Иван Филиппов. «Тень»
Я выдвигаю на премию литературный дебют Ивана Филиппова – «Тень». Иван Филиппов – продюсер, журналист и автор телеграм-канала «Запасаемся попкорном». «Тень» – задорный комиксовый городской фэнтези в духе Нила Геймана.
Какие мотивы стали для меня определяющими для номинации?
Во-первых – автор обретает свободу и живость красок в исторических вставках в основную канву повествования. Эти эпизоды, рассказывающие обстоятельства гибели персонажей, населяющих мир Подмосковия – истинные жемчужины.
Во-вторых – негероический герой. Центральная фигура романа – обычный московский следователь: и взятку возьмет, и «крышует» по установленному регламенту, и особого рвения на службе не демонстрирует. Но собственная смерть, которая запускает череду самых драматичных перипетий, ставит его перед выбором. На одном кону – окончательная и бесповоротная гибель, тем более страшная, что уже перешел черту, на другом – жизнь миллионов москвичей. Мы следим за рождением героя, и это увлекательно.
Наконец – вопрос о природе власти. Когда у тебя есть все, куда заводит жажда большего? Вопрос решается в рамках установок жанра комикса, и этот эффект «как в кино» тоже определяет оригинальность текста.
Юлия Гумен – литагент, Петербург.
Владимир Очеретный
Строго по рецепту
Литература не может жить без больших задач, культивируя лишь простенькое и средненькое. Однако, чем масштабней задача, которую ставит перед собой писатель, тем выше вероятность фиаско с её решением.
Иван Филиппов поставил перед собой весьма амбициозную задачу — создать бестселлер. В этом смысле присутствие романа «Тень» в Длинном списке «Нацбеста» абсолютно логично. Детектив здесь переходит в блокбастер, простой парень становится супергероем, спасающим мегаполис, мистика потустороннего мира сочетается с погружениями в различные периоды истории, позволяя вдохнуть аромат старинной Москвы, а в финале звучит патриотический пафос, буквально воплощая строки из песни Высоцкого: «Наши мёртвые нас не оставят в беде». Казалось бы, дело верное, все ингредиенты бестселлера налицо.
И всё же бестселлером «Тень» вряд ли станет — именно потому, что Иван Филиппов подходит к написанию книги, как к приготовлению блюда, где самое главное — строгое следование рецепту. Но рецепт позволяет лишь избежать полного провала, а не создать нечто новое и при том очень вкусное. При написании бестселлера (продолжая кулинарную аналогию) надо не приготовить в очередной раз салат «оливье», а изобрести его — что и удалось в своё время Люсьену Оливье. «Тень» относится к романам с многообещающим началом, скучноватой серединой и разочаровывающим концом. По мере продвижения по тексту всё отчётливей проглядывает технология написания — всё больше клише, повторений уже известного, много раз читанного и виденного, а потому легко угадываемого.
Сюжет вкратце таков (постараюсь раскрыть его узловые моменты, не уничтожив интригу). Московский следователь Степан мало чем отличается от коллег — не лезет на рожон, когда велит начальство, закрывает глаза на неудобные обстоятельства, ведёт дела в соответствии с указаниями. Но есть у него свой пунктик, родом из детства: когда жертвой оказывается девочка или девушка, Степану сносит крышу, и он готов идти до конца, чтобы покарать преступника. А тут как раз сбили молодую девушку Соню: заказчиком преступления является Очень Большой Человек (ОБЧ) — Игорь Валерьевич. Не буду рассказывать, зачем ему это понадобилось, хотя мотив кажется явно притянутым за уши.
Стёпу, дабы не наломал дров, начальство приказывает ни много, ни мало — убить. Он попадает в место, которое автор обозначает, как подсознание Москвы. В нём скопились промежуточные существа — умершие, но не разлучённые с телами люди, которых в своё время не похоронили, как полагается. Они представляют различные эпохи — от ордынской невесты Даниила Московского царевны Хутулун до расстрелянного в 1937-м профессора Вознесенского, которого автор почему-то иногда именует и профессором Преображенским. На новоприбывшего Степана у обитателей Подмосковии вся надежда: городу грозит уничтожение (от Игоря Валерьевича), а в такие моменты город сам выбирает чемпиона-спасителя или же — Тень. Сейчас Тенью должен стать Стёпа.
Попытка описания метафизики Москвы мне представляется удачей Ивана Филиппова. Смешение исторических пластов, погружение в старину, изменение улиц затрагивают мечты, не лишённого исторического чувства человека, который пытается угадать вид столицы до пожара 1812 года или незадолго до революции, а может и вовсе во времена, когда Москва считалась худосочным княжеством. Персонажи не лишены обаяния. Например, образ Оракула — покойника, через которого проходит главный городской интернет-кабель, а потому он в курсе всей электронной информации — показался забавным и в целом симпатичным.
