Татьяна Москвина. «Бабаза ру»
Не думаю, что к Татьяне Москвиной можно было бы отнести лозунг Нацбеста «проснуться знаменитым», она и так автор известный, но духу и названию премии ее новая книга «Бабаза ру» отвечает, на мой взгляд, как нельзя лучше, – книга, по существу, готовая стать бестселлером. Москвина знает, понимает и чувствует своего читателя (и в общем, сочувствует ему – в его неизбежных жизненных передрягах), она и пишет для него так, словно он где-то рядом, – постоянно ощущая его присутствие, даже когда текст не предполагает прямых обращений. Если можно сегодня представить «народного» автора, то вот это и есть Татьяна Москвина. А этот сборник малой прозы – о «женщинах, которые рулят», – что ни на есть «народная» книга.
Сергей Носов
Татьяна Москвина «Бабаза ру»
Рецензентам Нацбеста всегда приходится непросто, более того, с каждым годом становится все сложнее и сложнее – слишком уж размыты сегодня понятия литературного вообще и литературного мастерства каждого автора в частности. И лонг-лист Нацбеста отражает это просто с убийственной прямотой. Каждая книжка и, соответственно, каждый представленный текст, и каждый отзыв требуют сугубо индивидуального подхода – ведь если оценивать по одной шкале произведения живых классиков, амбициозных новичков, скучающих дамочек, культуртрегеров и «золотых перьев» всех мастей и пошибов и прочих героев литературной передовой, то лично у меня получаются два универсальных (то есть, применимых ко всем категориям авторов сразу) но, увы, предельно кратких варианта рецензии: «что это за х…ня?!» и «ты-то что здесь делаешь?» — в том смысле, что одних участников лонг-листа должен оскорбить результат, а других сам факт подобного соперничества.
«Бабаза ру» Татьяны Москвиной представляет собой просто идеальную иллюстрацию этой проблемы. С одной стороны, автор — известнейший и признанный театральный критик, колумнист с множеством искренних поклонников, автор более 20 книг, финалист «Нацбеста» и т.д. – в таких случаях премию можно давать, как говорится, за заслуги перед Отечеством. Что литератору такого уровня делить с писателями и писательками, едва освоившими клавиатуру, но уже заговорившими о наболевшем?
С другой – размышления о жизни женской души и души в целом и тяготах современной жизни, да еще и обусловленных сюжетом, который интересен сам по себе, — явно не конек Москвиной. Да еще и в компании мастеров бытового ужаса вроде Кирилла Рябова и Михаила Елизарова, исследовательниц — хаоса женской души Анны Козловой, и – невероятных любовных и житейских сплетений Ольги Погодиной-Кузминой?
Бытовому в слишком витальных и беспощадных к окружающему миру и населяющим его тварям текстах Москвиной не хватает экзистенциального. Для колонки на злобу дня в газете – великолепно, для литературного текста – увы, сиюминутно: блестящее наблюдение в начале страницы напрочь забывается к ее концу – слишком уж многое и автор пытается вложить в свою скороговорку. Но отсутствие глубокого внутреннего переживания вовсе не означает детального знакомства с миром внешним: предметы и люди, населяющие тексты Москвиной, существуют исключительно в ее голове, а не в хоть какой-то реальности. Иногда, правда, они довольно забавно переплетаются. Рассмотрим этот эффект на примере больше всего понравившейся мне в представленном сборнике повести «Сестра Трезвость». Сюжет ее прост и симптатичен: потихоньку пьющая домохозяйка случайно знакомится с активисткой общины трезвости, слегка перебрав, наутро едет сдаваться трезвенникам, неподалеку от общины встречает свою первую – разумеется, несчастную — любовь и от пережитого катарсиса решает бросить пить. Тема женского пьянства в современной русской литературе подробно проработана писателями обоих полов – от Наталии Медведевой, Инги Петкевич с ее потрясающим «Плачем по красной суке» и Людмилы Петрушевской до Юрия Рытхэу и Эдуарда Лимонова. Казалось бы, что тут можно сказать нового, да и нужно ли что-то на эту тему говорить? Москвина находит. Но то ли она нашла, что искала? Поначалу текст о домохозяйке «тетеньке-идиотеньке», по определению автора, владелице трешки в Купчине, дачи и автомобиля, жене учителя физики и матери 19-летнего сына, ежедневно выпивающей по бутылочке водки читается на ура. Воспоминания детства, песни юности, размышления о материнстве и его раз и навсегда травмирующем женщину опыте, отсутствии высшего образования при общей смышлености и начитанности, безысходности и тяготах жизни, укравших счастье девяностых и т.