Кира Грозная. «Кудряшка»
Многие из нас стараются не замечать нахождения рядом не совсем нормальных детей, которых принято называть «индиго». Но они есть. И они действительно рядом.
«Кудряшка» Киры Грозной — об этих детях. Она автобиографична, чем, прежде всего, и ценна. Это художественно переработанная «темная сторона» бытия, в которой и по сей день пребывает сама писательница, ибо главный герой повести – ее собственный сын-аутист. Не смотря на трагизм ситуации, Кира не только старается сохранить элементарный рассудок, но находит в своем положении светлые стороны, более того, обнаруживает чувство юмора перед лицом абсурда, и дикой несправедливости бытия. В итоге, какой-то удивительный оптимизм, заражающий читателя. Считаю, «Кудряшка» во всех смыслах достойна списка премии
Илья Бояшов
Анна Жучкова
Кира Грозная «Кудряшка»
Книга «Кудряшка» (именно книга, а не повесть с одноименным названием, составляющая ее часть) позволяет увидеть необычное: во-первых, как могут не найти общего языка автор и автогероиня; во-вторых, процесс становления писателя (который, конечно, лучше оставить за рамками литературных премий). Но что поделать, такой опыт у нас теперь тоже есть.
Первую часть книги читать невозможно. Это не проза. А тренировка, аутотренинг, способ вытянуть себя, как барон Мюнхгаузен, за волосы из депрессии: «Я в очередной раз бросила курить, решила поступать в аспирантуру, пообещала себе каждый день писать по полстраницы прозы, заниматься аутотренингом, выходить на пробежку в шестом часу утра…». Мало того, что занятие литературой располагается где-то между побегать и не курить, мало того, что автор в депрессии и потому пишет кратко и скупо. При этом она еще и боится открыться, показать себя настоящую. Стесняется и зажимается. Что это за автопроза, где эмоции стерты, нет ни душевных движений, ни кульминации – и ни слова о внутренней себе!
Читателю непонятно, отчего у героини депрессия. Отчего и дома тухляк, и на работе: выходила замуж по любви, но муж бесит; за несколько лет службы полицейским психологом научилась лишь виртуозно писать отмазки о самоубийствах. Понятно одно: у героини комплексы. Грубоватому вниманию сослуживцев или гастарбайтера она рада, залетную подругу по детской площадке считает во сто крат лучше себя и прочее.
Это дневниковые записи для личного пользования: ходила, говорила, ела, служила, выпивала. Фиксация моментов бытия, между которыми опущены не только психологические, но и логические связи. Приходит как-то героиня с другом-сослуживцем к себе домой, посидеть-выпить, а на кухне муж злой. (Почему злой? До этого неоднократно был довольный, ибо сам не дурак приложиться). Но друг-сослуживец все понял (что понял? читателю неясно) и говорит мужу: пойдем покурим. Вышли они на лестницу, нанесли друг другу ножевые ранения, вернулись – и дальше все пошло своим чередом. Обычно такие факты – верхушка айсберга, основная его часть – поэтика произведения. Но здесь айсберга нет. Вместо художественного мира – пустая картонная коробка, стенки которой – перечисление социальных взаимодействий.
Однако во второй части книги, собственно в повести «Кудряшка», автор разрешает себе быть более искренней, открытой и настоящей. И как только разрешает – сразу видно, что и человек перед нами хороший, честный, с чистым сердцем, и сказать миру ему есть о чем. «Кудряшка» – история любви и ответственности, редкая история о том, как ребенок-аутист не разрушил, а сплотил семью. Жизнь мужа, жены, старшего сына и маленького аутиста-кудряшки – боль, отчаяние, принятие, мужество и нежность – начинает светиться сквозь по-прежнему не очень умелый текст. А именно это обещает сильного писателя впереди. Научиться технике можно. Но для творчества необходимы смелость, мужество и любовь. И у Киры Грозной всё это есть.