Но далее драматургия начинает сбоить. Самым слабым в романе видится образ главного злодея — Игорь Валерьевич (имя явно намекает на безжалостного Коломойского и влиятельного Сечина) подан, как «второе лицо в России». Он владелец предприятия «Нацнефть», и у него много-много денег. Иными словами, перед нами привычный ходульный персонаж, кочующий из опуса в опус, — порождение низового воображения о жизни верхов. Как водится, его давно ничего не радует и не интересует, кроме власти. По идее, он должен вынашивать план, как из второго ему стать первым, но ничего подобного: Игорь Валерьевич мечтает спалить Москву. Зачем? Чтобы потом его фирмы могли бесплатно её отстроить, и тогда… А что тогда? Да ничего, собственно. Стать ещё богаче, а не свергнуть Путина (автор не решился назвать замысел злодея потенциальным госпереворотом).
Тут надо сказать, что Иван Филиппов не понимает не только, что такое власть, но и банально не может подсчитать, что подобный план восстановления не потянули бы даже Билл Гейтс, Илон Маск и Джозеф Безос вместе взятые, ибо стоимость активов — это одно, а количество свободных денег — совсем другое. Да и нет у нас в стране никакого «второго лица»: имя первого знают все, а из вторых выстроится целая очередь.
На грандиозный поджог Игоря Валерьевича вдохновили мемуары иностранца, который якобы спалил Москву в 1812-м, а до этого скупил по дешёвке многие дома и земельные участки убегающих от наполеоновских войск москвичей, чтобы после войны выплыть уже под личиной русского родовитого дворянина. При этом никак не учитывается, что представители знатных родов прекрасно были знакомы друг с другом, и самозванца вычислили бы на раз.
Вообще, к истории Иван Филиппов прибегает охотно: каждая глава начинается рассказом, как убили того или иного обитателя Подмосковии. Поначалу этот приём воспринимается с интересом, но далее начинает надоедать — персонажей становится столько, что их трудно запоминать, да и в дальнейших действиях далеко не все они принимают активное участие. Обидно, что при этом автор относится к отечественной истории, как к набору художественных декораций, не церемонится с фактами, а иногда и противоречит самому себе. Скажем, один из персонажей в 1943-м был выбран Тенью, чтобы убить Сталина. Это якобы спасло бы много людей. Само утверждение о гипотетическом спасении множества людей настолько несерьезное, что с ним не хочется спорить. Отмечу лишь один момент: «отца народов» в чём только ни обвиняли, но не одному разоблачителю культа личности не приходило в голову утверждать, что Сталин собирался уничтожить Москву. А ведь только в таких случаях, согласно роману «Тень», город выбирал себе чемпиона-спасителя.
Выбрав в главные герои покойника, Иван Филиппов сильно снизил и читательскую способность ему сопереживать. Скажем, не получится у него выполнить свою миссию, и? Умрёт дальше? Так он ведь уже умер. Сгорит Москва? Ну, в это поверить никак невозможно, ибо новости мы смотрим, ни о чём таком в них нет, а некоторым читателям достаточно и просто в московское окно выглянуть, чтобы в этом убедиться в отсутствии общегородского пожара.
Живых персонажей в романе в финале остаётся только два, но, поскольку они относятся к числу периферийных, то и сочувствие им достаётся по остаточному принципу. И уж совсем пародией на счастливый конец смотрится финал, где геройский Степан уединяется с царевной Хулутун — с намёком на посмертный интим.
Понятно, что литература полна условностей. Но, чтобы читатель не обращал внимания на нестыковки и натяжки, надо, чтобы действие захватывало, драматическое напряжение должно захватывать и нарастать. В романе «Тень» этого нет. А потому, вероятней всего, нет и бестселлера.
Сергей Петров
Иван Филиппов «Тень»
Ответственному секретарю
премии «Национальный бестселлер»
Толстову В.А.
Рапорт
Довожу до Вашего сведения, что был у меня такой грех – около пяти месяцев я работал по ночам ди-джеем радиостанции «Ретро-Фм». Происходило это году в 2006-м, кажется. То был период, когда музыкальные радиостанции стремительно, одна за другой, теряли эфирную свободу, а ведущие превращались из людей в прокладки между песнями. При этом к ним предъявлялись определенные требования: они должны были говорить недолго (5 секунд в начале часа, 15 – на 15-й минуте, 10 – в конце) и нести в массы позитив и креатив. Эфиры все записывались. Случалось, обсуждались у руководства.
