусловно, нет! Даже по меркам сочинений самого Горенова». (Я бросила курить 16 лет назад, прочитав «Легкий способ бросить курить»; это не книга – это пособие). «Значит, литература опять не помогла, не выручила, не справилась, вновь осталась в большом долгу», – резюмирует герой.

Мне в «Пловце снов» больше всего понравились язык и многомерность. Повествование разворачивается линейно, однако картинка кажется объемной. Читатели погружаются в мрачноватую атмосферу Петербурга и узнают, помимо перипетий жизни писателя Георгия, много интересного. Например, историю знаменитой традиции – ежедневного полуденного выстрела из пушки в Петропавловской крепости, со всеми сопутствующими этому ритуалу трагедиями (даже о технических свойствах гаубиц неподкованный ранее читатель отныне осведомлен). О происхождении названий исторических улиц и каналов автор рассказывает с увлеченностью профессионального экскурсовода.

Зловещая история Петербурга становится нашей личной историей, если мы изо дня в день ходим по городу и дышим его воздухом (и не факт, что не наступаем на кости). «Каждый барельеф, каждая скульптура — особенно кариатиды — лишь прибавляли тревоги и сомнений своей каменной гармонией, переживающей людей и пережёвывающей время». Контекст «Пловца снов» порой мощнее, увлекательнее, чем сюжетное действие. Читать книгу интересно, и 400 с лишним страниц ничуть не тяготят.

На мой взгляд, Лев Наумов – состоявшийся писатель «большой литературы», полноправный претендент на звание автора национального бестселлера. Возможно, кто-то сочтет, что роману до бестселлера не хватает динамики, какого-то «нерва», интриги, неожиданности, а кто-то найдет его слишком объемистым. Ну, а я люблю книги с неспешно разворачивающимся, слегка затянутым действием, и порой пересматриваю фильмы, которые мои домочадцы не высиживают даже до середины. Поэтому и с «Пловцом снов» у меня всё срослось.     

Даниил Заточник получал гонорары? Сигизмунд Кржижановский получал? Граф Лотреамон получал? Кафка работал в конторе, и Кавафис ходил на службу. Не хочешь служить — воруй, как Жан Жене. Иди на панель, как Дэвид Войнарович. Возможностей полно. Я не выношу эти разговоры — про авторское право, тиражи, распространение, гонорары, премии, бестселлеры, идиотские списки вроде «49 лучших книг за 49 лет». Это все не имеет отношения к литературе, вообще ни к чему отношения не имеет. Эту чушь просто надо игнорировать.

Дмитрий Волчек

Эта рецензия будет очень короткая и недобрая. Писания о писаках достигли критической массы, и взрыв был неизбежен. На смену предыдущей писанине, в которой писатель Фетисов писал про писателя Македонова, который писал про писателя Ветова, пришла еще одна писанина, где писатель Наумов пишет про писателя Горенова все в том же магическом и мифическом городе Петербурге.

Кстати, герой не местный, в Питер он приехал из Таганрога, но очень любит поболтать про Петра творенье. Он не стал моряком, но стал успешным писателем детективного жанра (чего??). Его фамилия то Горенов, то Горянов, то Горюнов (Наумов посчитал это годным стилистическим приемом или сэкономил на корректоре? Ладно, проехали.) Его бывшая жена – тут и к гадалке не ходи — скучная бытовая баба по имени Надя, которую интересует только хозяйство; барахло у ней аж вываливается из шкафчиков. Но наш орел еще ого-го, считает себя обаятельным и нравится современным девушкам, например некой Вике. У него есть взрослая дочь Лена. А также преданная издательница Людмила Марковна (нет, не Гурченко). Которая без ума от его обаяния, величия и писанины. Он размышляет о точке, о слове, о литературе, о своем высоком предназначении, о популярности. Он изучает биографии маньяков. Он что-то настолько важное бубнит, что поклонницы за ним даже записывают. Ни дать ни взять Лев Толстой. На заднем плане разыгрывается какая-то остросюжетная история (я не вникал). А Горюнов все ходит по городу, размышляет о культурке, делает важное лицо. И так 400 страниц с гаком. Не спрашивайте, почему люди перестали читать. У нас есть один популярный писатель, который пишет остросюжетные романы, но его фамилия не Горюнов, а Рябов. Кирилл Рябов.