Мария Арбатова
Кира Грозная «Кудряшка»
Книга Киры Грозной состоит из двух повестей, написанных от лица Виктории Громовой, полицейского психолога и молодой матери. Муж Виктории — Алексей, тоже сотрудник полиции. И потому логично считать, что перед нами составные части одного произведения. Но нет, сыновья супругов в первой повести носят имена Алексей и Григорий, а во второй – Владимир и Павел, хотя всё, кроме их имен, совпадает. При этом в первой повести «Духовный наставник» авторша бегло описывает живущую на заднем плане семью, а во второй, тонет в семье, конспективно намечая тему службы. И это вовсе не художественный приём, а грубая попытка набрать текста на книгу, так что читатель вынужден самостоятельно складывать странный пазл, в котором мальчика Алексея приходится считать мальчиком Владимиром, а мальчика Григория – мальчиком Павликом.
Вызывает вопросы и представление Киры Грозной о профессионализме главной героини, позиционируя себя в качестве дипломированного психолога и жонглируя диагнозами сотрудников, Виктория ведет себя, словно училась в вузе на двойки. Она не имеет представления о психотерапии и вместо этого добровольно отправляется в психушку за медикаментозной помощью. Но и там ведет себя как косящий от армии призывник, старается «не привыкать к таблеткам» и саботирует их приём. «Боль закрепилась под действием лекарств, стала нормой», констатирует Виктория языком женского журнала, хотя профессия позволяет ей более четко отрефлексировать и вербализовать происшедшее. И на фоне подробно детализированного пространства психушки читатель до конца первой повести недоумевает о причинах попадания сюда главной героини. Бегло перечисленного «выгорания» и того, что «один сын вундеркинд, другой с задержкой развития», читателю явно недостаточно. Похожий ляп в начале второй повести, где Виктория размышляет, мол, буду хотеть мальчика, а родится девочка, «она может в пику мне стать феминисткой, лесбиянкой, чайлд-фри». То есть, беседует с собой не как обученный хоть чему-то психолог, а как самый незатейливый мент.
В первой повести нам явлена растерянность необстрелянной девочки, оказавшейся в стане питерских полицейских кадровиков, её работа по тестированию сотрудников, сложная психологическая экспертиза покончивших собой и адский прессинг проверок. Молодая трудолюбивая служака учится держать удар и упрямо взбирается со ступеньки на ступеньку карьерной лестницы, а семейную жизнь намечает в тексте беглым контуром и лишает эмоциональных слоёв. Поднадоевший пьющий разжиревший муж и дети отодвинуты на задний план, а на авансцене прокручивается сюжет отношений с наставником. В первой повести есть «мясо» полицейской работы, забавные истории, профессиональный сленг и местный фольклор. Но, дочитывая, ощущаешь, что героиня, как говорится «родила двух детей и осталась девочкой», выросла профессионально, но вовсе не развивается личностно.
Родительской темой Кира Грозная наводняет вторую повесть «Кудряшка», где сыновья оказываются уже не Алексеем и Григорием, а Владимиром и Павлом и, что хочешь, читатель, то с этим и делай. Повесть начинается подробным и скучным описанием роддома, в ходе которого авторша самозабвенно путает жанр исповедей на женских форумах с писательским трудом. За этим следует не менее нудный «дневник развития ребенка» и окончательный диагноз «аутизм», с чем героиня долго не может справиться. А, справившись, штурмует детсад и школу для «особых детей», что описано пронзительно, точно и расшифровывает, наконец, причину её попадания в психбольницу в первой повести, где детей звали совершенно другими именами. Малыш с аутизмом растет в терпеливой любви и становится точкой сборки семьи. И эта часть второй повести особенно душевна и обаятельна.
Тема, пронизывающая обе повести — одиночество Виктории, в котором она обвиняет мужа, отсекшего друзей и подруг из прошлого, хотя и не сильно этому сопротивлялась. Работа выпивает героиню полностью, а дружба – тоже работа, особенно, когда ты востребован, а друзья нет. Однако, в декрете с первым ребенком Виктория не справилась с нестерпимостью одиночества и сконструировала местами унизительные отношения с яркой, но простоватой соседкой. Все молодые мамы знают, что такие отношения длятся, пока дети маленькие, а разрыв в уровне жизненных притязаний мам не бросается в глаза. Виктория получила эмоциональную поддержку соседки в период семейного кризиса, поскольку «муж-боров», которого «стыдно было показывать людям», то засыпал в опере, то нажирался в театре, то по пьяни пытался душить героиню, то избил компанию соседки, придя с искренними намерениями помочь. Ощущая себя выше полицейской среды, Виктория постаралась интегрироваться в любительскую литературную тусовку, предложив ей свои стихи и рассказы, немного подняла самооценку, но вовсе не решила проблему одиночества.