д. читается если не на ура, то точно не без интереса и сочувствия. Однако в какой-то момент автор сообщает нам, что героине 49 лет, а в 1987 году было 18. То есть, рассказывает нам это вот все женщина 1969 года рождения, в юности успевшая потусоваться в Сайгоне, походить на концерты Кинчева и Башлачева и в общем, песни их до сих пор стучат копытом в ее сердце. Все это трогательно и понятно, но минуточку! Женщины 1969 г.р., в юности тусовавшиеся в Сайгоне, не бывают тетеньками-идиотеньками из Купчина. Уж по крайней мере так себя не определяют. Никакому учителю физики Васе не хватит средств содержать домохозяйку 1969 г.р. Тем более что Вася – видимо, тоже возраста 49+ — время от времени впадает в трехдневные (!) запои (!), из которых возвращается на своих ногах и присмиревшим – хотелось бы удивить таким случаем запойного пьянства какую-нибудь круглосуточную наркологическую службу. Более того, женщины 1969 г.р. не бывают домохозяйками, ну если только мужья у них не олигархи и это не сексуальная игра, а так они обычно – художницы, писательницы, риэлторы, профессорки в Гарварде и Сорбонне, феминистки и чиновницы, ветеринары, продавщицы в магазинах формата «24 часа», ну или просто безработные. Да и живут они не в Купчине, а в Таиланде и Гоа, а родительские квартиры сдают. Да и учитель Вася давно выгнан, потому что алкаш и нахлебник, кто будет терпеть в доме такое чудо, если в любой момент можно найти себе кавалера на сайте знакомств и отправиться к нему хоть в Финляндию, хоть в Грецию – всяко дешевле, чем варить Васе борщ. Шляющийся где попало 19-летний сын – тоже какой-то странный, неужели нельзя было купить мальчику компьютер, тут матери пришлось бы волноваться только от того, что дитятко редко бывает на воздухе. В общем, героиня в бытовом смысле или правда тетенька-идиотенька или автор вообще не представляет себе устройства жизни описываемых персонажей. И сразу как-то перестаешь интересоваться движениями души героини. Хотя движения души тоже как-то странноваты для дамы описываемого возраста. Всю жизнь помнить мужика, который поматросил и бросил, и считать, что он сломал жизнь, растоптал эту самую душу, толкнул в объятия к родному, но скучному Васе, с которым даже пить теперь нельзя, потому что биотритмы пьянства разные? Да помилуйте, Татьяна Владимировна, у женщин 1969 г.р. и тех, кто их чуть помладше, жизнь десятки раз ломалась на куски и собиралась в новом и причудливом виде столько раз, что уже давно превратилась в конструктор Лего образца начала 1990-х. Так что, кому все это рассказывается? И – главное – зачем? Да, «Сестра Трезвость» — произведение местами занятное и трогательное, но нет в нем, увы, ни житейской, ни художественной правды.
Про заглавное произведение «Бабаза ру» мне сказать нечего – машину я не вожу, а застольные разговоры так же, как и женская красота, как правило, зависят от количества и качества водки.
А мне понравилась Бабаза!
В начале, конечно, подбешивает от непонимания: это бабский поток неотрефлексированного «сознания» или это стеб над бабским потоком неотрефлексированного «сознания»? Важно не сдаваться и не перепрыгивать через страницы. Потому что книга сделана как поток. Энергия повествования нарастает, как шум водопада, к которому поднимаешься по горе, и постепенно проясняются смыслы.
В начале пути трудновато, скользишь, камни осыпаются под ногами: это когда героиня пытается доказать, что вокруг все тетеньки-идиотеньки и несушки-пердушки, а она-то не баба, и ум у нее мужской. «Я — мужчина! Очевидно, что у меня мужской ум. Я всегда это подозревала! Мне и люди говорили: мужской у вас ум <…> Мамочка моя была глуповата… У мамочки был женский ум».
