
Мария Ануфриева. «Доктор Х и его дети»
Книга молодого петербургского писателя Марии Ануфриевой вышла в издательстве «Эксмо» в начале 2020 года. Тогда мы еще не предполагали, что врачебная тема так прочно займет место в нашей обыденной жизни и на первых полосах новостных изданий.
Нет худа без добра — образ врача, хотя и традиционно уважаемый в нашем обществе, но в силу законов масс-медиа отодвинутый на периферию внимания — одномоментно обрел первостепенную важность. Мы вдруг осознали, что можем спокойно обойтись без модных блогеров, агрессивных политологов, скандальных звезд шоу-бизнеса, а вот без грамотного, порядочного, самоотверженного врача — не выживем, погибнем. Мы осознали, что врачи — это те самые герои нашего времени, которых повсюду искали современная литература, театр и кинематограф.
Главный герой книги Марии Ануфриевой именно такой врач — честный, грамотный, самоотверженный, обыкновенный. Всю свою жизненную энергию отдающий детям с психическими отклонениями, которых он спасает из ада безумия.
Ольга Погодина-Кузмина – писатель, сценарист, Петербург.
Мария Ануфриева «Доктор Х и его дети»
Роман Марии Ануфриевой, в чем-то созвучный недавнему победителю Нацбеста «F20» Анны Козловой, увлекательно (насколько вообще такая тема может быть увлекательной), рассказывает о повседневной жизни детской психиатрической больницы, о докторе с говорящей фамилией Христофоров и о его маленьких пациентах, у каждого из которых своя непростая судьба. Кстати говоря, у доктора «очевидная» и «читающаяся» фамилия – так что с первых страниц становится ясно: его самого во младенчестве спасли для того, чтобы он спасал чужих детей.
Повествование ведется с большим и добрым вниманием к маленьким героям, местами читается легкий и также добрый юмор, точнее, стремление смотреть на душевное расстройство и лечение не как на трагический финал, а как на полное надежд начало новой жизни – а что еще может сулить страждущим истинный Христос? Библейская коннотация, вероятно, последнее, что придет в голову читателю, но автору удается аккуратно затронуть некоторые евангельские сюжеты.
Роман поднимает важные темы, актуальность которых никогда не меняется вне зависимости от предлагаемого времени и предлагаемых обстоятельств. Это тема отношений отцов и детей, верной дружбы и первой любви.
С другой стороны, в романе упоминаются и важные общественно-социальные и даже воспитательные проблемы, которые будоражат наше общество последние несколько лет: детские самоубийства, группы смерти в социальных сетях и другие, тому подобные, «острые» и «неудобные» вопросы, о которых в обществе говорить не то, чтобы не принято, но часто обсуждать не приветствуется.
Главные герои романа, прежде всего, дети: девочка Злата с рыжими волосами, мальчишки Шнырь, Омен, Существо, Фашист. Эти странные псевдонимы – настоящие имена детей, некоторые из которых они выбрали себе сами, а другие выдуманы доктором (который, как Христос при крещении) нарекает им имена в начале новой и счастливой жизни. У каждого из детей своя судьба и своя прежняя жизни, но роднит всех их одно: каждому из них не хватило любви, понимания и внимания взрослых. В новой жизни, после нового «крещения» они получают главное: внимание и любовь, заботу и доброе слово, которое лечит их быстрее всяких лекарств. «Вначале было слово». Фактически этот роман – о раненной детской душе, причём раненной она может быть в совершенно любой семье.
Как истинный Христос, доктор Христофоров был рожден слабым и уязвимым, но рожден был, чтобы спасать детей – этой сценой начинается книга. Как истинный Христос, врач стремится к полной самоотдаче, отказываясь и от личной жизни, и от личных планов – во имя работы, во имя своего главного Дела. «У меня смысла жизни особо-то и нет, и таблеток под рукой море, и я знаю, какие пить. Смысла нет, а жить хочется. Понимаешь?»
Как настоящий Христос, он гибнет в финале книги – гибнет, сознавая, что дело его будет продолжено.
Мария Ануфриева пишет явно с большим знанием дела и с хорошим знанием натуры: подробнейшему описанию устройства детской психоневрологической клиники не хватает только собственно медицинской терминологии и деталей.
