Кирилл Рябов. «777»
«Любишь абсурд?» спрашивает полицейских молодого человека Николая в пьесе Дмитрия Данилова «Человек из Подольска». Сначала Николай отнекивается, но полицейский убеждает того, что абсурд он любит. «Люблю абсурд!» скандирует Николай.
А меня и запугивать не надо, я и так люблю абсурд. Проза Кирилла Рябова — это абсурд в повседневности. В его книгах нет выдуманных существ: все фантастические твари — обычные люди. Но живётся им непросто и странно.
Приключения героя «777» — обычного для произведений Рябова неустроенного и потонувшего в беспросветных буднях мужчины в самом расцвете лет — начинаются с того, что банкомат ошибочно выдал ему большую сумму денег. А дальше — лихой и щедрый на повороты сюжет, но в отличие от «Пса» и «Никто не вернётся», здесь автор дал герою шанс спастись.
Я выдвигаю книгу Кирилла Рябова, потому что мне близка его стремительная и лаконичная проза. Его произведения невелики по объёму, но даже на самом минимуме страниц Кирилл умудряешься закрутить такое, что…
Анастасия Смурова – издатель, Москва.
Кирилл Рябов «777»
Великий Октябрь помимо всего прочего открыл путь в литературу людям, которым при царе-мученике по многим причинам он был заказан. Таким образом, несмотря на приход к власти сомнительных с точки зрения гуманизма существ, мы получили в качестве культурной компенсации ОБЭРИУ, Платонова, Зощенко, Ильфа и Петрова, Бабеля и др. Позднее, при самом застойном брежнево-сусловском управлении всегда оставались труженики пера, за которых как минимум не было стыдно перед Буниным и Набоковым. Советская литература посильно развивала традиции литературы русской. Список достойных мастеров изрядный — Шукшин, Стругацкие, Шефнер, Астафьев, Драгунский, Носов… А вот к двадцать первому веку связь почти прервалась. Власть обезьян окончательно сформировала особую обезьянью культуру – кино и литературу, в первую очередь.
Даниил Хармс как-то обмолвился в письме из ссылки, куда его спровадили вместе с Введенским: «удивительно подло и пошло живут люди в Курске». Так они испокон веков жили в российской провинции. Что не мешало писателям ставить вопросы различной степени духовности, описывая убогое существование «маленьких людей». Что делать? Кто виноват? Тварь ли я дрожащая? В советской школе учащиеся массы «проходили» Соню Мармеладову, Акакия Акакиевича и монолог Сатина: «Человек! Это звучит гордо!». Герои рассказов Шукшина хоть и жили в той же неизбывной подлости и пошлости, но почему-то искали Бога, разрисовывали детские коляски, совались в микроскоп, писали идиотские трактаты о «гасударстве»… Их смутно не устраивало скотское существование. Исключение составляли лишь жёны и тёщи.
Высшую степень беспросветности, никчемности и бездуховности в современном романе, на мой взгляд, продемонстрировал Роман Сенчин в «Елтышевых». Гиперреализм на грани гротеска, что придает произведению величие. Плохо все. Герои — уроды. Не люди, а скоты. В конце все сдохли. Тема была исчерпана. Но автор будто открыл какую-то сомнительную жилу – и пошли плодиться опусы, в которых просто детально описывается серая жизнь среднестатистического провинциального обезьяноида – как он ходит на тупую работу или теряет ее, жрет, пьет, с кем спит, какого размера у него елдак, а окружают его такие же полулюди, менты, охранники и прочий сброд. Какого-то скрытого смысла в этих повестях и романах нет. Пишутся они, как правило, незамысловатым доступным языком. Жанр полюбился инженерам человеческих душ. Самоиронии назвать результат, скажем, «Макулатура» ни у кого не хватило. Движущей силой, есть подозрение, зачастую стали гонорарчики и премийки. Или тайная надежда на экранизацию, то есть втюхать результат задорого вороватым киношникам.
Герои большинства произведений Кирилла Рябова – из числа людей-обезьян. Автор испытывает повышенный интерес исключительно к этой категории граждан. Но, к сожалению, ничего принципиально нового читателю не рассказывается. Унылая служба или же ее отсутствие, никчемный брак, водка, кредиты… При этом Рябов – яркий представитель писательского цеха, возделывающий подобную ниву. И его повесть «777» — вполне себе увлекательное чтение, ведь автор – хороший писатель. Он умело передвигает свои фишки – полубандитов, проституток, охранников, продавщиц и ментов, вовлекая их в авантюрные похождения вокруг сумки с деньгами. «Что ни делает дурак, все он делает не так» — по такой схеме действует главный герой. «777» более всего напоминает русский вариант «Фарго», когда все пошло не так, как задумывалось. Только американские прототипы гораздо неоднозначнее и тоньше. Третий сезон в особенности.
Сдается мне, что в окружающем мире на данный момент имеется достаточное разнообразие жизненных сфер, на которые можно было бы направить острый луч, так сказать, писательского внимания. Гляньте окрест: вконец сдуревшей воюющей стране необходим свой Гашек, новые Передонов и Володин пустились во все тяжкие, а описание унылой жизни ментов, бандючков, охранников и землекопов, мягко говоря, достало. В аннотации к бумажному изданию «777» писатель Рябов сравнивается с режиссером Балабановым. Сомнительная похвала, ибо у создателя «Жмурок» и «Кочегара» напрочь отсутствовали чувство юмора и художественный вкус, с которыми у Рябова вроде бы все в порядке.
Тупой и еще тупее
Роман Кирилла Рябова «777» — это пока единственная книга Нацбеста, в ходе чтения которой я не смогла сделать никаких заметок — просто читала, не выпуская компьютер из рук. Текст романа настолько плотный, в нем так много поворотов сюжета, что для меня практически невозможно было читать его в качестве рецензента — я все время (не без удовольствия) превращалась в читателя.
Главный герой — неудачник Игорь. Его жизнь категорически не складывается: работает где попало, денег нет, с женой они друга друга презирают и живут вместе от безысходности. Все у него бестолково и просвета не предвидится. Однажды перед работой он заходит в супермаркет, денег расплатиться нет — и он бежит в банкомат. Возникает, конечно, вопрос, почему бы ему не расплатиться картой на кассе супермаркета, но не суть. Спишем это на эффект, который мой преподаватель-американец называл «эффектом холодильника» — это когда увлеченно смотришь какой-нибудь фильм, потом подходишь к холодильнику взять что-то пожевать, и вдруг тебя осеняет, что что-то не сходится. В общем, банкомат по ошибке выдает неудачнику два миллиона рублей. С этого раскручивается целая цепочка событий, которые множат проблемы героя и всё больше запутывают его жизнь. Его грабят, обманывают, избивают, он теряет все деньги и остается должен еще больше, чем на него внезапно свалилось.
В какой-то момент я поймала себя на том, что стала размышлять: «А что бы сделала я с эти двумя миллионами» и прокручивать в голове разные варианты, комментируя поступки главного героя. Чаще всего это было: «Ну как можно быть таким придурком?»
Неудачник все делает невпопад. Все его планы дурацкие до невозможности, как и он сам.
«Пока они пререкались, у меня была возможность подумать. И что же? Вместо этого я разглядывал титьки Юли, колыхавшиеся под блузкой. Мне показалось, что она без лифчика».