«Сергей, – как-то сказал мне программный директор, – твой выход позавчера … ну, который в три ночи, в начале часа … Плохой был выход. Отсутствовал в нем креатив»
«Какой еще креатив? – удивился я. – У меня было пять секунд. За эти секунды я должен назвать время, поздороваться и перечислить трех исполнителей …»
«Да-да. Именно. Ты сказал: «Доброй ночи! Три часа в Москве! Впереди – Элвис Пресли, «Абба», и Михаил Боярский!» А мог бы добавить – «Потанцуем», и был бы креатив …
«Потанцуем? В три часа ночи?»
… С тех самых пор, когда я слышу или читаю «креатив», «креативно», «креативный», «креативная», меня, извините, передергивает. И – вот. Книга Ивана Филиппова «Тень». Что сразу бросилось в глаза? Регалии автора. Автор, к числу прочего, – креативный продюсер в компании Александра Роднянского AR Content. Настроение мое сразу испортилось. «Но так нельзя», – скажете Вы. Нельзя. Это все – предвзятое отношение, предрассудки, понимаю. Но именно предрассудки движут миром, и, черт возьми, лично меня они не обманывают.
Креатив в этой книге – не из серии «потанцуем». «Ретро-Фм» закурить не успевает даже. При ознакомлении с «Тенью» складывается ощущение креатива разновидности «танцуют все». И – курят. Но не сигареты.
Действие в книге разворачивается буйное. Все как в компьютерной игре или фантастическом боевике, я уже не знаю, что лучше. Боевик можно посмотреть, насладиться яркими спецэффектами на большом экране. Но не будет настоящего удовольствия, если нет эмоций, нет характеров, нет трагедии, нет любви.
Степа (главный герой) живет с котом и работает следователем. «Заводит» и «закрывает» уголовные дела. Уважаемые издатели, редакторы, авторы! Бесплатное напоминание! Уголовные дела не заводят, а возбуждают, не закрывают, а прекращают. И следователи поборами не занимаются, этим промышляют некоторые участковые или опера. Для автора, что оперативник, что следователь – один хрен, ну да ладно. Степа, как и положено настоящему герою, сует нос, куда его не просят. Его жестоко убивают, и он попадает (единственная, пожалуй, оригинальность книги) в Подмосковие. Не в Подмосковье, а в Подмосковие, то есть в город под современной Москвой. И там сталкивается с неразрешимой, кажется, дилеммой.
Спецэффектов в «Тени» полно. Для их усиления книга укомплектована картинками. Много истории, очень много истории и не понятно, зачем она здесь в таком количестве. Все остальное тоже имеется, но это – какой-то контрафакт, сплошное «не верю», даже матом ругаются не по-настоящему, как в соцсетях, точно ту или иную книжную страницу могут «забанить».
Такие дела. Хилый детектив, погруженный в пучину фантастики, фэнтези, истории и современности. То тень Акунина мелькнет, то Булгакова, то Игоря Валерьевича Коломойского, и сплошное нагромождение не то смыслов, не то бессмыслиц. Креативно, спору нет. Только литературы в этих кучах креатива не просматривается.
Литуполномоченный Петров
Михаил Хлебников
Тени исчезают в полдень
Если вас убили в Москве и не похоронили должным образом – не беда. Вы попали в Подмосковие. Не путать с Люберцами, Химками и прочими замечательными местами. Подмосковие – память города, в котором пребывают неупокоенные души жителей столицы. Об этом вы узнаете из романа Ивана Филиппова «Тень».
Степан Корнеев трудится следователем. Звание – капитан. Хотя в другом месте утверждается, что он майор. Степана убили сослуживцы, сбросили тело в колодец и сверху полили кислотой. Но Степан не умер до конца, а отправился в «Подмосковие». Первые сто пятьдесят страниц он не верит, что его застрелили, мечтая о нормальной, классической коме. Следующие триста страниц он спасает Москву. Не по своей прихоти. Он стал Тенью, так как выбран Городом. Растворяется в темноте, бегает по вертикальной поверхности. Ну, и в общем физически окреп. По зазеркальной столице бродят убиенные, там выстроен какой-то социум, который, впрочем, не слишком внятно обрисован. Есть руководитель царства прикопаннных, удушенных, замурованных – монгольская царевна Хутулун. Её убили в Москве в 1315 году. Нехорошо. Тем более, что туда Хутулун приехала в качестве невесты сына московского князя. И тем обиднее, что въехала принцесса при полном параде:
«Хутулун переоделась в парадную одежду. Это был целый ритуал: шелковое платье, сложный макияж, лучшие французские украшения».