Душевнобольные дети в клинике проживают детство, лечатся, учат стихи, влюбляются, трудятся – плетут макроме. На фоне здоровых взрослых эти дети выглядят особенно беззащитными, хрупкими, робкими, несмотря на все уже совершенные злодеяния, так что сразу становится понятно, кто же прав, а кто – во всем виноват.
Безопасный роман
Открываем книгу Марии Ануфриевой, читаем несколько страниц — и понимаем: вот он, старый добрый традиционный роман. От автора не ждешь подвоха, каких-нибудь закидонов с языком или жанровых экспериментов. Впереди подробное знакомство с главным героем и все его жизненные перипетии. В понятном реалистическом ключе. Отлично, приятный вечер нам обеспечен.
Устраиваемся в кресле поудобнее.
И действительно, автор не подводит. Перед нами добротный роман, где на совесть сделано всё: от развернутых сравнений и метафор до портретов героев и проработки сюжетных линий.
Повествование разворачивается неспешно, но при этом нельзя сказать, что роману не хватает динамики. Автор умеет чередовать линии разных героев, постепенно подключает предысторию и воспоминания детства. Скучать читателю не приходится.
Главный герой — врач Христофоров, детский психиатр. Ему за 50, живет он с матерью, а личная жизнь как-то не сложилась: вроде как и не до того было. Всё работа, работа… Доктор поглядывает на коллегу Маргариту, заведующую женским отделением. Думает, что напрасно. Но в середине книги автор сообщит читателю по секрету, что Маргарита и сама влюблена в Христофорова еще со студенчества. За ним и пошла в психиатрию.
И, конечно, основное пространство романа отдано пациентам — детям и подростками, которые угодили в психушку кто с хроническим диагнозом, кто с попыткой суицида, кто со странностями.
За каждым ребенком постепенно вырисовывается история его родителей, и мы убеждаемся, что теория доктора Христофорова верна: душевные болезни детей всегда вырастают из родительских проблем. И потому лечить нужно в первую очередь родителей.
На протяжении романа доктор ищет «ключики» к сложным подросткам, на этом и держится основная интрига: найдет ли Христофоров причину болезни? Сумеет ли помочь и уберечь от беды?
Любовная интрига тоже постепенно усиливается. Смогут ли Христофоров и Маргарита объясниться? Получится? Не получится?
Итак, всё интересно, всё динамично, и в смысле литературного мастерства всё в романе на должном уровне.
Однако книга Марии Ануфриевой относится скорее к беллетристике, чем к литературе, которую принято называть настоящей. К беллетристике в современном понимании этого слова: промежуточная область между серьезной литературой и развлекательной. Не интеллектуальный роман, но и не дамский.
Чего мы ждем от серьезной литературы и чего нам не стоит ждать от романа Ануфриевой?
Не стоит ждать, например, новизны и оригинальности. Вот автор создает образ врача, но весь портрет собран из деталей, которые каждый из нас где-то уже встречал. Такой несколько старомодный бородатый доктор, приговаривающий «батенька» и «любезный», обязательно с чувством юмора, конечно же не заботится о себе и всего себя отдает работе. Собственно, и умирает он на работе и как бы от работы: сердце не выдержало.
Не стоит ждать достоверности: автор не врач и «в поля» для сбора материала точно не выезжал. Конечно, какое-то знакомство с темой ощущается: откуда-то взяты диагнозы и названия медикаментов, приводятся выдержки из историй болезней, конструируются диалоги врачей и пациентов, озвучиваются некоторые приемы терапии. Но все эти моменты создают скорее антураж, фон, атмосферу. Это такие атрибуты, расставленные по тексту и приглашающие читателя к договору: давайте представим, что мы в больнице. Автор в теме такой же гость, как и мы. Если мы хотим узнать, как там на самом деле всё в детской психбольнице устроено, мы попали не по адресу.
В лонг-листе этого сезона у нас целый ряд авторов, которые знают, о чем пишут, и потому способны передать не только фактуру «изнутри», но и философию профессии. Мария Ким рассказала о врачах скорой помощи, Мршавко Штапич — о волонтерах, Федор Деревянкин — о поисковиках. Все эти книги и познавательны, и уникальны, и выводят читателя к определенному уровню осмысления той правды жизни, которую они описывают.