Вот так примерно все и развивается. Герой катается туда-сюда по городу, бухает, блюет, снова бухает, сношается с проститутками (к сожалению, по тексту практически неразличимыми между собой) и упорно наращивает количество проблем, которые на него валятся, как снежный ком. Но, как известно, дуракам везет, и в итоге все узлы распутываются, но не за счет того, что неудачник внезапно поумнел, а потому что всегда находится кто-то, кто еще тупее главного героя. Минус на минус дает плюс. К тому же везение и обстоятельства. При этом герой никак не меняется, нет у него преодоления себя, прозрения, осознания чего-то важного. Все, что происходит с ним и до, и во время развития этой истории — случайность. Он случайно женился, его случайно не убили в 90-е, на него случайно свалились деньги. Единственное, что герой знает четко — это то, что не хочет работать на скотобойне, куда его настойчиво забрасывает судьба. Насчет всего остального — как в тумане: неясно, противоречиво и черти что. В итоге он возвращается к тому, с чего начал.
«— Пойдём?— спросил я/удивлённо. — Пойдём,— повторила она. И мы пошли. А куда?»
Роман написан просто и незамысловато, как того и требует жанр. Герой действует и размышляет на полном серьезе, в диалогах практически нет юмора. Но от этого как раз еще смешнее. Абсурд плодит абсурд и так далее.
Я попыталась сформулировать главную идею романа. Что это может быть? Не бери чужих денег? Не связывайся с ментами? Думай головой? Жизнь — тлен? Не знаю… Мне кажется, что такой идеи нет и, возможно, в этом жанре и не может быть.
Три топора в каше действительности
Многократно доказано: когда человеку, который к этому не готов, в руки попадают достаточно большие деньги, они быстро превращаются в ноль. Хлебников, персонаж, которого Кирилл Рябов поставил во главе своей повести «777», как раз готов и не был.
Этот Хлебников вышел у Рябова нарочито, даже демонстративно картонным. О нем мы знаем совсем немного: хотел петь в ресторане, но отец сватал его работать на скотобойне. В итоге он стал поваром, жил своей пресной жизнью, пока не случилось чудо: банкомат по ошибке выдал ему два миллиона рублей.
После этого история вполне прогнозируемо закрутилась в черную комедию с отливом криминальной драмы: Хлебников начинает пить, кутить, покупать новые шмотки, мотаться по гостиницам, снимать проституток, играть в казино. Часть денег у него воруют те самые путаны, потому что он все время пьян и ни зачем в своей жизни уследить не может. А первое его «мужское» решение после выигрыша – ни в коем случае не возвращаться к опостылевшей жене Ларе. Это так типично. Пока ты нищий, живешь и терпишь жену. Как разбогател – до свиданья, паскуда.
Хлебников помешан на сексе и выпивке. На большее ему не хватает ума. Он представляет собой нечто вроде психопата, только без тяги к убийствам, хотя «братком» в молодости он какое-то время был. Самое главное его влечение – это отсутствие каких-либо настоящих влечений, оскудение, безынициативность.
Совсем недавно на канале IVI прошел российский сериал «Везет». Главного героя играл Евгений Цыганов. Это вылитый Хлебников Кирилла Рябова – можно доставать его из «Везет» и, даже не переодевая, помещать в повесть «777». Я это к чему? Вот такой, утопленный в собственной пустоте русский мужик средних лет, похоже, становится одной из главных точек притяжения для режиссеров и писателей современности. Вот он каков, герой нашего времени.
«777» — это повесть о ненастоящих людях. Думаю, Рябов специально делает персонажей бедными, ущербными в интеллектуальном и духовном смысле. Мазать их красками, наделять глубиной, все это в задачу не входило. Повесть дает нам ситуации, киношные повороты, экшен, где-то даже и саспенс. А люди-персонажи в ней существуют лишь для того, чтобы отражать это движение, дать ему проявиться. Местами это получается хорошо, местами совсем не работает. Там, где не работает – появляется черный юмор и фирменный рябовский пофигизм, и все выравнивается. Рябов хорошо чувствует, где нужно дотянуть.
Как я уже писал, «777» — это черная комедия, жанр, так любимый российской интеллигенцией. Пожалуй, никто точно не знает, почему людям так нравится наблюдать в книге, в кино или на сцене, как глупого, невнятного человека, пожирают обстоятельства окружающей реальности. И как, пытаясь от них спастись, он зарывается в дерьмо все глубже и глубже. Видимо, это действительно весело. Лично у меня после прочтения книги вырвалось: «Фу, как хорошо, что я не такой дебил, как этот Хлебников». И через минуту раздумий: «Или все же такой?..»
По-настоящему удивило меня вот, что: все перипетии, ситуации, действия, образы, слова – все это когда-то и где-то ранее встречалось. Есть множество похожих фильмов, книг, рассказов знакомых, статей. То есть по факту у читающего должно возникать чувство вторичности, третичности, четверичности материала. Но этого не происходит! Повесть словно втягивает тебя, держит, не отпускает, сама себя обновляет. Читать эту книгу было интересно и весело. И в этом ее главный козырь.
Беги, Игорь, беги…
Прочитал роман Кирилла Рябова «777». Не просто писать о романе, главным героем которого является Хлебников. Да ещё каким героем – несостоявшимся забойщиком скота. Профессию посоветовал покойный папаша:
«– Ты подумай! – говорил он. – Дадут тебе кувалду, фартук, сапоги, пустят навстречу стадо коров, а ты знай лупи их промеж рогов.
Мне это не нравилось. Я любил животных. И совершенно не хотел бить несчастных коров кувалдой по голове.
– Вот закончишь ПТУ, я тебя сразу и пристрою, – обещал папаша. – Платят там немного, зато всегда будет свежее мясо».
Прагматично. Увы, Игорь Хлебников мечтает о другой профессии – он хочет стать певцом. Выбирается извилистая, непростая дорога осуществления мечты. Многие будущие звезды эстрады прошли трудную жизненную школу, включая работу сантехниками, моделями и даже учителями. Игорь заканчивает местное ПТУ и получает специальность – автослесарь. Работы нет, единственная в небольшом городе автомастерская хорошо справляется с заказами без помощи молодого специалиста. Попытка стать бандитом также провалилась. О потерянных перспективах напоминает оловянный кастет, поддельная золотая цепь и шрам на подбородке.
К сорока годам у Игоря есть: 1) Работа. Он трудится поваром в заведении с громким названием «Повелитель гамбургеров». Можно сказать, что папашины пророчества сбылись: Игорь приступил к работе с мясом, минуя стадию забоя. С другой стороны, предполагать наличие мясного компонента в продукции «Повелителя…» – демонстрация неоправданного оптимизма. 2). Семья. Жена Лара – продавщица. Чтобы семья была полной, имеется пасынок Владик. 3) Прогрессирующий алкоголизм. Чего у Игоря нет: 1) Денег. Зарплата – десять тысяч. Роман написан в 2011 году, там совсем другой порядок цен и зарплат. Извините за политэкономическое отступление. 2) Повреждены голосовые связки, Игоря продуло на работе. Попытка мужественно преодолеть дефект и устроиться певцом в местный ресторан осталась всего попыткой 3) Эрекции. Тут объяснять не нужно. 4) Смысла жизни.
Всё меняется один прекрасным утром. Банкомат по ошибке выдаёт огромную сумму денег – больше двух миллионов. С помощью этого подарка судьбы решаются проблема №1,4. Обнадёживающие сигналы поступают по поводу и 3-го затруднения.
Игорь мечется по городу, пытаясь сохранить деньги, жизнь, рассудок. Куда сбежать, залечь, спрятаться? Причина, по которой он сбежал из родного, но не совсем перспективного города – паспорт остался дома, и там находится Лара.
Читатель понимает, что бегство по всем законам жанра не закончится триумфальной высадкой на одном из островов Карибского моря с шезлонгами, морем, белым песком, коктейлями и хорошо прожаренным стейкам, изготовленными не по классическим рецептам «Повелителя гамбургеров».