И потому значимая тема обеих повестей бессознательный поиск мужчины поярче мужа. В первой повести этим мужчиной становится наставник по работе Григорий — авантюрист, ловкач, самец-затейник, прошедший войну в Чечне. Он бескорыстно поддерживает и прикрывает Викторию в любых форс-мажорах. И однажды прикрывает ценой своей должности, после чего стремительно деградирует и опускается до работы в котельной. У героини в это время складывается карьерный взлет в новом ведомстве, где она превращается «в личность из девочки на побегушках». И в рамках новой загруженности не находит на Григория времени до такой степени, что даже опаздывает на его похороны. А, возвращаясь с кладбища, размышляет о периоде, с которым связан наставник, но вовсе не купается в чувстве вины, которое было бы весьма уместно.
Во второй повести «яркий мужчина» — маргинальный кавказец Самбук, ремонтирующий квартиру. Он тоже сложнее, мудрее и затейливей «мужа-борова», и Виктория приваживает бомжеватого Самбука, получая от общения тепло, недополученное в браке. Но стоит Самбуку переступить меловой круг, решив, что теперь Виктория его женщина, и начав завоёвывать её по закону гор, героиня безжалостно сдаёт его коллегам полицейским для увеченья и калеченья. То есть, будучи психологом, не выстраивает с Самбуком дистанции, провоцирует на отношения и предаёт ровно так же, как когда-то Григория. При этом, глядя на избиение Самбука мужем, спокойно замечает про себя, не дай бог, он также резвится, приезжая на вызовы, хотя прекрасно понимает, что резвится он ещё и не так. Точно также у героини работает этическая шкала, когда муж начинает крышевать мелкий игорный бизнес, и Виктория радуется стабильному доходу. Напомню, что не только правозащитники, но и полицейские психологи знают всё, что позволяют себе правоохранители, но это не занимает ни одной строчки в обеих повестях Киры Грозной. Исследуемые полицейские для Виктории милахи, зануды, козлы, алкаши, но никогда не нарушители закона, хотя речь о питерских нулевых. На эту тему героиня ни на секунду не вводит себя и коллег в зону критики, также как и на тему финала отношений с «яркими мужчинами».
К концу второй повести авторша собирает кучу историй на тему «все мужики сволочи» в связи с ушедшими из семьи знакомыми, и собственный муж в свете этого постепенно конвертируется в идеального. Тем более, что он уже допился не до белой горячки, а до мерцательной аритмии, и потому завязал с алкоголем, похудел, получшел и стал мощной опорой семьи с «особым ребенком».
Подробный пересказ двух повестей, написанных с перекрестным опылением, но не сложенных авторшей в один внятный текст, попытка показать, какой событийный квест Кира Грозная предложила читателю. Интернет подсказал, что работа в полиции и «особый ребенок» автобиографичны и, видимо, молодой писательнице было необходимо вытряхнуть из себя на бумагу всё, что так болит и тревожит. Однако, читатель не психотерапевт и пришел за литературой, а чтобы превратить «повести-сестрички» в литературу, необходимо их отточить, структурировать, раскрасить и масштабировать. А пока они, несмотря на отдельные художественные прорывы, написаны небрежно, торопливо и дневниково. И, закрыв последнюю страницу, ловишь себя на мысли, что хорошо бы Кире Грозной переписать всё это в один роман, вычистив лишние мельтешащие детали, убрав страницы бедного репортажного языка и дорастив героиню до этических оценок. Ведь с творческим потенциалом Киры Грозной уникальный автобиографический материал в «дотянутом» виде стал бы ярким литературным явлением и настольной книгой для родителей «особых детей».