Если торговка на рынке кричит: у меня огурцы не горькие – обязательно окажутся горькие! Так и здесь.
При всем этом крике перед нами типичная баба-дура (ну и крик отсюда же. Мужской ум – ха! Да если ты настоящая женщина… Но об этом потом).
Злобность у бабы-дуры меленькая, противненькая, ненависть к людям чисто бабская: «Игорь Валентинович, совершенно ничтожное существо <…> у Игоря Валентиновича диагностировали рак прямой кишки. В его засохшем насекомом тельце, оказывается, имелся полный набор потрошков…»
И эта вечная детская обида: «разве эти твари, что рулят миром, могут заботится о нашем здоровье и счастье?»
Героиня вспоминает первую любовь (развратившего ее поэта), свои 18 лет и детские сандалии. Он взрослый – она в детских сандалиях. И так, по сути, всю жизнь: кто-то взрослый должен за нее отвечать. При этом баба-дура думает, что умная. Это остальные бабы – дуры, на рекламу ведутся, в чудеса верят. Мужики тоже не ахти. Пошли их за капустой или еще чем – обязательно не то принесут. Потому что у них одна Сирия в голове и политика из телевизора, которая реальный мир застит.
Но и сама героиня живет не в реальности, хотя готовит борщ на протяжении тридцати страниц. Она вспоминает восьмидесятые, когда «вдохнула полной грудью воздух свободы». А потом плохие люди свободу отняли. И «из меня ничего не вышло. А, Юрка вышел. Мне скидка положена, я женщина». Виня историю и исполняя в одиночку песни молодости, героиня уговаривает каждый день то чекушечку, то бутылочку водочки. Ведь зачем жить, когда «солнце восемьдесят седьмого года» закатилось, когда «мы с такой высоты упали. Мы разбились».
Однако неожиданно из пьющей домохозяйки с борщом начинает вылезать филолог. То про писателей со знанием дела и смешно. То цитатки раскинет.
А потом начинаются и другие трансформации. Чужой шкуркой с героини слезает детское, инфантильное. Жалость к себе, обида на жизнь и – я птичка, у меня лапки. Не надо думать, что это женское. Общее это.
А женское в героине как раз крепнет. И исконные женские ценности оказываются не смешны и не жалки. Таковы они при поверхностном отношении. Как, впрочем, и всё, к чему неосознанно относишься.
Обретая осознанность, героиня оказывается не дурой, а очень даже крепкой женским умом бабой. И не только умом, а энергией, силой и красотой. Да, красотой не внешней. А личностной и витальной, которой настоящая женщина и хороша.
И вот как становится героиня нормальной бабой, так из текста начинает переть поток энергии. Я его после прочтения еще три дня чувствовала. И улыбалась.
От чего он? От развенчания ложных иллюзий. Много они забирают сил, особенно иллюзии женские. Высокие и прекрасные. И много приносят горя. Об этом еще Грибоедов писал. У Москвиной вся книга об этом. Но отчётливее всего – в рассказе «Вибрато»:
«Тебе нравится заявиться в красивый зал, сесть в кресло, обитое бархатом, и кругом нарядные люди, и люстра в тысячи свечей медленно гаснет, и выходит Он или Она, и ты переносишься в другой мир <…> А певцы… Ну, может, есть в мире несколько человек, которые реально умеют петь. Остальное — фальшак, фасад, раздувание щёк и наёбка дурочек. И с ними всё понятно — они деньги делают, а вы — что делаете вы? Зачем вы питаете эту свору своими копеечками?»
Собеседник идейно дефлорировал героиню, «погубил жизнь и ушел», а она плакала, плакала, потом съела три пышки, вспомнила, что дома ждет непрочитанный роман Дины Рубиной и «мироздание, покачнувшись, встало на свое место».
В предыдущем рассказе тоже был тот, кто «погубил мою жизнь и ушел»: первая и единственная любовь, два аборта и прочая. Тут же – почти случайный собеседник. Трагедия повторяется фарсом, ибо дело не в погубителях девочек, а в желании девочек любого возраста жить иллюзиями.
А если посмотреть на стереотипы и иллюзии в упор?