Рябова я уже читал. На позапрошлом Нацбесте номинировалась его книга «Пёс». Между Бобровским – героем «Пса» – и Хлебниковым есть несомненная связь. Оба в ситуация, когда «ещё хуже» наступило. Окружающий пейзаж несколько мрачнее ситуации. Но в темноватой палитре «777» есть какой-то просвет. Герой погружается в безумную гонку. Тут бандиты, работающие на банк громилы, которые страшнее конвенциальных бандитов, милиционеры, которые просто милиционеры. Будет стрельба, трупы в багажниках, роковые почти красавицы. Игорь начинает двигаться совершать ошибки и глупости. Но он движется, живёт. Чаще всего он, в отличие от читателя, не понимает всей безвыходности своей ситуации. Это позволяет ему выжить, выкарабкаться, выкатиться из огня, чтобы попасть в полымя. Роман написан рукой, которую нельзя перепутать с другой писательской манерой. Мрачный, какой-то ровный, но не безжизненный юмор, отточенные диалоги. Знак «восемнадцать плюс» отражает неприглаженность диалогов. Это и хорошо, но и рождает вопросы по поводу: насколько широк авторский диапазон. Хотелось бы посмотреть на то, что ещё может писатель. В лонге есть ещё «Фашисты», которых, видимо, придётся также прочитать.
«Как выглядит Бог»
Кирилл Рябов пишет мрачные и на первый взгляд даже неприятные вещи. От читателей можно услышать: «безрадостное мироощущение», депрессивность, «мрачнуха», «при чтении периодически тошнит» и так далее.
А вот Дмитрий Данилов говорит о Рябове так: «Недавно прочитал потрясающий роман Кирилла Рябова «Пес», мрачный, невероятно мрачный. И несколько дней ходил им пришибленный. Давно ни один текст на меня такого эмоционального воздействия не оказывал <…> И это правильно – литература должна делать больно. Ты должен ходить оглушенный – чтобы как-то прийти в себя, понять, что живешь в аду. Искусство должно выполнять отрезвляющую функцию. Нам кажется, что мы живем нормально, а мы живем в аду. Смерть отравляет все. Человек не создан для смерти. Адам должен был жить вечно и наслаждаться вечной жизнью. Настоящее искусство должно об этом напоминать. Литературу не пишут от счастливого, устойчивого состояния. Литература вся из боли идет»[1].
На первый взгляд, грустный тезис. Но давайте попробуем разобраться. Ролан Барт делит литературу на два вида: «текст-удовольствие» и «текст-наслаждение». Первый – это то, что любит Галина Юзефович: «текст, приносящий удовлетворение, заполняющий нас без остатка, вызывающий эйфорию; он идет от культуры, не порывает с ней и связан с практикой комфортабельного чтения».
Второй, текст-наслаждение, – это то, что мы называем высокой прозой: «текст, вызывающий чувство потерянности, дискомфорта (порой доходящее до тоскливости); он расшатывает исторические, культурные, психологические устои читателя, его привычные вкусы, ценности, воспоминания, вызывает кризис в его отношениях с языком»[2].
«Текст-наслаждение всегда возникает как своего рода скандал (осечка), как продукт разрыва с прошлым, как утверждение чего-то нового»[3].
«…вы не можете ничего сказать «о» подобном тексте, вы можете говорить только “изнутри” него самого, на его собственный лад, предаваться безоглядному плагиату, доказывать, словно истерик, существование бездонной пропасти наслаждения»[4].
Да, да, могу подтвердить. Писать о Рябове и прекрасно, и трудно, ибо это бесконечное занятие – хочется рассказать о том и об этом, подумать так и вот так, докрутить и сюда, и туда. И на каждом шагу – наслаждение словом и необычным ракурсом. И при этом – чувство абсолютной неустойчивости: «Недоверие к стереотипу (позволяющее получать наслаждение от любого необычного слова, любого диковинного дискурса) есть не что иное, как принцип абсолютной неустойчивости, ни к чему (ни к какому содержанию, ни к какому выбору) не ведающий почтения»[5].
В общем, типичное наслаждение, по Барту. Наслаждение новым.
А любое новое – страшно. Реакция сознания на реально неожиданное, новое –неприятие и защита. Чтобы начать понимать новое, надо побыть какое-то время рядом с ним, в поле абсолютной неустойчивости. И тексту дать побыть какое-то время в поле возможных прочтений. Текст, не ведающий еще способа прочтения, – это потенциально гениальный текст, которой будет понятен лишь в будущем.
Читатели не знают, как с быть с текстами Рябова, с каким опытом отождествить его. От этого испытывают головокружение и тошноту. Хотя и признают, что Рябов талантлив.
Критики тоже не могут понять, к какому художественному методу отнести его прозу: реализм, гиперреализм, неомодернизм?
Нет, не реализм. У Рябова слишком гиперболизированные описания, абсурдные ситуации, лишенные морщин и полутеней персонажи. При этом – принципиальная открытость, разомкнутость в прошлое (поток реминисценций, скрытых цитирований), в будущее (финалы оставляют пространство для додумывания) и в бессознательное (текст сам по себе словно не закончен, требует достраивания).
Может, гиперреализм?
«Гиперреализм — точное и бесстрастное воспроизведение действительности, имитирующее фотографию: автоматизм визуальной фиксации, документализм. Излюбленное гиперреализма — реалии повседневной жизни, городская среда, реклама, макрофотографический портрет “человека с улицы”, создается впечатление статичной, холодной, отстраненной, отчужденной от зрителя сверхреальности. Гиперреализм усваивает приёмы фотографии и кино: крупный план, детализация, оптические эффекты, монтаж, полиэкран, авторская раскадровка, съемка с высокой точки и т. д. Цель гиперреалистов — изобразить мир не просто достоверно, а сверхпохоже, сверхреально»[6].
Тоже не подходит, потому что в тексте Рябова все названное есть, но при этом есть – и важнее – модернистская текучесть. Кажется, что сознание его героя окутано алкогольным дурманом или что действие разворачивается в пространстве сновидения – возможны самые нелепые и неожиданные повороты сюжета, встречи, события, совпадения, которые при этом имеют причинно-следственную связь, но, как и в сновидении, не рациональную, а психологическую, почти телесную. Текст, таким образом, прекрасно структурирован внутри себя, но мало похож на отражение реального (внешнего) мира.
А еще в текстах Рябова всегда есть доброта к человеку и интерес к постижению универсальных законов. Гиперреализм же «не одушевлен внутренней идеей, личностным отношением автора к действительности»[7]. Так что это точно не он.
Я думаю, из-за ориентированности на внутреннее прежде внешнего, из-за плавной, мягкой интертекстуальности, из-за того, что Рябов пишет именно «тексты» без четкой жанровой формы, из-за сюжетики сновидения и ключевой роли метафоры творчество Рябова относится к неомодернизму.
А для неомодернизма, как и для модернизма, важно обращение к мифу.
Повесть «777» и есть реализованный «миф».
Герой, этакий Иванушка-дурачок, у которого ничего нет – ни доброй красивой жены, ни образования, ни денег, ни перспектив – тем не менее добр к миру и не хочет творить насилие, потому отказывается от работы на скотобойне. И обращается к Богу:
«Господи, сделай что-нибудь для меня. Совсем чуть-чуть, я не прошу много, хотя бы плюнь в меня своей божественной слюной. Дай мне шанс, что угодно, я не знаю, что именно. Тебе виднее, ты старый и мудрый, ты милостив к падшим, а я упал и никак не поднимусь…» И Бог решает ему помочь. Плюнуть)
И банкомат в гипермаркете выплевывает ему, как игровой автомат 777, два миллиона рублей.
Вот только что, в предыдущей сцене, герою (и нам вместе с ним) казалось, что главная беда в том, что в мире сытых и красивых у кого-то нет денег. «Скоро мне стукнет сорок. А у меня нет даже собственной папки с порнухой на компьютере, да и компьютера нет». Но вот – пожалуйста – два миллиона. И? начинается сказка? Посмотрим.
