Александр Велин. «Сердце Демидина»

А. Велин может стать одной из находок прошлогоднего сезона, чья простая и прозрачная проза, как бы воспроизводящая позднесоветские реалии и все-таки живописующая какой-то свой, параллельный Совок, ко всему прочему, еще и правдива. Так, герои-агенты КГБ написаны в духе Домбровского, который во всяком умел разглядеть человеческое, без пресловутой демонизации.

Эта проза еще и «серьезная юмористическая проза», которая, по недавнему восклику Евгения Абдуллаева, куда-то подевалась, – так вот же она! А раз юмор такая важная штука, что по нему мы часто оцениваем интеллект человека, и он же отличает очень хороших писателей от просто хороших, то и роман этот выгодно смотрится на общем фоне серьезных публикаций в журналах и издательствах, где вовсе не до смеху.

Хорошая проза подчас разрастается и дышит на теле литературы, как грибница и грибы, она не схематична и не построена на голом каркасе, как, например, свежий роман Д. Данилова «Саша, привет!», который явно выдает в авторе драматурга.

Игорь Дуардович – редактор, критик, Москва.

Рецензии

Елена Одинокова

Александр Велин «Сердце Демидина»

Каждый сезон кто-то из критиков принимается доказывать, что чему-то на Нацбесте не место. У одних не место автофикшену, у других — рассказам. Я считаю, что не место фэнтези. Нигде. Это макулатурный жанр, которым наш книжный рынок и так засорен уже тридцать лет.

Фэнтези должно быть либо по-настоящему страшным, либо по-настоящему веселым, либо по-настоящему интересным, либо по-настоящему интеллектуальным. Лучше, конечно, все вместе.

Интеллектуальное отечественное фэнтези мы обычно величаем «магический реализм» или «постмодернизм». В этом сезоне мы уже читали В. Пелевина и Е. Некрасову, и это было неплохо. Здесь, увы, нас ждет густопопсовое фэнтези. «Сердце Демидина» сравнивают в аннотации с «Альтистом Даниловым». Сравнить-то можно, только не в пользу Велина. Публика давно наелась разнообразными демонами, ангелами и экстрасенсами. Оргинальной идеи у Велина не прослеживается, роман представляет собой кошмарную масскультурную мешанину, в которой героев больше, чем тараканов в советских домах. Такое ощущение, будто выволок из дедовой кладовки подшивку «Огонька» конца восьмидесятых (там, где про позорную гэбню) и не знаешь, то ли продать совкодрочерам на «Авито», то ли отвезти на свалку, то ли растопить этим печь. Кому-то может пригодиться, но не более.

Язык под стать содержанию:

«Демидин замер. Время для него приостановилось.

— Да, — хрипло ответил он. Наина Генриховна подошла к сейфу, открыла его, достала шкатулку и поставила её на стол. На крышке был крошечный портрет женщины.

— Фамильная шкатулка Григория Илларионовича, — сказала она медля.

— Открывайте, — попросил Демидин. Она приоткрыла крышку, внимательно наблюдая за ним.

Он разом наклонился к шкатулке, словно хотел нырнуть в неё, и его лицо обласкали блики. Наина Генриховна приглушила лампу. «Такая красота…» — в который раз подумала она. — Что вы чувствуете? — спросила она деловым тоном. Демидин ответил не сразу.

— Там моя суть, — медленно сказал он. — Я таким был в детстве. Но это больше, смелее, чище. Нет, я таким никогда не был… И всё-таки это моя суть. В его глазах были слёзы.

— Может быть, это что-то вроде гипноза? — спросила она. — Вы же учёный.

Демидин с трудом оторвал взгляд от сердца. — Не думаю, что я смог бы его исследовать».

Я разом отложил эту писанину вместе с ее бликами. Гипноз на меня не действует.

Ольга Чумичева

Александр Велин «Сердце Демидина»

Анонс обещает… что же он нам обещает? Что впервые после «Альтиста Данилова»… русская эзотерика… отечественная мифология в потоке современной, ну, как современной, 30-40-летней давности, жизни… Это настораживает. Со времен «Альтиста Данилова», который в 1980-х и вправду был открытием, сопоставимым с фантастическими мирами Тендрякова, и не следовал мировым моделям, выстраивая собственные, было слишком много разного – от Пелевина до Ван Зайчика, десяток более или менее крупных фигур набрать несложно. С другой стороны, спасибо, что не сравнили с Дэном-ох-нам-всем-Брауном или сколько-можно-снова-тревожить-Эко. В общем, после чтения такого анонса, хочется прогнать морок, забыть и читать текст без предвзятости.