«… Давайте уточним дату рождения
– Как я вам уточню дату рождения? Вот документы, читайте. А там — кто знает. Нам говорят — мы верим.
<…>
— Значит, вам … лет.
— Скажу прямо, не чувствую я себя на свой возраст. Абсолютно. Поэтому, знаете, вы правы в своих обоснованных сомнениях насчёт моей даты рождения.
<…>
проживаете… город… проспект… дом… квартира…
— Квартира! Одно название, что квартира.
— Но вы там живёте?
— Вопрос. Живу ли я. Это разве жизнь! Тут одни вопросы <…> а на них ответить невозможно.
— Почему — ответить невозможно?
— Потому что вы спрашиваете, женщина ли я, русская ли я или еврейка, где я живу… и при этом знаете ли вы, что такое быть женщиной, что такое быть русской или быть еврейкой и что такое это ваше «жить»? Вы мне выдайте на руки заверенный и утверждённый справочник, где будут определения всего, я загляну туда и отвечу, есть ли соответствия».
Когда правильные вопросы заданы и иллюзии разрушены, героиня встречается сама с собой. Со своим альтер-эго в красной куртке, которая, в отличие от нее, водку пить среди бела дня в кафе не стесняется. Ибо не пьянеет. Ну вот такая высшая форма бабы. Мощная. Во всех смыслах.
И вот как баба с бабой-то встретилась, книга и начинает по-настоящему разговаривать. И ты понимаешь, что она всегда так говорила. Только не раскрывалась сразу. Не всякому женская мудрость сразу открывается. Дорога к водопаду начинается там, где водопада еще не слышно.
А теперь вот он, водопад, дошли. Движется, сверкает, гремит. Подойти к нему, раскинуть руки – какая энергия от падающей воды! Не вобрать. Так и с Бабазой. Простая вроде книга. А насколько мощнее, чем «Жизнь советской девушки». Там героиня старалась быть болонкой, цеплялась за какой-то в детстве-юности придуманный образ, «зачарованность» и «достоевскость», завидовала, жаловалась, ныла.
А здесь согласилась на себя такую, как есть: ну, не болонка уже, да – и вдруг стала свободной и могущественной. Как водопад с его энергией свободного падения и энергией женской стихии – воды.
«Когда ты решишься, придётся выдержать некоторое давление среды, ведь какая-то среда у тебя осталась, и она обязательно станет сопротивляться. Недоумение, непонимание, насмешки — всё грядёт в положенной именно тебе пропорции. Не так прост путь от трепетной вдовы средних лет до полноценной, закоренелой, прожжённой бабазы ру. Что, не такая уж ты трепетная? Да именно такая. Ты хамишь от зажатости, от уязвлённости, от неуверенности в своём месте под солнцем. Но вот ты принимаешь решение — согласиться на этот путь. Делаешь первый шаг. <…> Путь расстилается и ведёт дальше, дальше, дальше… И он нужен тебе, это твой путь».
Последняя часть книги – про приключения женщины за рулем – о том, как вписывается женщина в поток современной жизни. О том, что быть женщиной на дороге – значит рассчитывать на помощь мужчин и получать ее. Ведь в пути они всегда помогают:
«…годится всё, что уводит вас прочь от мерзкого образа наглой богатой стервы и рисует вожделенную для настоящего мужчины картину «женщина в беде». Тут не страшно, если вам сильно за сорок, вы покинете в таком случае ассоциативную область «жена-сестра» и перейдёте в крепкий и чреватый готовностью помочь немедленно и чуть ли не в убыток себе ряд “мама-тёща”».
Про ставшую знаменитой цитату о козлике с вилкой в жопе тоже скажу. Татьяна Москвина права. Козлики с вилкой в жопе – это нервные. Они встречаются. Мало ли, что у них там приключилось. Надо не заводиться в ответ и отращивать дзэн. Но, добавлю от себя, иногда они даже полезны. Если хочется адреналинчика и взбодриться – надо догнать и перегнать козлика. И бросить торжествующий взгляд в боковое зеркало: ну как ты там, неудачник?
В целом, дорога – это метафора. Мы относимся к дороге так же, как к жизни. Один видит вокруг мудаков. Другой – общую солидарность. Кто что видит, то для него и работает.
Финальная новелла в книге – про женщину, сложившую песню. Такую песню, что мужики сначала не поверили, что это она сама. А потом свататься приходили.