Волшебный помощник, друган, вместо героя идет в его дом (логово злой жены) и добывает паспорт – но заодно обчищает квартиру.
Вот Василиса Прекрасная – проститутка, которую герой захочет увезти в дальние страны – но заканчивается бензин.
Идя по сказочному сюжету, герой все глубже проваливается в какую-то дрянь. «Желание встать на четвереньки и залаять никуда не делось. Оно стало сильнее. И масштабнее».
Вихрь случайных денег крутит его все быстрее – но по той же траектории, что и раньше: жена, алкоголь, менты, проститутки, нищие гостиницы, пустыри, такси.
Банк вычисляет Иванушку. Требует вернуть деньги с процентами. Сутенер, Кощей бессмертный, Василису тоже просто так не отдает. Надо бы Кощея убить, конечно. Но даже это Иванушка делает не сам. А новый волшебный помощник – служба безопасности банка.
Проведя героя по «сказочному» сюжету, автор оставляет там же, откуда все началось. В начале пути. «Что делать? Я не знал. Вернее, знал. Я пришёл к раздаче, заказал сто пятьдесят и сок. Получил, выпил, отдышался. И опять не знал, что делать».
Пришло время посмотреть на самого героя.
Для этого вернемся к сцене за минуту ДО божественного плевка.
Герой стоит в очереди на кассу и вспоминает, как познакомился с женой, тоже кассиршей. Как повел ее в подсобку, чтобы, ну понятно. Как потом она окрутила его, бедного: «мне только исполнилось двадцать восемь, а ей уже было за тридцать». Он «продал свою комнату, за это Лара прописала меня в квартиру», «теперь и сбежать было некуда». «Подсобка сломала мою жизнь».
Характеристика исчерпывающая. Что бы герой ни делал, ответственность, не на нем: «Ответственность меня смущает». По его мнению, от него ничего не зависит. И что тогда бороться и трепыхаться.
Хоть двести рублей в кармане, хоть два миллиона, самоощущение героя остается тем же: «Я не пытался вскочить и дать бой. Какой смысл? Я проиграл. Неужели могло быть иначе?»
И зачем делать выводы, если можно ходить по кругу?
«Подошла очередь.
– Что вам? – спросила кассирша? – Пакет нужен?
Надо сказать, она была гораздо симпатичнее Лары. На секундочку я даже вообразил, что веду ее в подсобку».
Ходить по кругу, не делать выводы, но считать себя добрым и честным, раз не убиваешь быков: «Не надо мне стейк, — сказал я. — Принесите какую-нибудь курицу. Она всё равно тупая. Её не жалко».
Но есть небольшая надежда, что этот сказочный квест (под названием жизнь) все же что-то меняет в человеке. Ну хоть чуть-чуть?
«На самом деле мне стало стыдно. Когда это было в последний раз? Может, по втором классе школы… Почти незнакомое чувство, почти забытое. Будто тебя судят, а судишь ты сам. Смотришь в его, то бишь свои глаза, и хочется умереть на месте».
Наверное, так и выглядит Бог? Вот тот вопрос, на который герой на самом деле хотел получить ответ. «Иногда по ночам я молился, пытаясь одновременно представить, как в этот момент выглядит Бог, слушающий мой нытьё».
В этом раннем произведении (2011 года) видно, как работает Рябов со словом. В дальнейших романах многозначность слова, его символический вес так увеличиваются, что сама работа ускользает от взгляда. А тут – видна.
***
– Бл..дь.
– Я не бл..дь.
– Это для связки слов
***
Захотелось вдруг почувствовать, как бьется ее сердце.
– Ты чего? – спросила Марика.
– Ничего.
Сердца не было. То есть, конечно, было, но я его не почувствовал.
Рябов берет слово во всем многообразии его значений – исторических, культурных, прагматических – и предъявляет нам этот комплекс. Процесс, обратный тому, что делал Барт, пытавшийся усушить язык, лишить его исторических, культурных, субъективных смыслов. Текст, говорил Барт, должен «уничтожить всякий метаязык путем последовательного самоистощения», «разъять его на части, разрушить целостность», «текст — это язык минус любые воображаемые категории». Таким образом Барт наделся достичь «нового философского состояния языковой материи — состояния доныне невиданного, подобного тому, в каком пребывает расплавленный металл, состояния, ничего не ведающего о собственном происхождении, изъятого из какой бы то ни было коммуникации; такое состояние есть сама стихия языка»[8]. Барт ошибался. Это привело к схематизации и потере всяческого звучания и значения. Ибо стихия языка существует в многообразии и полноте воображаемых смыслов, отражений, влияний. Чем больше видишь категорий воображаемого, тем ближе подходишь к стихии языка. Настоящая деконструкция – это и есть изучение этих пластов, этой внутренней структуры. Ну ок, в связи с нынешней метамодернистской ситуацией, можно назвать это реконструкций.
Таков метод Рябова. По мере взросления автора, его тексты становятся менее притчево-схематичными, наполняются телесностью, энергией, переживанием эмоций и боли – физической, душевной, даже духовной. Дух болит в произведениях Рябова от своего отсутствия, болит, как ампутированная конечность. Ее нет, а она болит. Люди больны сегодня отсутствием духа. Им больно. Непонятно и страшно жить. Депрессивно. И тошнит. Но жить хочется. И любить очень хочется. И радости, хоть пищевой, хоть вещевой, хоть какой-то хочется, чтобы не было так больно. И что-то надо с этим всем делать. Давно пора.
«Человек как личность в состоянии своего общегенетического роста всегда становился во враждебное, отрицательное отношение к авторитетному закону масс и всех. Терял поэтому всегда веру и в бога. (Тем кончались всякие цивилизации. В Европе, например, где развитие цивилизации дошло до крайних пределов, то есть до крайних пределов развития лица, — вера в бога в личностях пала.) Это состояние, то есть распадение масс на личности, иначе цивилизация, есть состояние болезненное. Потеря живой идеи о боге тому свидетельствует. Второе свидетельство, что это есть болезнь, есть то, что человек в этом состоянии чувствует себя плохо, тоскует, теряет источник живой жизни, не знает непосредственных ощущений и всё сознает)»[9] (Ф. М. Достоевский).
Многие сегодня, как герой Рябова в конце повести «777», не знают, куда идти. И ищут того, за кем бы пойти. Но это не спасает. Решать надо самому.
– Пойдем, – повторила она.
И мы пошли. А куда?
[1] Данилов Д. «Россию будет не узнать…» Беседу вела Анна Жучкова // Вопросы литературы, 20201 № 6. С. 64–80.
[2]Барт Р. Удовольствие от текста / Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 471.
[3] Барт Р. Удовольствие от текста / Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 477.
[4] Барт Р. Удовольствие от текста / Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 478.
[5] Барт Р. Удовольствие от текста / Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 497.
[6] Ширяев В. 1001 нож в спину нового реализма // Урал, 2011 № 1 URL: https://magazines.gorky.media/ural/2011/1/1001-nozh-v-spinu-novogo-realizma.html
[7] Ротай Е. М. «Новый реализм» в современной русской прозе: художественное мировоззрение Р. Сенчина, З. Прилепина, С. Шаргунова. Дисс. … канд.фил.наук, КГУ, Краснодар, 2013
[8] Барт Р. Удовольствие от текста / Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 486–492.
[9] Достоевский Ф. М. Социализм и христианство. Из записных книжек. Неосущ. замысел, 1864—1865. (XX). URL: http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/public/zk-iv-zapisnaya-tetrad-1864-1865.html
Истерн-муви под звон стаканов с прозрениями
Понимаете, сказать, что читать сей роман стоит с «Веничкиным» багажом в анамнезе — было бы кощунством. И неким литературным «Фи-и…» — с невольной (не всегда допустимой) отсылкой к классику жанра роуд-портвейн-муви.