Вздрогнули? Могу ещё:
«Перед отъездом мать провела с ней подробную беседу и объяснила все, что может понадобиться знать будущей жене о таком важном для брака деле, как секс».
Прогрессивно.
Бороться Стёпе придётся с нежитью и олигархом Игорем Валерьевичем – руководителем «Нацнефти». Для совсем непонятливых читателей на 320 странице злодей назван Игорем Ивановичем. К тому приходит голос главной нежити и подбивает того сжечь Москву. Некую Соню – любовь сына Игоря Валерьевича – убивают по приказу И.В. Она может что-то узнать о размашистых планах гипотетического свёкра. Степана же убивают, чтобы он не расследовал убийство Сони.
Сюжет откровенно вяловат, не спасает даже экшн-сцены во второй части. Да и по ним видна авторская темнота в плохом смысле этого слова. Стёпа «опустошает обойму», стреляя из «калаша». Главы начинаются с описания того, как и в результате чего тот или иной персонаж попадает в Подмосковие. Скучно. Тосклив и какой-то замшелый антикоммунизм. Вадим Семёнович – партийный чиновник семидесятых. Работает в области идеологии, знает Суслова. По совместительству Вадим Семёнович – серийный убийца, душит жертв импортными колготками своей жены. От этого у него возникает эрекция. Растленного партийного бонзу убивает его личный водитель Митя, не вынеся двойного насилия коммуняк – духовного и физического.
Ну, или некто Фомич пытается убить Сталина в 1945 году, чтобы спасти тысячи жизней. Непонятно чьих, правда:
«В свете лампы за столом сидел Он. Тот самый. Миша никогда не видел его живьем, только на фотографиях и на плакатах. Рябое рыхлое лицо, грязные всклокоченные волосы. Он сидел за столом и читал книгу, оставляя отпечатки сальных пальцев на страницах».
Миша, выйдя из тени, направил на него оружие. И тиран обоссался.
И вообще. Хорошие персонажи читают книгу Екатерины Шульман, поминается добрым словом «Медиазона».
Написан роман Филиппова ужасно. В послесловии автор благодарит родителей. Маму за помощь в борьбе с безграмотностью («истинные пучины безграмотности»), а папу – за общую поддержку. Мне кажется, что ребёнку нужно было помогать примерно с пятого класса. Сейчас ощутимо поздно.
Так вот, об языке: «ржали военные лошади», «он стал мысленно вспоминать», «слёзы градом брызнули» и т.д. и т.п.
Итожим. Попытка написать либеральное городское фэнтези провалилась. Герои мертвы во все смыслах. К чтению не рекомендуется.
Да, в конце у Стёпы с Хутулун секс. Полученные теоретические знания, надеюсь, не утратили актуальности, несмотря на долгие семьсот лет ожидания.
Анна Жучкова
Бросок мангуста
– Хорошо, – сказал Рикки-Тикки, и шерсть его хвоста начала подниматься, – всё равно, есть на тебе
знаки или нет, ты не имеешь права есть птенчиков, выпавших из гнезда.
Если есть коллективное бессознательное, почему бы не быть городскому? – задался вопросом Иван Филиппов и определил в подсознание Москвы (Подмосковие) всех москвичей и гостей столицы, умерших насильственной смертью и не похороненных.
Обитатели Подмосковия миролюбивы и даже симпатичны, если не считать ран и отсутствия некоторых частей тел. Это не ожившие трупы, а души в виде тел, как у Данте.
Но есть в Подмосковии и зло – нежити. «Город — он живой и дома — живые. Мы, люди, их живыми делаем <…> Когда дом сносят, душа его исчезает. Растворяется в нашем мире. Но лет, наверное, двадцать назад вы там, наверху, начали дома заново строить. Не реставрировать, а строить точно такой же на месте снесенного. Вот с этого-то все и началось. Нежити — это души заново построенных домов <…> неживые они, и души у них — искусственные. Пластиковые души. Обреченные на страдания и вечный голод. Они падальщики, жрут все, что под руку подвернется. И всех».
Основной конфликт книги – борьба между людьми, обладающими памятью (неважно, живы они или мертвы), и нежитями с пластиковыми душами, появившимися «лет двадцать назад», которые хотят все сожрать, Москву спалить – и свалить. Нежити – продукт российского неолиберализма, зомби эпохи потребления, существа без истории и дома. Они находят исполнителя среди людей: «…когда пожар закончится и город догорит, я объявлю о том, что моя корпорация за свой счет восстановит все! Дома станут лучше и красивее! Я верну все, как было, только лучше и новее! Не будет больше никакого старья, никаких ветхих дворцов и облезлых церквей, никакого мусора! Только прямые широкие улицы!» Ну то есть еще больше нежитей и меньше памяти, зато все сидят в кафе на красивых улицах…
Концепция романа прикольная. Один минус – слабый сюжет. Нам не рассказывают захватывающую историю, а проясняют авторскую задумку. Действие движется не по логике внутренних сцеплений и психологического рисунка, а скачет, как кадры американских комиксов. Но для жанровой книги важен сюжет, каждый поворот которого приводит к открытиям. Так что в этом «Тень» сильно уступает хорошим образцам современной фантастики, в том числе и сетевой (Author.Today и пр.).