Марина Кронидова
Кира Грозная «Кудряшка»
Книга оставляет двойственное впечатление не только потому, что состоит из двух повестей — они объединены персонажами и почти линейны по времени, но противоположны по смыслу. Первая повесть «Духовный наставник» — по жанру, производственная, о незавидной карьере ментовского психолога. Вторая собственно говоря, «Кудряшка» — это, как ни смешно звучит, самый настоящий, по-хорошему «бабский» роман о воспитании себя, своего духа и семьи. Признаюсь, что подобное чтение никогда не было мне, ну, хоть сколько-нибудь приятным — я вообще стараюсь избегать модной ныне темы аутизма, начиная с вездесущего «Антона где-то рядом» — и потому ошарашило своим беспафосным и даже приземлённым (сколько мелочей и всякой горестной суеты жизни) мужеством настоящего борца.
Итак, первая повесть о молодом специалисте Вике Громовой, устроившейся на работу психологом в транспортную милицию Петербурга, о ее отношениях с коллегами, начальством, и этим самым наставником — Григорием Стороженко.
Гриша запросто и безапелляционно вводит ее в курс и алгоритм милицейского бихевиоризма, так как сам по жизни психолог и, вообще, тёртый и битый. И, накатив по стопарям водовку, втирает Вике азы ментовских сермяжных понятий.
Человек он душевный, без пьянок и драк дело редко обходится. У Викиного мужа Алексея, ее в органы и приведшего, те же хобби. Даже при знакомстве настоящие мужики умудрились начистить друг другу хлебала, но и сдружились, «как Бивис и Батхэд». А ещё Гришка — жуткий бабник, но Вик (так по-пацански он ее окрестил) — это святое (как бы духовная дочь).
Будни транспортной милиции СЗУВД тоскливы как цвет их, ещё советского пошива формы. Вот и развлекаются они, как гопота, с которой чаще всего и воюют. А на работе, кроме унылых командировок по ЛОВДам и отчетов тоннами, они тупят в Doom, сплетничают: пьянки, чаи да перекуры. Ну, на стрельбище иногда возят, зачёт сдать. Иной раз кого отметелят, оттянутся.
Вика, конечно, сочиняет (пока в стол) не только отчеты, хотя в этом деле она мастер, особенно по самострелам коллег. Служба эта действительно и опасна, и трудна. Опасна — нервными срывами, циррозами печени, инсультами- инфарктам и суицидами. Трудна — не трудом, а его заменяющей жизнедельностью, многие менты страдают ожирением, муж героини, например, нахарчил себе почти полцентнера в молодые годы и предынфарктное состояние. И, увы, все эта убогая реальность во всей своей будничной беспросветности, подробно описываемая Грозной — голая правда (сама наблюдала, знаю), даже слегка смягченная ностальгией по боевым подругам и друзьям. Эта часть ее биографии. Это ее прожитая жизнь. Где мучительно приноровляться и стараться выживать, где, как у всех — не то слово, неустроенная жизнь и никаких шансов выйти из порочного круга этой работы и этой нищеты.
Да и такие проныры, каким кажется неунывающий мент-донжуан, рыжий Гришка, тоже слетают с оси, несмотря на закалку. Спиваются, идут на дно. Умирают совершенно не героически. А в Гришкиной любви, что, наконец, едва забрезжила в его жизни, самый яркий эпизод — самолично им выбитый имплант молодой жены: обхохочешься, рассказывая, друзьям, но ведь такая уж любовь.
Главная героиня тоже успела в дурке поваляться, отдохнуть, чтоб соскочить с адской колеи, чуть не комиссовали, еле-еле обратно в органы вернулась. Умер друг и наставник Гришка, пути с которым таки разошлись, а у неё новая жизнь. Но эта жизнь уже приготовила ей сюрприз — дитё-индиго — Павлика.
Автор рассыпает по тексту много анекдотов, созвучных, на ее взгляд, разным ситуациям, иногда только намекает на них, не заканчивая, и как только дело дошло до Павлика, мне тут же припомнился анекдот с такой концовкой: родители заходят на чердак детского лагеря, а там на заколоченной двери надпись «Павлик». Это о трудных детях.
С исчерпывающий дотошностью автор описывает всю историю своей семьи, иногда возникает недоумение: зачем нам знать, ну, все-все, можно опустить некоторые интимные процессы — роды, кто, что съел и как покакал или срыгнул, возникает ощущение чего-то неприличного, подглядывания. Как будто тебя насильно усадили смотреть реалити-шоу чужой семьи. Но, не без стыда, понимаешь, что процесс втягивает и пугает откровенной достоверностью. Эта чужая, и, может быть, неприятная тебе, а местами просто страшная история разворачивается у тебя на глазах. Но все это про любовь и про жизненную силу.
