
Сергей Солоух. «Love International»
«Love international» Сергея Солоуха — многослойный роман-кочан, кочерыжка которого — убежденность в фатальной предопределенности жизни. Верхние же листья — интеллектуальная провокация. Автор просит коллег по ремеслу не искать в реальной жизни двойников своих персонажей. Но все равно ведь первым делом кинутся вычислять, а то и примерять на себя. Хорошо бы, чтобы этим не ограничилось и не потерялось то, ради чего автор вызывает огонь на себя — боль и тревога за состояние профессиональной среды, в которой мы все (и он вместе с нами) варимся. Пожалуй, шарж получился скорее ядовитый, нежели дружеский. Ну так не все болезни лечатся медом — некоторые ядом.
Разумеется, в слоях между кочерыжкой и шаржем есть еще много чего, что позволяет мне считать роман Сергея Солоуха далеко отстоящим от фельетона. Любовь, которую находят все персонажи, «и всех она, как у Бунина, убивает» (Солоух). Невиновность всех виноватых. Судьбы, от которых ни спрятаться, ни убежать.
Выдвигаю роман Сергея Солоуха «Love international» на соискание премии «Национальный бестселлер».
Борис Пастернак – издатель, Москва.
Сергей Солоух «Love International»
Чем фельетон отличается от памфлета? Если фельетон высмеивает отдельные пороки, цель его автора – иронично указать на них и дать импульс к исправлению, то памфлет работает по принципу «Господь, жги!». Объект или явление, попадающее в фокус автора памфлета, уничтожается с помощь сарказма и сатиры. Роман Сергея Солоуха тяготеет скорее к памфлету, нежели к фельетону. Что же он высмеивает? Прежде всего, замкнутую московскую литературную тусовку образца 2012 года, населённую болтунами, бездельниками, пускающими пыль в глаза словоблудами. То есть в какой-то степени каждый из имеющих отношение к литпроцессу может сказать, что Александр Людвигович Непокоев, как Мадам Бовари, c’est moi.
Однако автор нас в самом начале предупреждает, что «Связей, совпадений и подобий нет, а если кажутся и представляются, то это морок и галлюцинации. Отгоняйте». Так отгоним же и рассмотрим роман как сферический сюжет в вакууме, а не как карикатурный слепок с действительности десятилетней давности. Не будем искать параллелей в героях, не будем домысливать, что кафе «Мари-Франсуа» имеет какое-то отношение к «Жан-Жаку», будем делать то, что велит автор, видеть текст как вещь в себе.
В центре романа конфликт Александра Людвиговича с дочерью Александрой Александровной, возникший, как и положено в интеллигентном семействе, на фоне подросткового кризиса, литературы (хорошим ли человеком был Блок) и семейной истории: «А дедушка Савелий, он что делал вот время коллективизации? Он был с агитотрядами в Сибири или на Украине? “Тот Мандельштам, что я подсунул ей недели три назад, он с комментариями был?” – мелькнула мысль у Александра Людвиговича, но педагогика теоретическая и практическая сейчас же подсказали, что тут не разбираться надо, а быстро менять тему, заиграть её». Впрочем, такая стратегия поведения используется героем не только с дочерью, она вообще оказывается одной из самых работоспособных. Герой испытывает внезапный ужас от осознания в своём выросшем ребёнке бесконечности, глубины, самостоятельности, неподконтрольности: «Человек был своим, теперь чужой». Он понимает, что сам себе вырастил, выпестовал строжайшего судью. «Простая ночёвка дочери, приход на ужин к папе, могли обернуться допросами или обыском… Заботами, расходами, но главное – отходами от той равноудалённости и равноприближенности ко всему и вся, что позволяла Александру Людвиговичу так ловко тереться и кормиться, подобно хорошему телёнку, у всех семидесяти семи наличных маток разом». Тема страха родителей перед собственными детьми – это привет оруэлловскому «1984», одна из мощных сцен бессмертной антиутопии: «с такими детьми, думал он, несчастная тётка наверняка живёт в постоянном страхе. Ещё год-два, и они будут наблюдать за нею день и ночь, высматривая признаки неправоверности. Почти все дети теперь – просто ужас… Бояться своих детей – едва ли не обычное дело для тех, кому больше тридцати» (перевод Л. Бершидского).
Бунт дочери против отца оказывается обречён: неслучайно после всех перипетий её именем названо одно из шарлатанских начинаний Александра Людвиговича.
Роман Сергея Солоуха, конечно, выходит за рамки памфлета, он устроен гораздо сложнее, и проблематика в нём шире. Он, в частности, о позднесоветской и постсоветской интеллигенции, которая каким-то чудом выжила в 90-е, но на их излёте кардинально изменила жизненную стратегию: из школьных учителей – в радиоведущие, а дальше – в говорящие головы, модераторы, организаторы, устроители, культуртрегеры. Как Непокоев – «специалист по околпачиванию детей, по одурачиванию взрослых, человек-язык, эквилибрист, жонглёр словами, смыслами, понятиями».
Непокоев – классический плут, и потому «Love International» – ещё и плутовской роман. С внутренней драмой героя, который постоянно носит маску, играет давно определённую для себя самого роль, но всё равно раздираем внутренними противоречиями и комплексами.
Язык романа витиеват, избыточен, местами труднопроходим, как публичные выступления Непокоева, и так же как они тяготеет то к одической восторженности, то к совершенной пошлости. Язык – один из главных инструментов конструирования образа главного героя (и неслучайно именно с языка как органа начинается роман). Солоух играет словами и смыслами, здесь означающее и означаемое постоянно путаются, заменяются симулякрами, меняют значения:
— Большая, серьёзная компания.