Зато у нее любопытная структура, напоминающая «В наше время» Хемингуэя, где перед каждым рассказом приводилась небольшая миниатюра, не связанная по сюжету с основным текстом, но показывающая жестокость этого мира: репортажи с мест военных действий, описания корриды, политика, кровь, крики толпы… У Филиппова каждый, даже проходной персонаж Подмосковии снабжен историей собственной смерти, из чего получается захватывающий калейдоскоп разных веков жизни Руси. Но только с одного боку: утопили, зарезали, задавили в толпе, сломали шею, выкололи глаза…
Исследователи творчества Хемингуэя долго не могли объяснить композицию сборника «В наше время», название которого – из молитвы «Даруй нам мир в наше время, Господи!» – звучит горькой иронией. Разгадал загадку Борис Грибанов. Смысл композиции – в масштабе. В соотнесении дальнего плана миниатюр, отражающих жестокость как форму существования человечества, с крупным планом рассказов, где жестокость вроде как невидна: подумаешь, невнимательность, равнодушие, глухота, черствость…
Книга Филиппова тоже начинается крупным планом: парень и девушка, любовь, розовый вечер: «Солнце медленно садилось, и в сумерках город казался немножко волшебным. Даже его простой пятиэтажный дом выглядел как пряничный домик с венской открытки». А заканчивается грандиозной батальной сценой – Москва горит, опутанная щупальцами монстра-нежитя, люди ее спасают.
В середине же – мир, полный жестокости.
Однако у автора есть твердая жизненная позиция, которую он этой жестокости противопоставляет:
Во-первых, защита женщин. Главный герой – прожженный мент, но и дядя Степа из советской книжки: «в мире, полном жестокости, маленьким девочкам ее достается несоразмерно много. Пусть у Степы и не было убеждений, но где-то в глубине его потрепанного сердца жило чувство справедливости. Барыги и убийцы как-нибудь сами за себя постоят, а у маленьких девочек должен быть свой Степа».
Во-вторых, память поколений. Уже эпиграф говорит об этом: «Моему папе Борису Филиппову, который показал мне, что история — это не скучно. И моим сыновьям Дане и Никите с надеждой, что и мне тоже это удастся».
В-третьих, чувство родины. Соотнесенность одного человека с другими. Зараза индивидуализма, о которой русская литература заговорила с начала XIX века («мы все глядим в Наполеоны…»), распространилась с тех пор широко. Филиппов сопоставляет войну с Наполеоном и наше время. И тогда, и теперь полное уничтожение Москвы выгодно тем, кто преследует свою цель: «…кто бы ни выиграл эту войну, я все равно победил и скоро стану самым богатым человеком в Европе. Много позже я узнал, что в огне в ту ночь погибли тридцать тысяч человек и, признаюсь, не испытал никаких сожалений». Но когда люди – мертвые и живые, русские и татары, советские и современные – объединяют силы, им удается победить нежитей: «…и солдаты Великой отечественной, и татаро-монгольские всадники, и русские латники, и тевтонские рыцари, и польские гусары <…> помогали, воевали и защищали Москву».
«Шедший без перерыва бой был похож на схватку мангуста и кобры».
Итогом боя становится изменившаяся реальность.
«Впереди еще долгие часы борьбы с огнем, а утром город проснется немного в другом мире. Не только в мире, в котором возможны страшные трагедии, в конце концов к трагедиям человечество как-то привыкло, а в мире, в котором возможно совсем невозможное».
* Не знаю, по каким вводным бывший журналист «Ведомостей», креативный продюсер компании AR Content и автор популярного телеграм-канал «Запасаемся попкорном» Иван Филиппов писал этот роман (раз даже про мангуста сказал). Но получилось сильно.
