Брежневская эпоха, по общему признанию, стала одной из самых скучных и стабильных за всю историю нашей страны. Скучнее, возможно, только середина нулевых. Но современные авторы все же пытаются откопать в мусорных кучах, оставшихся от того времени, что-то невероятно важное и актуальное для современности. Эти находки, похожие на куски тухлой сельди, они обкладывают бессмысленными овощами семейных саг и заливают жидким майонезом сталинских репрессий. Зачем? Чтобы читатель купил, осилил треть и написал в отзыве: «Заставляет задуматься». Удивление у меня вызвал тот факт, что некоторые рецензенты дочитали книгу Татьяны Поляченко до конца. Мне хватило бы первой страницы.

Поскольку там проклятому гэбисту-сталинисту является призрак умученной сиротки из коммуналки в Горловом тупике:

«Он накрывался с головой одеялом, зарывался лицом в подушку и все равно ясно видел ее. Она стояла босая, в спущенных чулках, и смотрела на него круглыми сизыми глазами. Мокрое платье липло к телу, с волос текли извилистые ручейки. Рядом валялась пуховая шаль, поблескивал один аккуратный круглоносый бот с пуговками на небольшом каблуке».

Затем внезапно мы видим, как молодая мамаша баюкает свое дитя, рассказывая ему сказки и выражая всю тяжесть существования советской женщины, которой потом еще стирать обосранные ползунки, учиться и работать. А Брежнев в это время челомкается с чернокожими людоедами и диктаторами из вымышленных и невымышленных республик. А посол с совками распивает в самолете виски «Джонни Уолкер».

«Атташе хмыкнул:

— Джонни Уолкер — Ваня-пешеход.

Старая шутка никого не рассмешила. Посол обильно разбавил виски колой. Чокнулись молча, без тостов. Атташе выпил залпом, пробормотал:

— Ох, крепка советская власть! — и занюхал рукавом пиджака от “Brooks Brothers”».

Признаться, затянувшаяся на 500 страниц советская шутка не смогла порадовать и меня.

Альтернативно-исторический метод в этом сезоне мы уже наблюдали на примере вымышленной Украины из романа «Политическое животное». Дашкова пошла значительно дальше и добралась аж до Африки. Поэтому недоумевающие пользователи спрашивают в интернете, что это за королевство Нуберро с династией Чва:

«Советская пресса горячо сочувствовала угнетенному народу, проклинала расистов-империалистов-колонизаторов и называла короля Чва марионеткой Вашингтона.

Птипу Гуагахи ибн Халед ибн Дуду аль Каква, отпрыск рода вождей племени Каква, возглавлял одну из экстремистских груп- пировок, организацию «Копье нации», которая, по мнению кон- сультантов Международного отдела ЦК КПСС, африканистов со Старой площади, являлась национально-освободительной, идеологически близкой и наиболее прогрессивной. Штаб-квартира «Копья» находилась в Ливии, за голову Птипу тайная полиция предлагала сто миллионов нуберрийских фунтов.

Вожди Каква издревле конкурировали с правящей династией Чва, считали свой род более благородным и достойным королевской власти. Британцы поддерживали Чва и всячески подавляли Каква, поскольку последние практиковали ритуальное людоедство. Каква ненавидели британцев. Птипу и его «Копье» получали от СССР деньги и оружие.

В ноябре 1972-го Дауд Чва Первый внезапно скончался в воз- расте пятидесяти лет. Его старший сын, наследный принц Рашид Вуови ибн Раян Дауд аль Чва изучал международное право в Оксфорде, увлекался леворадикальными идеями, цитировал Троцкого и Мао, баловался марихуаной, обожал «Битлз» и «Роллинг стоунз», разъезжал по Утукку за рулем алого кабриолета без ох- раны, в сопровождении юной блондинки, которую вместе с кабриолетом привез из Англии. Блондинка звала его «Риччи», закидывала длинные голые ноги на панель управления, курила, с веселым любопытством поглядывая по сторонам сквозь солн- цезащитные очки. Поэт и убежденный вегетарианец, Рашид аль Чва запретил сафари, отменил смертную казнь, объявил всеобщую амнистию, ввел обязательное среднее образование, совместное обучение мальчиков и девочек и отправился праздновать свой двадцать четвертый день рождения в Лондон.

Когда он возвращался домой, самолет был сбит на подлете к Утукку неизвестной ракетой. В ту же ночь границу пересекли хорошо вооруженные отряды «Копья нации». К ним присоединились орды бойцов разных радикальных группировок и уголовники, которых великодушный Рашид аль Чва амнистировал и выпустил из тюрем. Началась народная революция, ее радостно приветствовала пресса социалистических стран. Боевики захватили Радиокомитет, Птипу выступил в прямом эфире, сообщил, что королевский самолет сбила ракета, выпущенная с британской авиабазы, и призвал убивать всех англоговорящих белых, обоего пола и любого возраста.

