Денис Крюков. «Садовое товарищество»

Повесть Дениса Крюкова «Садовое товарищество» — лирическая, смешная, фантастическая, абсурдная, всякая — но главное, что она магическим способом возвращает взрослого читателя в ту вселенную, из которой его позорным образом изгнали по достижении определенного возраста. Это воспоминание о том, каким ты был, пока еще не стал морской фигурой, замершей на месте. Герои СТ и живут так, будто нет в их жизни никаких родителей, а окрестные взрослые — фольклорные персонажи или «тусклые люди». Отдельно от прочих взрослых, обитают в этом шестисотовом пространстве дедушки. Деды — носители тайного знания и хранители вечных артефактов летнего мира — мотоцикла урал, телогреек, ржавой тачки и маньчжурского ореха. Они управляют механизмами, имитируют птичьи голоса, предсказывают будущее, повелевают козлами и прочей живностью. Только у дедушек и подростков есть это будущее».

Кирилл Маевский – издатель, Казань.

Рецензии

Дмитрий Ольшанский

Денис Крюков «Садовое товарищество»

Повесть г-на Крюкова – это детская книга. Или, может быть, взрослая, но притворяется детской.

Так или иначе, это набор каких-то коротких историй о дачных мальчиках и их окружении, и истории эти балансируют между реализмом и сказкой.

Но есть одна проблема.

Очень скучно.

Детская литература – как и стихи, пьесы, сценарии, – не имеет права на неторопливую вялость. Листаешь, листаешь, один мальчик пошел к другому, вот появился чей-то дедушка, а вот они пошли в гараж. Время идет, страница за страницей. И ничего не происходит. Текст не движется, текст как болото.

Скажу больше. В современном мире литература как таковая – не имеет права на неторопливую вялость. Она живет в режиме жесткой конкуренции с социальными сетями и сериалами, и невозможно заниматься долгими «описаниями природы» или тянуть любой другой вязкий кисель. Заинтересуй меня, захвати мое внимание, убеди меня первыми же абзацами, забери меня так, чтобы я забыл про весь остальной мир.

Крюков – нет, не забирает.

Наташа Романова

Тени в раю

Книга Дениса Крюкова написана в неизбитом жанре  литературного «пастиша» – так называется вторичное произведение, имитирующее стиль других нескольких авторов. При этом целью является не пародирование, а, наоборот, чествование оригиналов. «Садовое товарищество» – оммаж советской литературе для детей времен застоя. А пастиш по-французски – это паштет. В данном случае это паштет из любимых всеми, кому за 40, детских писателей СССР. Можно толсто намазать его на батон вместо шоколадного масла и запивать «Буратиной» или «Байкалом», глядя по телевизору фильм «Чапаев» и одновременно читая книгу про полет на Марс, про самолеты и «фантастическую повесть в научно-популярном журнале», смешивая вещества из набора «Юный химик», стирая ватник в тазу, применяя проявитель, закрепитель и красный свет, рисуя картину, где «советский истребитель идёт на таран с фашистским самолетом (…) размахивая веткой наподобие шашки«.

Главный персонаж (Петька) – это обитатель  идеального мира «с приключениями, научными опытами и крепкой дружбой«, который всем хорошо известен по произведениям массовой советской литературы для детей и юношества. В мире советских книг торжествует и одобряется все хорошее, (а все плохое, если и существует, то только для того, чтобы добро победило зло). Там все ребята запоем читают книги, вырезают лобзиком, увлекаются техникой и фотоделом, ходят в  авиамодельный кружок – как говорится, «входят строем пионеры, кто с моделью из фанеры, кто с написанным вручную содержательным доносом».

Все персонажи будто сошли со страниц  детских книг времен позднего СССР, где есть с кого брать пример. Трое друзей среднего школьного возраста на отдыхе в подмосковном садоводстве офигенно проводят время: ходят друг к другу в гости, а также за грибами и на рыбалку, общаются с соседями, устраивают выставку, борются с сорняками, занимаются домашним хозяйством, помогают взрослым, читают книги и журналы. Это сейчас должно очень понравиться читателям преклонного возраста, которые думают, что их дети и внуки перестали читать книги, которые они сами читали когда-то 50 лет назад, из-за того, что «появились телефон и интернет». Есть с кого брать пример, дело за немногим: отобрать у придурка смартфон и заставить прочитать эту замечательную и полезную книгу, где ребята проводят время вот так:

«Мишка с головой погрузился в книги, бегая по утрам в поселковую библиотеку (…) Петька взялся за рисование, тем более что Василий Иванович [нет, это не Чапаев] действительно передал ему интереснейшую книжку про самолёты, в которой было много для него полезного«. И его подруга-ровесница тоже не подкачала: «На тумбочке он заметил заложенный на середине томик Тургенева«.