Елена Одинокова
Иван Филиппов «Тень»
Перед нами еще один великолепный образец «сторителлинга», утыканный модными «блёрбами»: невозможно оторваться, искреннее удовольствие, прочел залпом и т. д. Обложка твердая, суперобложка глянцевая, на полкниги. Когда открываешь, суперобложка падает. Внутри – серая неприятно пахнущая туалетная бумага. Это очень точно отражает содержание книги. В планах была захватывающая остросюжетная история о следователе Степе, загадочном злодее-олигархе и параллельной Москве (Подмосковии), которой угрожают нежити (души вновь построенных зданий). Следователь стал Тенью — защитником города — и теперь расследует убийство девушки, общаясь с призраками, говорящим поездом и т. д., а в финале сражается с царем нежитей (это такой монстр с тентаклями, который собрался из других нежитей, как в манге «Паразит»). Написано все крайне занудным языком с шаблонными выражениями и кучей лишних эпитетов. Серые персонажи, серые диалоги, серые будни. Нелепые «исторические» вставки. Эта книга не для того, чтобы ее читали. Она для того, чтобы ее купили в подарок токсичному родственнику, а через пару лет выкинули, освободив на полке место для плюшевого медведя или вазочки.
Кстати, у «Стеклянного человека», вышедшего в том же издательстве, такая же суперобложка, похожая на шелковые трусы с лопнувшей резинкой, но бумага побелее, получше, а шрифт покрасивее. Видимо, Печейкин для «Инспирии» более статусный блогер.
Филиппов ведет влог о сериалах и телеграм-канал. Вероятно, если бы по его «сторителлингу» сняли сериал или что-нибудь вроде «Мела судьбы» с «Ночным дозором», я бы посмотрел, хотя это еще зависит от режиссера. Но читать, да еще не отрываясь?!!! У нас тут, извините, литературная премия, а не сторителлинговый коучинг.
Тем, кто любит настоящие книги, советую сборник «Братцы по разуму» Александра Житинского (там, где про старичка с Большой Пушкарской и хранителя планеты). Или Лукьяненко (см. выше). А про новодельные дома гораздо интереснее написано у Некрасовой. Литература, дорогой читатель, это не обложка, а то, что внутри.
Игорь Фунт
Moskow Never Sleeps, или Сушите вёсла, мы едем в Подмосковие!
«Даже ночью в Москве всегда шумно». Из книги
Предупреждение: читать рецу нужно под композицию, висящую в конце сего текста.
Н-да, жалко…
Хорошая поначалу идея столкнулась об такую же, двадцатью годами раньше.
Дам небольшую ретроспективу лукьяненковских «Дозоров». Сюжетно, идеологически (почти) полностью совпадающих с условными «дозорами» Филиппова.
Вы прекрасно помните, дорогой читатель (даже и по фильму, необязательно по роману, — точнее, серии романов), что у Лукьяненко обрисована параллельная галактика — Сумрак. В данном изводе — параллельный мир, именуемый Подмосковием, Другой Москвой — у Ивана Филиппова. Доступный как мёртвым, так и, в крайнем случае, — живым. В «Дозорах» — Иным. Другим.
В Сумрак Лукьяненко можно попасть, воспользовавшись Тенью. Точно так же, как у Филиппова. Ты хватаешься за неё — с её помощью передвигаешься, становясь неуязвимым и невидимым. Невероятные сверхспособности, мгновенная реакция, непотопляемость — словно срисованы с бойких протагонистов Лукьяненко. Тоже борющихся исключительно за правду. С незначительными отклонениями от рассматриваемого сюжета. (Ещё бы без них! — тогда б вовсе атас. Суши вёсла.)
Подобно Сумраку Лукьяненко — реальность имеет emotion-projection. Так же и Подмосковие Филиппова: это не что иное, как эмоциональная «подземная» проекция находящейся «сверху» столицы РФ XXI в. Проросшей с корнями вглубь веков, исторических слоёв земли. И человеческой памяти. Единственно что у Филиппова въяве показан мир мёртвых. «Иные» же Лукьяненко — берутся-вычленяются из мира живых людей.
Уж извините, но мне легче дальше по пунктам. Да и читателю понятней.
Что схожего и там, и там. Не исключая, дескать, эта «похожесть» вполне и оправданно случайна. Скорее всего — случайна! Но уж такие мы привереды, критические критики: цепляемся за всё, что не плотно приколочено.
Похоже всё:
Многочисленные Cлои подземного макрокосма. Бескрайних там путей.
Всевозможные реинкарнации мира Иных. Тут, в Подмосковии — нелюди. Там, в «дозорах», — ведьмаки, вампиры
Всесильные Маги, контролирующие обе человеческие вселенные (и верхнюю, и нижнюю). У Филиппова всевидящее око — Оракул. Там — Инквизиция.
Обеим проекциям неведомы болезни, старение, голод-холод.
Оба мира наделены даром подчинять себе людей. Проникать в их подсознание.
И там, и там — водятся плохие и хорошие (тёмные-светлые) Иные. (Мёртвые сущности у Филиппова).
Ладно… Проехали.
