Безукоризненный роман. Хорошо выстроенный, с достоверно переданными реалиями, убедительной выдумкой и понятной символикой. Всего в меру, ничего случайного, и всё в тексте работает на сюжет.

Отдельно радует и то, что действие происходит в 90-е годы. Сейчас появляется всё больше и больше книг и фильмов об этой эпохе. Но не все удачны, и пока нельзя сказать, что тема раскрыта, исследована вдоль и поперек. Напротив: тема в становлении, ни одно произведение пока не признано ведущим, программным. 90-е у каждого писателя свои — в зависимости от поколения автора и его взглядов.

Серый, герой Сергея Волкова, в 90-е годы — молодой человек. Он вырос в СССР, отслужил в армии, а вернулся оттуда в совсем другую страну, в которой не может найти себе места. В этом смысле герой близок герою Романа Сенчина — например, из «Петербургских повестей». Пришел из армии, попал в другую реальность и тоскует, не может сразу адаптироваться.

Героев Сенчина и Волкова роднит и то, что распад страны сопровождается еще и утратой дома: и у того и у другого родители уезжают из родного города. Героям, получается, особо и некуда возвращаться — и потому их сопровождает чувство сиротства, ненужности, брошенности.

Серый живет с Афганцем, бывшим отчимом (мать уехала, вернулась к отцу). Денег нет, с работой негусто. То собирает цветмет со своими школьными товарищами, то с ними же роет могилы на кладбище домашних животных, которое Афганец организовал на садовом участке.

Общая депрессивность ситуации усугубляется тем, что Клюква, любимая девушка, из армии не дождалась: ушла к богатому, к сынку нового русского. Деньги, только деньги на повестке дня — а у Серого денег нет, и потому очевидно, что он аутсайдер. Никаких перспектив, никакого будущего.

Окружают Серого такие же выброшенные на обочину люди: Афганец пережил плен в Афганистане, совершенно сломлен и беспробудно пьет. Малой и Индус тоже квасят будь здоров и перебиваются случайными заработками на кладбище. Челло, еще один копатель, — не такой простой парень, знает латынь и свободно цитирует Шекспира. Но его интеллигентность тоже не приходится ко двору — как и все остальные, он оказывается в алкогольном тупике.

Конечно, есть в этом новом мире те, кто устроился получше: есть семьянин Ринат, обычный труженик, — купил подъемный кран и работает на себя. Есть уличные гопники, обирающие припозднившихся прохожих. Есть бандиты, рэкетиры. И есть новые русские, выстроившие себе дворцы и получающие от жизни всё.

Серый пока не может дотянуться даже до уровня Рината.

Но вот на фоне этой безнадеги происходит невероятное событие: Серый, копая могилу для собаки, обнаруживает у себя на участке гигантскую статую Ленина. Некогда она украшала главную площадь города, а во время войны была захоронена, дабы ее не осквернили враги. Статуя отлита из бронзы. Достань ее, распили, сдай в приемку — купишь себе крутую тачку и коттедж. И Клюкву в придачу.

По идее, с этого момента читатель должен начать волноваться за героя, болеть за него. Но Серый находится в такой враждебной среде, что как-то сразу становится понятно: ничего не получится. Не дадут. Украдут, отожмут, обманут, а то и убьют.

Всё к тому и идет: сначала друзья-товарищи требуют долю, потом Афганец пытается приватизировать участок, а вместе с ним и статую. Затем на Ильича начинают покушаться бандиты и новые русские. И только Челло не ищет своей выгоды и дает Серому дельные советы.

Впрочем, советы не пригодятся. Новые русские, хозяева жизни, — это такая сила, которой нельзя противостоять ни хитростью, ни умом. По большому счету — ничем. Разве что идеей…

И вот, когда мы уж совсем не ждем, что Серому повезет, когда угрозы со стороны бандитов и новых русских звучат все отчетливее, в нашем герое происходит некоторый переворот.

Серый, всё это время потерянный, благодаря Ильичу постепенно обретает собственную идентичность. Герой перестает грезить о деньгах и решает «воскресить» Ильича: поднять его из могилы — на всеобщее обозрение. Чего бы это ни стоило.

Фигура Ленина аккумулирует в себе сразу несколько смыслов. Это и бог-вождь, теперь низвергнутый, похороненный. Это и идеология, которая из сферы идей перекочевала в сферу материального — была славная статуя, а теперь это просто цветмет, который можно сдать за бабки. Это и личное прошлое Серого, золотое детство и безмятежная юность, которые его не отпускают, не дают двигаться дальше: в воспоминаниях-то — уютно, а в реальности — страшно и одиноко.