Вооруженные толпы атаковали королевский дворец, здания министерств и тайной полиции, громили банки, гостиницы, магазины. Британцы и американцы спешно эвакуировались под охраной своих военных. Птипу объявил Нуберро республикой, себя президентом, бывших королевских министров — предателями нации, а британо-американскую собственность — народным достоянием. О судьбе королевских детей, жен и прочих родственников он промолчал. С тех пор никто никогда их не видел. Династия Чва, правившая страной больше пятисот лет, исчезла, словно и вовсе не существовала».

 В свое время для Уэллса стало честью, что радиоспектакль по его книге слушатели приняли за настоящее вторжение марсиан. Но в данном случае гордиться нечем, если принять во внимание слабое знание отечественным читателем новейшей истории, а в особенности – истории Уганды. Допустим, автор корпит над вымышленной биографией Махно или генерала Амина, а читатель про этого Амина слышал один раз по телевизору и давно забыл. Да что там, про Че Гевару современный читатель знает только то, что он делал революцию на Кубе и его лицо печатали на футболках. А ведь этот самый читатель должен, по мнению авторов, сидеть в гугле и угадывать, кто Бибиков, а кто Бобков, кто Лапшин, а кто Локшин, кто Махно, а кто Номах, кто Амин, а кто Птипу. Но ради чего? Чтобы убить время? Чтобы помочь издательству реализовать тираж?

Сжечь это альтернативно-историческое поделие вместе с трудами Фоменко. Надеюсь, тогда духи задумавшихся читателей не будут являться авторке в кошмарах с требованием вернуть деньги.

Роман развивается в двух былых временах, которые порой кажутся равноудаленными от нас – в 1953 и 1977 годах. Многое достоверно, некоторые персонажи имеют внятные реальные прототипы, в то же время история взрыва в московском метро 1977 – действительно, произошедшего в том году – заменена выдуманным заговором с участием палестинцев. Вероятно, чтобы поддержать центральную тему антисемитизма – идейного и «нутряного», такой душной ползучей заразы, способной адаптироваться к любым обстоятельствам.

Читать книгу непросто – концентрация жестокости, глобальной и бытовой (от буквального людоеда до обычных тихих сограждан), предательства семейного, дружеского, профессионального, предельно высока. Однако есть сквозные линии, герои и антигерои, проходящие сквозь разные обстоятельства, любящие и ненавидящие друг друга. И это позволяет дышать внутри повествования, переносить его эмоциональную тяжесть.

Это крепкий роман, написанный по канонам жанра, хорошо выстроенный. В нем есть и тема, и персонажи, вызывающие симпатию и антипатию, и интрига. Вряд ли «Горлов тупик» открывает нечто новое – в форме или тематике, но это хорошая книга с яркими образами времени и сложных человеческих отношений.

Номинация  на Нацбест первого после пятилетнего перерыва романа Полины Дашковой – это не очередная номинация очередного романа Фигль-Мигля или Ильи Бояшова – при всем уважении и даже любви к этим истинно петербургским сочинителям, завсегдатаям и баловням Нацбеста. Это концептуальный жест. В котором хочется разобраться. И понять: что в этой новой книге автора, которого принято относить к жанровой литературе, выпущенной стартовым тиражом 35 тыс. экз. (т.е. прямо претендующего на то, что она и так уже бестселлер), такого особенного, что дало основание номинатору Сергею Рубису отдать ей свой голос?

Честно прочитав книгу, вынужден признать – ничего. Перед нами традиционная «русская семейная сага», жанрово такая же определённая, как «русский дневной сериал». Если трещат морозы – читатель ждет уж рифмы «розы», на вот, возьми ее скорей. Если обличаются сталинские репрессии – читатель ждет уж рифмы «всесилие КГБ 70-х», и его ожидания ни в коем случае не обманываются. Конечно, сами заявленные темы книги – «борьба с космополитизмом» 1953 года и помощь людоедским (в прямом смысле слова) африканским режимам в 1977 оснований для подобного ёрничества не дает, но что ж делать, если оно напрашивается.

Тем более что на фоне этих заявленных больших тем разворачиваются довольно мелкие житейско-бытовые перипетии нескольких московских семей – научных интеллигентов Ласкиных, писательско-номенклатурного истеблишмента Галановых, кагэбешного генералитета Уфимцевых-Дерябиных-Уральцев – которые, естественно, в конце оказываются между собой все связаны и переплетены. В основном – через коммуналку на Новослободской, в этом самом Горловом тупике.

