Книга большая во всех смыслах. Огромный, на 816 страниц не считая послесловия, исторический и одновременно производственный роман о строительстве Великой Сталинской Магистрали (Трансполярной магистрали) – заполярной железной дороги. Она должна была соединить побережье Баренцева моря с Чукоткой и Хабаровским краем, русский Северо-Запад с Дальним Востоком.

Роман начинается в 1949 году, когда приступили к строительству дороги от Салехарда до Игарки. Маленькое («пяток изб да два длинных барака») селение Ермаково стало центром огромного строительства, превратившись на несколько лет в очень большой поселок. Хотя действие романа происходит в Красноярске и в минусинском районе, и даже в Москве, но все же основные события разворачиваются на севере Красноярского края. Дудинка, Игарка, Усть-Порт, Норильск, Ермаково. Для большинства читателей – это места экзотические. Авторские описания природы – довольно сдержанные, без красивостей, но многочисленные и очень точные. Они создают художественное пространство романа, которое так же важно, как действующие лица. Сцены охоты на диких северных оленей и на диких гусей надолго остаются в памяти, равно как и описание грандиозного ледохода на Енисее – одной из величайших рек Евразии: «Енисей трещал, гремел, многокилометровое изломанное ледяное поле медленно текло огромной, живой и страшной массой. Где-то по неясной прихоти убыстряясь или закручиваясь в водоворот, где-то еле ползло, выпучивалось и вдруг толстые прозрачные кубы льда начинали лезть друг на друга. Обрывались, рассыпались и снова лезли. Многотонные льдины в человечий рост тяжело обсыхали, выдавленные на берег».

Чувствуется, что писатель видел эти места не по телевизору, не на экране монитора. Виктор Ремизов сам плавал по Енисею и его притокам, хорошо изучил суровый, но по-своему очень богатый край. Огурцы здесь деликатес, а стерлядь и нельма – привычная еда, не говоря уж о ряпушке, тугунке, налиме. Осетрина для сибиряков – обычная еда: «…рыбы везде было много, и стоила она копейки. За рубкой «Полярного», обернутые марлей от мух, вялились большие куски осетров, десяток метровых стерлядей истекали жиром». В реке еще водятся осетры длинной в лодку и весом больше центнера.

Но природа эта все же мало подходит для жизни человека. На Енисее в конце августа голубое небо становится серым из-за туч гнуса – мошки. А в тундре под Норильском из-за гнуса неба и вовсе не видно. Лед держится на реке до июня, а снег кое-где лежит и в июле. Это мир не для людей, а для животных, давних обитателей этих мест. Вот медведь обгладывает оленью тушу, он почти антропоморфен: «Если не знать, что это медведь, топтыгин очень сошел бы за мужика в ватных штанах и телогрейке».
Главных сюжетных линий две: 1. судьба зэка Горчакова, бывшего геолога, освоившего в лагере профессию фельдшера и его семьи. 2. История капитана Белова и его возлюбленной, ссыльной Николь Вернье. А помимо них, здесь множество героев второго плана и бесчисленно – эпизодических персонажей. Роман необычайно многонаселенный. Редкость в наши дни.
По словам автора, у большинства героев есть реальные прототипы, а некоторые действуют даже под своими подлинными именами. Имена других лишь слегка изменены. Скажем, Ефросинья Керсновская – Фрося Сосновская. Начальник Енисейского пароходства Иван Назаров – Иван Макаров. Мельком упомянуты «две женщины ссыльные <…> Аля и Ада зовут». Речь, конечно, о дочери Марины Цветаевой Ариадне Эфрон, сосланной в Туруханск «навечно», и ее подруге Аде Федерольф.

Большинство героев этой книги так или иначе связаны с ГУЛАГом. Зэки – они составляют большинство населения.

Вольнонаемные – их жизнь так или иначе связана с миром зэков, а переход из вольных в узники – дело обычное. Наконец, третьи сами отправляют еще недавно свободных людей в лагеря, или эти лагеря охраняют.

Виктор Ремизов рассказывает об одном из островов той самой страны ГУЛАГ, «географией разорванной в архипелаг, но психологией скованной в континент» (Солженицын). Остров далеко не самый страшный. Автор не нагнетает ужас, не сгущает краски. Сначала кажется, будто самое страшное (упомянуты и голод, и времена Большого террора) произошло, так сказать, за кадром. Герои «Вечной мерзлоты» много работают, живут трудно, но долгое время жизнь их кажется не беспросветной. Ближе к финалу книги мрак начинает сгущаться. Гибель ребенка в Енисее, произвол блатных в лагере, болезнь Николь, арест капитана Белова, избиения и пытки.