Ильич подталкивает Серого к тому, чтобы разобраться с прошлым. И Серый на наших глазах начинает совершать решительные поступки. Во-первых, разбирается с Клюквой и признаётся себе в том, что цепляется за прошлого-себя. Эту любовь уже не оживить — ни с ее, ни с его стороны. Как только чары рассеиваются, Серый оказывается в состоянии заметить настоящую любовь — это Ленка-Лёнька, она работает в библиотеке, помогает Серому определить происхождение Ильича на участке и вскоре становится его «боевым» (в этой опасной обстановке) товарищем.

Серому удается невозможное: он, выжимая из подъемного крана Рината последние силы, действительно воздвигает памятник, приводит его в вертикальное положение. Это вызов, это жест, это движение вверх, перпендикулярно всему остальному, против течения, это преодоление страха и трусости. И самое главное — это противление новым идеям о главенстве денег. Пусть Ильич не достанется никому и никто не обогатится с помощью нескольких тонн бронзы. К месту событий уже мчится милиция.

Скрыться от новых русских Серому, скорее всего, не удастся: найдут, дотянутся, отомстят. Но наш герой сказал свое слово, и потому в финале мы не чувствуем беспросветности, отчаяния. Мы чувствуем моральную победу и торжествуем ее вместе с героем.

Автору удалось отразить эпоху реалистично, но без уклона в чернуху. Запечатлеть 90-е в деталях (жаргон, музыка, одежда, устройство городской жизни в целом), но так, чтобы они стали сюжетообразующими.

Удалось рассказать необычную историю обычного человека. Без пафоса, без морализаторства, без политики и спекуляций. Просто, по-человечески. Тон, который нашел Сергей Волков, вызывает безусловное доверие и благодарность читателя.

Я давно ждала именно такой книги и с радостью приветствую ее появление.

Издательство «Пятый Рим» регулярно радует сильными новинками – от трудов историка Андрея Ганина о Гражданской войне до прозы Александра Пелевина.

И вот — очередная: «Ильич» Сергея Волкова.

Автор, как сообщает интернет, — фантаст и сценарист. Но «Ильич» — не сценарий и не фантастика, а реалистический роман о 1990-х. Правда, совсем без мистики обойтись никак не могло. Но если взять первый план — увидим тщательное изображение «русских девяностых» в интерьере средневолжской провинции. Ткань времени осязаема и хорошо узнаваема – чего стоит, например, шикарное описание ночного похода в ларёк за «догонкой»…

Книга отсылает одновременно к «Городу Брежневу» Шамиля Идиатуллина (начиная уже с названия: Брежнев – он ведь тоже Ильич) и «Земле» Михаила Елизарова.

Завязка: герой копал могилу, а откопал бронзового Ленина. Груда цветмета – целое состояние. «Половина взрослого мужского населения страны тащила «цветмет» на приёмные пункты, благо было что тащить. Наделали проклятые коммунисты за семьдесят лет Советской власти, слава Богу, этого цветмета как грязи».

(Лирическое отступление. Помню, как-то нашёл на острове Русском, на свалке, бюст, который с трудом идентифицировал как Калинина: бородка была отбита, а ведь бородка у Калинина – самый узнаваемый элемент. Пришло ощущение, что эти памятники, даже выброшенные за ненадобностью, как идолы отринутой веры, по-прежнему берегут нас — отрекшихся, потерявших память… Может, и у автора было сходное ощущение?)

Бронзовый Ленин – один из героев книги. Не только объект, но и субъект.

Как ни странно, литературная Лениниана продолжается — начатая Маяковским, Зощенко и Прилежаевой, продолженная в перестроечные годы Искандером и Солоухиным… От апологетики на одном фланге и отрицания на другом мы приходим (хочется думать, что приходим) к новому взгляду на Ленина, равно свободному и от ортодоксально советского, и от антисоветского перегибов, снимаем идеологические светофильтры – как розовые, так и чёрные. Возможность этого нового взгляда показал Лев Данилкин в блистательном «Пантократоре солнечных пылинок» — новейшей и неподражаемой ленинской биографии.