Авторский голос, почти не меняя житейской повседневной интонации, захлёбываясь от попеременно меняющихся чувств, то умиляется новорожденным крохой (вот он Кудряшка, как хорош, милый такой Пьявлик, как его зовёт папа), то явно раздраженно бурчит на подруг (Лялю, Юлю), постоянно предающих по жизни героиню. Чувства, чувства, их много, они душат. Восхищение, зависть, ревность, разочарование, восторг, всплеск надежды, то — раздражение, отчаяние. Зашептать своё отчаяние, горе, пересказать всем, как отвести беду от себя, совершив магический обряд, разделив свою беду со всеми. Может, легче станет, такой вот самопсихоанализ по-русски.
Ну да, автор же — дипломированный психолог, который пытается с переменным успехом исцелить самого себя. И изо всех сил старается жить и любить своего младшенького — аутиста Кудряшку, воспитывать старшего — вундеркинда Володю — и мужа, нашедшего себя, наконец, в семье. Да, и между делом — защитить диссертацию, устроиться на новую престижную работу, обрести свой дом, обустроиться не без поддержки любящих родственников и ещё жить творческой жизнью — учиться стать писателем.
Автор сливается с персонажем окончательно. Может быть, в писательстве Грозная не достигла вершин, но безыскусность речи, искренность истории искупает многие несовершенства и текстовые длинноты, да, она не Буковски и не Довлатов, но стоящий пацан в этой нелегкой бабской доле.
А конец повести, где родители смеются, что их почти двухметровый 16-летний бугай-аутист, повадившийся сгрызать себе заусенцы до мяса по ночам, не может распустить на нитки брезентовые рукавицы, как прежде распускал нитяные, просто потрясает.
Но в тоже время, вся эта откровенность настолько шокирует, что, кажется лучше, чем сказал виртуальный аноним в фейсбуке героини, и не скажешь: «Если эти вещи и имеют смысл, то лучше его не угадывать».
Аглая Топорова
Кира Грозная «Кудряшка»
«Кудряшка» представляет собой, как принято теперь выражаться, «уникальный человеческий документ» и буквально ошеломляет. И дело тут вовсе не в основной сюжетной линии – рождении и воспитании ребенка-аутиста — а в бесхитростности, с которой описывается ужас повседневного существования постсоветской женщины 2000-х. Как о само собой разумеющемся Грозная рассказывает о всем том бытовом и эмоциональном кошмаре, в который погружена так называемая обычная россиянка, представительница нашего среднего класса. Главная героиня Вика – психолог в милиции, ее муж — милиционер. Родители молодых – тоже, кажется, люди вполне приличные. Только вот жить им, несмотря на «двушки» на окраинах, фактически негде. От этого в молодой семье конфликты, ну а незапланированную беременность Вика поначалу воспринимает как предательство всех своих близких – ее мать «не готова жить впятером в двухкомнатной квартире». Возможность полежать на сохранении в роддоме Вика считает неожиданными каникулами – только там можно отдохнуть от маленького ребенка, разваливающихся отношений с мужем, материнских советов… Впрочем, общение с соседками по палате убеждает Вику в том, что она-то еще живет хорошо. И действительно: пока Вика рожает, родители решают жилищный вопрос, и у молодой семьи с уже двумя маленькими детьми появляется отдельное жилье. Не чуждая культурных развлечений, сочиняющая стихи и прозу Вика смертельно скучает в спальном районе, заводит себе подружек, которыми восхищается и которым по-тихому завидует. У одной – неземная любовь, у другой – невероятная красота. У Вики – угрюмый, нечасто, но противно пьющий муж, и ребенок, который обещает стать проблемным.
Проблемы оказываются куда более серьезными, чем Вика могла себе представить даже в самых страшных кошмарах. Но именно они и оказываются ее и ее семьи путем к спасению. В то время как окружающие на глазах, если не сходят с ума, то уж точно дуреют, спиваются, их браки, дружбы и другие связи распадаются, Викина семья сплачивается вокруг ребенка-аутиста и, несмотря на всевозможные тревоги и печали, находит в своем существовании подлинную близость.