— Какая? Какая такая компания может быть важнее правды?…
— Love, – с усмешкой произнёс Виктор.
— Лав?!
— Да, Love International.
Так автор в одном коротком диалоге сталкивает правду, любовь и корпорацию, то есть карьеру.
В главах, повествующих не о Непокоеве, а о Большевикове, стиль менее выспренный, в нём меньше ужимок, причастных и деепричастных оборотов, метафор и эпитетов. Он не сух, но более чёток и лаконичен.
Настоящая фамилия Непокоевых (сменил её дед Александра Людвиговича) вполне говорящая – Кляйнкинд. «Как дети малые» – говорят про таких инфантильных болтунов, неспособных ни к чему созидательному. Символично, что его дочь, в чём-то гораздо более «взрослая», чем её отец, берёт фамилию предков – и вовсе не с целью возможной эмиграции, а чтобы вернуться к корням – и насолить отцу, от этого родства всеми способами открещивающемуся.
У многих героев «Love International» есть двойники, парные персонажи. Для Непокоева такой побратим-антагонист лишь отчасти Большевиков. Прежде всего, конечно, дочь Александра. Не случайно она носит то же имя – и «альтернативную» фамилию. Противопоставление усиливает и разница полов: важно, что против отца бунтует дочь, а не сын, это особая итерация создаваемого Солоухом образа. Для деда Александра Людвиговича Савелия Непокоева такой парный персонаж Степан Кляйнкинд (и снова борьба фамилий), автор некогда нашумевшего производственного романа про основателя корпорации Love International. Внутри же самой корпорации для господина Пешкова очевидный двойник – мистер Биттерли, то есть «Горький».
Роман Степана Кляйнкинда называется «Блоуаут» – Blowout – «внезапный неуправляемый выброс нефтегазовой смеси при бурении скважины». Такой выброс – и и непрерывный речевой дриблинг Непокоева, и бунт его дочери, и её роль в сюжете с Большаковым и его женой Таней.
Мораль? Ну, какая тут может быть мораль: это ж не дедушка Крылов, чтобы в заключительном абзаце всё разъяснить. Пошлость и наглость везде прорвётся, добро не всегда побеждает зло, от судьбы не уйдут ни «плохие», ни «хорошие», ни «плохих», ни «хороших» в настоящей жизни не бывает, время идёт, но какие-то вещи совсем не меняются, Боже, Боже, до чего же не меняются некоторые вещи.
Не без греха
Это очень талантливый и очень злой текст, настоянный, как показалось, на обидах и стремлении свести с обидчиками счёты. С первых же строк меня, как Антона Семёновича Шпака, начали терзать смутные сомнения, которые вскоре развеялись – и за персонажами, выросли как живые, фигуранты интересной литературной жизни города Москвы. И коротко стриженная, вечно восторженная критикесса в платье-валенке, и разодетый болтун-культуртрегер-продюсер, успешно доящий государственные институты и замахнувшийся на штурм нефтяной корпорации, и девушка болтуна, юная похабная писательница, автор романа «Триппер Чехова» – все они у талантливого Солоуха выписаны так объемно и узнаваемо, что не знаешь: то ли дивиться смелости автора, то ли, как он сам советует в кратком предисловии, «отгонять морок и галлюцинации». Отгоняем, да. Но они не отгоняются, вот в чём дело. Так и читаешь до конца, пребывая заложником образов, и это довольно тяжкое испытание. Представить знакомого человека участником сексуальной сцены, описанной на первых страницах в стиле «свинью стошнит» – это, я вам скажу, удовольствие на любителя.
Тем не менее, попробуем отвлечься от прототипов и аллюзий (может, и вправду галлюцинации), и порассуждаем о художественных достоинствах романа. Повествование состоит из двух внутренних монологов главных персонажей – очень плохого Александра Людвиговича и очень хорошего Виктора Большевикова. Солоух, без сомнения, мастер – не всякий способен воспроизвести монолог со всеми его метаниями, ответвлениями, отвлечениями так, чтобы читатель не сбился и не заскучал. Тут всё получилось. Не получился положительный герой, он постный, это раз, ему не веришь, это два. Отрицательный зато сверкает всеми гранями, убила бы. Зло в романе побеждает добро, смерть – любовь, а деньги – литературу. Всё как в жизни. Не убедила меня долго и умело расписываемая автором способность Александра Людвиговича зарабатывать деньги изумительной болтовней – произнесенные им реплики жидковаты, а где-то и банальны, хотя на уровне мыслей, того самого монолога, всё хорошо. Не очень удачна обещавшая так много поначалу линия дочери болтуна – она обрывается как бы на полуслове, при том, что с прочими второстепенными героями автор обошелся уважительно, как с самыми дорогими гостями.
Пишу я это сейчас и думаю: прочтёт Сергей Солоух мой отзыв и опишет меня в своем следующем романе с убийственным сарказмом.
Хорошо ещё, что я не ношу платья-валенки! Хотя все мы, конечно, не без греха, а кое-кто и с фигой в кармане.
Необязательный роман
Застрянешь в пробке с такой книгой — и книга не спасет. Наоборот: время потянется еще медленнее и мучительнее.
Ощущение тоски и скуки задает в первую очередь язык, которым этот роман написан. Длинные конструкции на семь-восемь строчек, бесконечные придаточные предложения, причастные обороты… Обилие книжной лексики, элементов «высокого штиля»… Инверсия… Всё это заставляет читателя буквально продираться к сути, преодолевать абзац за абзацем, прилагать усилия. Перечитывать несколько раз всю эту витиеватость, чтобы вычленить элементарный смысл: кто, с кем, когда и что сделал-то. Настолько порой бывают подлежащее и сказуемое метафоричны и отдалены друг от друга. И если бы еще в конце читателя ждала какая-то награда! Тогда бы оно, может, и стоило труда…
Но увы, у этого текста есть и еще одна проблема: не вполне понятно, каких эмоций ждет или добивается автор от читателя.