Есть и замечательные, замечательнейшие вещи в книге. И даже больше замечательного, чем указанных выше «недостатков» в кавычках. Тем более что многие блестящие авторы прибегали к сходным приёмам тотальных игр с потусторонним.
Опять по пунктам:
Тривиальное объяснение сложных вещей. (Ведь смерть это всегда непростая штука.)
Великолепные континуальные отсылки в течение всей книги. От татаро-монгольского владычества — практически по диагонали через всю историю России.
Связь прошлого с настоящим. И наоборот. Вообще переплетение судеб в эманации природы событий — высший беллетристический пилотаж. И автор его освоил.
Аналогии мощные. Аллегории тоже. Текст захватывает.
Истории жизней, истории любви и гнева, и презрения многочисленных персонажей качественно люстрируются во временных потоках. Не запутывая и не уводя в глубокий визуализированный ступор.
По итогу всё становится ясно. Не голливудский хеппи-энд, разумеется. Тем не менее глобальный мир спасён. Гигантские жертвы оправданы. Всё опоясано тонким живым юмором, иронией. Пониманием психологических основ бытия.
По напряжению экзальтаций и способности удержать внимание на протяжении фактически всего повествования — это явно Бестселлер отличного уровня и стандарта. Полагаю, займёт почётное место средь беспощадно-бесподобных конкурентов в итоговом премиальном списке.
Вот и всё, ребята. Думаю, рассказывать фабулу о том, как главный герой распутал сложнейшую коллизию жизни. Превратившуюся в Костлявую с косой. Обернувшуюся, в свою очередь, в трагифарс за гранью, — нету смысла.
Ведь смысл — в бесконечном движении в шумной Москве.
.
Елена Васильева
Иван Филиппов «Тень»
Будь я очень цинична, я бы абсолютно серьезно считала, что Иван Филиппов составил карточку-бинго. Что, предварительно проанализировав аудиторию, он выявил: ее сильнее всего может заинтересовать фэнтези, исторические романы, комиксы и повествование о травме. А потом соединил бы все это в одной книге.
Так получилась «Тень».
Или, например, он составил список книжных блокбастеров, как российских, так и международных, — комиксы про Бэтмена, немного цикла о Нарнии Клайва Льюиса, «Метро 2033», даже «Текст» Глуховского. Позаимствовал определенные элементы. Добавил любовную линию, расставил отсылки к современной России, нахлобучил все хеппи-эндом.
Вот и появляется «Тень».
Иван Филиппов — продюсер кинокомпании AR Content (выпускала, например, «Дылду» Кантемира Балагова и «Мама, я дома» Владимира Битокова), соведущий подкаста о сериалах «В предыдущих сериях» и автор телеграм-канала о них же «Запасаемся попкорном». Этот анамнез, в принципе, объясняет потенциальную блокбастерность «Тени». Она вышла в двух версиях — как роман и как аудиосериал. Вариант аудиосериала оказывается более выигрышным: просто текст, который описывает драки, погони и прочий боевик, уступает прочитанному тексту со звуками, спецэффектами, возможностью сыграть голосом и добавить стереозвучание. Кроме того, просто текст, как это часто бывает, грешит редакторскими и корректорскими промахами — лишними кавычками, не всегда правильным оформлением диалогов, перепутанными именами героев (например, имена реальных прототипов возникают на месте придуманных имен).
Степа Корнеев — полицейский следователь. В чем-то он даже, наверное, реинкарнация михалковского Дяди Степы, хотя на первый взгляд похож на обычного мздоимца. Есть у него один прибабах: он на дух не переносит, когда обижают девочек. А причина такой реакции, конечно, кроется в детстве. Коллеги стараются скрывать от него дела с потерпевшими-женщинами и девушками, но однажды коса находит на камень.
Как-то ночью в Москве дорогущая иномарка сбивает девушку. Последствия ДТП непривычно стремительно зачищают, и, когда Степа пытается что-то уточнить по делу, ему настрого запрещают к расследованию приближаться. Имеем классическое пропповское «к герою обращаются с запретом». Запрет, конечно, нарушается, за что героя убивают.
Тут безо всяких неожиданностей: Степа действительно умирает — но попадает в подмирье, подсознание Москвы, ее изнанку — Подмосковие, в котором находятся неупокоенные души. Это такой зал ожидания для мертвых, который появился одновременно с городом, но не Рай и не Ад.
Если мертвые, которых похоронили по всем правилам, сразу узнают о своей дальнейшей судьбе и отправляются в Ад или Рай, то мы вынуждены томиться в прихожей. И нет, отвечая на ваш незаданный, но очевидный, вопрос, — это не Чистилище. Чистилище подразумевает возможность изменить, так сказать, свой статус. Попасть ценой дополнительных усилий в Рай. Мы такой возможности здесь не имеем, тут можно только ждать. И мы ждем.