Татьяна Москвина поет песню умной-умной женщины. Не той, которая по уму мужчина, а той, которая как раз женщина и потому многое видит ясно и сразу. Мужчина же как: из точки А в точку В, потом в С. Занудно и логично. Женщина тоже логична. Логика вообще понятие универсальное. Но у женщины есть и другой арсенал. Чувства и интуиция. И у настоящей женщины логика, чувства и интуиция работают вместе.
В общем, виват, ваше величество женщина!
Исповедь дочери века
Кто назначает писателя — писателем? Придворный летописец и ученый монах, скучающий аристократ и нищий комедиограф в подбитой ветром тунике, лауреат сталинской премии и выпивоха из подмосковной электрички — всех их к избранному роду причислил тот единственный вершитель писательских судеб, имя которому — читатель.
Предупреждая возражения, скажу, что и мне известна судьба Бестужева-Марлинского, Баборыкина, Арцыбашева и многих других литераторов, книги которых печатались огромными тиражами (и следовательно, читались), а через сто лет оказались прочно забыты. Но тут уж вступает в дело всесильный Кронос, принимая окончательное решение о посмертной славе человека и плодов его труда. Но пока мы живы, читатель остается случайной, ненадежной, вечно врущей, но самой живой и важной стрелкой компаса, указующего нам путь в океане книжного разнообразия.
Поэтому когда у автора есть публика — не «подгон» рекламы или краткосрочного хайпа, а свой, родной, «намоленный» читатель — это всегда внушает уважение и оптимизм.
Такая истинная читательская любовь окружает прозаика, драматурга, публициста Татьяну Москвину. Я и сама с начала двухтысячных являюсь поклонницей ее острых журнальных колонок, метких театральных и кинорецензий. А после прочтения пьес и биографического романа «Жизнь советской девушки» полюбила и художественную прозу Москвиной.
Новый сборник «Бабаза ру» составлен из рассказов и повестей, но включает и публицистические произведения. Читатель найдет здесь все, что отличает этот беспокойный, неуживчивый, насмешливый, но вместе с тем бескорыстный, открытый, исполненный сострадания и доброты русский характер — характер автора и его героев.
Налет абсурда и безумия, который Москвина умеет видеть в обыденной жизни, гротескное обличение эпохи «гадского торжища», сила сопротивления натиску пошлости и потребительства — все эти чувства находят живой отклик в сердцах ее преданных читателей. Возможно, молодому поколению критиков этот взгляд на мир и кажется ворчанием «тетушек», но пройдет еще лет двадцать, и в «тетушек» и «дядюшек» превратятся и нынешние тридцатилетние. И тогда они сами в глазах новой молодежи будут выглядеть обломками прежних эпох, а своим ровесникам, возможно, покажутся героями, которые посреди торжища сохранили дух независимости и преданность высоким идеалам.
«Мы — барашки погасшей волны. Обломки кораблекрушения. Остатки (останки) рока… Пассажиры самолёта, попавшего в историческую катастрофу — чего мы напрочь не осознавали. Кто в восемнадцать лет видел и слышал, как Башлачёв поёт «Все от винта», тот в обыватели не годится. Он бракованный. Рука на плече, печать на крыле, в казарме проблем банный день, промокла тетрадь. Я знаю, зачем иду по земле, мне будет легко улетать… Я домохозяйка! Мне уши надо досками забить, чтоб таких песен никогда не слышать. Какая я, к дьяволу, домохозяйка. Что я умею, косорукая? Пуговицу пришить — и то с муками»…
Книга малой прозы Татьяны Москвиной — это еще одна попытка запечатлеть уходящее время. Но вместе с тем и рукопожатие, направленное из прошлого в будущее.
Бестселлер для тетушек
Скажу пару слов о книге Татьяны Москвиной. Это легкое, ни к чему не обязывающее чтение о женщинах среднего возраста для женщин среднего возраста. Не сомневаюсь, что у автора давно уже сформировался широкий круг поклонниц (как и у Рубиной, Токаревой, Толстой, Улицкой), и эта книга написана для них. Она состоит из женских разговоров о том и о сем. Если у вас, к примеру, нет соседки или подруги, но вы в ней остро нуждаетесь, читайте Татьяну Москвину. Тетушки в этой книге долго обсуждают, кто баба — тварь дрожащая или право имеет. В итоге, конечно же, приходят к выводу, что баба тоже человек (сорри за неточные цитаты из Достоевского).