К своему главному герою, Непокоеву, Сергей Солоух питает явную неприязнь. Автору отвратительно всё — от деятельности героя до его внешнего облика. Выпученные «зенки», цветные «брючки», эспаньолка-«писечка»… Герой не говорит, а «лает», «взвизгивает», «хрюкает». Не зарабатывает деньги, а «отщипывает», «откусывает», «слизывает». Из этого мы должны делать вывод, что Непокоев — личность во всех отношениях неприятная.
Но давайте разберемся, можем ли мы авторскую неприязнь разделить. Непокоев — филолог, спикер, медиаперсона. Он начинал как педагог в частной школе, но однажды попал на телепередачу — и ему открылись новые горизонты. Теле- и радиоэфиры, участие в различных литературных мероприятиях. Обо всем этом автор говорит с сарказмом, всякий раз подчеркивая, что герой зарабатывает на жизнь языком (именно языком как органом, мышцей), герой — «болтун». Позвольте, как же так? А головной мозг к языку никак не прилагается? Выходит, Непокоеву платят деньги просто так, за любой словесный поток? А не за авторитетное мнение, которое подкрепляется эрудицией?
Об этом остается только гадать, потому что «в деле» мы героя ни увидим ни разу. Ни на лекции, ни во время иного выступления. Мы не сможем сами оценить ни его интеллектуальный уровень, ни его ораторское мастерство, ни его взгляды на искусство.
Если бы Непокоев был выскочкой вроде блогера, который не может связать двух слов… Мы бы, может, тоже его осудили. Но дело в романе происходит в 2012 году, блогерство тогда еще не было развито. Поэтому приходится соображать, с кого бы мог писать портрет Сергей Солоух. Какие такие гуманитарии-пустозвоны вещали тогда с телеэкранов. Но так ведь это надо было смотреть телевизор в 2012 году, а кто же его смотрел…
Возможно, автор осуждает героя еще и за то, что тот участвует в каких-то финансовых махинациях. Непокоев уходит от налогов и кому-то помогает отмывать деньги. Подробно ни один из этих случаев, опять-таки, не описан, и у меня, к сожалению, никак не получилось ощутить всю глубину морального падения Непокоева. На какую аудиторию рассчитан роман? Исключительно на честных налогоплательщиков? Которые никогда в жизни не получали зарплаты в конверте? Или не сдавали жилье в обход налоговой? В таком случае аудитория романа окажется очень уж узкой.
В итоге перед нами проносится карьера Непокоева, чуть ли не вся его судьба, но ни один из поворотов не вызывает ни осуждения, ни восторга. Читал лекции в частной школе (ну и хорошо). Попал в медиа (чем плохо?). Заключал контракт с компанией Love International на создание корпоративной юбилейной книги (не вижу тут греха). Уходил от налогов (ну а кто не уходил). Возникла угроза расследования — уехал в Чехию (да ради бога).
Личная жизнь Непокоева тоже не особо трогает читателя. У героя есть дочь, с которой он находится в каких-то контрах, но к финалу книги налаживает отношения (ну и прекрасно). Есть возлюбленная, Ася-писательница, ровесница дочери (никаких проблем, хорошо живут).
Что еще есть в книге? Есть линия другого героя, сотрудника корпорации Love International, Виктора. Эта линия гораздо живее непокоевской. У Виктора угасает от рака жена Таня, к которой он относится очень трепетно. Жена подозревает Виктора в изменах, в то время как муж только о ней и думает и живет ради нее. У него не получается разубедить Таню: жена слепнет и не может видеть его лица, а словам доверять перестает. В этом сюжете чувствуется трагедия, она передана убедительно и трогает читателя. Однако какая связь, какая перекличка должна образоваться между линией Непокоева и линией Виктора — неизвестно. Непонятно, ставил ли автор такую задачу — создать в романе какой-то единый мир. Да, формальная связь между героями есть: Виктор выступает заказчиком по отношению к Непокоеву. А еще он трижды (!) случайно (!) встречает в разных концах Москвы непокоевскую дочь — девушка участвует в экологических акциях протеста. Но из этих совпадений не образуется никаких интересных смыслов. Сотрудничество Непокоева и Love International так и не состоялось, и истории Виктора и Непокоева остались параллельными прямыми. Зачем вообще в романе столько страниц посвящено работе компании — большой вопрос.
Помимо нудных описаний трудовых будней Love International роман немного захватывает тему окололитературной жизни. Вообще тема-то интереснейшая, и писатель Сергей Солоух, автор нескольких книг, лауреат премий, обладатель различных наград, — мог бы интересно и живо обо всем рассказать изнутри. Как работают литературные премии? Как рукописи становятся книгами? Как устроена жизнь Аси-писательницы, чем наполнен ее день, как она зарабатывает на жизнь? Чем занят сам Непокоев с утра до вечера, в чем заключается его деятельность? Какие колоритные персонажи окружают эту литературную пару?
Но автор отчего-то не спешит использовать знакомый ему материал. Непокоева мы наблюдаем в основном в такси, в беготне от дома до Love International. Асю видим то в постели, то в кафе, всё остальное за кадром. О работе премии, в лонг-лист которой мечтает попасть Ася, мы узнаём немного. Авторов проверяют «Антиплагиатом», список формируется честно (Непокоеву не удается пропихнуть Асину рукопись), а на фуршете писателей кормят малюсенькими пирожками «на зубок». Пирожки описаны аппетитно, но на этом интересные подробности заканчиваются.