В книге Ануфриевой правда жизни и не подразумевается, а осмысление выбранной темы довольно условно. К каким выводам направляет автор? Доктор — благородная профессия; в болезнях детей виноваты родители; стоит иногда смотреть по сторонам, иначе можно упустить настоящую любовь… Со всем этим не поспоришь, всё это наблюдения верные и полезные. Да вот только каких-то открытий они не содержат. И какого-то особенного горения темой в авторе мы не наблюдаем. С таким же успехом автор мог написать об учителе, который всего себя отдает детям и становится им настоящим другом. Или о музыканте, который весь в искусстве.
И я, кстати, думаю, что автор и напишет. И всё это будет издано и прочитано, потому что издания и прочтения достойно. У таких книг есть своя аудитория. Эти книги призваны организовать культурный досуг читателя и обеспечить ему приятный вечер. И успешно с этой функцией справляются.
Кто этот читатель? Возможно, это читатель, воспитанный на классике и привыкший к качественной литературе, но уставший от собственных жизненных потрясений. Читатель, который хочет интересно изложенной истории, но уже не готов растрачивать свои нервы на сильные переживания. Читатель, экономящий эмоции. Автор понимает его нужды и именно для него создает вот такую щадящую, безопасную прозу.
Казалось бы, тут о серьезном, о важном: психически больные дети. Но как подана эта тема? Хоть что-нибудь травмирует, задевает читателя, лишает его покоя? Погружает его в недра дома скорби? Нет. Детская больница у Ануфриевой не сильно отличается от пионерского лагеря.
Этот роман — как дом, который заботливый родитель подготовил для подрастающего ребенка: острые предметы спрятаны, каждый угол получает свою силиконовую наклейку, розетки закрыты, ручки окон, шкафов и тумбочек заблокированы. В таком пространстве мы не поранимся и не убьемся. Однако никогда и не узнаем, а что в этих загадочных шкафах и тумбочках было спрятано. Будем разглядывать и ощупывать только снаружи.
Интонация автора на каждой странице нас подбадривает, поддерживает, обещает: всё будет хорошо. И к финалу, собственно, всё и складывается хорошо. Доктор и Маргарита воссоединяются, а все «ключики» к сложным случаям подобраны. Дети излечены, а неизлечимые все равно радуются жизни, потому что наступил Новый год и пациенты высыпали во двор поиграть в снежки.
Смерть доктора на фоне этого хеппи-энда выглядит несколько инородной: как же так, мы уж приготовились к торжеству добра и справедливости… Однако это может быть и последним реверансом автора в сторону читателя. Попыткой «усерьезнить» роман, добавить ему весомости. Да, книга была легкой и необременительной, но выбранная тема… и смерть героя… На основании этого читатель может уверить себя, что прочел вовсе и не развлекательную книжку. Что вечер был не только приятным, но и содержательным. А это, согласитесь, уже вдвойне приятно.
Мария Ануфриева «Доктор Х и его дети»
Недоумение с самого начала вызывает авторская интонация. Вроде бы книга невеселая, трагическая, а вот интонация шутовская, все какие-то ненужные прибаутки да подхихикивания. Есть такая штука, как юмор висельника, но это и не он тоже: «Она прошла еще немного и увидела скульптуру: мать, читающая ребенку книгу. Подойдя поближе, двадцатилетняя Христофорова встала напротив памятника ровно и строго, как на пионерской линейке, и пообещала гипсовой советской Мадонне: если выживет безымянный пока младенец с грыжей, будет он лечить и спасать людей». Словечка в простоте не скажет госпожа Ануфриева. Все какие-то хохмы.
И вот в этой-то странненькой интонации написан этот необязательный роман, проходной образчик «больничной прозы». Что характерно для этого субжанра? Смерть рядом, обычная жизнь идет своим чередом, суеверие персонажей, опрощенная религиозность, некоторая витальность, обыденность трагедии и невеселая, тяжелая, но в целом приемлемая жизнь на бесприютной, но любимой родине. В больницах, правда, полная и жуткая разруха, но зато врачи спасают жизни. Ценой собственной загубленной.