Помимо женских бесед за выпивкой и закуской в этой книге вы найдете расположенные по алфавиту суждения женщины о вождении и эксплуатации автомобиля.
У меня есть несколько замечаний по тексту.
Познакомившись с другой женщиной ее лет, рассказчица составляет с ней список «неженских профессий».
Это, по их мнению,
женщины-электрики.
Сантехники и водопроводчики.
Автослесари.
Шофёры-дальнобойщики.
Женщины, профессионально собирающие мебель. Так же и реставраторы мебели.
Часовщики.
Капитаны подводной лодки. Пилоты гражданской авиации (о военной нам неизвестно).
Монахи-отшельники.
Каталы.
Сутенёры (есть только содержательницы бор-
делей).
Чистильщики обуви.
Маньяки-педофилы. Режиссёры и операторы
порнофильмов.
Грузчики.
Составители пособий по охоте и рыболовству.
Машинисты поездов, в том числе поездов метро.
Шахтёры.
Мастера буровых установок.
Промышленные альпинисты.
Газосварщики.
Монтировщики декораций (в театре).
Могильщики. Словорубы на могильных плитах. Санитары в морге.
Пожарные.
Водолазы.
Жонглёры (в цирке). Также силачи, шпрехшталмейстеры и фокусники.
Хакеры. Но говорят, что есть.
Монтажники-высотники.
Президенты России.
Женщин-автослесарей мало, но они есть. Как и женщины-дальнобойщицы (в том числе старушки). Прошли те времена, когда руль грузовика едва мог повернуть мужик. Тяжелую сельхозтехнику не под силу обслуживать и хилым парням, а легковой автомобиль может чинить каждый, кто в этом разбирается. Сборка мебели — достаточно простое занятие для любого, кто хоть раз получал мебель в разобранном виде. Для этого даже не обязательно быть сотрудником мебельного магазина. Можно быть обычным подростком, умеющим читать инструкцию. Реставраторами часто бывают девушки, в интернете нетрудно найти их мастер-классы. Катала — не профессия, а женщин-крупье предостаточно. Сводня — не профессия. Женщины, которые снимаются в порнофильмах, обычно охотно становятся режиссерами порнофильмов. Но Татьяна Москвина вряд ли смотрела, к примеру, шедевры Вероники Мозер.
Первой женщиной-пожарным в России была еще дочь Ермолова. Первая женщина-водолаз Нина Соколова проявила себя еще в 1939.
Валентина Яковлевна Орликова — первая женщина-капитан большого морского рыболовецкого траулера (БМРТ), единственная женщина-капитан китобойного судна («Шторм»), ветеран Великой Оечественной войны, первая женщина в рыбной отрасли страны, удостоенная звания Героя Социалистического труда.
Экипаж катера-тральщика Т-611 Волжской военной флотилии «Семеро смелых», как прозвали экипаж ТЩ-611 сталинградцы. В истории военно-морского флота известен единственный случай, когда весь экипаж военного корабля — от матроса до командира — состоял из женщин.
Про советских летчиц и женщин-космонавтов говорить, я думаю, излишне. Кто там еще, работники морга? Или, возможно, не бывает женщин-алкоголиков? Все бывает.
Маньяк хоть и не профессия, но женщины-маньяки не редкость для любого, кто не забанен в гугле. В списке, кстати, не упомянута профессия «палач» — обратитесь к истории «Тоньки-пулеметчицы».
Женщины-президенты в России появиться, конечно, не успели, поскольку Собчак не имеет авторитета у масс, но нам вполне хватает четырех императриц.
Если бабушку на дороге обогнал «козлик с вилкой в жопе», это вовсе не значит, что он не уважает женщин. Это значит, что он не уважает всех участников дорожного движения и/или сильно опаздывает.
«Собака-бояка» это не женщина за рулем, а любой начинающий водитель, который хорошо помнит ПДД, но еще не развил скорость реакций.