Зачем, почему написана книга? Что двигало автором? Какие задачи он ставил перед собой? Дать портрет современного литературного сообщества? Увы, с этим негусто. Высмеять каких-то медиаперсон, которые впустую занимают эфирное время? Ну так пригласили бы нас, читателей, на шоу-то, чтобы и мы смогли разделить негодование. Раскрыть актуальные темы — акции протеста, отмывание денег? Эти темы названы, но не раскрыты. Рассказать трогательную историю любви Виктора и Тани? Это удалось, но какое отношение это имеет к главному герою? В огороде бузина, а в Киеве дядька.
Складывается впечатление, что роман создавался, подогреваемый одной авторской эмоцией: неприязнью к каким-то культурным деятелям или псевдодеятелям. Всё остальное в романе носит какой-то необязательный характер. Могло быть написано, могло быть и не написано. Логично, что и с чтением книги всё будет обстоять ровно таким же образом.
Роман-троллинг: опыт и повод
Сергей Солоух «Love International», рукопись, и, в общем, понятно, для чего такие роман-памфлеты пишутся, и почему для нестоличного писателя (питерские в большинстве в тренд не попали) столь заманчиво соединить дела литературные и нефтяные, тусовочные и корпоративные, фрагменты семейных саг и очерки нравов, подробную московскую топографию, фармазонщину вокруг грантов и фондов, да многое, многое. Прищелкнуть ювеналовым бичом, продемонстрировать красоты и уникальности стиля, ну и какие-то скрытые от читательской общественности счеты свети, как без этого.
Тут видится не столько комплекс провинциала, сколько (надуманная, конечно) проблема отстающего – хочется догнать и перегнать пароход современности (с известными целями), угодить в серию какого-нибудь «актуального романа», координаты которого никем не определены, но тем соблазнительнее.
У Солуха не вышло практически ничего из перечисленного. Памфлет не может быть таким длинным и однообразным, да и сама по себе сатирическая амбиция автора разбивается народным наблюдением «чего над жопой смеяться, она и так смешная». С актуальностью тоже непросто (хронотоп романа – 2012 год); «болотное эхо» давно и непоправимо растворилось в российских атмосферах и перестало даже в оппозиционной тусовке вызывать набор конфузливых рефлексий. Понятно, что Сергей исторический план видел несколько шире – конец жирных нулевых, смерть гламура – ну так и здесь много кто отстрелялся, заход неудивительный, а главное – неубедительный.
Отдельно о языке и стиле. Текст намерено многословен, избыточен, петлист, кустист, запредельно метафоричен (одесская школа атаковала американскую профессуру; Олеша напоил Набокова, и оба взялись рассказывать скверные анекдоты, сливаясь в какафоническом дуэте). Однако странный эффект – при всей мнящейся автору изысканности слога и реальных его виньетках и завитушках, не оставляет ощущение потного мускульного труда, как будто слова эти обильные вбивали киянкой, а в результате они всё равно оказались не на месте.
Надо сказать, Солуха оправдывает общая ситуация с произведениями данного направления – они практически всегда неудачны. Но исключения, и преимущественно жанровые, бывали. Воспользуюсь случаем и вспомню ушедшего в прошлом году Романа Арбитмана, выдающегося литературного затейника. В серии его книжных детективов (под псевдонимом Лев Гурский) присутствовали и политика с московской географией, и гротеск с сарказмом, постмодернистская угадайка в прототипов/протагонистов – в общем, многие предвосхищения романа-троллинга, но получалось куда симпатичнее, ярче, веселее, а главное – убедительнее.
Сергей Солух, между тем, писатель интересный и профессиональный. Для которого преждевременное номинирование рукописи «Love International» может стать поводом для дополнительной редактуры.
Бестселлер? Или еще нет?
Название обманчиво. Фирма «Love International» из новой книги Сергея Солоуха не имеет отношения ни к любви, ни к сексу. Она производит оборудование для добычи нефти и газа. Роман начинается сценой куннилингуса, но это не эротика и не порнография. Перед нами книга о современном плуте, но опять-таки не плутовской роман. Сцена же имеет двойной смысл. Александр Людвигович Непокоев не просто ублажает свою любовницу Асю, но демонстрирует безграничный возможности своего, так сказать, рабочего инструмента. Первая фраза романа: «Александра Людвиговича Непокоева кормил язык». Именно так.
Начинал Непокоев школьным учителем, стал радио- и телеведущим, профессиональным грантоедом, создателем и директором Института Медиакоммуникаций, в котором работали только два человека, включая самого Непокоева. В сущности, он ничего создавать не умеет, не может и не хочет. Он лишь профессионально втирает очки, вешает на уши лапшу и делает все это с таким успехом, что заслуживает репутацию «человека-звезды». Александр Людвигович – «специалист по околпачиванию детей, по одурачиванию взрослых, человек-язык, эквилибрист, жонглер словами, смыслами, понятиями…» Только родная дочь Александра уже на первых страницах романа разоблачает своего отца: «Ты просто болтун, папа. Болтун и больше ничего».
Перед нами социальная сатира? Не только. Вообще пересказывать эту книгу труд неблагодарный. Изложить сюжет можно, но не стоит лишать читателя удовольствия самому прочитать книгу. Удовольствия от мастерства автора. Пожалуй, из всех, кого я прочитал за этот сезон «Национального бестселлера», Сергей Солоух самый искусный. Словечка в простоте не скажет. Если его герой владеет языком, то сам автор – пером, словом. Читателю остается только удивляться той необычайной свободе и той легкости, с которыми писатель жонглирует словами. Вот уж кто фокусник, артист, циркач!
