Книга, в которой интрига отчасти вращается вокруг кражи прямо со стены Успенского собора во Владимире фрагмента фрески Даниила Черного, смехотворна по определению. Я уж не буду о печальном: никто не скажет наверняка, где в этой росписи рука Андрея Рублева, а где Даниила Черного. Работали они вместе, и атрибуции условны. Важнее другое: фрески эти находятся под постоянным наблюдением, угасают, реставрируются (и далеко не парой малолетних придурков из сочинения Марии Лабыч, а первоклассными специалистами) – и никто никак не может и не станет их сдирать со стены суперклеем. Вообще, идея воровать и переправлять куда-то фрески бредовая настолько, что дальше можно было бы не вдаваться. Да, есть прецеденты музейного экспонирования фрагментов фресок – но от разрушенных памятников! И только.  Дело даже не в невежестве или сомнительной системе ценностей автора/центрального персонажа. Бывает.

Хуже другое: все многозначительно, нарочито: Кукольник, Мастер… Он с заглавной буквы, «ВЫ мне нужны» двумя заглавными/капслоком. И непременно Полина Радзивилл, не меньше! Только про принцесс и нечто возвышенное. И тут же махровая банальщина: «Реки золота, моря крови, звон мечей и стоны жертв инквизиции», ассоциирующиеся с аристократией.

Поток пафосных намеков и безграмотных заявлений, кажущийся дурной пародией на романы Переса Реверте с его картинами, реставраторами, шахматными партиями. Каждая сюжетная деталь напоминает другие книги, персонажи фальшивы, места нет, действие волочится через силу и сползает в пустоту.

И, конечно, странно выглядит текст без корректуры, предоставленный автором/рекомендующим автора литагентом Н. Петровой. Это добавляет ощущение небрежности к общей неотредактированности, корявости речи. Все эти «с гримасской неприязни» или «я спаниковала», «заспотыкалась», «Что-то похожее на отвеченный вопрос», «сложнеет только реквизит», «в трех эпостасях», «Сверест кузнечиков и хрустальный звон реки намолчь глохнет в этих стенах»…

Просто: «В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон…

…И сам к бумаге тянется рука,
И я шепчу дрожащими губами:
«Велик могучим русский языка!»»

Ну, не до такой же степени презирать рецензентов и читателей!

И, конечно, невозможно вообразить, что побудило выдвигать это «произведение» на Нацбест. Оно и на бульварную литературу не тянет. Я понимаю, что литагент, продвигающий текст, может воспользоваться и таким шансом, но это просто неприлично сдавать на премию некий черновик с нелепостями и грубыми ошибками.

Мария Лабыч невероятно одаренный человек, и в прошлом году она, на мой взгляд, номинаторши её романа «Сука», совершенно несправедливо не стала фавориткой премии. Она изумительно работает с языком, и мазки, которыми написан роман «АР СТРАТАГЕМА», всё равно останутся в вас как маленькие подарки. Когда писательница, походя, конструирует «коромысло ключиц», «морось дробила огни светофоров» или «у ног его вскипела пыль», хочется, чтоб она писала стихи. Но она написала, как бы, роман, и судить его придется по всей строгости отношений с прозой. С одной стороны книга Марии Лабыч – «адресный артхаус», предложенный для смакования эстетской тусовке. С другой стороны, нет ничего зазывней и масс-культурней Калиостров, Горцев и прочих Кащеев Бессмертных, женский вариант которых является в романе шампуром, нанизывающим на себя эпохи и изобразительные шедевры. С одной стороны главная героиня не только сечет в истории искусства, но владеет техническими и магическими приемами мошенничества на его поле. С другой, почему-то не силится постичь логики и этики современного искусства, хотя судорожно заходит на его поле. Сюжетно роман неистово перегружен, линии не проработаны до конца, и чувствуешь себя как в мебельном магазине, откуда хочется вынести бОльшую часть пустых шкафов. Начало текста нарочито не манкое, не ритмичное, подчеркнуто пафосное и затейливое, не пытается затянуть читателя в свою воронку. Середина романа забирает интригой, которая, к сожалению, толком не выстреливает в финале. Тем более что перед финалом немотивированно появляется экскурсия героини в зону современного искусства, которая по большому счету «вообще из другой книги». Читателю предложили и долго исполняли стилизацию, но зачем-то свернули на публицистическую поляну обличения фейковости современной среды культурного обитания. Вставная текстовая конструкция в стиле «Ворота Расемон» делает чтение неудобным и не несет особой смысловой нагрузки, мы всё равно видим картину глазами главной героини, а персонажи второго плана ничуть не пытаются распухнуть до её масштаба. Есть проблема и с ритмом, периодически он затухает, и надо брать себя за волосы, чтобы продолжить чтение. Как и в романе «Сука», основная точка сборки героини: «Твое оружие тебя и убивает!» Но если в романе «Сука» есть все ответы на слово «зачем?», то здесь повествование утопает в фриволите, и невозможно ответить с какой именно целью возведен весь сложносочиненный зАмок. Это особенно странно при том, что роман манерно называется «АР СТРАТАГЕМА», всё-таки стратагема подразумевает просчитанную последовательность действий для решения конкретной задачи. А здесь читатель теряется к финалу, и не может понять, про что именно создано столько фрагментарной красоты. Я считаю Марию Лабыч необыкновенно талантливой писательницей и уверена, текст просто сырой, ему надо отлежаться, отдохнуть от создательницы, а потом выстроиться в её руках в отчетливом формате авантюрного романа, и тогда мы получим вариант «Акунина для интеллектуалов». Частотный словарь романа напичкан словом «Mutabor», кажется, что Мария Лабыч постоянно манифестирует вместе с героиней на тему: здесь я буду меняться, встречайте меня иной. И прекрасно, что молодые авторы пробуют себя в разных жанрах, важно, чтобы архитектура этих проб доводилась до филигранности, особенно, когда есть запрос на смешение жанров.