Что до романа Волкова, то он допускает множество толкований, вызывает массу вопросов. Например: в русской почве рождается и растёт Ленин. Или: Ленин сегодня нужен нам только в качестве металлолома. Или: раньше Ильич окормлял, теперь – кормит, причём собственным бронзовым телом? Или: сколько стоит Ленин и продаётся ли он? Или: Ленин – наше сокровище. Или: Ленин – неподъёмная глыба. Или: Ленин возвращается… Ну и так далее.

Вообще при чтении этой книги много о чём думается. Вспоминается, например, песня Галича о том, как по ночам оживают и маршируют по улицам памятники Сталину. Нельзя не припомнить и нынешнюю дискуссию о возможном восстановлении на Лубянке памятника Дзержинскому…

«Ильича» Волкова можно понимать и как наш ответ украинскому ленинопаду. Хотя только ли украинскому? Ведь и у нас Ильича давно уронили, сбросили с парохода современности – причём мы же сами… Или нет?

Неужели не врали старые лозунги, которые я помню по советскому детству, – «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»?

Увлекательное и динамичное произведение о 90-х отнюдь не для любителей «светлой и доброй литературы», а для ценителей качественно сделанного романа со спецэффектами и сюжетными ходами, которые стремятся к одной точке. Контрапунктом является эксклюзивно вырытая на кладбище домашних питомцев спецмогила для погребения дохлого пса главного бандита города. И вот там, где должна была быть бандитская собака зарыта, оказалась зарыта статуя  Ленина – «бронзовый идол завершившейся эпохи«. «Теперь божество превратилось в сотни тонн цветного металла», вокруг него разворачивается остросюжетная борьба, в то время как «оно лежало на боку и упиралось вытянутой рукой, той самой, что указывала путь сотням миллионов человек, в красноватую средневолжскую глину«. Что неудивительно и даже символично. Но еще более впечатляет почти античным пафосом символический акт «де-электрификации», когда при извлечении вождя из ямы его указующей рукой повреждается ЛЭП, наступает блэкаут, и город погружается во тьму: «статуя (…) ожила и открыла портал в другую Вселенную, и оттуда хлынула тьма(…) из могильной глины поднялся бронзовый Ильич и одним махом руки погасил всё«. Окончательно погасил он, главным образом, надежду на будущее, «которое не случилось и не случится никогда«.

Условный город Средневолжск 92 года – «жопа мира«, отчего «блевать хочется«. Молодым, не вписавшимся в бандитские конторы коллегам «по работе под названием жизнь» место только «копарями» на кладбище домашних животных, которое держит страшный, как Иона, которому удалось вылезти из брюха кита, ветеран-«афганец» с искалеченной психикой. А в свободное от основной работы время друзья пробавляются сбором цветных металлов, если они где-то плохо лежат. Роман начинается со специфической жанровой сцены: два приятеля нашли вроде бы бесхозный алюминиевый кабель, пошли искать его другой конец, и в итоге находка им притащила не денег, а мертвеца – надорвавшегося бомжа-туберкулезника, судорожно зажавшего конец провода мертвой рукою в зоновских партаках. В этом городе бомжи  гибнут не только за металл: «Вчера на порту бомжа нашли. Лицо внутрь вдавлено, мозг из ушей вытек. Менты говорят — после удара кулаком. Это «трассовские» по ночам тренируются…». «Улицы освещены улыбками питбулей, а вчера на Московской двоих зарезали, а в лесу возле Элеватора труп нашли«.

Таковы черты новой реальности: бандформирования, «конторы», махалки, качалки, ОПГ, новые русские и новые песни, которые днем и ночью несутся из каждого утюга: про «два кусочека колбаски», про Фаину,  про «вишнёвую девятку» и «амэрикан боя». Текст обильно аранжирован актуальной для данного времени и места песнями. Плэйлист характерен: логично, что там нет ни панк-проекта «Сектор газа», ни «Гражданской обороны», ни техно, электронной и шумовой музыки – а только русская попса и говнорок: саундтреком к любовным страданиям и сценам идут «Наутилус», «Агата Кристи», Лада Дэнс, Кайли Миноуг и «Эйс оф Бейс», к драматическим – песни группы «Нирвана» » In Bloom» и «Smells Like Teen Spirit», между ними временами подвизается Шевчук. Зато яростное копание собачьей могилы сопровождает достойная момента песня «Мой адрес Советский Союз».