Мастерство писателя заметно и в строении сюжета, и в композиции. Линии героев первого плана – Непокоева, его дочери Александры Кляйнкинд, любовницы Аси, топ-менеджера компании «Love International» и его жены Тани, а также еще нескольких персонажей второго плана, соединены изящно, тонко. Настоящее транснациональной компании «Love International», решившей пригласить к сотрудничеству Непокоева, оказывается тесно связано с далеким прошлым, к которому опять-таки имели отношения предки Александра Людвиговича.
Сшито так, что не видно швов. Каждая глава заканчивается неожиданно, писатель умеет создать интригу, заинтересовать читателя, удержать его внимание.
Наконец, книга Солоуха небольшая и читается легко. Казалось бы, перед нами будущий стопроцентный бестселлер. Но в тот самый день, когда я пишу свой текст, на «Love International» написано только две рецензии (на сайте премии). Для сравнения, на «Петлю» романа Сенчина и «Про вчера» Сергея Шойгу уже по десять. На «Покров-17» Александра Пелевина – восемь. На «Человека из красного дерева» Андрея Рубанова – семь. Конечно, конкурс еще не окончен, все еще может измениться. Но тенденция очевидна.
Откуда же такая несправедливость? Прежде всего, главный герой вряд ли может вызвать у читателя сочувствие. Вообще-то читатель любит обаятельных плутов. Остап Бендер был любимцем нескольких поколений. Как жалели его, погибающего от бритвы Кисы Воробьянинова. А вот пожалеют ли Александра Людвиговича? Сомневаюсь. Да его, собственно, и не убили, даже не арестовали. Плут, но совсем не обаятельный.
Серьезный и правильный Виктор Большевиков, противопоставленный мошеннику Непокоеву, на его фоне все же бледен и на главного героя не тянет. Александра Кляйнкинд, в конечном счете, оказывается «в одной лодке» со своим отцом-болтуном. Именем дочери он даже называет новый фонд, созданный с той же целью – обманывать людей и вытягивать из них деньги. Читатель любит торжество справедливости, а она у Солоуха снова в проигравших. Хотя торжество было так близко: роман Аси Акуловой «Триппер Чехова» не прошел проверки на плагиат, а ее любовника объявили во всероссийский розыск. Но в последней главе оба снова при деньгах и славе. Ася, которая весь роман только материлась и занималась сексом, пишет один международный бестселлер за другим… Наверное, это реалистично, но уж очень неприятно.
Сергей Солоух «Love International»
В 90-е годы по радио часто крутили песню Валерия Леонтьева со словами «Каждый хочет любить, и солдат, и моряк». Пожалуй, строчку эту можно было бы сделать девизом романа Сергея Солоуха «Love International». Любовь, действительно, штука международная: она не знает границ, меняет людей и готова загрести под себя каждого, вне зависимости от национальности, вероисповедания, уровня интеллекта и чувства юмора.
Моряк в данном случае – Александр Людвигович Непокоев. Веселый и безответственный современный Фигаро с говорящей фамилией, от которого ждешь повадок Казановы, т.е. невесты в каждом порту. Но главный герой книги эти шаблоны решительно отвергает: он ревнивый однолюб, который пылает страстью к молодой писательнице, и готов ради ее прихотей пойти если не на всё, то на многое. Оперируя понятиями любви Древней Греции, можно сказать, что у Непокоева к Асе не просто Эрос, а Мания. А еще на горизонте маячит любовь семейная, к родной дочери, хоть и весьма своеобразная. Непокоев – не только профессиональный самозванец, т.е. плут с мошеннической схемой НКО для отмывания денег, но и самозванец в плане публичной личности. Под маской разнузданности и оригинальности скрывается вполне банальный интеллигент, которого преследуют страхи и комплексы.
У верного солдата компании Лав Интернешнл, Виктора Большевикова, другая история – преданные отношения со смертельно больной Таней. В отличие от Непокоева он был бы рад иметь детей от любимой женщины, но судьба распорядилась иначе. Любовь Виктора и Татьяны – безусловная и бескорыстная, но не без долга друг перед другом. Агапэ и Прагма в одном флаконе.
Рафинированное, хоть и бездуховное счастье Непокоева в финале особенно контрастно на фоне трагедии Тани и Виктора. Кажется, что их сюжетная линия, с пафосом уровня российских сериалов, и нужна только для того, чтобы оттенять беззаботность и мелочность проблем главного героя. Впрочем, не всё коту Масленица: то, как циклично меняется история Лав Интернешнл, в которой старое начальство способно вернуться в строй в любой момент, намекает, что и удача авантюриста Непокоева рано или поздно повернется к нему задом.
Важно отметить, что текст Сергея Солоуха пронизан идеей эротизма языка (и как органа, и как речи). Автор многократно описывает, как главный герой почти кончает от языковых упражнений в духе придумывания каламбура и создания нецензурного неологизма. Он испытывает огромное удовольствие и от слов других людей, будь это любимая женщина или будущий работодатель. Без описания языка как детородного органа и акта говорения как полового акта здесь тоже не обошлось.
Мне казалось, что на этих эвфемизмах стоило бы и остановить вплетение в роман сексуального подтекста. Но автор идет дальше, и в книге появляется вполне реалистичное, если не сказать ощутимое мужское достоинство Непокоева – его предмет гордости в раздевалке. А дальше, например, следует уж совсем излишнее сравнение корпоративной папки Лав Интернешнл с плотью головки члена. На этом фоне красивый и даже философский образ языка и речи как объектов сексуального притяжения, к сожалению, полностью рассыпается.