Тем не менее приступим… Коротенько.
«От такой жизни у меня и член толком не стоял. Жена не возбуждала».
*
«Голова была ясная. Хотелось есть. А ещё у меня стоял член».
*
«Как же давно я не просыпался с нормальной эрекцией».
*
«Руки Марики выглядели на троечку. Сколько членов она ими перещупала? И смогу ли я когда-нибудь успокоиться по этому поводу?»
*
«Взять купюру сто рублей. Там изображён мужской член. Конечно, не только он, но и он там тоже присутствует. Что бы это значило?»
*
«…на каждой, если присмотреться, можно разглядеть висельника. А на сторублёвке мужской член. Весёлые деньги эти рубли, жаль, что такие бесполезные».
Это случайно (конечно неслучайно) взятые фразы из романа.
Типа наконец-то мужская проза! — типа слава богу. (А то некоторые комментаторы упрекали меня, мол, всё женщин да женщин рецензирую.)
А ведь действительно так. Мужская, и ещё какая. МужЫцкая! Э-э-х…
Если расшифрую щас вкратце сюжет книги, то можно будет не смотреть. Если заставлю Вас, дорогой читатель, восхвалив автора, открыть повествование — могу оказаться вдруг виновным в том, что впустую потратил Ваше драгоценное время.
Хотя, в принципе, в аннотации всё слито: и сюжет, и мотив. Как будто редактор не дотумкал, дескать, тривиально подставляется: ведь книга построена на одной незамысловатой сценической фабуле. Которую ни в коем разе нельзя сливать на авантитуле!
Чётко и по пунктам
- Юмор. Да. Великолепный. Острый смех. Отточено тонкий. Тем паче в тонких вопросах жизни алкоголиков. Их каждодневно-непростого воскрешения из пепла несуществующих проблем.
- Сюжет. Роуд-муви. Напополам с криминально детективным жанром. Напополам с мощной авантюрной линией. Даже наперво — авантюрной. [Напомнило мои дикие, дичайшие похождения 1980—90-х.]
- Сюжетная контроверза. Первая половина книги уступает второй. И если первая — лишь описание пьянства-мотовства, случайных соитий, тупого времяпрепровождения. То вторая — ввергает читателя в неистово-буйную пучину мнемонических перестроений, вестерн-контрастов. Прямо-таки не даёт разогнуться, отвлечься от насыщенных экшн, action-movie страниц. [В ущерб первой половине, повторюсь.]
- Общее впечатление. Такое чувство, что устав писать начало, Кирилл Рябов напился до невменоза (вместе со своим гл. героем) и ка-а-а-к… Жахнул. Выдал в бессознании «великолепную (триединую) семёрку» — золотой олимпийский финиш. По утру, разумеется, по-хэмингуэевски да по-веничковски (т.е. по трезвяни) всё отредактировав. [Грамматических помарок крайне мало, хоть и есть, увы.]
*
Добавлю в финале, что для нынешней молодёжи книга будет неким перебором с перевоплощениями. Наушнико-гаджетовые они, думаю, элементарно не поймут фантасмагорий, феерии жизни за рулём в доску пьяным. Галактических прозрений с похмела, особенно после третьей дозы.
Ну скажите, как осмыслить-объяснить реальную, искреннюю любовь к проститутке? Спиртовым настойкам в два часа ночи. Бешеную жажду ограбить казино, в конце концов! В надежде подлатать ошибку, приведшую к непоправимым планетарно-вселенским последствиям. Обернувшимся катастрофическим крушением всего и вся, — и реактора на Фукусиме в частности.
Убедил?
Кирилл Рябов «777»
Все мечтают о неожиданном богатстве. Главному герою романа «777» петербургского писателя Кирилла Рябова несказанно повезло: обычный мужик по фамилии Хлебников пытался получить в банкомате скромную зарплату, а в руки ему упали два с лишним миллиона рублей. С учётом того, что дело происходит в небольшом городе на Дальнем Востоке десять лет назад, везение становится совсем уж невероятным.
Вообще Кирилл Рябов известен своими безрадостными и даже пугающими сюжетами. Начать с того, что он вошёл в литературу под псевдонимом «Сжигатель трупов» и выпустил сборник с таким же названием — тот был посвящён блокаде Ленинграда. Две другие его книги, «Пёс» и «Никто не вернётся», многим кажутся похожими на фильмы Алексея Балабанова. В «Псе» у героя умирает жена, на которую был записан крупный кредит. Выплачивать его придётся вдовцу, которого вдобавок выгоняют из квартиры родственники погибшей супруги. В «Никто не вернётся» муж приводит домой бездомного, а жена пытается его прогнать. Бездомный становится отражением их давно пропавшего сына, в гибель которого они не хотели бы верить.
В «777» сюжет, на первый взгляд, становится чуть более жизнерадостным (настолько, что поклонники Рябова как один пишут, что им не хватило хтони). Однако между удивительным началом с «выигрышем» в банкомате и открытым финалом с положительной тональностью происходит слишком много всего, напоминающего то о «Псе», то о «Никто не вернётся» — вплоть до цитат.
— Ладно, — сказал Гена. — Я пошёл. Погоди, а если кто-то вернётся?
— Никто не вернётся.
Я посмотрел на часы. Лара на работе. Владик в школе.
— А если вдруг кто-то вернётся, просто отталкивай и беги.
— Я ведь на условно-досрочном, — вздохнул Гена, вылезая.
Сюжет этой книги напоминает очень выверенную мешанину абсурдных событий. Здесь есть кража паспорта и кража автомобиля, ограбление казино, обман товарища, «грязные» деньги, ушедшие от героя и вернувшиеся к нему, незавершённый побег из города, просьбы убить человека, сотрудничество с коллектором, убийство полицейского, случайно найденное оружие, кредит под грабительские проценты. А ещё — амурский тигр. И всё это пересыпано обсценной лексикой.
Я достал из-под сиденья бутылку водки, влил немного в рот. Как ни странно, я был спокоен, если не считать некоторого разочарования. Впрочем, с ним я давно свыкся. Из кустов вдруг вышел тигр. Он остановился посреди дороги и посмотрел на машину. Я выключил фары. Потом включил. Тигр стоял на месте.
Рябов соблюдает баланс между излишней реалистичностью (особенно он точен, надо сказать, в описании похмелья) и фантазиями, неотличимыми от правды; такими, когда говорят, что жизнь литературнее литературы. Рябов весь литературнее литературы, а сейчас ещё, кажется, главный воспеватель и одновременно разрушитель духа 90-х: очарование криминалом, грубостями, грязью ассоциируются с эстетикой именно тех лет. В «777» главный герой поёт «Владимирский централ» и «Белые розы», а критики сравнивают книгу с фильмами «Брат» (в тексте есть и прямые отсылки) и «Жмурки», список можно продолжать. При этом время действия романов Рябова может быть любым, в них просто сохраняется цайтгайст. Если позволять себе совсем уж сомнительные выводы, то Рябов как будто нащупал самый проблемный момент современности и работает с ним, при этом не прикасаясь к исторической действительности.
Впрочем, Кирилл Рябов пишет свои книги так, что в них остаётся огромное пространство для трактовок. Это происходит потому, что, во-первых, он не даёт авторской оценки, во-вторых, максимально насыщает текст фактами, то есть событиями, не рассуждениями, в-третьих, филигранно выверяет стиль. Нигде не просочится неточность, только кристальная чистота. В результате кто-то видит за происходящим на страницах идеологию, кто-то — отражение страшной реальности, кто-то — смешные и странные истории, кто-то — религиозную символику. И, конечно, трактовать его романы можно и так, и так, и этак. И в этом тоже наверняка есть его замысел.