Товарищи, хватит. Про свое высокое предназначение, муки творчества, алчных издателей и неблагодарную публику можно рассказать друг другу на форуме молписов, на даче в Комарово, на хуторе у Прилепина или на какой-нибудь писательской базе отдыха под вековым дубом или сосной с плесневелым стволом. Можете хоть до смерти заговорить друг друга, держа в одной руке шампур или корнишон, а в другой — стопку «Путинки» или как она там называется (не употребляю). О магии Петербурга читателям вкратце расскажет девушка-гид на экскурсии по рекам и каналам. Это намного полезнее для глаз, чем чтение пухлой пафосной книги с претензией на глубокие мысли. Я бы ее сжег во славу Гитлера, но нужно вернуть шедевр в магазин. А таганрогского душнилу Горюнова — утопить в Фонтанке, желательно по частям. Он ведь любит всякие истории про маньяков.

З. Ы. Про писателей никогда не бывает скучно читать. Если это настоящие писатели, а не дохлая треска.  В этом сезоне Бренер очень здорово написал про Уильяма Берроуза. Он и сам талантливый человек, этот Бренер, и его бешеная энергия ощущается в каждой фразе, его мысль мчится по времени-пространству книги как пыльный гоночный автомобиль по пустынной трассе где-нибудь в Неваде. А «пловец снов» плавает слишком мелко, да к тому же кверху брюхом.

Постановление

о тотальном одобрении

г. Москва                                                      01.03.2022 

Я, литследователь Петров, рассмотрев материалы романа Льва Наумова «Пловец снов»,              

                                           Установил:

Роман обладает двумя, казалось бы, взаимоисключающими свойствами. С одной стороны его нельзя прочесть быстро. С другой – от чтения сложно оторваться. Как так у Льва Наумова получается?  Один из авторских козырей – грамотное сочетание жанров и умелое владение темпоритмом. Наумов не дает приятному расслаблению обрушиться в сон. В нужный момент автор забрасывает удочку, и наше внимание на его крючке.

Главного героя зовут Георгий Горенов. Морской капитан в прошлом, он становится популярным писателем-детективщиком. В романе много интересного из писательской кухни. Эти куски подстегивают интерес читателя «заглянуть в замочную скважину», писателя заставляют лишний раз задуматься о сущности литературного бытия.

 Вот, к примеру, забавная инструкция о поведении автора на презентации своих книг: «Сначала нужно сообщить публике, что автор не намерен говорить ничего о содержании своего сочинения, после этого следует начать пересказывать свой сюжет. Важно это делать путанно…»

Насмешливы, если не циничны по отношению к современному литпроцессу, мысли героя о причинах упорного продвижения на рынок книг, чьи художественные достоинства таковыми не являются. Да, дает понять нам Горенов, талант и продуктивность, имеют значение, но это – не главное. Все гораздо примитивнее. Издательница Люма буквально млеет, когда видит перед собой «топового» автора: «… литературное ли дарование стало тому причиной или округлые ягодицы пловца, а также прошлое морского волка … У него ведь и китель с кортиком, наверное, есть».

Поведение Горенова полностью соответствует фамилии, причем соответствие снова двойственное. Он горюет и горит новой идеей. Он пишет о том, чего не знает (детективщик не может отличить понятого от свидетеля, не понимает в чем принципиальная разница между следователем и оперативником и т.д.), но не в этом главная писательская беда. Как человек творческий и думающий, он понимает, что детектив (в т.ч. благодаря таким, как он) превратился в нечто второсортное, нет уже ни Кристи, ни Эдгара Аллана По, есть дилетант Горенов. Он пытается вырваться из социально-бытовых сетей, он пишет самое лучшее свое произведение, не детектив, но … эксперименты издателю не нужны. Люме необходим тот самый Горенов – проверенный и предсказуемый. И даже перспектива лечь с ним в постель не может сокрушить годами выработанной издательской стратегии.