Попытки Киры Грозной добавить в текст «литературного» – пересказ снов и анекдотов, предчувствий и т.д. – не делают «Кудряшку» интереснее, а вот сухое перечисление случаев семейного и милицейского насилия, пьянства, зависти, мелких и чудовищных предательств, унижений, заслуженных и незаслуженных обид, на фоне которых разворачивается основное действие, а также приступов разочарования в себе и бесплотных мечтаний придают повести Киры Грозной необходимую для человеческого документа глубину и своеобразную художественность.
Елена Одинокова
Детектив без детектива
Домохозяйки успели основательно подзабыть пани Хмелевскую и Маринину с Донцовой, когда, заручившись поддержкой старшего товарища по лито, на сцену вышла Кира Грозная, которая совсем не такая, как они. Пишет эта полицейская леди бойко и увлекательно, так, что вспоминаешь гениальные строки из стихотворения Елены Георгиевской: «Пятый был стихоплетом возвышенным/С водопадом кудрей в голове». Кроме этого водопада кудрей в книге ловить особо нечего.
Вику, молодого психолога, мама устраивает к хорошему мужику оперу Леше, в жены и на работу. А на работе в полиции Вика знакомится с небритым раздолбаем-быдлоганом Гришей, который объявляет себя ее духовным наставником и учит быть как настоящая леди – то есть не одеваться как свинья, сидеть и помалкивать, пока не спрашивают, не наливать самой водку, пока мужики не нальют, не прикуривать сигарету, пока мужик не прикурит, и т. д. Также очаровашка-Гриша плачется ей, когда меняет очередную любовницу — Лидка, мол, будет переживать, но я от Нинки никуда не денусь, у меня с ней дитё (хоть она и жирная). Чем-то он неуловимо напоминает другого Гришу, из книги Товарища У. Но товарищ У — он пишет не как баба, а как прожжённый модернист, у него не селфи, сделанное на коленке. Читая Киру Грозную, понимаешь, что мужик все же более лучший писатель, чем баба. Киру особо не волнуют ни судьбы россиян, ни «философия» жизни. Вы же помните эту американку Мисси из «Пеликанов», которая большой философ и отлично трахается. Вика тоже много трахается, поэтому на службу приходит невыспавшаяся. А там она начинает проявлять свои таланты психолога по старому голландскому принципу «смирная жена — мужу госпожа».
Только не подумайте, что я против женщин, работающих в полиции. Сейчас, например, я знакомлюсь с шедевром японской анимации «Вы арестованы», где девушки Миюки и Нацуми делают добрые дела и колотят ногами преступное мужло, а потом перевоспитывают тех нехороших людей, которые еще обучаемы. У Киры Грозной я пока что вижу только людей, которые выпивают, бродят по кабинетам, кушают шашлыки, треплются о том о сем и — ну и… И ничего. Опытная леди-полицейский подняла бы несколько интересных дел, углубилась в психологию преступников и так далее, чтобы порадовать читателя, но отечественные следователи, к сожалению, не могут похвастаться высокой раскрываемостью преступлений, а Кира не умеет врать. Скажу по секрету, который ни для кого не секрет: достаточно одного звонка от влиятельной особы, чтобы сотрудник полиции смирно получил на лапу, перестал корчить из себя детектива и ушел дальше бухать с легкодоступными коллегами в юбках. Потому что вежливость для следака — это прежде всего, он не какая-то там свинья, надо во всем соблюсти бонтон и субординацию. Кстати, дома, с богатой женой Нинкой, Гриша ведет себя как типичный «каблук», но после бунтует и приводит полис-леди Галку, а потом невзначай, по-доброму, выбивает ей зуб, потому что орлом он умеет быть только с бабами. И Вика завидует этой паре, так у них в отношениях все тепло и слаженно.