Так что на романы Кирилла Рябова, и в том числе «777», можно смотреть как на очень хорошую игру. С одной стороны, игру автора в убегание от читателя. С другой стороны, игру героев как артистов с определённым амплуа. С третьей стороны, книга сама по себе представляет игру-головоломку типа кубика Рубика. Осталось собрать квадратики одного цвета на одной стороне.
— Ты был поваром? — удивилась Ирада. — Так и не скажешь. Вообще, знаешь, на кого ты похож? На актёра, которого за пьянку выгнали из театра.
Интересно, конечно, почему повар не может быть актёром.
(Текст впервые опубликован на сайте «Форпост Северо-Запад» в июне 2021 года)
Кирилл Рябов «777»
Фашисты преследовали меня, оттодиксовский кошмар с обложки черными глазницами противогаза навязчиво лез из аккуратных книжных стопок магазина «Во Весь Голос», зазывно глядел из витрины. Когда я, наконец, собралась и заказала там книжки для рецензирования, первая в скромной связке, она уже таращилась на меня пустым взором штурмовика .
А я-то просила другую Рябовскую вещь — «777», которая оказалась маргинальной версией «Сказки о золотой рыбке». А «фашисты» из одноименного сборника рассказов — ряженными — ленфильмовскими актерами.
Но разберемся потихоньку.
Общее в двух книгах Рябова — «777» и «Фашистах» — это невыносимая тяжесть бытия и причудливые, но бестолковые, попытки персонажей слететь с унылой холстомеровой орбиты.
Иногда сама безысходность жизни героев вдруг провисает или дает нежданный шанс, иногда, словно издеваясь или смеясь, отводит неминуемую и, казалось бы, почти желанную смерть (рассказ «Корыто») или беду. Но, все равно, все неисправимо несчастны, даже те, кто этого не осознает, не вылезая из запоя.
И в семьях несчастны Рябовские недотыкомки как-то все одинаково (в отличие от сентенции Толстого), независимо от возраста, пола и социального положения. Даже тем, кто словил удачу за хвост (герой «777»), и то не везет, несмотря на специфическую помощь крутых инфернальных персонажей.
«У Полины было ощущение, что её обыграли в два хода. И при этом откуда-то вылезло чувство вины» (рассказ «Полина»): это всего-то про слегка подувядшие отношения с бойфрендом.
Кажется, герои Рябова уже родились законченными пессимистам- неудачниками с непонятным чувством вины.
Всем нам свойственно впадать в тоску и мучиться несовершенством себя и мира. Но сложно испытывать эмпатию к людям, у которых это состояние перманентно. Впрочем, и страдания Акакия Акакиевича я не смогла разделить, душка-аферист Чичиков мне ближе.
Любит ли своих героев автор или презирает, или экспериментирует на них («инженерит» человеческие души), или они — аватары, с помощью которых он изживает какие-то комплексы?
В паре рассказов герои буквально босы, пусть и по разным причинам. Может, это метафора личного опыта «босячества», как у Толстого или у Горького. Все-таки, непросто в наши дни пытаться прокормиться писательским трудом.
Нередко персонажи — в такси ли, в автобусе, на своей или угнанной машине, даже задавшись целью, едут не в ту сторону, видимо, потому что «той» -нужной — стороны как бы и нет. А «не там» их ждут страсти- мордасти.
«Беда» в том, что уж больно точно, скупым, метким языком это все написано. Местами хороши и верны диалоги. Талант всегда убедителен.
Рассказы в сборнике неравноценны, первый — «Отец ждет» — мне показался просто неудачным. «Фашисты» — лучшим. Вот где магия бытовой абсурдности и сюжет — эпизод на съемках фильма – для Рябова необычен. «Проигрыш» поражает финалом.
Автору бы преодолеть влечение к «ущербности» мира и вырваться из тенет маргинальных приключений в сторону парадоксов действия, где одна реальность сталкивается с чем-то, ей незнакомым.
Повесть «Человеку плохо» вроде бы написана именно в этом ключе, но уж слишком сюжет затаскан — бес в человеке поселился и, ну, его дрючить, а «одержимый» — всех остальных — но не пугает, не страшно. Да и бесогонов кругом, как собак нерезаных.
«777» цельнее, но предсказуемее, все бухают до умопомрачения, постреливают друг друга, облапошивают по ходу, спариваются с проститутками (грязно, но по любви), едут в никуда. Смысл квеста образца 90-х — просрать пару лямов, случайно вывалившихся из банкомата. Остаться тем же, кем был, и вернуться к жене и разбитому корыту.
Провинциальный ад в «777» сер до неразличимости, удивит лишь тигр вышедший на трассу, но, эка невидаль, дело-то на Дальнем Востоке происходит. Да еще, пожалуй, посмешит «краешек вагины», мелькнувший под ночнушкой жены героя, то ли природа с анатомией шальнула, то ли автор маху дал.
Секса в «777» с лихвой, даже порадуешься за местных алкашей — как удается? — но какой-то он подростковый для мужиков и уголовников, будто подсмотренная под школьной партой залежалая порнуха. Ну да, нынешние детки хоть в виртуале, а фору дадут, пасынок таков у героя.
Подводя итоги сразу двум книгам Кирилла Рябова, предпочту все же рассказы. Вообще, в короткой прозе он сильнее, например, в блокадных рассказах (хотя они меня и покоробили) из «Сжигателя трупов», первой его заявки на Нацбест в 2014 году.
Рябов упорен, это уже пятая, да еще и двойная, попытка, достанется ли ему главный приз?
Кирилл Рябов «777»
Кирилла Рябова я открыл для себя поздно. Надо было бы это сделать в одном из предыдущих сезонов Нацбеста, но тогда со «Псом» вышла промашка. Чем-то книга не угодила. А в этом году я сначала прочитал рассказ «Пудель-мудель» из сборника «Улица Некрасова», а теперь вот — роман «777». Что-то в этом молодом авторе есть, что заставляет читать не отрываясь.
И это не язык (он прост), не сюжет (где-то всё уже было, но об этом отдельный разговор), не величие замысла (это вообще не про Рябова), а, скажем так, чистая любовь к собственному и чужому раздолбайству. Вот великий и ужасный Oxxxymiron на последнем альбом обронил: «Я полюбил свою е**цу». Рябов может сказать также, наверное. По крайней мере, тексты об этом свидетельствуют.
Полюбив, он перестаёт краснеть и стесняться и полностью прописывает те нелепые ситуации, которые приходят ему в голову или которые он видит в окружающей действительности. И записывает просто, бесхитростно, будто рассказывает за рюмкой-другой о своих весёлых неудачах. Даже, я бы сказал, вновь придаёт жанру анекдота значимость и вес.
Треш, угар и содомия — именно эти три составляющие играют главную роль в прозе Кирилла Рябова. При этом дело до какой-то лютой жести не доходит, как правило. Эстетика отвратительного — вчерашний день. Юрий Мамлеев, Владимир Сорокин, Рю Мураками и Чак Паланик отправлены на почётную пенсию. В бой идут бытовые сатанисты!
Да-да, именно так, пожалуй. Бытовой сатанизм — абсурдность, жестокость и вседозволенность не просто становятся частью нормы, а вовсе перестают быть предметом рефлексии.
Отчасти это связано со стилем Кирилла Рябова, отчасти с выбранным главным героем Хлебниковым — не Виктором-Велимиром, не Олегом, не Михаилом, а Игорем Анатольевичем. Персонаж плоский. Или нет — даже уплощённый. Намеренно. И абсолютно ведомый. Сам он не принимает практически никаких решений. То судьба его подталкивает, то окружающие.