Главный персонаж Петька – собирательный идеальный образ не подростка 80-х годов прошлого века, а персонажей книг, написанных членами союза писателей РСФСР для детей среднего школьного возраста. Их главной задачей было не только описывать радостную беззаботную жизнь, но и изображать на её фоне  положительных героев и их качества: уважение к старшим, смелость, трудолюбие: «…он отпилил сучья побольше, разделывая их тут же на дрова. Дело спорилось, Петька даже стал насвистывать что-то лихое, воображая, что он герой-стахановец (…) сук под натиском стахановца с грохотом рухнул, а за ним и сам Петька верхом на лестнице.

– Живой?! – скрывая смех, спросила подбежавшая Юля.

– А то! – вскочил на ноги не получивший ни царапины Петька и схватил топор. – Щас я добью эту фашистскую гадину!»

«Петька все-таки навел чистоту. Помыл пол и посуду, вылил под крыльцо воду из кастрюли, нагрёб две кучи мусора. После этого он вывез из-за сарая старую дедову тачку с железным колесом и, свалив в нее весь мусор, поехал на помойку«.

В центр полезного и содержательного досуга трех товарищей автор помещает дедовский мотоцикл» Урал». Его реставрация является связующим звеном между поколениями: починять мотоцикл детишкам вызвался помочь старик с активной жизненной позицией, которому оказалось даже невнапряг припереть с Кубани карбюратор. Потому что в идеальном мире, каковым является советское детство, все люди бескорыстно помогают друг другу, поздравляют с «днёмрожденьем», главная цель в жизни всех окрестных дедов и соседей – это правильно  воспитать подрастающее поколение, направить и наставить: нечего просто так рисовать звезду на боку мотоцикла, надо вначале совершить достойный поступок: «Нет, ребята из садового товарищества, звезды рисовать нам еще рано. Вот починим мы его, заведем, и отправитесь вы в дорогу. А вот когда вы в пути сделаете первое доброе дело, тогда звезду и рисуйте!«. В выдуманном мире, который изображали советские писатели, взрослые всегда ведут себя образцово, как добрые наставники. Население «Садового товарищества» точно соответствует всем лекалам этой традиции. В «добром и светлом» мире книжных отражений граждане все как один – кладезь доброты и мудрости и выражаются не матом (тогда его вообще не было, как и много чего другого плохого), а словами, которые должны запасть молодежи прямо в душу:

«Я хоть и малоудачливый живописец, но я вижу, как вибрируют крылья, как пригибается в нижнем левом углу дерево от боевого вихря, слышу, как хрипят обессилевшие моторы, как ругается летчик на то, что ему не хватило патронов, – тут Александр Романович очень внимательно посмотрел на Петьку. – Неужели ты, Петя, не понимаешь, что слова – это патроны? Самые мощные патроны. Понимаешь?»

Непримиримость к врагу – одно из главных положительных качеств героев советских книг. Дачники садового товарищества вместе сплочённо и дружно отражают атаки злоумышленников, выслеживают поджигателей сарая, пресекают вылазки расхитителей народного добра и готовы дать достойный отпор любым мелким враждебным элементам, собирающимся нарушить границы резервации добра, взаимовыручки и справедливости. Деды с карбюратором и этюдником,  соседи с пирогами в руках, дяди с макаронами по-флотски, добрые, справедливые и сплоченные  дачники, грибы-рыбалка – это такой же китч, как и фильмы, которые воспроизводят миф о советском рае в условиях резервации. Такая картинка существует  в коллективной ностальгической линзе, и вряд ли правильно её считать продуктом памяти, потому что на самом деле это воспоминания не о беззаботном счастливом детстве, а о кондовой советской литературе. К сожалению, героев и их окружение трудно сравнить даже с персонажами анимации. Они напоминают статичные фигуры театра теней, которые условно оживают, только если сам будешь шевелить руками, изображая подобие движения. Впечатления от них не больше, чем от плоских уличных стритлайнов.

Текст выглядит вытяжкой из книг советских писателей, которые написаны по литературным лекалам, разработанным на пленарном заседании ЦК партии (или ВЛКСМ), посвященном детской книге. Этот приём мог бы быть интересным, но только в том случае, если бы выхолощенное отражение мифа было проработано и переосмыслено с точки зрения сегодняшнего дня. В «Садовом товариществе» же никакого переосмысления нет. Оно подменяется  знаковыми маркерами и символами ушедшей эпохи, которые бальзам на душу всем ностальгирующим по тем временам (многие уверяют, что не по тем временам, а по своему детству или молодости, но это дела не меняет). Мороженое, автоматы с газировкой, лыжные ботинки, пирожки по 5 копеек и все избитые штампы застоя и позднего совка давно стали китчевыми кодами в эстетике посетителей пабликов под названием «Наше счастливое детство» и «Хочу назад в СССР».

Внимание к деталям – важный элемент для любого автора, когда оно работает на художественную достоверность, но в «Садовом товариществе» эти детали превращаются в китч. Они служат знаковыми маркерами, призванными вызвать у сентиментального читателя те же чувства, с которыми они слушают исполненные тошнотворными детскими голосами песни советских композиторов («Прекрасное далеко», «Крылатые качели»).