Рефлексией на тему «издадут новую книгу – не издадут» роман, разумеется, не ограничивается. Это всего лишь – малая часть его. Раздумья Горенова выводят нас за границы робких читательских фантазий, внутренний мир героя превращается в поле битвы с демонами литературы, литература превращается в жизнь, жизнь – в литературу. То там, то сям возникают тени поданных Ее Величества Литературы: Гоголя, Достоевского и др., ведь это – Питер, там нельзя иначе. И такой роман мог быть написан только там.

Принимая во внимание вышеизложенное и учитывая тотальный дефицит хороших книг, издающихся сегодня, я   

                                          Постановил:

       1.Роман Л. Наумова «Пловец снов» претендует на получение премии законно и обоснованно.

2. Хорошая книга, умная. Увлекательный литературный путеводитель по Санкт-Петербургу.

Литследователь                                                    С. Петров

Повествование течет медленно, словно широкая река, приближающаяся к морю, но так и не достигающая его. Повествование сновидческое, заполненное бормотанием разных случайных людей, но по большей части монологами главного героя – бывшего моряка, а ныне писателя Георгия, с которым автор как-то не определился (может, специально путает? Но зачем?) – он Горенов, Горянов или прямо совсем Горюнов.

Пишет Георгий детективы, и вполне успешно, что-то неловко рассказывает неинтересное на встречах с читателями, хотя мысли его гораздо увлекательнее и насыщеннее, чем прямая речь. Он размышляет о снах, литературе, море, снах, истории Петербурга – в тонких деталях, ассоциируя воспоминания о прочитанном с конкретными местами. И эти потоки сознания, пожалуй, лучшее, что есть в книге.

Сюжета как такового нет – ну, вот пишет, думает, говорит, тоскует с женой, любит дочь, боится умереть и не закончить книгу (тут в конце мелькает образ-намек на всемирно известный роман и смерть героя в переполненном автобусе, от того что воздуха нет – и сердце не справляется, но лишь намек – ничего особенно трагического). И никакой особенной Книги Георгий Горенов (-янов, -юнов) не пишет. Так что чего уж так сильно переживать, что еще один детектив не завершит? Не такая драматическая потеря, если книги его вполне заурядны, на что нам последовательно указывают автор и рассказчик-персонаж.

О чем же книга? Сквозь какие сны плывет бывший моряк из Таганрога, осевший в Петербурге и погрузившийся в мифология Северной Венеции? О том, как увлекательно и невыносимо жить? О том, как важны детали повседневного, частного существования? О хрупкости бытия? О подробностях города и впечатлениях человека – малых и незначительных, но составляющих самую суть нашей жизни? О том, как трудно соткать реальность, постоянно зависая в плотных темных водах снов? О том, что «жизнь есть сон», а сны полны жизни?

Трудно сказать. Но читать увлекательно – если не воображать себя, читателя, этаким строгим судией или школьной учительницей Марь-Иванной, которая требует писать по схеме из методички. Просто читать, следить за течением текста, воображать город, который воображает всех нас и тех, кто был до нас, и тех, кто будет.

Не спеша читать – на открытой веранде, у прохладной, черной воды, медленно уносящейся вдаль. Мал персонаж со своими детективами и своими переживаниями. Мал читатель, благосклонный или раздраженный. Все мы малы и слабы в потоке жизни. И нет сюжетного финала ни у книги, ни у мира (есть точка, о чем автор нам в итоге и напоминает).

В общем, счастливого плавания!

Тот редкий случай, когда название полностью соответствует атмосфере и содержанию книги. Скажу больше: если бы автор ограничился одним названием, не разводя из пакетика сухого постмодернистского порошка целый роман на четыреста с лишним страниц, читатель бы ничего не потерял, а писатель сэкономил время жизни для каких нибудь занятий, имеющих практический смысл.