И можно вспомнить фатум античных трагиков. Хлебников борется со своим предназначением. Отец (сначала по крови, а потом и названный) пророчит ему работу на скотобойне. Самому хочется профессионально петь. Но этот герой устроился на работу поваром. Как-то раз в день зарплаты он снимает деньги в банкомате: подфартило — машина выдала два миллиона рублей. Ошибка в механизме — бывает. И вот Хлебников пытается уйти от своего предназначения: готовка еды достала, скотобойня невыносима — появились деньги, и это реальный шанс что-то поменять.
В сети уже появились Большие Умы — писатели, чьи книги никто не читает, — и стали наперебой верещать: банкомат не может столько выдать, только по n-ому количеству купюр! Что ж, в реальности такое произойти не может. А в художественной прозе — да тем более такой! — отчего ж нет? Если бы мы всё мерили линейкой реальности, далеко человечество в своём развитии не продвинулось.
Но вернёмся к тексту. Автор закручивает сюжет, поэтому пересказывать не стану. Каких-то резких поворотов нет, но сама манера повествования доставляет большое удовольствие. Я прочитал книгу за один вечер. Как открыл, так и не смог оторваться. Давно со мной такого не случалось, если не считать ещё сборник рассказов Сергея Кубрина. Две книги практически подряд, и обе в премиальном лонг-листе. Поразительно!
Я сразу поделился восхищением в соцсетях и тем, что книгу можно выдвигать на премию им. Арсеньева, где собираются тексты о Дальнем Востоке. А у Кирилла Рябова всё действие разворачивается именно там. На это обратил внимание наш главный писатель-дальневосточник Василий Авченко. Также за один вечер прочитал роман и сделал несколько важных замечаний (далее цитирую не всё, но самое важное):
— «Пятёрочек» даже во Владивостоке нет и не было. Ближайшая, кажется, в Новосибирске. А тут всё вокруг неё и закрутилось.
— «Я прошёл немного, прикрываясь рукавом, и тут увидел стоянку “бомбил” на углу перекрёстка; три японские праворульные тачки…» — опять же узнаётся неместный. И так понятно, что японские праворульные везде. Это всё равно что сказать: вода в кране была мокрая.
— «Может, поеду на Сахалин. За эти деньги там можно купить шикарную квартиру, да ещё и останется на безбедную жизнь…» — даже паршивой гостинки на два миллиона не купить. Что Владивосток, что Южно-Сахалинск — дорогие в этом смысле. Машину — можно. Но если дата написания — 2011 год, ещё ладно. Но «шикарную» и тогда не купить было. Максимум — убитую однушку. А на жизнь ничего уже не останется.
Вот такие претензии. Но повторюсь: это лишь небольшие косяки, которые можно исправить в следующем издании романа. А я уверен: оно рано или поздно состоится, потому что книга очень хорошая. Особенно для тех, кто читает Кирилла Рябова впервые.
Когда у автора читают несколько текстов (или даже несколько текстов подряд), уже возникают вопросы. Но о них поговорим, когда будем разбирать сборник рассказов «Фашисты».
Пока же скажу: читайте! Это одна из лучших книг Нацбеста.
Кирилл Рябов «777»
Постановление
о проявлении гуманизма
г. Москва 20.02.2022
Я, литуполномоченный Петров, рассмотрев материалы романа К. Рябова «777», изучив/сопоставив количество комплиментов и проклятий в отношении настоящего литературного объекта,
установил:
Почти каждая страница романа пропитана алкоголем, но портвейна с аналогичным названием здесь не обнаружено.
Главный герой – бывший «браток», неудавшийся ресторанный певец и повар в забегаловке «Повелитель гамбургеров». В свое время папа рекомендовал ему освоить карьеру забойщика на скотобойне. Сын счел это занятие грустным и неинтересным. «Никто меня не любит – ни жена, ни пасынок», – это уже о личной жизни. Жена действительно – дама склочная, герой ее обоснованно презирает и желает как можно быстрее бросить. Он ждет какого-то призрачного чуда, хотя и нет оснований для его появления: вокруг сплошной дальневосточный мрак, некуда бежать, и вдруг …
В неустановленный день, громоздкий банкомат, точно захмелевший скряга-купец в трактире, неожиданно выдает сумму, от которой дальневосточный босяк чуть не трогается умом. С этого момента жизнь героя наполняется безудержными развратом и пьянством, криминалом, любовью и смертельной опасностью.
Кто-то из рецензентов отмечал, что книга грустная, книга пленена безысходностью. Не думаю. «777» – чистой воды стеб. Важно только умело этим стебом распорядиться. Получилось ли?
Не буду расхваливать сюжетную линию. Динамичная, местами случаются неожиданные повороты. Опущу сексуальные сцены. Подобное мы читали не раз, эстетических восторгов они не вызывают, скорее – наоборот. Юмор спасает книгу. Юмор – на любителя. Угрюмый, где-то черный, много забавного абсурда. Особенно меня позабавил фрагмент, в котором герой знакомится с дворником – большим философом, любителем классической музыки, собирающим старые пластинки на помойках. Дворник называет его сыном, обнимает, гладит по спине. При этом вращается в проигрывателе пластинка, звучит музыка П.И. Чайковского. Герой воспринимает поглаживания настороженно.
Юмор, стиль – все это задает определенную планку. Но она не взята. Не хватило яркости персонажам. Старик прекрасен, спору нет. Но остальные – стереотипны. Такими их описывают большинство прозаиков. Гости Востока как гости с Востока, милиционеры как милиционеры, проститутки как проститутки. Но если общее действие плотно контролирует ироничный абсурд, то и участники действия должны быть «нестандартны», правильно? Как у Балабанова, с которым сравнивают автора: лидер ОПГ Михалыч журит сына за то, что тот конструирует кладбище («Мамка наругает!») браток № 1 – глубоко православный человек, браток № 2 – рок-меломан, и так далее. Что «Жмурки» без этих персонажей? Обычный трэш-боевик. Но мы смотрим этот странноватый фильм именно из-за них.
У автора, повторяю, такой необычный субъект только один – старик. И тот слегка напоминает бомжа Немца из «Брата». В компании же с героем и женой Ларой эти трое вызывают другую ассоциацию, вспоминается трагикомедия «Афоня». Штукатур Коля, что квартировал у Борщева, тот еще был философ и оригинал, сам Борщев захотел вдруг все изменить, но остался у разбитого корыта. Его только девушка ждет. Девушка, которая ему не нужна.
Герой Рябова все изменил, всех победил (убил), и где награда? Любит другую, а его уводит к себе за ручку опостылевшая жена. Где справедливость, товарищ Рябов? Пусть хоть в литературе будет! А ее нет.
… Таким образом, принимая во внимание вышеизложенное, руководствуясь общечеловеческими принципами гуманизма, объективности и милосердия, я
постановил:
- Книгу признать состоявшейся, но не очень.
- Гражданин К. Рябов (при условии «смещения акцентов») способен на большее.
Литуполномоченный Петров
В ПОИСКАХ УБИТОГО ВРЕМЕНИ
Начинаю новый забег Нацбеста в качестве члена Большого жюри. Это не только удовольствие при чтения новых хороших книг, но и уныние при встрече с банальностью, самодовольством, глупостью. Поэтому, уж извините, придётся не раз выступить в роли злого следователя. Все же одна из главных литературных премий страны предполагает олимпийскую планку, и хочется, чтобы даже к отборочным соревнованиям допускались мастера литературного спорта или хотя бы кандидаты в мастера.
Впрочем, как мы знаем, «Нацбест» — самая демократичная премия, ей не чужды хаос и случайность, поэтому в длинный список нередко попадают тексты довольно слабые, и не попадают интересные и важные книги. Но, как известно, жизнь — это боль, поэтому без обид — играем по взрослому.