«Через несколько минут друзья стояли под козырьком на крыльце магазина и уминали плавленые сырки «Дружба», отрывая при этом поочередно большие куски от батона»,  «В магазине не было ни дюшеса, ни байкала, ни вообще никакого лимонада«.

Хорошей метафорой ностальгии по сыркам, ржавым тачкам и лыжным ботинкам был замечательный музей индустриальной культуры в Кузьминках, которому, к огромному сожалению, не удалось выжить. Огромный ангар под завязку был набит всевозможным хламом советского быта, а сверху с помехами доносился закольцованный саундтрек из советских песен. Всех, кто хочет назад в советский рай, было бы неплохо отправить туда в ностальгическую экспедицию с погружением на неделю: там как раз много детской советской литературы, было бы что почитать. Также для любителей «помечтать о былом» ещё есть китчевые псевдосовковые заведения типа «Рюмочная у Гоши» или «Чебуречная «Дружба». Там можно посмотреть на архетипы выросших Мишек и Петек, которые занимаются уже не рисованием звезд, а потреблением водки. Сакрализировать такие «крючки», которые всех «цепляют» за одно  место, значит с умилением смотреть в сторону советской резервации, продолжая скучать о ней, как бывший заключённый о тюрьме. А ведь именно литература и создала эту искажённую картину мира, которую сейчас пытаются реставрировать ностальгические паблики. В этой книге реставрации картины способствует, например, устаревший язык персонажей: слова, которыми говорили книжные персонажи: «мямля», «остолоп», «шебутной», а также речевые обороты, тоже взятые из книг: «Хорошие дела всегда найдут своих героев! (…)  Ты, Мишка, знаешь, давай-ка тут особо не задавайся!» и т. д.

Сейчас достаточно пабликов и ресурсов о советских книгах. Можно понять, что они могут быть кому-то дороги. Но  обращаться к ним сегодня как к лучшим образцам детской литературы, к которым надо стремиться,  на том основании, что лично ты на них вырос, не очень адекватно.  Проблема серьезнее, чем кажется тем, кто радостно приветствует появление такого продукта, потому что подобный «позитивчик» способен еще больше усугубить картинку под названием «счастливая радостная эпоха, которую мы потеряли». Советские мифологемы чрезмерно живучи и способны влиять в первую очередь на тех, кто не сталкивался с этим временем напрямую и сейчас представляет его в виде сусальной идиллической картинки, а к иной точке зрения относятся с вышеописанной яростной пионерской непримиримостью.

Практически в каждом сезоне «Нацбеста» в длинном списке оказывается один образец условно «детской» литературы, и ни разу этот опыт не оказывался удачным. Придется еще раз обозначить позицию, о которой я писала в предыдущие годы: можно считать, что детство – это не всегда и не только «приколоченные к полу деревянные игрушки». Но довольно трудно принять банальность и штампованность произведений, утверждающих обратное, как и понять, зачем номинировать их на данную премию при наличии огромного количества специализированных конкурсов «детских» книг. А если автор адресует это произведение взрослым, его недостатки от этого не станут достоинствами.

Анна Матвеева

Дядя Петр и другие

Автор предисловия к этой повести, Наталья Бабинцева, пишет, что время здесь «вообще ни к чему не привязано — нет никаких атрибутов, намекающих на безусловность датировки». Хочется поспорить: как же нет? В «Садовом товариществе» речь идёт, конечно же, об утраченном рае советского детства, и это подтверждает не только название, но и многочисленные детали вроде кепки с надписью «Рига» и треснувшим пластиковым козырьком, или продуктового магазина, работающего с перерывом на обед, а в первую очередь, полного отсутствие современных примет времени. Только благодаря их отсутствию Петька и другие персонажи книги живут подлинной, настоящей летней жизнью, выстраивают отношения с обитателями подмосковного садового товарищества, считают уток на пруду, а не сидят в наушниках взаперти у себя в комнате и так далее. А вот про дядю Фёдора и других обитателей деревни Простоквашино, придуманной Эдуардом Успенском, Наталья Бабинцева вспоминает действительно к месту — при полном отсутствии сюжетного сходства у этих историй имеется немало общего. Петька, главный герой «Садового товарищества», живёт на даче совершенно один — мы ничего не знаем о его родителях. У дачных приятелей Кости и Мишки родители есть, взрослых в садовом товариществе вообще значительно больше, чем детей — и почти все эти взрослые, как бы помягче сказать, весьма своеобразны. Дедушка, которому мерещатся мертвецы, Курочкин, помогающий мальчишкам отремонтировать мотоцикл, Диана Николаевна, которая все время плохо себя чувствует, председатель садового товарищества дядя Аркадий с явным дефицитом общения. Петька среди них, как рыба в воде, он находчив, самостоятелен и предприимчив, но читателя всё равно не отпускает мысль: а где же родители? Почему «дядя Пётр» живёт на даче в полном одиночестве?