Во времена, когда Москве угрожает опасность, Город выбирает своего героя. Его называют Тенью, и это совершенно особый статус. Степа выбран очередной Тенью — их было уже несколько за всю историю города, и миссии они проваливали.
Суперспособность Тени: растворение в тенях, сверхсила.
Слабость Тени: яркий свет.
Цель Тени: спасти всех, по возможности.
Награда Тени: место в Раю или Аду.
У Степы ситуация особая: ему более-менее плевать на спасение города, зато он знает, что его личная миссия связана с девушкой. Точнее, с девушками: живой и двумя мертвыми, за одну из которых надо еще и отомстить.
Окажется, что незначительное ДТП было связано с человеком, который хочет Москву уничтожить. Зовут этого человека Игорь Валерьевич Воробьев, он руководит крупной нефтяной компанией. Когда-то Воробьев якобы «смиренно носил портфель за руководителем», а теперь он второй человек в стране… Тут мы ступаем на скользкую тропу узнавания прототипа, и Игорь Валерьевич, продавший душу дьяволу, конечно, очень сильно напоминает Игоря Ивановича — который Сечин. Впрочем, компания Воробьева находится отнюдь не по адресу сечиновской «Роснефти», а в бизнес-центре «Оружейный», который в романе называется не иначе как зиккуратом. Но любители выискивать в книгах отсылки к современности могут изрядно повеселиться. Те же, кому такой метод набил оскомину, смогут повозмущаться. Как ни крути, все в выигрыше.
Помимо явной фантастики, в книге почти перед каждой главой появляются еще и фрагменты псевдоисторического повествования. Каждый отрывок посвящен определенной вехе в истории города — чумному бунту, восстанию против Лжедмитрия, сносу храма Христа Спасителя. Герои некоторых из этих зарисовок потом встретятся Степе в Подмосковии, так что и в этом романе, по неписаным литературным правилам, все со всем неразрывно связано. Филиппов не только использует реальную фактуру и дополняет ее выдумками, но и не чурается городских легенд, которые в метафорическом смысле тоже рассказ о подсознании города.
Например, в эпизоде о взрыве храма Христа Спасителя — и исторический факт о том, что храм пришлось подрывать два раза, потому что первый раз он выстоял; и городская легенда об игуменье Алексеевского монастыря, который снесли ради постройки первого храма, сказавшей, что месту сему пусту быть; и ловкая выдумка о том, что руководивший сносом храма погиб во время взрыва (во всяком случае, подтверждений в открытых источниках я не нашла).
Вновь построенным сооружениям в Подмосковии отводится особое место: они становятся нежитями, потому что основа города — это все же не люди, а здания, даже представления о зданиях. А если здание снесли, а потом построили заново точно такое же, система сбоит.
Нежити — это души заново построенных домов. Как ежели бы с кладбища кто-то мертвяков натаскал и из частей их новое тело сшил. Так и тут: неживые они, и души у них — искусственные. Пластиковые души. Обреченные на страдания и вечный голод. Они падальщики, жрут все, что под руку подвернется. И всех.
Получается, что новодельные здания пытаются сожрать Москву и установить свои порядки — и с этим оказываются связаны и Игорь Валерьевич, и странное ДТП, и Степа. При подробном пересказе роман Филиппова кажется излишне усложненным — а какие-то вещи в нем, наоборот, недостаточно продуманы и как будто не дописаны. Например, читатель не узнает, как животные попадают в Подмосковие, потому что Степа, озадаченный этим вопросом, так и не удосужится никого спросить об этом. Герои регулярно затевают диалоги в самые неподходящие моменты, когда надо уже бежать, потому что огонь, пожар. Однако очень подробно и скрупулезно описываются сцены схваток и всяческого экшена — как и в супергеройских комиксах, сходство с которыми ближе к концу книги становится совсем уж явным, пусть тут и нет «пузырей», а текста явно больше, чем иллюстраций (хотя они тоже есть и выполнены Артемом Бизяевым вполне в комиксовой манере).
Пусть в ней можно уловить отсылки к литературным и кинохитам, и нащупать историческую подоплеку, и немного представить сказочный мир, читательское внимание держится именно за экшен-сцены. Но Иван Филиппов и сам говорит по поводу своей книги, что хотел создать «честную развлекательную литературу». Так и вышло, и Дядя Степа для взрослых помогает тут не детям, а взрослым, и не в стихах, а в комиксе.
Расширенную версию этой рецензии можно прочитать на сайте «Прочтение» https://prochtenie.org/reviews/30839