Причем тема для романа выбрана настолько для России болезненная, что я бы вообще не стал делать ее предметом для художественного произведения — детский суицид. Мы и по взрослому-то впереди планеты всей, а тут… И ладно бы еще автор подошел к этой теме деликатно, спокойно, умно. Нет.
Особенность больничного романа Ануфриевой в том, что врач Христофоров — психиатр. Значительная часть книги посвящена беседам героя с пациентами. Знала бы госпожа сочинительница, как обычно выглядят такие беседы хотя бы в диспансерах, не то что в стационарах, убежден, не поднялась бы у нее рука писать об этом роман, тем более иронический. А уж какие диалоги Ануфриева понаписала между пациентами… Веселые истории в журнале «Ералаш». Среди довольно наивных представлений автора об этой сфере медицины хочется особенно отметить отношение персонажа-доктора к обитательницам отделения для девочек. Ненависть к пациентам это крайний непрофессионализм и встречается только в литературе. Врачи же пациентов вообще воспринимают совершенно иначе… Но опять же, то жизнь, а тут ее жалкое подобие. Вообще складывается ощущение, что автор где-то наслушался разных забавных историй и решил поделиться им с читателем, смакуя похабные описания случаев аутоэротической асфиксии и т. п.
Ну и еще замечу, что все цитаты, которые госпожа Ануфриева вложила в уста героя, на немецком и французском языках, написаны у нее с ошибками.
И еще. Был такой советский фильм с Анатолием Папановым «Дети Дон Кихота». Одна из драматических ролей артиста. Он там играл врача-акушера, забиравшего в свою семью отказников. Это пронзительный, трогательный, трагический фильм. В сравнении с ним книжка Ануфриевой — такая дешевка…
Без всякой мистики
«Врачебный» роман о буднях детского психиатра, написанный энергичным языком со специфическим юмором, впрочем, в книге нет ремарки «основано на реальных событиях» или претензий на документалистику.
– «Ну, как поживают ваши мандавошки?» – приветствует детский психиатр Христофоров коллегу по отделению. В отделении для малолетних психов, к примеру, может произойти «изнасилование ночью в палате тринадцатилетнего шизофреника Николая пятнадцатилетним дебилом Степаном», правда, в итоге это окажется журналистским фейком на основании родительской кляузы. Врачи здесь шизофреников называют шизофрениками, дебилов – дебилами. Доктор Х, подыгрывая малолетнему психопату по кличке Фашист, собирающемуся организовать теракт в детдоме как часть операции по уничтожению России, обещает отправить его «в газенваген и в крематорий». Обитательниц девичьей палаты, где «царили склоки, сплетни, истерики и драки из-за нижнего белья», он про себя зовет «малолетние проститутки», – «и на восемьдесят пять процентов эта оценка, скорее всего, соответствовала действительности». Предрассудкам тут не место, равно как и лицемерному социально-гуманистическому пафосу, потому что именно он практически всегда является ширмой, за которым прячется отсутствие особого уникального опыта.
Преданный пациентам и своему делу, идеальный (вплоть до нарушения дежурных инструкций ради человеческого поступка) Доктор Х ежедневно и, так сказать, в рабочем порядке видит среди остальных малолетних пациентов абсолютное зло, воплощенное в 11-летнем Ване, похожем на персонажа культового фильма «Омен». Иначе он его и не называет. Как опытный профессионал, доктор понимает, что Омен с дурной наследственностью, пугающими наклонностями и уже садистским бэкграундом опасен не только в обозримой будущей проекции, но и прямо сейчас. Парень и вправду имеет жутковатые черты маньяка, но по медицинской карте он совершенно здоров. И это говорит лишь о несовершенстве медицинского бюрократического аппарата, а не о профессиональных заблуждениях врачей. Жуткий Ваня всегда внешне «спокоен и безмятежен, в его глазах не отражалось эмоций и только этакая приятненькая улыбка поднимала уголки губ, хотя – можно биться об заклад – тот не испытывал никакой радости». Социопатия исключена из списка психиатрических диагнозов, поэтому формально он не является психом, а фактически неотвратимо и фатально несет в себе опасность и по-хорошему должен «по решению суда оказаться в спецшколе закрытого типа, из которой вряд ли выйдет». Именно так не без оснований считает доктор, расписываясь за всю медицину в невозможности остановить зло «нет лекарств, способных вылечить душу (…) гены возьмут свое. Он продолжит делать то, что привык, но там другие законы. Это же зона для несовершеннолетних. Либо он сам порешит кого-нибудь, либо порешат его. Будет лучше, если среда сама поглотит мальчика».