Думаю, ответ на этот вопрос может быть и таким — книга Дениса Крюкова это воспоминания взрослого Петьки о счастливом вечном лете далекого детства. Он не проживает эту жизнь у нас на глазах, а вспоминает её, обставляя свои воспоминания множеством чудесных и очень точных подробностей. В конце концов, любой подросток всегда одинок, и для того, чтобы убедительно описать единственное лето взросления, взрослые могут и не понадобиться. 

Иван Родионов

Коллажи узнавания

Само название небольшой повести Дениса Крюкова — название Шрёдингера. Садовое товарищество как некоммерческая организация, создаваемая гражданами на добровольных началах для совместного владения, у нас вполне себе живо (по крайней мере, согласно ФЗ 15.04.1998 N 66-ФЗ «О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан»). А вот садовое (дачное, деревенское-на-каникулах) товарищество (мальчишеское, в прямом смысле) в приключенчески-светлом духе, увы, кончилось давно. И оттого непонятно: жив сей кот или всё же мёртв? Перед нами детская литература «на полном серьёзе», пресловутый постмодернистский конструкт или прощальный ностальгический привет нашему детству?

Итак, есть Петька на даче. А ещё есть Мишка. И Костя. Они любят «Чапаева» и «Остров сокровищ», а их жизнь переполнена приключениями.

Герои-дети как бы вне всякого времени. Тот же «Чапаев» или частые отсылки к врагам-фашистам (герой даже рисует борщевик со свастикой — потому что тоже захватчик) у современного ребёнка немыслимы:

«Петька, конечно, думал, что гораздо интереснее было бы, если бы он во сне летал на боевом самолете и сбивал в небе фашистов, но спорить с тетей Таней не стал – все-таки она на телевидении работает».

С другой стороны, есть в повести, например, близнецы-вегетарианцы с розовыми волосами.

Ребята ведут себя по-гайдаровски, как тимуровцы. Например, стараются всем помогать:

– Тетя Таня! – не выдержал Костя и громко крикнул. – Вам ничем помочь не надо? Картошку, например, прополоть?

– Да какая уж у меня картошка? – от удивления тетя Таня даже уронила книжку в траву. – Не росла никогда у нас картошка.

– Ну может, белье развесить сушиться? – не унимался Костя.

Мир «Садового товарищества» населён узнаваемыми фигурами-символами. Виктор Михайлович, подобно Урфину Джюсу, выпиливает деревянных солдат, папу Мишки зовут Василием Ивановичем, а таинственного и зловещего бирюка, деда Пафнутия — Иваном Сергеевичем (Тургенева в повести вообще много).

В общем, записки охотника за приключениями, которых по-настоящему уже и нет. Но они есть.

Столь плотная сверхтекстуалльность на восемьдесят страниц повествования, говорится в предисловии, выходит будто бы сама по себе, рождается в нашей голове:

«Тут нужно оговориться: Денису Крюкову никакая цитатность не свойственна – ни Хармса, ни Козлова, ни Успенского, ни Тургенева он в тексте никаким боком не воспроизводит. Все литературные аллюзии рождаются в голове у читателя (у меня в данном случае) исключительно из ощущения какого-то тайного дачного братства – общих книг на полке и мультфильмов в телевизоре».

Конечно, это не так — ностальгических наживок Денис Крюков забросил столько, чтобы у читателя не осталось ни единого шанса — клюнет, куда денется! А чтобы у нас не осталось в этом никаких сомнений, одна из последних историй называется «Тайное становится явным» — какая, однако, ирония.

«Я по молодости тоже все синтезировал, – многозначительно произнес Виктор Михалыч, ударив двумя пальцами себя по горлу. – Теперь ни-ни».

Выходит, «Садовое товарищество» написано точно не для детей. А для нас. Выросших на Носове и Драгунском и растерявших в повседневной суете что-то большое и важное.

Оттого, в принципе, неважно, умышленно ли Денис Крюков расставлял все эти лобовые  крючки-ловушки или его самого захватила сильнейшая ностальгия — спасибо ему стоит сказать в любом случае. Обмануть меня не трудно – я сам обманываться рад.

А жанрово «Садовое товарищество» можно отнести, извините, к литературе о попаданцах. Нам дарована возможность побыть мальчиком Петькой и увидеть мир его глазами. Тот самый мир, которого уже нет.

В пользу этой версии говорит то, что, в отличие от остальных героев книги, Петька нарочито нереален — живёт без родителей, у него всегда есть бутерброды и деньги на «Байкал» или «Буратино». Потому и нужно ему ехать в конце повести в город, где его ждёт «взрослая жизнь».

Что, не хотите возвращаться?

А мы уж были готовы подумать, что всё это некие ляпы по недосмотру автора.

Тусклые мы люди, видимо.

Михаил Фаустов

Денис Крюков «Садовое товарищество»

Если бы у этой рецензии был заголовок, то называлась бы она, допустим, «Денискины рассказы 2.0». Чур, я первый придумал! Придумал и побежал куда-то вперед и вверх по горбатым дачным улицам, радостный, пусть и с не чищенными с утра зубами. 