Тяжело героям, легко читателю, который знает, что Сталин доживает последние месяцы, а значит – надо только дожить, вытерпеть все муки, ведь скоро начнется совсем другая историческая эпоха. Так, в снятом по сценарию Юрия Нагибина фильме «Председатель» смерть Сталина спасает и героя, и его несчастный колхоз. Сразу после нее следует счастливые эпилог. Избавившись от «культа личности», колхозники стали сытыми и зажиточными. Они мирно строят социализм, богатеют, не опасаясь, что государство отберет у них заработанное честным трудом.

Но в романе Виктора Ремизова все иначе. Вечная мерзлота не тает и после смерти вождя. Настоящий финал романа не встреча освободившегося Белова с полуживой Николь, а подавление восстания заключенных в Норильском лагере. Расстрел безоружных людей.

Конечно, «Вечная мерзлота» роман антисталинский. Но дело не в Сталине, который изображен в романе очень старым человеком, постепенно теряющим связь с реальностью. Мне кажется, автор спорит прежде всего с мифом о благости жестокой власти. Мифом, в сущности, русофобским. Мол, с нами только так и надо, пожестче! По-сталински! Тогда мы понимаем и хорошо работаем. А без этого все развалится. Нет. Геолог Горчаков открывает богатейшие месторождения под Норильском на воле. Как вольный человек и профессиональный геолог он гораздо полезнее стране и народу, чем как унылый, потерявший веру в людей зэк. Капитан Белов, дважды орденоносец и убежденный сталинец, трудится не за страх, а за совесть. Нет никакой необходимости арестовывать его, унижать, выбивать зубы, чтобы заставить работать лучше. Мысль не новая. Но мы живем в такое время, когда самые очевидные истины кажутся едва ли не крамолой…

В книге Ремизова есть и недостатки, и просчеты, о которых стоило бы написать отдельную статью. Француженка Николь выглядит у него типичной русской бабой. Вряд ли взрослая женщина могла за несколько лет так преобразиться. Лев Яшин не мог быть в 1949-м кумиром. Основным вратарем московского «Динамо» был тогда Алексей Хомич, а вторым вратарем – Вальтер Саная. Не могли строители Трансполярной магистрали слушать и радиостанцию «Маяк», открытую только в 1964 году. Но эти просчеты не обесценивают содержания книги, которой, я надеюсь, суждена счастливая судьбы.

Я не знаю, станет ли роман «Вечная мерзлота» национальным бестселлером. А вот что перед нами кандидат на Большую книгу – не сомневаюсь.

Мне непросто писать об этой книге. Я очень уважаю автора (и это не риторический прием перед критикой) за роман «Воля вольная», который открыл для меня, да и, как я заметил, для очень многих читателей сегодняшнюю жизнь в одном отдаленном от столиц регионе страны; за реалистическую, но и такую лирическую книгу «Искушение», удивительное, редкое явление в нынешней литературе. И вот огромный роман с на зависть удачным названием «Вечная мерзлота». Роман – не побоюсь окриков «да это и о нашем времени! о том, что наверняка может повториться!» — о прошлом, о сталинской каторге. Вернее, об одном из ее участков – прокладке участка Трансполярной магистрали в 1949 – 1953 годах.

Впрочем, самого строительства железной дороги мы почти не наблюдаем. Действие происходит в основном в бывшем станке на берегу Енисея Ермаково, который был превращен в административный центр одного из участков, разросся с нескольких десятков жителей до нескольких тысяч. Туда привозят по Енисею заключенных и вольнонаемных, строительные материалы, оборудования, паровозы, шпалы. На короткое время автор переносит нас то в кабинет Сталина, то в Красноярк и Туруханск, то в Норильский лагерь как раз в период восстания…

В художественном плане «Вечная мерзлота» написана куда лучше «Воли вольной» и особенно «Искушения». Но вот тема… Время правления Сталина которое десятилетие – самая востребованная и у писателей, и, видимо, у читателей. По сути, мы не увидели литературы о перестройке, так как в то время писали и издавали книги «про репрессии»; в 90 и 00-е это, по сути, продолжилось, уходя, с одной стороны, в «популярную историю», а то и «квазиисторию», а с другой, в беллетристику. И чем большая протяженность во времени отделяет авторов от того периода, тем ярче в своей смелости становятся их книги. Нечто такое в них ощущается: «вот Шаламов, Домбровский, даже Солженицын не захотели/поостереглись сказать всей правды, а я, рожденный хоть и при советской власти, но выросший в свободной России – скажу».