Итак, герой Понятых 1962 года рождения, трудное детство в несчастливой, но крепкой советской семье, школа и сразу КГБ, трудная и невнятная Служба. Фамилия – и поянтые и понятные, социально сразу в лоб… вообще, авторский прием «сейчас я вам расскажу о герое краткими словами» не очень срабатывает. Хочется следить за событиями и разговорами и самостоятельно выстраивать образ – а не это всё «морально устойчив, политически грамотен».

Другой герой Коньков, тот уже лейтенант КГБ (с музыкальным образованием – сразу вспоминается несколько лохматых советских анекдотов) и как бы курирующий начальник первого героя.

А дальше пошли спиритисты и прочая эзотерическая публика, подпольные еврейские организации, почвенники-древляне и разная всячина, собранная, словно со страниц журналов 1990-х, рассказывающих про 1980е. В принципе, всё это существовало в реальности, описано в книге весело и смачно. Местами и вправду напоминает один из мотивов «Альтиста Данилова», где «в ужасной тайне, которая ни для кого не секрет» собираются и суетятся некие граждане, завороженные Мистикой, о которой в позднем СССР многие говорили взволнованно, утомившись материализмом.

Сюжет развеселый и полный нелепых приключений. Герой Понятых выступает в роли Иванушки-дурачка, лейтенант Коньков воображает себя многомудрым волхвом, но есть и тот самый Демидин – физик, мистик, авантюрист и почти чернокнижник. А вокруг них крутится пародийный узбек и не менее пародийные русские женщины, молодые и не особо. Пересказывать нет смысла. Читать довольно весело, хотя – если читал уже много такого – местами слишком вторично.

А если искать аналоги, мне эта вся ретро-карусель с наблюдателями от КГБ показалась больше всего похожей на «Месс-Менд». Только у Мариэтты Шагинян была одна стержневая идея, и вся фантасмагория и весь мистико-псевдонаучный абсурд был умелой рукой на нее нанизан. А тут вихри веют, смешного много, точных наблюдений много, но целое – немного капустник в академгородке, для своих.

Игорь Фунт

Апология ужаса, или Чертовщинка из СССР

Интересный у меня проявляется последнюю пору астигматизм — в негативе восприятия современной прозы. (Вслед многочисленным победам в научно-публицистических баталиях, уж похвалюсь, хе-хе.)

Думаешь поначалу — вот оно! Ждал чего-то подобного… И — дождался. В натуре.

Вот. Всё окей, всё идеально. Стиль. Смех. Стёб. Грёбаный насос — ну гениально же!

Но… стихает взбеленившаяся в увертюре пыль времён. Сияние бешено лукавых фраз начинает надоедать, тухнуть, сдуваться. Почему? Чем надоедать?

А всем!

  • Во-первых, вторичностью. Знатоки поймут. «Первоходки», ясен пень, вспомнят булгаковскую нечисть.
  • Ангелами.
  • Врубелевскими Демонами.
  • Червями.
  • Мужеубивцами. Вынужденными в искупление каждые 30 лет рожать ребёнка.

Для просвещённых эрото-, кино- и книгоманов дам квинтэссенцию романа А. Велина его же цитатой:

«…пиджак, синие джинсы и карманные часы с цепочкой были одной из разновидностей гражданской одежды, по которой могли узнавать друг друга агенты КГБ».

Всё это в обрамлении персонажей Ершовского «Вия» с Куравлёвым.

 

Пару слов по текстуре

Сразу — бац! — прекрасная, в том числе юморная атмосфера авантюрно-плутовского романа. С пылу с жару — чудный советский эзопов юмор. Клёвый. Звеняще-прозрачный: дзын-н-нь! — кастрюлей по баш… сковородке.

Аллегорические финты — по диагонали всего повествования — ма́стерски завинченные: «Демидин раскрыл тетрадь и увидел две вклеенные фотографии. На верхней был запечатлён, очевидно, сам Суриков — парень с плоским, как крышка от кастрюли, лицом и чубом, торчащим из-под фуражки».

Короткие главки, — что вообще великолепно. Можно отвлечься и… поспать.

Меня и подобных мне представителей убывающего народонаселения той эпохи могут привлечь умелые авторские маркеры-зацепки типа:

  • Разведчиков-Штирлицев в большом количестве.
  • Кришнаитов. (Да, в Союзе была целая большая история с их приятием, гонением, притеснением.)
  • Всевозможных языковых Школ, в том числе иврита.
  • Школ спиритизма.
  • Секций каратэ.
  • Масонских прибежищ. (На фоне алых стягов с барабанами.)
  • Всевозможных подвалов и сходок «причастных». (И диссидентов до кучи.)
  • Грушинских бардов, в конце концов.