В маленькой книжке Дениса Крюкова радость узнавания ласкает читателя на каждой странице. Из тьмы холодного прошлого возникают, всплывают в старческой памяти собственные дачные истории, совершенно особые истории, эти особые дачные ощущения, особые дачные запахи, особые звуки, солнце, лес, водоемы, травы, камни и огороды с огородниками, турник, качели, футбольный мяч и дачный магазин, в котором всё в сто раз вкуснее, чем в городе и пронзительный то ли скрип, то ли свист электрички, которая сейчас увезет в город симпатичную девчонку из вооон того дома с голубыми ставнями. Дачные воспоминания — это и особые воспоминания о дачных друзьях с которыми три дачных месяца неразлучен, а первого сентября они исчезают из твоей жизни до новой дачной весны, и тогда — вы что, не знаете? Каникулы начались! Тем, кто за нас в ответе, давно пора понять!…

У главного героя Петьки есть, между прочим, свой Василий Иваныч, есть свой Мишка, который, впрочем, иногда совсем уже не Мишка, а советский самолет, есть тётя Таня из телевизора (Веденеева?), есть злодеи — вылитые Филле и Рулле, которых надо обязательно напугать переодевшись в привидения, есть странный и страшный старик, совсем как тот, с лопатой, из фильма «Один Дома Один», есть возникшие из ничего ключи от гаража, в котором прячется настоящий Бронтоцикл, есть козёл Баскервилей, есть Генка-цыган, вылитый индеец Джо, есть даже забор, который, правда никто и не собирался красить. Зато Петька рисует картины, в которых что-то не то от Босха, не то от Глазунова, там гигантские улитки сражаются с армией борщевика. И в конце лета всё садовое товарищество собирается в сторожке на выставку Петиных картин. Так что всё, что нужно в этой книжке как будто бы есть.

Нет только ответов на некоторые странные вопросы. Почему в отличие от своих дружков Петька живет на даче один? Дед некоторое время назад умер, но где же родители? В конце концов из ниоткуда материализуется некий дядя Толя, но он здесь ненадолго — приготовил макароны по-флотски, почаёвничал и исчез. А откуда школьник Петька берет деньги, чтобы покупать в том самом магазине печенье и лимонад байкал? Почему с наступлением сентября он не идет в школу, как его закадычные приятели? Сколько ему лет? Какой вообще, милые, год-то у нас на дворе? И кто вообще такой этот Петька, который в последней фразе книжки уезжает в город во взрослую жизнь, а в первой — просыпается от звука циркулярной пилы соседа, вырезающего своих деревянных солдат.

В этот момент становится страшно. По-настоящему, а не как в киношном ужастике. Потому что «Садовое товарищество» вовсе не детская книжка. Потому что заголовок «Денискины рассказы 2.0» совсем не подходит к тому, что я только что попытался тут написать.

Александр Филиппов-Чехов

Денис Крюков «Садовое товарищество»

Я возьму на себя смелость утверждать, что фраза, открывающая превосходную книгу Дениса Крюкова, сборник рассказов-пастишей «Садовое товарищество», должна войти в канон великих первых фраз, хотя бы из русской литературы: «Петькин сон был стремительно прерван упругим гулом ночного скорого, доносящимся от поселка. Три часа, – подумал Петька и тут же опять провалился в густую темноту» (рассказ «Обыкновенный день»). В этой фразе есть самое главное, что может быть в первой фразе книги, — обещание! Обещание непосредственного вúдения, с которым смотрит вокруг себя подросток, обещание тайн и загадок, которые он тщится раскрыть, хотя и понимает, что они, может, и выеденного яйца не стоят, обещание проявлений отваги, бескорыстной мальчишечьей дружбы, обещание летних дачных приключений, ограниченных во времени разве что ужином, незабвенного летнего волшебства… в общем всего того, чего вам мучительно не хватает всю вашу тусклую «взрослую» жизнь.

Книга полна математически точных наблюдений: вот свалившееся откуда-то диковинное слово, которое все вертится на языке и навевает тоску («Аппаратура»), вот о свойствах памяти серьезные и исчерпывающие размышления («Тут он вспомнил про козла Рому и решил, что зря он его вспомнил», рассказ «Не град, а дядя Аркадий»), вот пример нерушимой логики («Посуду он еще кое-как помыл. Правда, только ту, что стояла в раковине, остальную решил оставить на следующий раз. Ведь воспитание – дело не быстрое, а если он сейчас все сразу помоет, то как он потом будет силу воли воспитывать?», «Воспитание силы воли»), вот о том, насколько близки мечты и если очень хочется поехать на озеро Байкал, но пока не получается, можно для начала выпить одноименной газировки.

Место действия книги ограничено безымянным садовым товариществом, узкий круг действующих лиц — ребятами, живущими по соседству с Петькой, некоторым количеством родителей и представителями администрации, в том числе одноруким волшебником-пастухом Василием. Козел Рома, опять же.

