Что ж, мы не зря сократили в этом году количество номинаторов, а значит, и число позиций в Длинном списке: не распыляясь на громадный объем, Большое жюри в этом году обсуждало книги как никогда вдумчиво, подробно и широко. Редко на какую книгу написали всего три рецензии (а именно такую планку, не менее трех рецензий на каждую, мы когда-то себе поставили), в большинстве случаев рецензий больше и даже намного больше.

Рецензенты читали друг друга, не соглашались друг с другом, спорили, ругали и хвалили без обиняков и экивоков – все это нормальный литературный процесс.

Старожилы не дадут соврать: когда-то — когда у нас в заводе была еще литературная критика — так всё и было. Книга выходила, о ней отзывался, например, Немзер, с ним не соглашался Топоров, учитывал их мнение Данилкин, объяснял, почему все они неправы, допустим, Пирогов – вне зависимости от того, на чьей стороне были ваши симпатии, следить за этим было интересно и познавательно – подчас интереснее и познавательнее, чем читать собственно ерунду, которую они все обсуждали.

С тех пор невидимая рука рынка вычистила из газет, журналов и интернет-изданий все площадки для профессиональной литературной критики, оставив либо рекомендательные рубрики, филиалы издательских пиар-отделов (издательского пиар-отдела), либо критику самиздатскую, не оплачиваемую, а значит по определению непрофессиональную.

Так и получилось, что единственной площадкой, на которой теперь обсуждают книги, а не просто дуют каждый в свою дуду «ку-пи, ку-пи, ку-пи», — остался наш Нацбест. И то, что жюри нашей премии часто бывает резким, колким, злым, не стесняется, бывает, в выражениях, а иногда даже пишет в категории 18+ — все это прямое следствие того, что вся земля вокруг уже выжжена, остался последний рубеж обороны, бойцов захватывает лихая ярость, и в ход идут уже не только шпага да перчатка, но вообще все что под рукой: камень так камень, коровья лепешка так коровья лепешка.

Ну, все это, положим, не новость. А вот что в новинку – это что в полемику о своих книгах активно, напористо, со страстью и азартом включились авторы. Если раньше это все-таки были единичные случаи, то теперь болезнь приобретает характер эпидемии. Презрев пушкинский завет, авторы все больше и больше со всякой хвалой носятся как с писаной торбой, а за всякую, по их мнению, клевету — начинают кампанию травли рецензента. Какое уж тут «приемли равнодушно».

«Книжка скучная, читать неинтересно», — пишет, допустим, рецензент, а автор с воплем «антисемитизм!» бежит жаловаться на него всем своим подписчикам. Подписчики приходят к критику и коллективно плюют ему в комментарии. Или рецензент пишет, допустим: «книжка плохо написана и глуповатая» — тут же автор отправляет ему в личку длинное-предлинное письмо про то, какая трагедия у него в жизни произошла и как не стыдно ругать книгу автора, у которого в жизни произошла такая трагедия. Резонный вопрос «а при чем тут книга?» тонет в рыданиях и упреках, которые к этому моменту уже становятся коллективными.

Впрочем, Пушкин и не для дураков писал, а если автор не понимает, что в этот момент — когда он публично возмущается критикой на свою книгу, жалобит критика, угрожает критику — он выглядит дураком, то скорее всего он дурак и есть.

Мы, конечно, никому не можем запретить выставлять себя дураком. Дело в другом: тревожно становится оттого, что в сущности мы имеем дело с формой давления на жюри. Раз увидев, какую истерику закатывает автор по поводу отрицательного отзыва на свою книгу, сколько хомячков сбегаются к неосторожному коллеге, с какой злобой полощут его имя — следующий рецензент, быть может, не выскажет все, что думает о книге, а то и вовсе предпочтет промолчать.

Пока оргкомитет не принимает никаких организационных выводов. Мы слышим раздающиеся с разных сторон предложения — снимать с пробега авторов, позволивших себе оскорбления в адрес жюри, не приглашать к работе номинаторов, чьи авторы организуют травлю рецензентов, штрафовать таких авторов баллами или частью денежного приза, — но пока ничего не предпринимаем.

Мы все-таки надеемся, с одной стороны, на благоразумие авторов: неужели же они не понимают, как сами выглядят? А с другой — на бесстрашие и самостоятельность наших рецензентов: все-таки мы стараемся приглашать людей, которые не боятся конфликтов, а на мнение тусовочки им плевать.

И это дает свои результаты: наш шорт-лист — просто загляденье: сразу и сильный, и неожиданный, и интригующий.

Лишь один из авторов бывал со своими книгами в наших (да и любых других) шорт-листах раньше, трое из шести — молодые авторы, все шесть книг уже успели спровоцировать яростную полемику, а кто из них победит — одному богу известно.

Предпочтет ли Малое жюри бодрое древнерусское фэнтези от Андрея Рубанова? Или остановится на пеплом Клааса стучащей в сердце читателя исторической публицистике Михаила Трофименкова? Или выберет тоже как бы исторический, но по отношению к истории прощающий, закутывающий ее в шарф магического реализма роман Александра Етоева? А может быть, напротив, проголосует за предельно актуальный, аллегорически трактующий украинский конфликт роман Упыря Лихого? Впрочем, что касается актуальной повестки, есть и другой вариант: весь год обсуждали проблему школьного буллинга, и вот вам роман Евгении Некрасовой – не меньше шансов есть и у него. Темной лошадкой смотрится разве что декадентский роман молодого петербуржца Александра Пелевина о поглощающей всё и вся стихии смерти — но нередко как раз темные лошадки приходят первыми, когда борются друг с другом равные силами прославленные наездники.

Одним словом, следить на Нацбестом в этом году еще интереснее, чем всегда, а русская литература именно у нас снова и снова доказывает, что она — когда литературная критика умерла, когда на рынке безраздельно властвует и рынок душит компания-монополист, когда купить хоть сколько-то приличную книгу все сложнее и сложнее — она, русская литература, все-таки жива и еще задаст нам всем жару.