Язык повествования «Love International» вязкий и тягучий. Местами радует ароматным медом, местами – пугает непроходимым болотом. Продираться сквозь сложноподчинённые конструкции, густо усыпанные однородными членами не только предложений, трудно. Но как ещё описывать жизнь Непокоева – человека, который виртуозно владеет ораторским искусством? Впрочем, вопреки моему ожиданию, стиль этот не меняется при появлении второго героя книги – Большевикова. При этом словесный поток самого Непокоева, в отличие от речи нарратора, похож лишь на внезапные постыдные поллюции, в которых многоточий неопределенности больше, чем уверенных восклицаний счастья.
Лексическую пестроту портят ошибки. Сталкиваться в кустистом повествовании со всякими «как-будто» так больно, что убеждаешь себя: это авторская отсылка к образу героя-самозванца, который на деле вовсе не владеет языком, как и рекламными знаниями и PR-навыками. Впрочем, подобные опечатки намекают и на то, что автор, вероятно, писал роман в состоянии абсолютного возбуждения и экстаза от создаваемого им шедевра.
Итак, речь нарратора не зависит от фокуса на разных героях. Но можно заметить, что она изменяется в соответствии с сюжетом. По мере того, как он набирает динамику, повествование упрощается и структурируется. Не знаю, было ли так задумано или же это результат того, что книга писалась несколько лет, и автор мог просто забыть о первоначальных посылах. Тем не менее, мне приятней думать, что стилистическое изменение в манере нарратора помогает подогреть интерес читателя к кульминации. Мы воодушевлены не только событиями, разворачиваемыми в книге, но и тем, что воспринимать их стало гораздо легче и приятнее. Но возможно, эффект был бы сильнее, позволь автор использовать не только метафоры и эпитеты, но и другие литературные тропы, например, метаметафору. Не катахрезу.
Кстати, об используемых литературных приемах. Один из упоминаемых в романе персонажей, Петр Остраханский, навел меня на мысль, что не только «благородно полые» (т.е. незашоренные) работники сферы культуры пытаются заполнить себя чем-то густым и плотным. Возможно, такая судьба характерна и для авторов, решившихся отказаться от стандартных нарративных схем и вставших перед необходимостью залить какой-то речью ротовую полость своего повествователя. Иными словами, возможно, смелые идеи и художественные стремления Сергея Солоуха опережают его навыки.
Будучи одержимым мыслью сделать текст забористой если не клюквой, то клубничкой, автор не заботится о том, что некоторые из метафор и эпитетов отдают уж совсем похабщиной. Взять хотя бы «веселый, шипучий ручеек» из мочи. Опять же, относись подобные образы только к Непокоеву, можно было бы подумать, что это специальный прием. Дескать, авторская ирония над героем, который многие вещи считает пошлыми и при этом выглядит очень пошло сам. То же касается и частых повторов: когда они усиливают гротескность в отношении главного героя, это понятно. Но за что от читательского раздражения страдает сюжетная линия несчастного Виктора Большевикова, неясно.
К финалу книги стало обидно и стыдно, что меня заставили ощутить себя Ариной Тухачевской. Одно радует: «вспенивать молоко для капучино» я люблю и умею. В остальном же, не то, чтобы у меня были «замшелые принципы», но хочется, чтобы книга всё-таки восторгала и перепахивала. Роман «Love International» на это пока не способен.
Сергей Солоух «Love International»
В своей постели просыпается герой — человек разговорного жанра. Известный конферансье, коуч, эм-си по фамилии Непокоев. Поскольку залогом своего благополучия Непокоев считает основной рабочий инструмент — язык — герой начинает утро с разминки. Он представляет, как искусно делает кому-то абстрактному минет. Тут просыпается женщина, лежащая рядом с героем и садится ему на лицо.
Вообще, тема оральных ласк в этом сезоне будто бы стала новой силовой линией русской литературы. Вот и у Кирилла Рябова, помнится, в повести фейсситтинг был неотъемлемой частью сюжета.
Русские писатели перестали стесняться куннилингуса, это, конечно, значительный рывок в лоно — простите за очевидную метафору — мировой прогрессивной литературы.
Впрочем, ладно. Начиная читать книгу Солоуха, я уж понадеялся, что это будет эротическая проза. В конце концов, это редкое явления — талантливый писатель пишет роман о плотской любви. Всё оказалось сложнее. Точнее сказать, надежды мои не оправдались, но и разочарованным я не остался.
Дальше в романе появляется огромная корпорация, производящая оборудование для добычи нефти, появляются сибирские нефтяники, эко-активисты, британские аудиторы, красные директора, и директора иного толка, следователи, в конце концов — без них представить современную русскую жизнь невозможно. Появляются сложные отношения героя и его дочери, сложные отношения героев и девяностых годов, сложные отношения героя и окружающего разнообразного, хоть и весьма паскудного мира.
Этот роман — небольшой, но, правда, увлекательный — представляет собой наслоение сюжетов, которые вроде бы вырваны прямо из реальности, но на миллиметр отстоят от того, чтобы быть с нею сопоставлены буквально.
С одной стороны, вроде бы раскручивается дело о финансовых махинациях фонда “Читай страна!” с участием Александра Людвиговича Непокоева, которому деньги переводили за его работу. И мы даже точно знаем о подобных махинациях, и знаем, кто их проводил — сейчас живет в Лондоне — и кто был инструментов вывода денег. Но Солоух добавляет гротеска, вырисовывает схемы правдоподобными, но не правдивыми — документация в пакетах “ВкусВилл”. Вроде бы, почему бы и нет? Но нет, это именно не описание схемы, это литература. Это когда бытовая деталь становится художественной.