Во всей этой книге нет ни одной фальшивой ноты. Это чистое и не замутненное ответами на возникающие по ходу чтения вопросы повествование. Где родители Петьки? Да он сам по себе. Угадываемые по обрывочным намекам обстоятельства (дед умер, оставив после себя некие артефакты вроде хрустальной пепельницы и т. д.) не складываются во внятную историю, но она и не имеет значения. Время действия угадывается по сторонним деталям: область захватывает борщевик Сосновского, мотоцикл Урал М62 в гараже порядком проржавел, ну и так далее. Важно ли это? Да не очень, потому как каждый текст сборника — не уверен, возможно, это главы, — самодостаточен сам по себе, но вместе они образуют нечто большее, чем просто сумма частей целого.

В этой книжке все правильно! Чем занимается Петька на досуге? Конечно же, рисует. Где можно уточнить информацию и пополнить багаж знаний? Конечно же, в местной библиотеке! Все на своих местах, микрокосм гармоничен и сбалансирован. Главное — относиться ко всему серьезно и воспринимать всерьез. Ведь даже у Петьки в карандашных рисунках могут быть разные «периоды». Чем он хуже всяких там Пикассо?

Но есть досадный нюанс. Капсула времени запечатана и даже в будущем она останется только капсулой времени. «Свистят электрички: но не так озорно, как летом, а тускло и безвозвратно, как оторвавшийся навсегда кленовый лист от дерева».

Сергей Беляков

Сказка о непотерянном времени

Интересно, каких читателей представлял себе Денис Крюков, когда писал повесть? Современным детям школьного возраста многое в ней покажется странным и непонятным. Как могли мальчишки двенадцати-тринадцати лет жить на даче даже без мобильников. А вот читатели от сорока пяти и старше вспомнят летние каникулы, игры, книги, кинофильмы и мультфильмы своего детства.

Дачный поселок в Подмосковье, рядом деревня, недалеко железнодорожная станция, река, лес. Между дачами нет высоких заборов, только сетка-рабица, незаметная среди зелени. Очерченное автором пространство не меняется. А вот временные границы зыбки, изменчивы, подвижны. Все смешалось в повести Крюкова, и легко найти приметы советской поры от тридцатых до восьмидесятых годов прошлого века.

Главный герой повести – Петька. Он живет на даче совсем один, почти как дядя Федор из деревни Простоквашино. Только без кота и собаки. Пожить одному, без родителей – мечта мальчишки. Но хорошо бы они все приготовили. Петька ест бутерброды с колбасой, и они волшебным образом всегда находятся на кухне. В деревенском магазине Петька и его друзья покупают газированную воду «Байкал», «Буратино», «Дюшес». Лишь один раз бутерброды почему-то закончились. Пришлось пойти в магазин – купить батон и сырки «Дружба».

Мир вокруг населен героями книг и кинофильмов. Со двора соседней дачи целыми днями доносится звук циркулярной пилы. Петька думает, что сосед выпиливает деревянных солдат. Их, наверное, уже целая армия, как в сказке Александра Волкова «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Старик Курочкин, увидев мотоцикл, даже подпрыгивает от восхищения и становится похожим на мальчика-старичка Петю Зубова из «Сказки о потерянном времени» Евгения Шварца. «Ух ты! Я с вами. Можно?», – обращается он к ребятам. Отец Мишки – профессор, а зовут его Василий Иванович, как Чапаева. В представлении Петьки эти два образа легко соединяются в один. И вот уже профессор на кафедре, размахивая шашкой, «рубит в капусту» диссертации всяких бездарей.

В повести нет прямых цитат. Названия книг, их герои и авторы упоминаются нечасто. Возможно, читателям вспомнятся прочитанные в детстве книги В. Драгунского, Н. Носова, А. Рыбакова, Э. Успенского и, конечно, А. Гайдара. Впрочем, у каждого свои ассоциации. Прошумела электричка и «унесла петькины мысли в дальние страны», как в одноименной повести Гайдара. Как можно понять из текста, ближе всего Денису Крюкову «Тимур и его команда». По мотивам этой книги, возможно, и написана повесть «Садовое товарищество». Атмосфера дачной жизни, полезные дела под видом увлекательной игры, красные звезды, мотоцикл и даже упрямая коза, которая в повести Крюкова превратилась в задиристого козла Рому.

Автор часто переходит на не собственно прямую речь, чтобы читатели представили это лето на даче таким, как видит его Петька. «Идти по шпалам – занятие глупое и скучное: шаг шпалы ни туда, ни сюда. Наверное, специально делали, чтобы Петке ходить было неудобно». А потом опять незаметный переход к авторскому повествованию. Пейзажи, конечно, от автора. Петьке такое не придумать. «Солнце лениво гладит пыльную спину грунтовки». Чем ближе к финалу, тем лиричнее пейзажи. В них появляются грустные нотки. «Свистят электрички, но не так озорно, как летом, а тускло и безвозвратно, как оторвавшийся навсегда кленовый лист от дерева». Петка возвращается в город, где его ждет взрослая жизнь.

