Картинки с выставки
Лера Манович пишет хорошо. Особенно когда не про любовь. Вот про собаку, про маленькую девочку, про немца – прям очень хорошо!
«Голубой дог». «Лет с тринадцати девочки живут в ожидании любви. Я жила в ожидании собаки».
Знакомое ощущение. И ожидание собаки, и счастье обретения щенка.
Но затем приходят девяностые. У мамы с папой разлаживаются отношения. А девочка винит во всем почему-то собаку. Которую они к тому же (еще до голода девяностых) кормили плохо, и собака выросла худая и некрасивая. И вот девочка решает избавиться от некрасивой собаки, думая, что таким образом спасает семью. Логика немного странная, но отчаяние девяностых передано хорошо. Вот это вот расчеловечивание.
Девочка потихоньку уходит от собаки, когда та с жадностью ест что-то на помойке. Но собака находит дорогу домой. А вот папа, наоборот, дорогу домой забывает. Он уходит в другую семью, к двоюродной сестре мамы. Финал рассказа сделан великолепно:
«…мама сказала:
— Забери собаку. Мы ее не прокормим.
— Куда я ее дену? — сказал отец. — Там двое детей. Меня с собакой не примут.
— Если любят, примут, — сказала мама.
— Ты же знаешь ее характер…
Мы смотрели с балкона, как они уходили. Тощий как скелет Рэдик доверчиво трусил рядом с отцом.
Дойдя до угла дома, отец остановился и поднял голову, ища глазами наш балкон. Рэдик тоже остановился и поднял голову.
Эта картина навсегда впечаталась в мою память: голый осенний палисадник, ссутулившийся отец в плаще и серая худая собака с большой головой.
Рэдика я больше никогда не видела».
В нескольких фразах обо всем: и о том, что отца, значит, в той семье не любят, зря уходил; и собаку, значит, он предал, зря забирал. Все здесь предатели, и никто никого не любит.
Об этом же – но в масштабе преемственности поколений – в рассказе «Собачка».
Обычный для сюжетов Леры Манович любовный треугольник: мама, папа и мамин любовник. Но фокус внимания – на маленькой дочке. Милая, добрая, она все пытается наладить контакт с мамой. Но маме не до того.
Услышав, как мама говорит любовнику, что не будет его ждать, как собачка, девочка рисует собачку, чтобы порадовать маму.
— Это собачка, — говорит Полина, показывая на желтое пятно, и смеется.
Мама не смеется. Ее лицо делается злым.
— Ты что, подслушиваешь, что я говорю? — спрашивает она Полину.
— Да, — честно говорит Полина. — Я подслушиваю тебя.
И Полина тянет к маме полные ручки, потому что сказала нежное. «Подслушиваю тебя» — это как «люблю тебя», только нежнее, потому что c шш. Но мама отводит от себя Полинины ручки и, c отвращением глядя на рисунок, говорит:
— Господи, как вы все мне надоели!
Дальше еще несколько таких сцен, и вот к вечеру мама ушла к любовнику, папа еще не пришел с работы, а девочка сидит дома одна и опять рисует:
— Как же вы мне надоели, госди. Как же вы мне надоели, — бормочет Полина, шевеля красными от карандашного графита губами, и мажет, мажет всех красной карандашной кровью.
Вдруг, сама того не контролируя, она становится уже не милой… Но родителей рядом нет. Им это неинтересно.
Мама, которой неинтересна дочь, но интересен любовник, – главная тема сборника:
«Каждый вечер он изводил холст, чтоб написать очередную невменяемую херню. Иногда мамаша покупала ему холсты! Потом он и она подолгу обсуждали, что они там, в этом говне видят. Наверное, мать пыталась с ним исправить ошибки, допущенные c папашей. Типа интересоваться духовной жизнью своего мужика. Если бы мать заглянула в мои оценки, она бы увидела намного больше интересного».
И в «Немце» мама пытается кокетничать с мальчиком из Германии, приехавшим по обмену в Россию. Но в рассказе этом удивительно хороша узнаваемая обстановка тех времен. И доброта.
Там, где есть доброта, рассказы Леры Манович удаются.
Но в целом доброты мало. И писать, такое ощущение, Лере Манович не о чем, кроме как «о любви». Но о любви не получается, потому что любви-то как раз и нет. Перепихи есть. Много. Кажется, этим занимаются все со всеми. А любви нет.
Раз за разом, рассказ за рассказом – о муках и одиночестве людей в «треугольниках» и невозможности выйти на свободу: «А почему все окна закрыты? Дышать же нечем! Господи, открой нам окна! Срочно открой нам окна».
Мама была невнимательна к дочери, ей не нравилось, что та неуклюжая и нелепая. Зато у нее был любовник. Дочь по недосмотру утонула на курорте. Пятнадцать лет спустя мать приезжает на тот самый курорт. Вся до сих пор как будто неживая. И вспоминает. И трахается вечером с молодым барменом. И плачет у него на груди. «Если бы он переключился на обычный постельный треп, я бы выставила его за дверь голым. Но он курил и хмурился. И тогда я заплакала у него на груди».
Картинки с выставки.
Общая картинка ко всей книжке, наверное, будет такой:
«Анна стояла на парковке c резиновым членом в руке и ловила ртом снежинки» – изящно, но как-то глупо.