Вежливый паренек мучает животных, сбрасывает их с высоты, а на вопросы, зачем он это сделал, всегда отвечает: просто так. Еще он склоняет четырёхлетнюю сестру совать в штепсель оголенные провода, в больнице при каждом удобном случае вовлекает слабоумных товарищей в игру «собачий кайф», механику которой составляет «гипоксия, краткосрочная ишемия мозга, потеря сознания» и галлюцинации.
Объяснение всему этому без гуманистического пафоса и розовых очков такое: «в нем как будто действовала заложенная программа: хладнокровно вершить судьбы. Творить зло его душе было так же естественно, как телу — есть, пить, вдыхать кислород, выдыхать углекислый газ и испражняться».
И вот Ванечка, как какой-нибудь «ребенок Розмари», «сплюснув нос пятачком», тихо наблюдает сверху со своей дьявольской улыбкой, «поднимавшей уголки его губ», возню товарищей под окном, устроивших массовый побег, и видит внезапно наступившую смерть Христофорова. Конец романа воспринимается как цитата из неприятного кино, хотя ничего мистического не произошло. Просто юные пациенты по малоумию (много ли с них возмешь) обманули доверие – у доктора не выдержало сердце, что неудивительно при столь нервной работе.
На запрос «книги о психах» гугл только для начала сразу выдает список в 125 наименований и несколько десятков фильмов. В основном, триллеры и «классика жанра». Было уже всякое. Есть ли что-либо нового в этой книге? Подобные душевные уродства и аномалии развития у детей в психиатрической практике, разумеется, не редкость. Но в художественном изображении – в кино и в книгах – всюду такие типажи являются не людьми, а одержимыми персонажами хоррора и исчадием ада. Произведений, где несовершеннолетний девиант был бы выведен за рамки мистического жанра и помещен в реальную среду обитания, лишенную фантасмагорического флера, припомнить трудно. Почему, ответ простой. В реальной жизни такие девиантно-деструктивные типы неизбежно становятся фигурантами кровавых криминальных сводок. Одно дело – умозрительный триллер и хоррор, а другое – лоб в лоб столкнуться с проблемой, которая не решается гуманным способом. Анализ социальных предпосылок только в очередной раз приведет к перекладыванию ответственности из одного кармана в другой. Решения нет. Но главное, что наконец такой персонаж, как Омен, появился в тексте, нисколько не ориентированном на жанровую специфику мистического хоррора и наконец-то он является не одержимым бесами фантазмом, а частью реальности и повседневной врачебной практики. Ничего другого не остается, как снова признать очевидное: зло всегда рядом, особенно в пограничных местах возле черты, за которой находится недоступная влиянию слепая серая зона. Любой дурдом, а детский тем более, как раз и есть такое место, невзирая на добрых профессионалов и всякое макраме.
Мария Ануфриева «Доктор Х и его дети»
Дочитав до середины, я не выдержал, и полез в гугл смотреть про автора: имеет ли автор хоть какое-то отношение к тому, о чем пишет или это все «низкий полет душной мысли». Выяснилось две вещи: во-первых, это все исключительно из головы – автор журналист, а не психиатр, а, во-вторых – в 2017 году роман уже стал лауреатом другой литературной премии.
Я, конечно, понимаю, что в России есть книжные премии, которые вручаются без вот этого скучного процесса – чтение самих книг, но в данном конкретном случае хочется найти этих людей и спросить – вы там совсем поехавшие? Или может я пропустил момент, когда подростковый суицид в России стал отличным поводом для шуток?
Начинается все довольно бодро, и первые десять страниц даже кажется, что роман не будет абсолютной потерей времени: у только что родившегося младенца – героя книги – обнаружена страшная патология – позвоночная грыжа. Если ребенок и выживет (что вряд ли, говорят врачи) всю жизнь будет овощем. Мать собирает ребенка и тайно уходит в областной центр, где случается Чудо! Гениальный врач + обстоятельства и спустя несколько бесконечных часов – матери вручают здорового младенца.