Опознаваемый неймдроппинг и опознаваемый массовый культурно-потребительский бэкграунд: штаны «пирамиды», стрижки «платформой»,  вино «Огненный танец», «видик», «Глубокая глотка», «Эммануэль», «Греческая смоковница», Тинто Брасс и мультфильм «Падал прошлогодний снег». Обращением к 90-м удивить кого-то трудно. Но можно удивить качеством.  В данном тексте атмосфера начала 90х – это не только криминогенный страх и риск, когда ночной поход в ларек за пузырем – смертельный номер и русская рулетка. Это пронизывающий все кругом тотальный ужас повседневности, имеющий свою философию и поэзию, которая не обязана быть «доброй и светлой», потому что она есть порождение уродства, насилия, зла и их миазмов. Так, одна из бандитских контор, которая скрывается в промзоне в щелях между гаражами, представлена зловонием: «в небо здесь всегда поднимались какие-то дымы, струи пара, всегда пахло почему-то щами, а ещё креозотом, ржавчиной и бензином (…) так должно пахнуть в аду: ржавым железом, переваренными овощами и помойкой«.

Местные достопримечательности на районе не то что депрессивны – они запредельно бесчеловечны и выглядят так, будто бы пятиэтажки, бойлерные и  трубы, похожие на кирпичные пушки, а также железные Т-образные стойки для белья, сломанные качели и обоссанные песочницы находятся  уже по другую сторону бытия. Уродство закономерно рождает чудовищ, рядом с которыми хрестоматийные злодеи кажутся образцом благородства. Будучи подростком, герой спасает будущего бандита и убийцу от отсидки, спрятав от ментов. Но «круговая позиция добра», традиционная для русской литературы, здесь не работает. Душегуб и беспредельщик Емельян Пугачев вспомнит  подгон – заячий тулупчик – и, отвечая добром на добро, помилует Петрушу Гринева. Но Канай с «Теплотрассы» не Пугачев и добра не помнит:  на героя вместо лица глядит «медная маска с глазами-дырками. И из этих дырок на него смотрел кто-то чужой (…) как хищник смотрит на потенциальную жертву«. В данной реальности на фоне гнилых сараев и ржавых гаражей правят не литературные, а другие законы и формулы. Формулой, по которой строит жизнь конторская молодежь из спальных районов, следующая: «хата, тачка, бизнес».

На раз появившиеся социальные контрасты 90-х по сути порождение советского биоценоза. Циничная двойная реальность сложилась еще в советское время. Бок о бок с бедным рабочим микрорайоном за глухим забором скрывается мафиозный «буржуйский поселок» для особой касты советской бюрократии. Место глумливо именуется «дачи ОРСа» – отдела рабочего снабжения, где в период острого дефицита всего можно было достать всё, а люди, работающие в ОРСе, важностью «напоминали чекистов двадцатых годов или персонажей фильма «Ошибка резидента».

Воображаемые картины сокрытой от всех жизни бонз во все времена будоражат фантазии малых сих: «по городу ходили слухи о теремах в древнерусском стиле, французских шале над волжскими водами и коттеджах «по канадской технологии» с бассейнами и вертолётной площадкой«.

Все это независимо от планов автора рифмуется с актуальной злободневной темой  по поводу невиданной никем роскоши одного небезызвестного объекта. Незапланированные совпадения  – признак совокупности в тексте ряда других точных попаданий: когда их сумма достигает условно-определенной шкалы, может сработать «эффект ЛСД» – неожиданных и будто бы случайных связей между событиями.

А вот лексика ни с чем не рифмуется, и это тоже бесспорная авторская удача: текст предельно точно говорит именно языком 90-х, а не нулевых и не 80-х. Приведу примеры специфических поговорок, тостов и приколов как речевых характеристик героев, чтобы закончить не на заунывной, а на веселой ноте, руководствуясь тем, что, невзирая на предсказуемо печальный конец, книга доставляет немало радости от чтения.

Традиционные тосты: «За нас с вами и хрен с ними», «За тех, кто в сапогах», «Пусть у тебя всё будет и тебе за это ничего не будет».

«Предложение из восьми глаголов знаете? (…) — «Устали-сидеть-думать-решили-послать-сходить-купить-выпить».

Эбалай эбонитовый

Нельзя же жить только одной извилиной на букву «Б» — бухло, бабы, бабки!

чё-почём, хоккей с мячом

Над страною дуют ветры, да звенят стаканы. Раньше шли мы в инженеры, нынче — в наркоманы!