В 2010-е появились по крайней мере два огромных романа про то время, которые с трудом можно назвать реалистическими. Это скорее почти фэнтези на заданную тему. И если «Зулейху…» Гузель Яхиной ругали в основном за то, что автор не знает Сибири, в которую попадает ее героиня, что не изучила как следует приметы эпохи, а оправдывали в основном тем, что «народ читает», то критику «Обители» Захара Прилепина его биограф Алексей Колобродов отбивает такими, например, доводами: «Захар Прилепин – писатель-метафизик (что не мешает ему быть реалистом): он отрицает прогресс, для него Соловки конца 20-х, хроника сражающегося Донбасса, жизнь Сергея Есенина (свежий биографический роман в серии ЖЗЛ), современная российская политика, события «бунташного» XVII века (роман, над которым Прилепин сейчас работает), церковный раскол, Великая русская революция и пр. – суть явления единого пространства, исторического и мистического». С этим не поспоришь – что ж, метафизика.   

Виктор Ремизов – сугубый реалист – почти не описывает жестокости того времени. (Тем более, по воспоминаниям участников того строительства и исследованиям историков, нравы там были много мягче, чем в подобных местах.) Его больше, по-моему, занимает материальная сторона дела – как завозили живой и неживой груз в низовья Енисея, как обустраивали в глухой тайге поселок. И психологическая: как сливается жизнь заключенных и вольнонаемных.

Самые живописные страницы отданы природе, Енисею. Но красной нитью проходит и то, что строительство Трансполярной магистрали, это бредовая идея тирана. Никто из его соратников ее не поддержал, ученые недоумевали, но все подчинились. Единственный высказавший сомнения, министр морского флота СССР Афанасьев, поплатился за это свободой.

Кстати, в романе Афанасьева арестовывают в апреле 1947-го, а в справочниках указано, что в апреле 1948-го, и осудили в мае 1949-го… Но мы имеем дело с художественным произведением. А может, справочники ошибаются.

О бессмысленности и напрасности труда задумываются многие персонажи романа. Вот мысли одного из главных героев:         

«Горчаков раздумывал лениво, могут ли люди что-то сделать, если они не понимают, что делают? Если бы мужик не понимал, зачем все эти ремни и оглобли, то и не запряг бы, а если бы навертел абы как, то вороной и с места не сошел бы… На трибуне Клигман все докладывал, пытался шутить иногда… Вот умный дядька говорит правильные вроде слова, но не верит в них, — продолжал свои необязательные думы Горчаков. — И все, кто сидит в этом зале, не понимают, зачем нужна эта дорога. Зачем все эти зимники по тайге и болотам, тысячи тонн гравия и песка? Зачем восемьдесят тонн рельсов на километр непонятно куда ведущего пути?

Почти сорок тысяч человек, неглупых и не уродов, вертятся, как мартышки, в гигантском заполярном зоопарке по воле одного человека. Изображают, стараются угадать, чтобы было как-нибудь похоже на то, как он задумал… Он — с доброй улыбкой и вкусной трубочкой — на самом верху, возле него озабоченные генералы и маршалы, возле генералов — полковники и майоры, а ниже всех копошатся неразличимые уже им, бесчисленные и серые, как вши, людишки».

Да, Трансполярную магистраль не построили. Бросили буквально через несколько недель после смерти Сталина. Это напоминает недостроенные пирамиды, недовырезанные статуи на острове Пасхи. Хотя кусок магистрали Надым – Новый Уренгой после открытия в тех местах газа и нефти восстановили, позже протянули ветку на север до Ямбурга, часть рельсов с магистрали пошла на дорогу Дудинка – Норильск… Станок, а потом поселок Ермаково, «впервые упомянутый в исторических документах» в 1726 году, заброшен, в Игарке, основанной в 1929 году, вместо почти двадцати тысяч жителей в конце 80-х – четыре тысячи с небольшим, в Туруханске, основанном в 1657-м число жителей тоже сокращается. Да и вообще зона вечной мерзлоты (а это около 65% России), на которую упорно гнали народ задолго до Сталина, стремительно обезлюдивает.