Это первое ружье, которое вообще никак не выстрелит. Близкое знакомство со смертью никак не отразится на герое: у него не появится особая чувствительность, не откроется третий глаз – вообще ничего. Ну вот – родился больным, а потом выздоровел.
Дальше нас – ВНЕЗАПНО! – переносят на 50 лет вперед. Главный герой Иван Христофоров (Доктор Х) заведует психиатрической больницей для детей и подростков. В общем объеме текста почти растворяются пара эпизодов из жизни: школа, студенчество, женитьба. Жизнь главного героя настолько скучная, что даже автору про нее рассказать особо нечего.
У нас есть несколько героев – пациенты (четыре мальчика и одна девочка), заведующая женским отделением Маргарита – тайно всю жизнь влюбленная в главного героя, мать главного героя и пара друзей, которые в процессе умирают.
История большей частью разворачивается вокруг работы главврача и его пациентов. Есть мальчик «Суицидничек», который пытался покончить с собой из-за гиперопеки матери. Эта гиперопека описывается так гипертрофированно (как будто на тирамису добавили взбитых сливок и сверху еще сгущенки – а то вдруг не понятно, что это десерт), что, во-первых, ничего удивительного, а, во-вторых, любой нормальный врач лечил бы не симптом, а болезнь. Но лечат подростка.
Подросток «Существо» – какая-то травестийная версия того, что называется хикикомори – подросток который запирается в своей комнате и проводит там длительные отрезки времени, постоянно находясь онлайн, но при этом обрубает всякие контакты с «настоящими» людьми, включая семью. Автору кажется, что это не большая проблема – неспособность адаптироваться к обществу и сознательное ограничение контактов (чем, собственно, и характеризуется эта субкультура), поэтому давайте добавим сгущенки – «Существо» представлен как подросток, впавший в одичание: он не моется, не стрижется и пытается разговаривать специальным животным голосом.
«Фашист» – подросток из детского дома. До того, как попасть в детский дом, у него был отчим, повернутый на «превосходстве арийской расы». Рассказывал ребенку про то, какие фашисты молодцы. Подросток, оказавшись один на один с детским домом, в качестве копинг-стратегии решил стать фашистом и разработал план взрыва детского дома, который записал на бумаге, запись обнаружили и отправили мальчика в клинику. Доктор Х показывает ему в профилактических целях фильм Элема Климова «Иди и смотри», и советует переключиться с Гитлера на Одина.
Да. Действительно. Дело не в отсутствии любви, а в неправильно выбранной ролевой модели.
И, кстати, это сработало.
И «Омен». Подросток-социопат. Пытался убить младшую сестру, уговаривал другого мальчика спрыгнуть с крыши, там же поджигал кошек и сбрасывал их вниз.
Вот 57 страница, герой обсуждает со своим другом-чиновником способ решить проблему юного социопата: «— Гены возьмут свое. Он продолжит делать то, что привык, но там другие законы. Это же зона для несовершеннолетних. Либо он сам порешит кого-нибудь, либо порешат его. Будет лучше, если среда сама поглотит мальчика.
— Вот бы в порядке исключения из закона Димы Яковлева отправить твоего пацана на усыновление в Америку. Там-то они к маньякам попривычнее будут. Одним больше, одним меньше… Омбудсмен отдыхает.»
… а друг шутит про закон Димы Яковлева.
Автор, на минуточку, в 2002–2007 годах работала старшим преподавателем кафедры теории журналистики СПбГУ и читала курсы по нескольким дисциплинам, например, «Право и этика СМИ».
Мальчик Ванечка-Омен, играет со своими однопалатниками в игру «Собачий кайф»: «Сначала повышают давление частым дыханием: один садится на корточки спиной к стене и дышит часто, по-собачьи. Второй, помощник, стоит рядом и затягивает на шее веревку или ремень, а потом вовремя удавку ослабляет. Механика понятна: гипоксия, краткосрочная ишемия мозга, потеря сознания на несколько секунд. На этом фоне могут появляться галлюцинации: кто-то видит Эйфелеву башню, кто-то мчится в звездолете на Марс… Когда удавку снимают, к мозгу резко приливает кровь — вот тебе и особые ощущения, состояние эйфории у этих космических ковбоев, вернувшихся с седьмого неба.»