Хитро сплетая семейные связи, о языке автор решительно не забоится.  Каждый новый герой саги вводится просто оборотом “N был mm mmm…”. А все многочисленные герои – генералы и полковники КГБ, включая его председателя Андропова (только один раз спотыкаешься о его реплику: «Я тебе услышал» — что??? В 1977-м году?), советские военные атташе, профессора Литинститута, сотрудники биологических лабораторий говорят одним языком – так что далеко не сразу удается запомнить, кто из них кто. Кто говорит отдельным языком – некультурная и антисемитствующая пожилая пара, родители отрицательного героя. Они говорят «прохфесор» и т.д.  То же вопрос, что и с «я тебя услышал» — в Москве, в семидесятые годы – «прохфесор»?!

Помимо того, что это семейная сага, это «роман с ключом». Некоторые ключи совершено прозрачные, как Денис Бибиков – Федор Денисович Бобков, другие проверяют эрудицию читателя, как Валентин Лисс – Виктор Луи. Но самое загадочное переодевание – теракт в московском метро 7 января 1977 года, к которому роман формально привязан. Его, как известно, совершили упертые армянские националисты – увы, из песни слова не выкинешь. В романе же за взрывом на перегоне «Измайловский парк» – «Первомайская», повлёкшим человеческие жертвы, стоят какие-то параноидальные борцы с жидомасонским заговором, русские и палестинцы. Понятна параллель с «борьбой с космополитами» 1953 года, но уместность подобного смещения мне, признаться, не понятна: описываешь реальный случай, с конкретной датой и локацией, – описывай точно.

Из того, что я пишу, не следует однозначно, что роман безнадёжно плох. Конечно, это работа уверенного профессионала. Не только сюжетные узлы закручены, но и арки героев простроены, причем порой довольно неожиданно: если в 1953 году лейтёха Федька Уралец – безмозглый балбес, то в 1977 году Фёдор Иванович Уралец – мудрый генерал, умело решающий деликатные вопросы. Если Виктоша Галанова в начале – просто очаровательная, чуть  избалованная мажорка, то в конце – лживая беспринципная тварь, замазанная в мерзком деле.

Видно и то, что автор жила в СССР. Очень комично, например, описывается, как модник из НИИ тревожно осматривает кожаный пиджак старшего коллеги, привезённый его дочерью из Эфиопии. Неужели действительно итальянский??? Этого не может быть, такие замшелые советские старички просто не могут носить настоящую фирмý, это крушение основ! И лишь убедившись, что пиджак, хоть и со сладкозвучными итальянскими названиями на лейблах, всё-таки турецкий, облегченно вздыхает: его картина мира не поколебалась…

Поучительна также «арка» Надежды Ласкиной. В 1953 году, 17-летней, она попадает под ужас «борьбы с космополитизмом» — и только смерть Сталина спасает  ее от неминуемой гибели. Относительно сытый и безусловно спокойный 1977 год – это, кажется, совершенно другая эпоха, – но Надежде всего 41 год, она, по нынешним временам, женщина в расцвете сил. Как быстро меняются эпохи в XX веке!

Словом, я благодарен Сергею Рубису на номинацию этой  книги. Но, право, если ей суждено стать бестселлером, то не через премию.

Из триумвирата женской прозы Донцова-Дашкова-Устинова я читал только Дашкову, зато не один раз. Не специально, просто как-то так всегда получалось, что под рукой оказывался томик Дашковой. Читал каждый раз с удовольствием. Я ведь не какой-нибудь сноб. К чему этот нелепый снобизм, массовые сериалы-то мы все смотрим, значит, и массовую литературу могли бы читать. Лично я читал бы гораздо больше массовой литературы, но большинство авторов так пишет, что я просто физически не могу. Без позёрства, честно. Тошнота, головокружение, испанский стыд – и закрываю книжку. А вот Дашкову читать приятно. Дело, наверное, в языке. Язык у Дашковой хороший, чистый, гладкий, правильный, литературный. Особых языковых находок нет, да они и не нужны ей. Она пишет так, что кажется, будто это хороший перевод какого-нибудь Диккенса или Золя.