Всё громче голоса, что нужно развивать вахтовый метод. Месяц поработал в этой зоне – вернулся на юга. Но разве это выход? Вахты губят и разрушают семьи, развращают отцов, матерей и детей. Сушат связывающие человека с землей, пусть и оттаивающей на штык лопаты, землей… Кстати, о чем-то подобном я надеялся прочесть у Виктора Ремизова – о том, как люди держатся за родную им вечную мерзлоту. А прочитал о сумасброде Сталине, загоревшемся безумной идеей.

Но не мне давать советы писателю. Я лишь вздохну как читатель и буду ждать новую ремизовскую книгу.

Впрочем, напоследок одно замечание и один вопрос. Вопрос предварю цитатой:     

«— Разрешите, товарищ подполковник, — в середине зала встал бородатый дядька в выцветшей энцефалитке. — Хочу заступиться за изыскателей!»

Действие происходит в самом конце 40-х – самом начале 50-х. Наверняка костюмы против клещей и разного гнуса уже придумали, но вот было ли уже в ходу слово «энцефалитка»…

И по сноскам… В одной моей книжке есть словарик малоизвестных за пределами определенной местности слов. Признаюсь, мне настоятельно рекомендовало составить его издательство. Я до сих пор жалею, что согласился. Не знаю, по своей ли воле Виктор Ремизов испещрил страницы «Вечной мерзлоты» сносками или нет, но абсолютное их большинство, по-моему, лишнее. Произведение в таком виде напоминает книгу для иностранных студентов, изучающих русский язык.

Например, объясняется аббревиатура КМС – «кандидат в мастера спорта»; маза – «хорошие карты, вообще удача»; ФЗУ – «школа фабрично-заводского ученичества. С 1940 по 1953 год в школу принималась и мобилизовывалась молодежь 14–18 лет для обучения рабочим специальностям. За побег давался срок». Даже печально знаменитая 58-я статья объясняется…

Но есть сноски и другого рода. К примеру:

«1 Самоохрану набирали из заключенных-малосрочников. Они стояли на вышках с оружием. Надзирателями и в конвой их не ста- вили, чтобы не было контакта с другими заключенными. Жили они за зоной  в отдельном от солдат бараке. Шли туда подловатые, не ужившиеся в зоне или желающие выжить любой ценой. За подстрел нарушителей им на полгода уменьшали срок. Самоохрану презирали и солдаты, и заключенные. Это был синоним подлеца».

Ну уж это бы объяснить можно было и в художественной форме – в ткани самого произведения. Что уж так-то…

Нет ни эллина, ни иудея, ни негра, ни арийца, ни мужского пола, ни женского, ни старика, ни ребенка. Так придуман этот мир сейчас. Интернет спер национальный характер и говор. Трансвестит сидит в правительстве. Старушки одеты девочками. Дети держат родителей в ежовых рукавицах ювенальных органов.

Плохо ли, хорошо ли придуман мир сейчас, а вызывает желание для равновесия заглянуть в мир, придуманный иначе. Читатель отворачивается от желеобразного настоящего к вечной мерзлоте прошлого, выбирая устроенное наоборот. Захламленные лишними вещами, едой, инфой, мы смотрим через иллюминатор искусства на то время, когда царили голод, тайна, авторитет. Испытываем пикантное ощущение защищенности непроницаемой толщей времени от тогдашней жути.

Один из таких иллюминаторов — роман Виктора Ремизова «Вечная мерзлота».

В центре изображения  великая сибирская река Енисей с живущими, плывущими, бегущими, тонущими, стреляющими и стреляемыми, съедающими и съедаемыми. Апофеоз Енисея — ледоход: книга открывается ловлей орланами попавшего на льдину зайца. В середине романа кровавая картина забоя дубинами плывущих через реку оленей.  И людей, как зверей, неотступно преследует смерть. 1949 год.