Это еще одно ружье, которое не выстрелит. Да, социопат придушивает своих однопалатников, и даже случается момент, когда один, действительно, теряет сознание, но потом приходит в себя и все идут на елку.
В какой-то момент тихий социопат Ванечка крадет ручку от окна и планирует побег: собирается искать мать-алкоголичку, которая резала своих сожителей, убила свою мать и теперь отбывает срок. Вот эти гены, о которых говорил нам главный герой, возьмут свое.
Но в финале Доктор Х устраивает пациенту звонок по скайпу с матерью и этого, видимо, оказывается достаточно, чтобы социопат перестал поджигать кошек.
И Злата. Тихая, мечтательная девочка, которая тоже пыталась покончить с собой, потому, что красотка-мать давила и пыталась сделать из нее свое подобие, никак не оставляла в покое.
Девочке Злате Доктор Х весь роман внушает, что девочкам думать вредно: «Ты слишком умна. От ума, как известно, только горе. А у маленьких девочек еще и логические ошибки, которые приводят их к глупым поступкам.»
И это такая непреходящая манера у героя: весь роман он проговаривает мысль, что женщины существа немного второго сорта. Ну бывает.
Интересно, что понять причины почему тихая девочка из «приличной семьи» наглоталась таблеток герой не пытается. 144 страница «Я и так на нее столько времени убил. Зад бы надрать, как откачали, и домой отправить, пусть предки с ней разбираются.»
Это ваш профессиональный совет, доктор?
В 2016 году (по сообщениям МВД) в России успешно (сомнительный успех, конечно) совершили самоубийство 720 детей. Что такое 720 детей? Это одна летняя смена в Артеке. Это половина стандартного поезда в московском метро – 4 вагона. Четверть пустых мест в большом московском цирке на проспекте Вернадского.
Зад бы им всем надрать?
Но ближе к финалу, видимо, сделав над собой усилие, Доктор Х начинает что-то подозревать – слишком часто дети при нем вспоминают про китов. Синий кит! – догадался Ватсон.
Нет, он, конечно, понимает, что все не так просто: «— Вы хотите сказать, что в детских суицидах виноваты анонимы из Интернета?
— Нет, — вздохнул Христофоров. — Нам ли с вами не знать: во всем, что происходит с детьми, чаще всего виноваты родители. Если ребенок готов последовать за воображаемым китом, значит, он нашел вожака в другом месте. В Интернете, в подворотне, в дурной компании. Но своих детей я этим тварям не отдам.»
По сведениям МВД, анонимы из интернета имеют отношения только к одному проценту успешных самоубийств. Из 720 детей – только 7 убили себя из-за «Синего кита».
Но и это ружье тоже ни к чему не приведет – через пару десятков страниц Доктор Х умрет от сердечного приступа.
Еще одно ружье, которое – вы удивитесь, тоже никак не проявило себя (не роман, а какой-то склад бракованных боеприпасов) – фотографии Доктора Христофорова, который возится в игровой с пациентами-мальчишками. Играет с ними, катает на себе. Эти фото делает одна из сотрудниц больницы – Христофоров ей не нравится – и относит их начальству. Вот мол, пятидесятилетний, не женат, живет с матерью и котом, возится с детьми, как бы чего не вышло.
Тоже ничего. Зато есть страшно остроумная шутка: «[Новогодний] Спектакль готовился один для всех отделений, менялось только содержимое мешка [Деда Мороза], с которым следовало быть начеку. Однажды в меценатах оказался американский фонд охраны психического здоровья, умудрившийся по простоте душевной или, напротив, по хитромыслию подпихнуть в подарки упаковки презервативов. [Отец] Варсонофий придерживался первой версии, Христофоров — второй, но к выводу пришли общему: может, оно и неплохо, что фонды эти вскоре позакрывали, а ну как голландцы подарки слать начнут.»
Дорогой автор, а напишите в комментариях, что именно, по-вашему, могли бы в качестве новогодних подарков для детей в психиатрическую больницу прислать голландцы: печенье с марихуаной (?), дилдо (?), книжку про то как у мальчика было две мамы и мир не рухнул?