Да, СССР был насыщен крамолой донельзя.

И автор это гипертрофированно-аккуратно преподносит читателю как поддельный коньячный левак в модном статусном кабаке — с заполонившими эстрадный пятачок абсолютно бездарными исполнителями. Похожими на «наглых резиновых бесенят».

Артисты-режиссёры-композиторы-певцы — все вовлечены в круговерть коммунистической апатии. Все были отравлены сладостной мечтой о том, что недостижимо блистает за проклятым железным занавесом.

И за всем этим непотребством — внимательно и рьяно наблюдали наши героические герои с неприметной внешностью и скупым лицом. [Притом что вторая половина текста происходит в «благословенной», запруженной шпиками всех мастей, — Америке.]

 

Вывод

Книга — полный фарш, эрегированный концентрат социалистического диссидентства и левачества. Чисто советской сказочной мистики.

Собственно, горбачёвский период придаёт тексту особое умиление. В ореоле незлобивости. Будто предчувствуя-предвидя, что осталось недолго.

Бесчинство невероятно смрадных демонов с «лунообразными личиками, дряблой бородкой» — тому порука.

Да и… Кстати.

Там гл. герой, — бравый кагэбэшник, — почему-то страшно кого-то напоминает.

Олег Демидов

Александр Велин «Сердце Демидина»

Александр Велин проводит своих героев через Перестройку и девяностые со всеми их еврейскими общинами, культовыми андеграудными писателями, людьми, проводящими спиритические сеансы, кришнаитами, неоязычниками и прочими светочами свободной мысли. Один из героев — Владимир Понятных, студент, работающий на всесильное КГБ. Второй — Дмитрий Коньков, всесильный кагебист, который курирует выше обозначенные группы: где-то сам по старой памяти (начинал со спиритистами, влюбился в сионистку и т.п.), а где-то просит поработать Понятых или кого-то вроде него.

Наверное, такое чтиво может быть откровением для нынешней молодёжи (волхв Константин Демидин ест сушёные галлюциногенные грибы!) или приятным воспоминанием для тех, кто сам углублялся во всю эту движуху. Для тех же, кто знаком с Виктором Пелевиным, с почитателями Карлоса Кастанеды, с “писателем Вояниновым” и пр., всё это покажется пресным. И скучным.

Константин Демидин как фигура не может не напоминать Вадима Демидова, лидера легендарной рок-группы «Хроноп»: он, конечно, не неоязычник и не работал на КГБ, но обаяние и харизма столь же велики, как у персонажа.

Вот что пишет автор о ключевой фигуре романа: «Демидин Константин Сергеевич, доктор физико-математических наук, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник, занимается исследованиями в области психологической оптики. Курирует группу “Древляне”. Для руководства группой разработал мифологию… патриотической направленности. <…> Демидин полагает, что группа правильно настроенных людей способна генерировать психическую энергию, которую можно использовать».

Эта-то психическая энергия и высекается из наблюдений Понятых и Конькова за Демидиным. Ею и насыщается восприимчивый читатель. Александр Велин толковый писатель и знает, где какие расставить крючки и ловушки. Но для опытного читателя не составляет труда всё это обойти.

У меня возникает сразу три ассоциации — «Чапаев и Пустота» и «Generation П» Виктора Пелевина, «Красно-коричневый» Александра Проханова и «1993» Сергея Шаргунова. Плюс-минус то же время, плюс-минус те же типажи, плюс-минус та же метафизика — даром, что в первом случае мы имеем дело с постмодернистским романом, во втором — с политическим, а в третьем — с семейной трагедией.

Чтобы преодолеть уже известные и знаковые тексты, Велину необходимо было сделать что-то на принципиально ином уровне (понятное дело, более высоком). Но получилось ли?..

Что могло бы обеспечить этот более высокий уровень? Архитектоника текста, стиль, величие замысла, точечное попадание в типажи и благодаря этому — создание живых героев, способных выйти из книги в нашу реальность. Увы, ничего из перечисленного выше автору не помогает.

Архитектоника текста с двумя действующими наблюдателями хотя и любопытна, но стара, как мир. Стиль — среднекнижный. Типажи узнаваемы, но не более того. Да и величие замысла — кое мы уже не раз наблюдали.

Словом, совершенно неплохая книга, даже местами очень хорошая, но не шедевр. Может быть, «Сердце Демидину» будет отдано не Олегу Демидову, а кому-то другому из членов жюри?