Крайняя левая полоса на автомагистрали и в сельской местности предназначена для опережения, обгона и поворота налево, а не для владельцев джипов. Скорость в средней и правой полосе, разумеется, ниже.
Девяносто второй и девяносто пятый бензин не разливаются «из одной бочки». Да, действительно, есть хорошие и плохие заправки, с низкокачественным и высококачественным бензином, есть разные присадки. Конечно, машина со стороны пыхтит всегда одинаково, вопрос только в том, когда вам в очередной раз придется искать женщину-автослесаря.
Действительно, двигатели разных марок автомобилей и разных лет предназначены для топлива с разным октановым числом. Октановое число топлива с непонятной заправки вообще никто не знает. Возможно, его и правда льют из какой-то одной бочки. Пользуйтесь заправками хорошо известных компаний. В некачественном бензине могут обнаружить избыток серы, спирта, эфира и бензола, воду, ароматические углеводороды, дизельное топливо и даже сырую нефть. Если вашу машину трясет и дергает, увеличен расход топлива, включился индикатор «проверьте двигатель», значит, вам пора промывать топливную систему, чистить форсунки, менять свечи и благодарить Татьяну Москвину. Так что купите справочник по эксплуатации вашей модели автомобиля, прочитайте его, и будет вам счастье.
Вдогонку скажу еще, что «всесезонные шины», конечно, помогают экономить, но при наледи на дорогах нужны шипы. И всякое такое.
Бла-Бла-Бла
«Бабаза ру» расшифровывается довольно просто: «Баба за рулём». Есть подзаголовок – «Проза о женщинах, которые рулят». Получается этакая лингвистическая финтифлюшка в духе Василия Аксёнова.
И это уже напрягает.
Ожидаешь, что в этом сборнике рассказов будут сильные женщины, а то и вовсе феминистки (что поделать? тренды такие), но, видимо, Москвина понимает под “женщинами, которые рулят” что-то иное.
Не тех и не других, а кого же?
Первый текст – эссе о собственном творчестве, написанное для сборника «Как мы пишем». Москвина делится секретами своей “лаборатории”. Хорошо, что сборник начинается именно с этого текста: сразу видно, что перед нами самая настоящая школа женской блаблалогии с длинным и нудным повествованием, с как будто яркими и неожиданными, а на самом деле замызганными тропами и фигурами речи, наконец, с тривиальным сюжетом, финал которого становится понятным уже на второй странице, но отчего-то и почему-то автор не спешит заканчивать и длит, и длит, и длит повествование ещё на пару десятков страниц.
И всё это напрягает ещё больше.
Что ожидать, собственно, от прозы Москвиной? Будет такое же вялотекущее повествование с бабьим трёпом?
Давайте разбираться.
Второй текст – рассказ «Обмани смерть». Главная героиня выходит с кладбища и натыкается на странную тётку. Та предлагает отправиться в кафе: «… почему нет? Я никуда не спешила. Взяли кофе и пирожное – я корзиночку, она эклер. Правильный тёткин набор».
Странная тётка называет себя Марианной. Она пришла на кладбище – на сорок дней своему отчиму, который – вот она фраза, что должна заинтриговать читателя! – должен был умереть двадцать дет назад.
Отчим получил диагноз – рак; за матерью начал ухаживать бывший однокурсник, который давно разбогател и перебрался в Америку; Марианна берёт фотографию отчима и буквально заклинает её перед Всевышним; конечно, происходит чудо – и вместо рака отчим награждается полипами, а это простая операция, не угрожающая здоровью и жизни мужчины.
Ещё один рассказ – «Ферштейн». Строится на бородатой комедии положений: женщина пудрит голову мужчине-чиновнику насчёт своей национальности, гражданства, прописки, возраста, имени, отчества и фамилии. Какой она национальности, непонятно. Сколько ей лет – интрига. Прописка – философский вопрос. Ну, принцип вы поняли.
А потом всё переворачивается с ног на голову и уже чиновник отрывается на бедной женщине. Не обходится без очередной финтифлюшки: фамилия женщины — Ферштейн. Естественно, это обыгрывается через немецкое “Verstehen” (понимание). Рассказ скрипит от натужности построения, читатель скрипит зубами. Смазывается этот монстр еврейским вопросом, 1937 годом и прочей устаревшей либеральной повесткой.