Роман Якобсон, когда описывает функции языка, выделяет «эмотивную функцию». Это функция отвечает за выражения отношения говорящего к предмету. Любое сообщение, любой текст несет в себе эмоциональный заряд моего личного отношения к тому, о чем я говорю.
Главная эмоция, которой пропитан роман «Доктор Х и его дети» – это презрение. Автор презирает всех: тупых пациентов с их тупыми причинами для суицида; дебильных пациентов у которых органические проблемы и они, например, не способны контролировать мочеиспускание; их родителей с их тупостью и эгоизмом; врачей, которые делают свою работу; женщин, мужчин, жен и мужей, голландцев, американцев. Это просто разлито в тексте. Все эти уничижительные характеристики, именования и самоименования, описания, размышления.
Такое ощущение, что Долорес Амбридж решила написать «педагогическую поэму». Но зачем?
Паутина на ветру
Обложка привлекает и побуждает открыть книгу. Что за таинственный доктор Икс? Все просто. Х – лишь первая буква фамилии. Христофоров Иван Сергеевич. Пятьдесят два года его частной жизни укладываются в несколько фраз.
Самое важное происходит с Иваном Сергеевичем на работе. Тридцать семь подростков от десяти до пятнадцати лет под его постоянным наблюдением, а в дни дежурств их шестьдесят. Пациенты – его дети. Каждый день они ставят перед Иваном Сергеевичем задачи со многими неизвестными. Христофоров – детский врач-психиатр.
Мария Ануфриева не перегружает читателя медицинскими терминами, хотя они есть, конечно. Она просто рассказывает житейские истории пациентов и родителей. Плохая наследственность, невнимание к ребенку, недостаток любви, а иногда избыток, болезненная, деспотическая любовь. «Душевное здоровье – тончайшая колышущаяся паутина на сквозняке житейских невзгод». Эту мысль Иван Сергеевич пытается донести до родителей своих пациентов.
На первом плане несколько героев. Фашист (в миру – Денис) планировал взорвать детский дом. Существо (Павлик) утверждал, что он не человек. Элата (в жизни – Злата) заблудилась между реальным и воображаемым мирами. Главная тревога Христофорова – Ванечка. «Немигающий взгляд черных глаз и вежливая улыбка на неподвижном, как маска, лице». Даже опытные психиатры ёжились под этим взглядом. Ванечка поджигал и сбрасывал с крыши кошек, предлагал четырехлетней сестренке потрогать оголенные провода. Любимая забава Ванечки – «собачий кайф» (опасная игра с удушением).
Однообразие больничного распорядка, истории болезней, неоднократные упоминания о запахах лекарств и хлорки не ведут к монотонности повествования. Сюжет сделан профессионально, сплетен, как паутина, искусно и прочно.
Смерть Христофорова в финале подготовлена ненавязчиво, но последовательно, начиная с первых страниц книги. Христофоров мог погибнуть в младенчестве. В детстве он боялся умереть во сне. Ему снился бег в извилистых коридорах подземелья. После инфаркта он просыпался с ощущением черной глыбы за спиной. И черная кладбищенская собака долго глядела Христофорову вслед, когда он приходил на могилу отца. Все эти знаки растворены в тексте, переплетены с печальными пейзажами последней осени Христофорова. На восприятие текста влияет и эффект отсроченной развязки. Сначала кажется, что беда случится из-за Ванечки. От него постоянно исходит опасность. Потом, с первым снегом, наступает обманчивое ощущение покоя. И вдруг события начинают развиваться стремительно. ЧП: побег детей из больницы. Когда Христофорову удалось вернуть детей в больницу целыми и невредимыми, его сердце не выдержало. «Вдруг словно кто-то дернул рычаг – и земля, до этого скользившая под его ногами, понеслась куда-то с бешеной скоростью».
Самые светлые и стилистически изящно написанные страницы связаны с наступлением зимы, ожиданием новогодних праздников и котом Тимофеем. «Снегопад пришел внезапно и тихо, как и положено приходить тем, кого ждут». Кот Тимофей смотрел «на белых мух, которые медленно падали с неба, как будто живущие на нем тысячи котов прибили этих мух лапами и <…> спускали их на ниточках».
Книга читается с неослабевающим интересом.