Кира часто упоминает, что она психолог и писатель, вероятно, чтобы читатель это, наконец, понял. Для пущей интеллектуальности и актуальности во второй части книги у героини появятся невроз и ребенок с задержкой развития. Но особым ребенком и неврозом нынче никого не удивишь, а членство в союзах писателей не делает из букв литературу. Бодрым ухваткам пани Хмелевской Кирочка уже научилась, а построению сюжета дамских детективов — еще нет. Тем не менее, желаю этой книге с галками, ленками, димками, нинками, линками, гришками и лехами успешных продаж в ларьках «Роспечати».
Ольга Погодина-Кузмина
Кто здесь психолог?
Две текста под одной обложкой. Первый под названием «Духовный наставник» в предисловии именуется повестью, хотя по факту это скорее пространный очерк для корпоративного сборника к юбилею одного из подразделений ГУВД.
Рассказ ведется от первого лица, события излагаются в хронологической последовательности. Вот юная выпускница психологического факультета приходит на работу в ГУВД, вот над ней берут шефство опытные товарищи, среди которых и тот самый «духовный наставник» Гриша.
«Так Гришка с ходу определил стиль нашего общения: приятельский, пацанский. Для него я с первой минуты стала не Викой, а Виком. Мне понравилось, как он произнёс моё обновлённое имя: панибратски, задиристо, летуче – Вик».
Грише, встречам и разговорам с ним посвящена добрая половина текста.
«Однажды Гришка зашёл ко мне поиграть в Doom на стареньком компьютере. Мой сосед, Стасик из Барнаула, отсутствовал. Мы резались в компьютерную игру, по стеклу шаркал дождь, в магнитоле пел Джо Дассен. Мне было тепло и уютно с Гришкой».
С тем же теплым чувством и весьма подробно описаны и другие сослуживцы, их внешность, привычки и характер занимаемой должности. В не особенно суровых, скорее бюрократически скучноватых буднях транспортной милиции есть место и доброму юмору — вот, например, иронические стихи в адрес сотрудников из соседнего кабинета.
Толстозадый Скорохват
Тихо пятится назад.
Куманец всегда вперёд
Резвой поступью идёт!
Куманец, худой, как ветка,
Пьёт по праздникам и редко.
Скорохват из Главжиртреста –
Из другого, братцы, теста!
Из значимых событий — присвоение героине очередного звания и празднования по этому случаю.
«Для тех, кто не в курсе, очередное звание обмывается так. Виновнику наливают стакан водки, на дно которого помещают его новую звёздочку (у меня, как у лейтенанта, их было две). Он пьёт до дна, ловит зубами звёздочку и выплёвывает себе на плечо. А затем обращается к старшему по званию (за нашим столом это был Гришка) и говорит примерно следующее: «Товарищ майор, разрешите доложить! Стажёр Виктория Сергеевна Громова представляется по случаю присвоения специального звания “лейтенант милиции”. Служу Отечеству!» Старший по званию благословляет «летёху» на долгую безупречную службу, и все кричат: «Гип-гип ура! Гип-гип ура! Гип-гип ура, ура, ура!».
Попутно разворачивается и любовная линия.
«С Лёшкой, который по просьбе мамы нашёл мне работу, у нас всё потихоньку двигалось к свадьбе. Весна и лето были для меня периодом щенячьей влюблённости. Мы ходили по городу обнявшись, целовались на каждом углу и поочерёдно повторяли фразу из американской комедии «Горячие головы»:
Ах, Покойник, мы с тобой так счастливы! Люди просто не бывают так счастливы».
Потом героиня уходит в декрет, рожает сына. Возвращается на работу, где вместо Гришки уже Витька, и Скорохвата с Куманцом заменили новые лица. Но состав событий мало изменился. Рутинная работа, чтение и написание рапортов, служебные проверки, пьянки по разным поводам и без, свадьбы, похороны.
Скажем прямо, Довлатова в юбке из автора не получилось, и подробное изложение событий жизни героини может быть интересно разве что их участникам — но никак не стороннему читателю.
Даже невроз и попадание в психушку не вносит разнообразия в сюжет. Эти факты биографии героини автор умудряется изложить с той же казенной интонацией, со скучным вниманием к излишним подробностям, без всякой попытки художественного осмысления.
Снова начинаются служебные проверки, обследования, комиссии.
«Вот он – самый важный документ в моей жизни: справка о том, что я психически здорова! Никакие звания, дипломы, свидетельства никогда не сравнятся с этим статусом. Я – нормальный человек! Ура!».