Автор (по первой профессии геолог) разрабатывает богатейшее месторождение лагерно-сибирской жизни середины 20 века.  Знаешь ли ты, читатель, что гармонь с колокольцами играет печальней обычной? Может, эта подробность во всей мировой литературе впервые замечена. Многие и вовсе не знают, что гармонь бывает с колокольцами. Что на глади Енисея образуются взмыры и т.д. У Ремизова россыпи драгоценной конкретики, которую нельзя выдумать. Он все это изыскал, собрал, подслушал, подсмотрел, вспомнил. Много исторических деталей, которых нет у Солженицына, Шаламова и других соратников автора. Замечательны документальной точностью и простым чувством подстраничные примечания. «Тугунок — мелкая, в пол-ладони размером сиговая рыбка. Енисейский эндемик. Фантастически вкусная».

По Енисею плывут баржи с грузами и заключенными. Тянет их буксир «Полярный». Ведет его молодой капитан Белов. Душа-человек. Бесстрашно, умно борется с Енисеем, но в кабинете офицера НКВД Квасова в минуту затмения способен подписать бумагу о секретном сотрудничестве с органами, а потом взбунтоваться против собственного малодушия. Жизненной противоречивостью характеров Ремизов наделил и команду буксира, и «блядскую, лживую» Зинаиду, жену Белова, весело живущую на берегу и марающую мужнину честь связью с Квасовым.

Чем ближе к Енисею, тем Ремизов свежее, глубже, достоверней. С удалением от реки в Москву, в Кремль или на берег Франции, искажения нарастают.

Автор художественного текста сбивается на банальную публицистику и одинаково нудно, как докладчик с трибуны, отчитывает Сталина, критикует его идею заполярной железной дороги или до тошноты превозносит ссыльную француженку Николь (в которую бедолага Белов, конечно, по уши втюрился).

Лучше бы автору не удаляться от Енисея. Но слаб человек, болтлив, особенно русский. Особенно озабоченный переводами на иностранные языки. А нам, русским медведям плохо даются реверансы иностранцам. Если уж мы начинаем полоскать своих и льстить немцам, французам, прибалтам, грузинам, чеченцам, то хоть святых выноси.

Славянский мальчик (рохля) тонет в полынье, а не умеющий плавать несгибаемый чеченский мальчик уходит от конвоя по дну Енисея, как пират Карибского моря.

Зачем на берегу Ледовитого океана фигурирует гуманный особист Вано Габуния? Чтобы не обидеть грузин поношением Сталина. Плохой грузин один, остальные хорошие.

Зато среди славян полно сволочей. Кто был в должности особиста до Габунии? Конечно, Лазаренко. И каким мог быть человек с такой фамилией? Естественно, падлой.  Даже национальная гордость просыпается: по Ремизову новейшая история не знала таких мерзавцев, как русские и хохлы.

Только в дореволюционной России автор усматривает разумное, доброе. Тогда порядка на Енисее и вообще было больше. Автор стоит за веру, царя и купечество. Мы бы тоже рады туда же, только былого не вернуть. Если я скажу, что научно-коммерческая революция давно и неизбежно превратила купечество в транснациональные корпорации. Если добавлю, что коллеги геолога Ремизова открыли в низовьях Оби и Енисея месторождения углеводородов, что нефтегазовый экспорт подсадил нас на иглу валюты и обернулся фатальным вырождением страны. Что переразвитая техносфера  сделала крах человеческой цивилизации необратимым. Что либеральная наука — господствующая религия — в сто раз коварней и опасней сталинщины. Что мрачные предсказания Константина Леонтьева вполне сбылись. С этим, конечно, поспоришь. Но ведь заслуживают высказывания и обсуждения спорные истины. А не зады Солженицына.

Автор раз за разом впадает в риторику. Обидно вдвойне, так как он умеет без риторики, художественно воткнуть вилы в бок тирана: «Наступала осень, и мысли бакенщика рассеянно бродили по большому хозяйству: надо было перековать Гнедко, насолить туруханской селедки на зиму, отлить пуль — скоро начиналась охота… свиней резать (каждое лето отъедались у него на рыбе и картошке Пахан, Бугор и Гражданин Начальник)…».

Если исключить конъюнктурные расчеты  и оставить литературные, книжку лучше назвать «Стройка-503 на Енисее». И с переименованием разделить скомканное в ней содержание на три отдельных романа.

Первый (он уже во многом готов) — о двух магистралях: природной (водной) и искусственной (железной). Не помешало бы Сталину сослать на Стройку-503 сына инженера-путейца, строившего Транссиб, чтобы автор сравнил методы Александра III и методы Сталина. Еще подробно (а не походя, как в нынешнем варианте) рассмотреть глазами строителя дороги ключевой момент: летом болото тает и корежит проложенные по нему в мороз рельсы. Ледоход, так живо изображенный автором на реке, нуждается в равноценном изображении на железной дороге.