Может ли состоятельный герой ездить на такси класса эконом? Может, но не будет. Но Киа Рио — это московский символ такси, в целом, поэтому будет именно такая машина.
То же и с описанием экоактивистских акций, и с географией романа — всё это наслоение историй, линий сюжета, и в этом переплетении рождается калейдоскоп, где трагедия должна сложиться с любовью. Потому что, в конце концов, мир это и есть корпорация Love International.
«Все будет скоро как в смартфоне»
Всем интеллигентным старпёрам предлагается немолодежный роман о представителях среднего класса среднего возраста, которые не прочь отклюнуть, что перепадёт, от «крупнейшего мирового производителя оборудования для добычи и разведки нефти и газа» под кодовым названием «Лав Интернейшнл». Но в итоге, как говорится, не в свои сани не садись, коли рожа крива.
Повествование ведется в тщательно разработанном авторском жанре пышного барочного словоблудия, метафорой которого в данном тексте является как раз таки способность виртуозно работать языком (во всех смыслах) главного персонажа по имени Александр Людвигович Непокоев,»человек-пэчворк, неповторимый ни в одном фрагменте самого себя, как бабушкино лоскутное одеяло«. Бэкграунд балабола и ловчилы для вящей убедительности описывается ритмической прозой, но без злоупотребления: этот приметный стилевой лоскут вновь повторится еще раз для симметрии ближе к другому краю одеяла, в конце романа .
Интрига, в смысле афера с НКО, развивается в русском отделении утробы транснационального гиганта, так что развитию сюжета сопутствуют легко узнаваемые знаки качества: сюжетообразующая путаница в ветках родственного древа (правильного деда перепутали с неправильным), привычное, как вывих, бюрократическое головотяпство, паразитирование и грантососалово, стандартные махинаторские схемы ухода от налогов – «главное, чтобы цели и задачи для денежных потоков, входящих и исходящих, были бы сформулированы правильно – социальные, культурные, образовательные и научные» – и позорное корпоративное палево под занавес. В старину советские писатели тоже были не прочь заняться социально-производственной темой и понаблюдать за вызывающими организованную волну народного омерзения эклампсиями технической интеллигенции, стыдливо мечущейся между спальней и НИИ металлов, а рефераты и статьи в ТЖ на эту тему назывались «нравственные искания нашего современника» или «идейно-моральный выбор героев в романах Гавриила Дранина». Сейчас героев уже нет, а до антигероев персонажи ни у кого еще пока что не дотягивают. Зато появился креативный класс, и это как раз точно совпадает со временем, в котором происходит действие романа «Лав Интернейшнл». Принадлежат ли по факту к нему персонажи, а также кто и как конкретно – это вопрос, который можно было бы задать автору из зала на презентации данного произведения. Среди взрослых дядей есть и одна представительница протестной молодежи в лице дочки главного персонажа, похожей на симпатичное земноводное. Больше в этом геронтократическом произведении никакой молодежи нет. Сексуально и творчески раскрепощенная подруга пожилого афериста-балабола, хоть она и ровесница его протестной дочери, на молодежь как-то не тянет, невзирая на паспорт и даже на выразительные лексические маркеры, смущающие филолога-комбинатора, который «был крайне консервативен и даже целомудрен«. Однако эти маркеры как-то не так располагаются или взаимодействуют, поэтому её речь скорее выражает разбитное вневременное хабальство, чем актуальность лексического среза представителей окололитературной богемы начала второго десятилетия нынешнего века: «а если волк к ним сунется, придурок и ебанат с мобилой кнопочной и в трениках, они его, как бобика, собаку сраную, отхуесосят…» Это речь идет о проекте ремейка книжки «Три поросенка» под названием «Них, Нах и Пох», в английском переводе «Who afraid of big bad Vulva». Идея girl power, по-видимому, является остроумной аллюзией на трио «Pussy Riot». Литературных аллюзий и цитат как усилителей вкуса здесь чересчур передано, но зато попадаются смешные: сага «Триппер Чехова», повесть о цисгендерном шовинизме «Кротик Ползаев», феминистическая лирика «Поверх размеров». Амбициозная авторка всего этого, взгромождающаяся немолодому дяде на табло, понуждая его к оральному сексу, когда он спешит на деловую встречу, символически воспринимается как часть плотоядной столичной тусовки вокруг «главной литературной премии страны» – институции, изображенной не без иронии и даже сатирически. Вокруг вьются узнаваемые собирательные типажи, процветает плагиат и подковерные интриги, стремление «порадеть родному человечку», подлизать, где надо, и прочие мерзости, сопутствующие подобным играм. На мой взгляд, здесь автор скромно пожалел красок: пафосные фестивали и серьёзные премии мало чем отличаются от увлекательных народных забав, как то: «бег в мешках», «последний стул» и «откуси банан», что торчит из брюк затейника-аниматора (а если и отличается, то только в худшую сторону).
Автору современная речь не совсем безразлична: из ее неоднородной глубины он вылавливает диковинных рыб, но чаще невод несет запутанный клубок переплетенных водорослей. Читатели отмечают «излишнюю склонность Солоуха к цветастым описаниям банальных действий: иногда приходилось перечитывать прочитанное, чтобы понять, что кому-то отвесили обычного пенделя» (из рецензии на mybook.ru). И сорокалетний менеджер среднего звена не должен был в 2012 году говорить «чувиха у него… ну, телка, клюшка…«, хоть бы и потому, что по рунету уже лет пять, как очистительный огонь, неслись лепра и упячка. Иначе он лох, пусть и положительный герой: «единственный в компании сотрудник … у которого в портфеле могла обнаружиться литература не по специальности и не рекламного характера«.