Ура-то, конечно, ура — но мне-то какое до этого дело? — задается резонным вопросом читатель.
Обещанные в предисловии инсайды и тайная изнанка работы милиции на деле оборачиваются скучными рассказами о скучных буднях незнакомых людей. Как будто в поезде дальнего следования оказался в одном купе с милой, интеллигентной женщиной. Слово за слово — и вот она уже «грузит» тебя бесконечными рассказами о своих служебных делах, о незадавшейся личной жизни, о завистницах и соперницах. И все это подробно, с упоминанием имен и должностей, с намеками на некие тайные влюбленности и со шпильками в адрес чужих жен. Ты сидишь и думаешь — почему я должен все это слушать? И, кстати, кто здесь психолог?
Вторая повесть сборника под названием «Кудряшка» стилистически продолжает авторскую традицию говорить много, подробно и скучно. Хотя, вроде бы, тема заявлена острая — один из детей героини оказывается «особым ребенком». Но, как и в первом тексте, чтобы добраться до сути нам предстоит во всех подробностях узнать о протекании беременности, о медицинских показаниях — резус фактор, вес и рост предыдущего плода. Читателю придется полежать в дородовом отделении, запутаться в именах и психологических портретах врачей, медсестер, других рожениц. Пройти через роды и повозиться с малышом.
«Мы кормили Павлика в основном кашкой из бутылки с соской, давали пюре из протёртых овощей… ещё он любил погрызть, вернее, пососать печенье… Интересно, как он слопает это блюдо, скорее предназначенное для здорового мужика, пашущего в поле?.. А Павлик вдруг потянулся весь вперёд и даже ротик приоткрыл от пред- вкушения: чем-то накормят? И я скормила ему весь борщ, а он жадно ел, облизывая ложку, и причмокивал от удовольствия, повторяя: «М-м- ням, ням-ням!».
Дальше пространство текста заполняют подруги и соседки по дому, врачи и массажистки в больнице, выпивающий муж — милиционер. Ребенок поздно начал ходить, не хочет разговаривать, не приучается к горшку. Ребенку ставят диагноз аутизм — мать проходит стадию отрицания, депрессии, принятия этой жизненной драмы.
Но и эта история, увы, несет столько же художественной ценности, как медицинская карта или протокол нарушения правил ПДД.
Да, в жизни героини появляется отдушина — она пишет стихи и прозу, время от времени встречается с единомышленниками в ЛИТО, размещает свои произведения на сайтах и ведет тайное соперничество с литераторами из «Дубков» (имеется в виду форум молодых писателей в Липках).
«Я дышала одним воздухом с людьми, которые, как и я, ходили к МАГу, писали стихи, досконально знали поэзию как классиков, так и постмодернистов и в разговоре упоминали такие фамилии, как Анненский, Лотман, Друскин. Лишиться этого общества означало для меня уже полностью деградировать, навсегда остаться никем»…
Впрочем, прикосновение к великим именам не принесло желаемого результата. Чудаковатых коллег по творческому цеху Кира Грозная умудряется описывать так, что у читателя снова сводит скулы от зевоты.
«Мы верили в свой талант и совершали ради него безумные поступки. Один приятель написал роман и издал за свой счёт. Немыслимым по нашим меркам тиражом: десять тысяч экземпляров! Я помню сам роман, такой серенький, в мягкой обложке. Даже годы спустя этими книжками была завалена комната незадачливого писателя. Они подкладывались под ножки расшатанных кресел, дарились друзьям коробками и мешками («раздайте на работе!») и распространялись по больницам и домам престарелых. Писатель, отчаявшись стать богатым и знаменитым, приложил усилия, чтобы его творение «пошло в народ», не пропало втуне».
Ну, собственно, того же результата добилась и автор книги — ее подробное жизнеописание не пропало втуне, а напечатано в солидном издательстве и даже по воле случая оказалось в длинном списке престижной литературной премии. Бывают же в жизни чудеса!
Мальчик-аутист «Кудряшка» описан с любовью и можно понять чувства матери, которую не отпускает тревога за его судьбу. Но ведь и нам не безразлична судьба русской литературы.