И скучно, и грустно, и хочется сжечь уже эту книгу.
Рассказ «Вибрато», увы, не о том, о чём вы, конечно, подумали. Он о высоком. Об искусстве. О притягательность оного. Главная героиня страдает от того, что медведь ей на ухо наступил, вследствие чего она не может до конца адекватно воспринимать оперу.
И у неё есть знакомый, обладающий совершенным слухом и страдающий от этого. Он терпеть не может оперу, потому что там одно сплошное “вибрато”, то есть корявые модуляции голоса и обман слушателей. А толпа, собравшаяся в консерватории, не слышит этого. Толпа тупа, смешна и вообще грех над нею не поиздеваться.
Женщина выслушивает небольшую лекцию от своего знакомого и, придя на очередной концерт, думает не о прекрасном, а о том, какие “трусишки” на ней надеты. Отчаявшись, она выходит в город и направляется к Обводному каналу: «… пошёл снежок, такой родной, такой на детский похожий, съела три пышки, посмотрела на бодрых толстых тёток в пышечной, перестала жалеть потраченные на Курлыгина деньги, вспомнила, что дома ждёт непрочитанный роман Дины Рубиной… Мироздание, покачнувшись, встало на своё место».
Дина Рубина – симптоматичное имя, одна из вершин пошлости. Увидел её – и все вопросы отпадают.
А ещё создаётся такое ощущение, что героини Москвиной только и делают, что гуляют по Петербургу и едят пирожные.
Вот и в рассказе «Сестра Трезвость» опять они возникают: «Остались разве кассы тех автобусов и трамваев, в которые мы опускали нашу заветную советскую медь? А «Сайгон» как восстановишь, а пирожковую на Литейном, а кондитерскую на Пестеля?»
Прибавьте к этому ещё парочку слезливых моментов и сотню приторных слов и фигур речи (“шевролёнок”; “трусишки”; “бабаза”; “потому что СПИД не спит”; “Рекламный плакат последней весны качает квадрат окна”). На что похоже? Правильно, на высококалорийное дамское чтиво, пригодное для общественного транспорта и дач (в худшем случае – для чтения от нечего делать, в лучшем – для растопки мангала или бани).
Книгу можно и нужно бы было назвать «Почеркато», в тон рассказу. Видно, что Москвина пишет, что пытается что-то эдакое изобразить, что выдумывает, как ей кажется, оригинальные сюжеты, но на деле это бабский трёп. Не более.
Ему место на кухне или на лавочке у подъезда.
Можно было бы аккуратно предположить, что мы ошибаемся и на самом деле Москвина намеренно выстраивает такие истории, пользуется таким языком. Это приём? Если так, то ничего хорошего не вышло. Приём не сработал.
Сильных женщин и феминисток нет. Кто же рулит?
Рулит – буквально! – героиня текста «Бабаза ру», имеющего подзаголовок «Тable talk, или Застольные разговоры». Строятся они интересно (но, увы, не ново): по алфавиту, на важные дамские темы и, да, об управлении машиной, о страхе первой поездки и т.д.
Но и тут Москвина даёт ещё одну слабую женщину, отчего-то уверенную, что она права, сильна и вне системы (нет, это не так): «У машин есть гонор, выправка, есть выражение лица и зада. И когда козлик с вилкой в жопе идёт на обгон/опережение – на заднице его авто сияет идиотское самодовольство, торжество симбиоза автомобиля и его водителя! «Они» обогнали, «они» опередили, «они» победили! Пятнадцать метров свободного пространства заняты. Выиграна великая война… И она выиграна, если бы за рулём сидел такой же козлик с вилкой в жопе. Его «они» бы победили. Вилка на вилку, как говорится. Но здесь у него облом, фикция, фата-моргана, мираж. Тут рулю я, бабаза ру. А я в принципе непобедима, потому что отрицаю всю мерзкую систему их ублюдочных ценностей на дороге».
Уже никаких сил не остаётся. Книга не напрягает, а обессиливает. Ничего существенное не описаны. Не рассказы, а сплошное бабское бла-бла-бла.
Это невозможно вытерпеть.
После прочитанного хочется пойти и ополоснуть горло хорошим пивом.
Погорше.
Что ж, так и поступлю. И вам советую.