Задача моя и других членов Большого жюри — поиск предполагаемого интеллектуального бестселлера; именно такой вектор был задан основателем премии Виктором Леонидовичем Топоровым. Человек сложный и яркий, Топров сражался с кумовством и лизоблюдством, бездарностей называл по именам, не стесняясь в выражениях, но был снисходителен к талантливой молодежи, давая им фору в игре. Ну а то, что щедрый аванс дебютанты часто принимали как первый транш в оплату их гениальности, и ждали, а потом требовали последующих выплат — история не новая и не очень интересная.
Какую книгу лично я могу признать «Национальным бестселлером»? Книгу, интересную и сложно устроенную, открывающую что-то новое именно для меня — а мой вкус абсолютно не безупречен и даже причудлив. Думаю, в той или иной мере это касается и других членов жюри.
Это может быть и книга Кирилла Рябова, с которой я начинаю свой обзор.
Давно слежу за этим автором с большим интересом еще и потому, что Рябов — питерское растение, с виду чахлая, но на деле весьма живучая трава городских окраин, как Цой и Балабанов, как «новые академики» и старые нонконформисты.
Мрачноватый интеллектуал, обладающий редким видением абсурдности этого мира, Рябов пишет жанровые книги карманного формата, как будто взял на себя благородную миссию отобрать читателя у Марининой и Донцовой. К слову сказать, проза Рябова тоже подпадает под определение «иронический детектив» — даром, что юмор висельный, а нить расследования приводит к героев к тотальному краху.
Считается, что древние церковные книги переписывали и печатали с широкие полями по причине частых пожаров. Края книги обгорали в огне, а текст внутри сохранялся почти нетронутым. Так и книги Рябова словно отмечены ожогом лихого безвременья страны, ползучего мрака 90-х,
Эта поколенческая, родовая травма — одна из тем романа «777».
«А все началось с того дня, когда я родился. Подвыпившая акушерка унесла меня в палату интенсивной терапии, вместо обычной палаты для новорожденных, и потом меня несколько часов не могли найти. Помню, мама рассказывала об этом со смехом, но смех тот был совсем не веселым. Она постоянно боялась меня потерять. Но вышло наоборот. Сначала я потерял её. А потом себя».
Потеря себя — константа, данность, мертвая точка почти всех рябовских сюжетов. Исхода нет; не гореть звездой, а камнем лежать герою, даже когда ему буквально в руки падают пачки купюр из неисправного банкомата. И нет никакой возможности, чтобы ладонь превратилась в кулак — даже бандитская бригада, в которую попал герой, оказывается «хилой»,
«Мой приятель по ПТУ Гена Мохов по прозвищу Махно как раз вписался в рэкетирскую бригаду. Немного подумав, пошёл в бандиты и я. До авторитетного бойца не дорос. Бригада оказалась хилой. Наехали на одного барыгу, у которого оказалась ментовская крыша. Я и глазом моргнуть не успел, как РУОП устроил моим подельникам кровавую баню. Только и остались – я, да мой птушный приятель, который тут же на всякий случай лёг в психушку. Всё что сохранилось на память о тех временах – оловянный кастет, поддельная золотая цепь, да шрам на подбородке, который я заполучил в драке с конкурентами. Я остался не у дел».
Топография некоего города Зеро, закольцованность неудавшейся жизни, бермудский треугольник несчастья, из которого невозможно вырваться — ловушка романа «777». Бесконечные повторы сюжета, раздваивающиеся персонажи, бессмысленные поездки героя на такси из одного конца города в другой — очевидные изъяны фабульной структуры парадоксальным образом работают на сгущение главной идеи: все возвращается к исходной точке. И, пережив череду идеальных в своей бессмысленности приключений, Игорь Хлебников — так зовут главного героя — оказывается там же, откуда пришел, снова нищим и нагим, как православный юродивый.
Как я уже сказала, в книге, видимо написанной лет десять назад, немало структурных и логических провалов; почти все ожидания обмануты, сюжетные нити оборваны. Но, возможно, именно это несовершенство и создает тот эффект размытой реальности, в котором мы блуждаем вместе с героями в поисках убитого времени, безрадостной любви и непонятно на что растраченной жизни.
Кирилл Рябов «777»
Прозу Рябова я всегда читаю с большим удовольствием, поскольку для этого не нужно напрягаться. Она не страдает красивостями языка и нарративными изысками, тебе в целом понятно, что сказал автор.
Рябов уважает читателя и сразу переходит к делу, не утомляя вас долгими малонужными характеристиками персонажей и описаниями унылой реальности, которая вам хорошо известна. Однако я не стал бы сравнивать его с другими писателями-минималистами (реалистом В. Козловым, например), поскольку основной принцип Рябова это условность.
Перед нами история забитого утырка откуда-то с Дальнего востока. Утырку повезло: сотрудники банка ошибочно заправили банкомат пятитысячными купюрами, и он получил два. Такие случаи с банкоматами не редкость, но в книге Рябова это выглядит как сказка, ведь герою по определению не может и не должно везти. Его унижает жена, он тайком смотрит порнуху на компьютере пасынка (а не наоборот) и убирает дерьмо за котом, у которого в семье, очевидно, более высокий статус. Получив сказочное богатство (мы-то знаем, что этого едва хватит на одну хорошую тачку), герой решает пуститься в бега, но не тут-то было, он такой лошара, что не носит с собой паспорт. Нужно как-то выкручиваться, и он, вместо того чтобы просто зайти домой за документами, ввязывается в опасную игру с блэкджеком и шлюхами. А деньги по законам жанра и Российской Федерации всегда нужно вернуть.
Многие критики уже отметили сходство книги с фильмами Гая Ритчи, я в свою очередь отмечу, что у этого режиссера удачным можно назвать только «Карты, деньги, два ствола», и то благодаря местному колориту (к моменту выхода фильма лондонские гопники для нас были в новинку). Время шло, а Ритчи не менялся, только герои в его фильмах старели. Режиссер, известный как муж Мадонны, много лет снимал один и тот же фильм, Рябов уже много лет пишет одну и ту же книгу о «маленьком человеке». Персонажи «777» заметно уступают как героям «Золотого теленка», так и «Джентльменов», им недостает шика и индивидуальности. Концепция Рябова не дает развернуться характерам, не оставляет возможности «вертикального» развития идейной составляющей. Композиция таких остросюжетных романов похожа на пригородный поезд, который движется из конца в конец. Не будем судить, хорошо это или плохо. Кажется, я все это уже писал в прошлый раз.
Ближайший к Рябову автор это не Ильф, не Петров, не Козлов, не Сальников и не Уэлш. Это Олег Лукошин, хмурый свидетель кошмара и скуки маленьких городков. «Каждый ублюдок достоин счастья», — заявляет Лукошин. И ни одному ублюдку счастья в его повестях и романах не достается. Вряд ли Рябов и Лукошин знакомы с творчеством друг друга, но пишут они об одном — о том, как серое существование не дает развиться личности.
Смирись, белый цисгендерный мужчина. Этой страной владеют банки, суровые женщины за тридцать и коты. Выбор у тебя незавидный – грозная жена либо вороватая проститутка, тупая работа либо замес с тупыми бандюками, ты не будешь играть по своим правилом, твоя судьба — работать охранником или мясником и вечно убирать за хвостатым. Даже если тебе неслыханно повезло и ты (как в настоящем триллере) завалил какого-нибудь Вагиза с его бандой, из этой реальности ты никуда не уедешь. «И мы пошли. А куда?»
Ну и – Кирилл, каким образом можно разглядеть «краешек вагины» простой русской бабы, мелькнувший под ночнушкой? Забудьте вы эти медицинские термины, беднякам с Дальнего Востока они не по карману. Тем более, про вульвы и вагины уже все написано в «Моем сексе». А вот про спусковой крючок мне понравилось. Давно пора нагнуть неучей, которые «нажимают на курок», «спускают курок» и занимаются иными непотребствами с огнестрельным оружием.