Если советское детство не было для вас потерянным временем, тогда на дачу, в «Садовое товарищество» Дениса Крюкова.

Вероника Кунгурцева

Три товарища в стране чудес

Если отталкиваясь от предисловия, искать параллели (и меридианы, в данном случае, норы) в литературе и мультфильмах, то их есть у меня…

Вот, например, то, что Петька, главный герой повести, провалился, если не в кроличью нору, так в дыру протекающей крыши, объясняет, отчего он живет на даче совершенно один, и никого это не волнует. Костя живет с дедушкой, у Мишки папа – академик, а мама на телевидении работает, и только Петька одинок, как сказочный герой, попавший в другой мир. Ест он бесконечные бутерброды и изредка яичницу, откуда берет деньги – неизвестно, а зубы чистит в виде исключения. Пару раз, ближе к финалу, появляется приехавший из города дядя Толя, – и всё, больше взрослых в доме не водится, ну, разве соседи зайдут. Да, а прежде на даче жил Петькин дедушка. Костин дедушка, который за завтраком твердит: «Мертвые идут» (спойлер: и они почти что пришли, только три товарища с армией соседей спасли дачный мир), – чем не Шляпник?..  

От страны чудес (ну, или в данном случае от зазеркалья), в повести Саня и Саня – вегетарианцы с розовыми волосами (Труляля и Траляля); гигантские улитки,  ака гусеница, задающая провокационные вопросы, гигантский гриб тоже есть, правда, сюжетно несколько в стороне от улиток, которые создали альянс с завоевателем мира борщевиком.  Ну, и, разумеется, здесь то и дело пьют чай, а Шляпников – несколько: уже упоминавшийся дедушка Кости, «зловещий дед Пафнутий», пастух Василий с такими вот льюискэролловскими сентенциями: «Вот, например, пруд – он надежный? Он надежный ровно на столько, сколько ты от него как от пруда ожидаешь. Так же и Курочкин: в этом отношении очень надежный», ну, и сам «сторожил гаражей Курочкин»… А также раздвоение Петькиной личности во сне, когда в машине едут правый и левый Петька; и детские словечки вроде «москварика», «смари, кто приехал», «отсыпной».

А из «Трех товарищей» прикатил мотоцикл «Урал. М-62», по кличке Бронтоцикл, причем вначале ребята думают, что в таинственном гараже стоит трофейный мерседес (автомобиль той же марки, что незабвенный «Карл» – призрак шоссе) + безымянная громоподобная тачка. А одинокая, как Петька, девочка Юля – чем не Патриция…

Впрочем, впрочем… Ищите и обрящете! Да ведь, да?.. Можно и уток, а также вопросы про уток (улетели утки?) найти совсем в другой опере, вернее, романе, в Центральном парке…

Вот только провалился Петька не куда-нибудь, а в советское детство. И звездочка на Бронтоцикле за добрые дела – не звездочка ли из «Тимура и его команды»? Петьке «часто представлялось, как Василий Иванович (профессор и Мишкин папа) стоит в героической позе у себя на кафедре и шашкой сечет в капусту диссертации всяких двоечников и проходимцев». А кроме чая товарищи то и дело пьют байкал и газировку, уминают плавленые сырки «Дружба», упоминается город Ленинград.  Оттуда, из советского детства и слипшиеся противогазы, найденные в сарае, которые, кстати сказать, ого как пригодятся в сюжете, и вот такое воспоминание Петьки: «…во втором классе Ольга Васильевна, их классная руководительница, рассказала об угрозе ядерной войны. И так у нее это здорово получилось, что весь класс начал потихоньку реветь со страху». Отсюда и воображаемые товарищи-партизаны, рисунки сражений наших с фашистами, боевые гигантские бобры, вгрызающиеся в здание Рейхстага, воспитание силы воли и такие вот сравнения: «…мысли его неслись, как чапаевские тачанки», «белки каждое утро, ровно в 6.15 совершали физкультурный набег на Петькин домик».

И вот «он жевал пряник, наблюдал за тем, как листья лениво крутятся в свете заходящего солнца, и думал о том, что наконец наступило настоящее дачное джентльменское лето: с приключениями, научными опытами и крепкой дружбой».

Там, в стране чудес, мы Петьку и оставим, и не надо ему возвращаться назад в последней электричке…Ведь «…иногда невиданные края заканчивались тупиком, непролазными лужами, или просто дорога ни с того ни с сего обрывалась, как интересный разговор на полуслове».

Татьяна Леонтьева

Как я провел лето

Начало повести располагает к себе читателя. Автор лирично и с любовью передает атмосферу подмосковной дачной жизни. Кто хоть раз в детстве проводил лето в деревне, на даче или огороде — в том откликнутся мотивы этого небольшого текста. Летний дождь и резиновые сапоги, звук циркулярной пилы с соседнего участка, походы по грибы… А если в поселке есть друзья — так вообще красота!