Второй роман — про геолога Горчакова, сидящего за «сокрытие» полезных ископаемых Норильска. Семью дать другую, существующая ангелоподобна до скуки.

Третий — про рыбачку Николь, злой волей заброшенную с берегов Бретани на Северный Ледовитый океан. У француженки тоже ради жизни приглушить ангелические черты.

Ну, а теперь закрываем иллюминатор и поворачиваемся к современности.

Не всё ещё нами понято про великое и ужасное время советских героев и мучеников, раз к сталинской эпохе то и дело обращаются современные авторы: Александр Терехов с «Каменным мостом», Захар Прилепин с «Обителью»… Причём всякий раз через прошлое постигается настоящее.

То же самое можно сказать о романе Виктора Ремизова «Вечная мерзлота», вышедшем во владивостокском издательстве «Рубеж». Это очень большая книга – во всех смыслах.

Действие происходит на нижнем Енисее, между Туруханском и Игаркой, в 1949-1953 гг. Здесь, в ныне неживом посёлке Ермаково, располагался штаб «Стройки 503». Строили (и вольные, и зэки, как полагается) Трансполярную железную дорогу. Она должна была связать Белое море и Чукотку, облегчить освоение месторождений Севера и вдохнуть новую жизнь в Заполярье. Однако мечты разбились о реальность — сразу после смерти Сталина проект бросили. Останки магистрали кажутся сегодня чем-то вроде египетских пирамид. Хотя некоторые построенные участки используются до сих пор. В 1966 году, когда на маршруте непроложенной трассы открыли Уренгойский газ, стало ясно: проект опережал время. Не случайно уже в начале XXI века заговорили о возвращении к идее «Северного широтного хода» — так это теперь называется.

Но вернёмся к роману. Если говорить о параллелях – внешних и глубинных — можно вспомнить и «Далеко от Москвы» Василия Ажаева, и «Дорогу на Океан» Леонида Леонова. В первом романе, получившем Сталинскую премию, строится нефтепровод с Сахалина на материк (сам Ажаев участвовал в этой стройке сначала как зэк, потом как вольный, но в его книге арестантов, конечно, нет). У Леонова строительство магистрали на восток, к Тихому океану, оказывается прокладкой пути к коммунизму, к раю на земле, к высотам не только техники, но и духа.

В центре книги Ремизова – фельдшер-зэк, бывший геолог Горчаков и капитан речного буксира Белов. Автор называет прототипом Горчакова геолога Бориса Рожкова, расстрелянного в 1938 году, но немало пересечений можно найти и с судьбой первооткрывателя месторождений норильского никеля, видного исследователя Арктики Николая Урванцева (1893-1985). Порой реальные люди появляются в книге под собственными фамилиями, в других случаях — под изменёнными (человек «в теме» всё это без труда расшифрует). Среди героев книги – сам Енисей, образ которого москвич Ремизов не смог бы создать столь осязаемо, если бы не провёл столько времени в походах по сибирской тайге, в сплавах по дальневосточным рекам.

Читая о «Стройке 503», неизбежно думаешь: сколькие же сошли в ад или стащили туда других, шагая по дороге, вымощенной благими намерениями! Но было бы слишком просто считать «Вечную мерзлоту» антисталинским романом. Книга сложнее, глубже; она, я бы сказал, во многом амбивалентна. Когда холодным летом 1953-го пониженный в звании следователь говорит: «Хозяин ушёл, и всё посыпалось», — только ли это личное мнение чекиста, ошарашенного падением Берии? В закате сталинской эпохи просматривается будущий закат Советской империи. Вслед за рельсами и шпалами недостроенной северной магистрали мерзлота поглотит породившую их страну…

Воссоздать прошлое, в котором ты не жил, – задача сложнейшая. Ремизов с ней справился. Созданному им миру веришь до штриха, до слова.

«Вечная мерзлота» — роман сибирский, северный, исторический, производственный… Смерть в нём сопрягается с жизнью, зачинающейся и продолжающейся даже в нечеловеческих условиях. Мрачное, казалось бы, повествование лучится светом, который всегда приходит за тьмой и которого без тьмы не бывает.