Но, разумеется, писатель не может не писать, даже когда сам признает, что занятие это сродни онанизму: имитация бурной эмоциональной жизни, где сексуальным объектом является мечта о всемирной славе и богатстве. Герой книги, разумеется, писатель по имени Герогий Горенов. Занят он преимущественно тем, что размышляет о писательстве и месте писателя в обществе, с прискорбием отмечая падение былого авторитета.

«Что такое быть писателем? В XIX веке это значило принадлежать к некой особой касте, обладать прекрасным образованием и передовой способностью суждений. Спустя два столетия ситуация изменилась кардинально. Словесность более не играла в обществе той роли. В глазах людей, далёких от литературы, новость о том, что перед ними стоит сочинитель, вызывала спектр эмоций в ассортименте от недоумения до сочувствия. Сочувствие преобладало». 

Для заработка Горенов строчит детективы, а для души и тщеславия пишет некую «книгу G», о которой не может ни говорить, ни думать без сладострастного содрогания.

«…автор пока предпочитал именовать свой труд условно — «книгой G». Звучит в духе архаичных богословских традиций. Интуитивно ясно, что здесь ему нужна была буква из какого-то другого алфавита, не из кириллицы. Но почему именно G? Связано ли это со словами «god», «gloria», «grazie»? Остаётся лишь гадать. Хотя для Георгия скорее значение имело начертание: литера напоминала гиппократову чашу… или смертоносный хвост скорпиона».

У Горенова есть друг писатель, который не продался Мамоне и даже не пытается заработать на жизнь, а целиком посвятил себя писательскому делу, и этот феномен служит поводом для пространных размышлений героя о своем призвании, судьбе, фатальном выборе и прочих высоких материях. Разумеется, немалая доля повествования посвящена отношениям героя с женщинами — бывшей женой, дочерью, молодой любовницей и прочими представительницами прекрасного пола, которым Горенов предоставляет почетное право выслушивать пространные банальности и восторгаться извивами сложной творческой натуры героя.

Да, предсказуемо около трети романа посвящено воспоминаниям героя о детстве в Таганроге и всем постмодернистским аллюзиям, которые можно вокруг этого Таганрога наплести. 

Увы — ни одной сколько-нибудь оригинальной мысли, сюжетного поворота, душевного порыва «Пловец снов» не предлагает читателю. Даже убийства, совершаемые героем (начал со старушки — отсылка к Достоевскому) — лишь повод к новым умствованиям и писательским рефлексиям, которые под конец по моему надоели и самому автору. «Пловец снов» вяло движется по течению в некоем умозрительном словесном потоке, усыпляя и замораживая, не вызывая сочувствия ни к героям, ни к их скучнейшим проблемам. Особенно конечно такая книга вызывает недоумение сегодня, когда мир ломается стремительно и хрустко, погребая под обломками целые культурные пласты.

Заканчивается все тоже ничем. Горенов (или Горюнов? сбивают с толку то ли опечатки, то ли постмодернистский прием) разбирает собственные преступления, которые то ли были, то ли не были, и приходит к необходимости поставить точку в своей книге — и, видимо, жизни.

Ну и, понятно, писатель пишет для вечности, не рассчитывая на благодарность невежественных потомков.

«Эта мысль уже приходила к нему: в данный момент никто не согласится увидеть в деятельности Георгия подвиг, не согласится признать его главным автором своего времени. Все станут кричать: «Убийца!» Но потом обязательно родятся новые люди, способные поверить во что угодно. Так всегда происходит».

На это хочется сказать: Дорогой коллега! Может, стоит перестать рассчитывать на вечность? Она то ли будет, то ли нет. А что, если замахнуться и написать не величайший в мире роман, объясняющий все тайны бытия, а просто интересную, живую книгу про живых людей для живого читателя? Понимаю, эти низменные речи лишь оскорбят ваш утонченный слух, но что если попробовать? Вот было бы хорошо!