Вы, конечно, помните, как в позапрошлом сезоне Мария Лабыч отважно вышла в финал с книгой «Сука». Книга была замечательная, с детальной проработкой матчасти и бешеным драйвом. К сожалению, Лабыч, видимо, любит матчасть и драйв больше, чем все остальное. Пара соперников-искусствоведов заставили эту сильную женщину восхотеть превзойти их по всем статьям. В итоге мы видим культурологическую ядерную бомбу, помноженную на триллер и сюрреалистический язык.

Героиня этой книги — Полина Радзивилл, красивая женщина неопределенного возраста, этакий Дориан Грей, который убивает не художников, а их работы. Забирает куски старинных фресок, дописывает их материалами, наструганными с безымянных фресок давно уничтоженного храма, и продает подпольным коллекционерам. Избыток сведений о живописи, заправленный ядом с русской горчицей, производит на читателя неизгладимое впечатление.

В самом начале Полину  связывают отношения художник-модель с неким Скульпором, а затем —  Кукольником, который делает с нее пугающую полноразмерную гипсовую копию и сживается с этой галатеей, как с идеальной девушкой, но в то же время осознает ее несовершенство перед оригиналом. Риветт, Уайльд и Неанф Кизикский нервно курят в сторонке, вопрошая, зачем это. Вскоре леди Радзивилл уже занимается своим вандализмом в российских монастырях. Я понимаю, что в девяностые многие рубили на куски иконы, чтобы вывести чужое, а иногда и свое имущество за границу, но вывозить фрески… Попытка вывезти иконы или картины — это само по себе триллер. Выбитая из стены фреска, которую везут через границу, — нонсенс. Даже если у тебя полный подвал фресок, в России ты нищий. Их скорее закрасят, чем купят. Шмараков точно не повез бы фреску на аукцион. Бренер, конечно, хулиган, но не настолько. Ну да ладно, посчитаем это литературной условностью.

Некий «Элджернон» покупает у Полины подделки фресок для отправки богатым коллекционером. Шантажируя Полину, он угрожает посылать от ее имени грубые подделки, наляпанные им лично на гипс из дошкольного набора «ваятель». И тем самым уничтожить ее репутацию. Полина встречается с шантажистом и узнает юного реставратора, коий до того на ее глазах возился с фреской, фрагменты которой Полина украла. Начинающий мошенник-богомаз Иона Гроссман в обмен на свое молчание требует обучить его тонкостям ремесла. Неуклюжий юнец оказывается благодарным слушателем и талантливым художником, его удивляет и пугает эксцентричность Полины.

Иона становится все более талантливым копиистом, но Полина понимает, что он и сам хороший художник, и подделывание шедевров только мешает его творческому росту. Он, мол, способен добиться всего и без подделок. Затем начинается невразумительный триллер, когда Гроссману нужно сорок штук. После Полина от его имени хочет продать на престижном аукционе свою гипсовую куклу, а также его набросок глаз «Демона» Врубеля. Ионе приходится вживаться в образ успешного коллекционера. И тщательно, с любовью отлитая кукла продается дешевле, чем сделанный на коленке набросок, поскольку имя автора куклы не стало мегапопулярным. «Они схавали моего Врубеля», — радуется Иона. А Полина отдается во власть болезни и безумия, шедевров художника Рабусты, пудинга и кровавого шмяка (насколько мне удалось понять).

Скажу немного о языке Лабыч. Излишняя образность и экспрессивность утомляют читателя и не позволяют отличать важные для автора моменты от проходных. Книга не может состоять из одних, прости Господи, эпитетов, сравнений и метафор. К чему все эти изысканные выражения вроде «двухвостый фрачный человек», «акуцион потек», «барахтаясь в мелкой луже угасающей надежды»? Иногда это вообще напоминает текст, написанный нейросетью: «Каждый – космос! Они отнюдь не уступали флагману. Но то первое имя, подобно грани невинности, навечно останется особняком».

 Как говорила одна из героинь Риветта, обучая юных и порывистых девушек актерскому мастерству, «мы не слышим ничего, кроме твоей громкости».

Полина, прости, мы уже видели фильм «Инкогнито» про художника, который подделывает портрет отца Рембрандта, и это не представляется нам новаторским и актуальным. Книга написана отлично, но про Суку лучше было и одного Шмаракова читателям более чем достаточно. А в Китае, говорят, есть целые деревни, где население рисует по одной картине Ван Гога за полчаса.