Поностальгировали — и хватит. На этом достоинства повести, увы, заканчиваются.

Возраст главного героя, Петьки, в повести конкретно не обозначен, и это сбивает читателя с толку. Петька не то ребенок, не то взрослый парень. Живет на даче один и питается только бутербродами. По-хозяйски решает вопросы с председателем (менять забор или не менять). О родителях Петьки автор ничего не сообщает. С наступлением осени герой не спешит в город — значит, в школе уже не учится. Однако Петькины невинные развлечения с друзьями вовсе не похожи на юношеские. Эти забавы явно детские. Ребята играют в слона, рубят борщевик, «сражаются с фашистами». Девочками интересуются очень уж робко и ни о каких сигаретах или алкоголе не помышляют. Пьют исключительно лимонад. Тема поступления в вуз, работы и выбора пути после школы никак не озвучена. Откуда у Петьки деньги на продукты из поселкового магазина — история умалчивает.

Время действия тоже конкретно не обозначено, но все детали говорят о том, что это советский период: возможно, 70-е или 80-е годы.

Петька на даче откровенно скучает — то с соседом лениво перекинется словцом, то уток на пруду возьмется считать. И нам, как и Петьке, скучно тоже. Но вот в поселке появляются друзья-товарищи — Мишка и Костя. И Петька оживляется: наконец-то начнутся приключения! Оживляемся и мы. Но будем жестоко, жестоко обмануты. Петька станет веселиться с друзьями — а нам придется скучать и дальше. До самого конца.

Потому что в книге ничего особенного происходить не будет. То есть какие-то события, конечно, описываются. Например, ребята решили сходить на рыбалку — и сходили. Или решили починить мотоцикл — и починили. Собрались поболтать — и поболтали.

Автор игнорирует тот факт, что для сюжета необходим конфликт. Что у героя обычно бывает какая-то проблема — внутренняя или внешняя. Что герой на протяжении всей книги эту проблему решает. И приобретает какие-то новые качества… Если повесть о детстве-отрочестве — то обычно речь идет о взрослении. Денис Крюков, что интересно, повесть свою завершает именно в этом ключе: «…Надо ехать в город. Там его ждет взрослая жизнь». Вроде как Петька за лето повзрослел. Но с чего бы это? Какую такую инициацию он прошел? Сходил с ребятами посмотреть на плотину бобров?

Впрочем, кое-какие достижения у Петьки имеются. Он юный художник: на протяжении повести делает наброски и рисует фантазийные картинки. Это похвально. В конце лета у Петьки даже состоялась выставка в садовом товариществе. Но и эта тема, увы, никак не вытягивает сюжет, потому что тоже не включает никаких препятствий. Нравится рисовать — рисует — и все довольны.

Легко догадаться, каким образом возникают такие произведения. Автору хочется отрефлексировать свое прошлое. Или просто записать, сохранить его на память. Детские воспоминания милы сердцу автора и вызывают в нем теплые чувства. Писатель воодушевляется и хочет поделиться с читателем этой теплотой.

Но вот начата работа — и оказывается, что жизненный материал не содержит никакого уникального опыта. А сочинять автор либо не хочет (решает воссоздать всё именно так, как было), либо не умеет (сугубый реалист). И получается слепок с обычной мирной жизни, где ничто не нарушает ее размеренного течения. Ну разве что какие-то вредители появляются в самом конце повести и стремятся открыть кладбище рядом с дачным участком. Да, тут даже завязывается некая борьба между вредителями и дачниками, но на основную тему повести, на кульминацию это точно не тянет. Слишком поздно происходит это «приключение».

Конечно, литературу можно сделать и из самой обычной бытовой истории. Герои рассказа могут сражаться всего лишь с кастрюлей каши — а из этого получится шедевр. Но здесь явно не тот случай. Нет у автора ни специфического юмора, ни особого способа отражать реальность. Есть только лирика, импрессионизм… Но такие тексты-состояния, тексты-впечатления, к сожалению, не способны надолго удерживать внимание читателя.

В 2015 году мне уже довелось прочесть одну книгу Дениса Крюкова — «Кругом сплошное лето», выпущенную издательством «Ил-music». Сейчас я даже приблизительно не могу вспомнить ее содержания, как ни стараюсь. Боюсь, что и «Петька на даче» выветрится довольно скоро.

Нет никакой беды в том, что автор написал книжку о своем детстве. Нет беды в том, что она издана — у нее есть свои литературные достоинства, своя атмосфера.

Беда в том, что сегодня каждая книга борется с тысячами других за внимание читателя. Книга не существует в вакууме. До нашего автора на тему детства и отрочества было сказано немало: классики понаписали несколько книжных шкафов, да и современники не отстают. Литературное сообщество становится все более и более многолюдным.

Читатель, который интересуется современной отечественной прозой, не в состоянии уделить внимание всем новинкам, выходящим в течение года. Он вынужден выбирать. А книга, в которой ничего не происходит, навряд ли зацепит внимание искушенного читателя. Она попросту не переживет конкуренции.