Можно, конечно, поискать и найти блох. А у кого их нет? Вот в новой книжке, «Горлов тупик», в самом начале герой «сорок раз отжимается и подтягивается». Встаёт вопрос: просто подтягивается? Сколько раз? Или и отжимается сорок раз и подтягивается сорок раз? Отжаться сорок раз, например, и я мог, когда был помоложе. Но подтянуться сорок раз? Это монстр какой-то. Или в сумме отжиманий и подтягиваний сорок? Надо уточнить, сколько отжиманий, а сколько подтягиваний. Это принципиально! Или ещё, в середине книжки Андропов говорит подчинённому: «я тебя услышал». Он правда такое мог сказать? В 1977-м году? Председатель КГБ? Мне казалось, что фразочка «я тебя услышал» — это изобретение московского новояза совсем недавних годов. Но если у Дашковой есть сведения о том, что данный речевой оборот был в ходу среди высших чинов КГБ в 70-х годах, если это так, то это ведь дико, дико интересно! Тогда понятно, откуда у московского новояза ноги растут! Но тему надо раскрыть подробнее, а не так, походя. Зачем походя? Об этом диссертацию надо писать!

Сюжеты у Дашковой всегда крепкие. Сюжет книжки «Горлов тупик» такой крепкий, что аж скулы сводит. Некоторые критики и литературоведы критикуя некоторые современные тексты говорят дежурную фразу о том, что «сюжет рыхлый». Я бы посоветовал им читать Дашкову. Не надо им читать вот эту вот рыхлую рефлексирующую прозу некоторых современных авторов. Надо читать Дашкову. У Дашковой всегда крепкий сюжет. Очень крепкий. Прямо гвоздями всё намертво приколочено. А по швам заварено электросваркой. Не забалуешь.

«Горлов тупик» развивается в двух временных плоскостях: поздний сталинизм, «дело врачей» и ранний брежневизм, магазины «Берёзка» и «Альбатрос», братская помощь людоедам из Африки. Всё очень ярко, красочно, интересно. Хорошие люди – интеллигенты, знают много языков, хрустят булками. Плохие люди – не знают языков, работают палачами, их родители разговаривают на деревенском отвратительном наречии. Плохие люди пытают хороших людей в застенках МГБ, но добро побеждает зло, а дьявол пожирает самого себя. Некоторые хорошие люди погибают, но другие хорошие люди выживают и у них всё будет хорошо, потому что скоро, мы же знаем, темницы рухнут и радио «Свобода» встретит нас радостно у входа, и американские братья отдадут нам джинсы.

А ещё про любовь. Вернее, про секс. Все герои занимаются сексом много и с большим удовольствием. Все изменяют жёнам с юными девятнадцатилетними девицами, но хорошие люди делают это светло и радостно, так что потом забеременевшая девица всю жизнь благодарна обрюхатившему её и исчезнувшему светлому человеку как ангелу, а плохие люди занимаются сексом мрачно, всё время как-то швыряют девушку на какое-то неподходящее место и там ну давай её драть, а потом убивают топором в голову. Или она сама умирает от родов. И хорошо что умирает, не родила потомство вот это вот, плохое, от дьявола.

С удовольствием прочитав очередную книжку Полины Дашковой я вдруг понял: это ведь жанр! Мы, тупицы, просто как-то слишком близко к сердцу всё это принимали, всех этих «Детей Арбата», спорили, словно это про жизнь и про что-то настоящее. Да с таким же успехом можно спорить о том, что в конфликте джедаев и ситтхов авторы «Стартрека» занимают однобокую позицию и не показывают всей сложности, всей глубины проблемы, очерняют ситтхов ну и так далее. Никто же не обижается на то, что орки плохие, а эльфы хорошие. Это же орки! И эльфы. Книги про репресии, про сталинизм, про страдающую благородную московскую интеллигенцию, говорящую на нескольких языках, про кровавых палачей из ЧК-НКВД-МГБ, давно уже стали отдельным жанром, со своим каноном, со своими правилами и понятиями. Осталось только придумать жанру какое-то специальное имя. «Детиарбата»? «Гонзо-сталин»? Надо подумать.

Я сам вообще из деревни. Даже хуже, из национального села. Мои предки языков не знали. Некоторые дедушки и прадедушки знали по-немецки несколько слов: хенде хох, гитлер капут. Потому что воевали с немцами в Первую, потом во Вторую. Некоторые далёкие предки по одной из линий знали то ли польский, то ли французский, потому что были то ли поляками, то ли французами, из армии Наполеона, но давно обрусели и забыли, как хрустят булки. При ранней советской власти у нас даже паспортов не было, не то что московской прописки. Поэтому сладкая музыка московских адресов, где, наверное, жили всякие интеллигентные и элитные люди, для меня как песня на иностранном языке: красиво, ничего не понятно. И все проблемы светлых московских людей с прекрасной родословной такие себе, сказочные. Богатые тоже плачут. Не понять мне всей тонкости и высокой правды прозы в жанре «детиарбата». Но я яростно апплодирую стоя и плюсую. Потому что люблю хорошие вещи сделанные строго по законам жанра.

А «Горлов тупик», кстати, это что-то вроде «Пармская обитель» — отношения к сюжету не имеет и появляется только в самом конце.