Невзирая на ряд особенностей, стилистически неоднозначный и неудобочитаемый роман «Лав Интернейшнл», нравится это кому-то или нет, сегодня является актуальной книгой. Таковой её делает ретроспективное осмысление малоисследованного опыта нулевых годов с точки зрения сегодняшнего дня. События в книге происходят в 2012 году, а через два года произойдет знаковое водораздельное событие, которое заставит схлопнуться все надежды, повернет вспять свободное развитие речи и творческого выражения и приведет к поляризации всей художественной (и не только) жизни, став фактическим окончанием описываемого периода.
Напоследок хочется привести фрагмент, символически определяющий состояние и место литературы сегодня. Непокоев встречает в жопу пьяного советника президента по культуре, главного чиновника литературной премии «Настоящее». Понятно, что это как раз самая гнусь и есть. И он со всякими олдскульными выражениями типа «класть с прибором» и «нормалдЫ«, путаясь в бессвязных алкогольных парцелляциях, пытается сказать, что скоро не будет никакой словесности, а «всё будет скоро как в смартфоне«. И произносит фразу, в которой пьяная мысль поражает неожиданной внятностью: «я тебе расскажу, Шуряк, смешной ты дуремар, по чесноку… нет, точно… блин, серьезно… как на духу… какая срань это твоя литература (…) все однохренственно (…) вот никому на фиг ненужное дерьмо…»
Сергей Солоух «Love International»
Открывается роман мерзейшим описанием рабочего инструмента Александра Людвиговича Непокоева, но не тем, что мы уже привыкли, а языка. Непокоев живет за счет «приглашений на лекции и фестивали с полным пансионом и проездом за счет организаторов, почетного амплуа веду-щего и распорядителя интеллектуальных мероприятий — сезонов, сало-нов, конкурсов и презентаций с последующим и параллельным доступом к источникам их финансирования, а также завидного положения эксперта-консультанта по всем вопросам культурного времяпрепровождения и образовательного досуга, в общем, всего того бесконечно рафинированного, изящного и креативного, что в результате приносит человеку хорошие ботинки, галстуки и пиджаки, а также пищу и напитки в стильной посуде хороших ресторанов». В общем, рот закрыл — рабочее место убрано. Знаем, знаем таких персонажей. Прекрасно знакомы. Так вот, за этим следует не менее омерзительное описание кунилингуса и запахов немытой вагины, простите, «сардинно-шпротной розы».
Далее — краткая биография бывшего учителя литературы, вписавшегося в 90-е омерзительного болтуна и проходимца, единственным человеком, кто понял его подлую натуру, оказалась дочь. И она ему так неприятна и обидна в своей честности, что он хотел бы от нее избавиться и забыть. Не приняла, не оценила, хотя все бабы вокруг оценили.
И вот этот персонаж сталкивается с реально большими бабками. Простите, просветительским проектом. Как обычно, те, кто попал из грязи в князи, он чувствует нравственное, морально-этическое и интеллектуальное превосходство над заказчиком, но вынужден и дальше работать языком.
Ну а дальше стандартные кульбиты, рецензии, критикессы, премии и всякое такое. Еще в книге есть две-три сюжетных линии вокруг иных персонажей, но они по сравнению с жизнью месье Непокоева, гения пиара и проходимчества, какие-то блеклые и неинтересные. Может быть, намеренно.
При этом написана книжка очень задорно, причудливо и весело. По-сорокински даже изысканно. Неслучайно и следователя так зовут, того, который прищучил НКО Александра Людвиговича. А там еще и другой фонд оказался замешан вдруг. «Читай, страна!» называется. Ой, знакомо… Да на грантик, да от министерства да от культуры… Страшное дело. Ну, это-то ладно. Гораздо страшнее другой приговор, тот, согласно которому вся творческая, маркетинговая и интеллектуальная возня Непокоева сводятся к убогой придумке детской книги про современных трех поросят с именами Них, Нах и Пох.
Уверен, эта книга написана из мести и желания досадить всем обитателям душного окололитературного мирка, что, впрочем, не делает ее менее блестящей, она совершенно унизительна! Конечно, персонажей таких довольно много, но все-таки этот случай, если не сказать казус, довольно частный.
Одним словом, давненько не читал ничего столь отвратительного, но ах, как, должно быть, вертится на сковороде прототип…
Сергей Солоух «Love International»
Сергей Солоух, добрый мой приятель, вдохновенный певец города Кемерово, который он на протяжении всего своего творчества упорно называет Южносибирском, написал поэму про любовь и смерть, отцов и детей, друзей и начальников, литературные премии и корпоративный пиар, НКО и ГПХ, суровых промышленников с грубыми ногтями, и не нюхавших нефти офисных служащих, бухгалтерию и эмиграцию, московское такси и пражский трамвай, онкологию и триппер, поляков и евреев, рестораны на Белой площади и хрущевки на улице Весенней, оборудование для нефтедобычи и экологические протесты…
Оркестр под управлением дирижера Солоуха играет в несуществующем концертном зале несуществующему зрителю свою несуществующую увертюру 2012 года, наслаивая друг на дружку струнные и ударные, импровизации и контрапункты, аккорды и арии. Слог Солоуха возможно излишне затейлив, подчас подчеркнуто велеречив, нарочито запутан и сложноподчинен, книга насыщена типическими характерами и почти что панибратскими описаниями скромного обаяния переулков московского центра и душного кошмара московских окраин, зелени кемеровских (южносибирских) бульваров и бессмыслицы междуреченских свадеб.
Закрывая последнюю страницу, я погрузился в светлую печаль, замер и задремал. Мне нечего больше было думать об этом мире, мире в котором случаются такие наслоения и рифмы, многоточия и восклицания, радости и тоска, любовь и смерть.