«Отаку» с японского — это люди, занятые какой-то маниакально безобидной сектантской хренью, — чаще всего, фанатичным просмотром разных жанров аниме и сопутствующими ролевыми играми перед скайпом с аналогичными психами. Герои Упыря подсели на рисованное садомазо-порно (хэнтай) с мальчиками и девочками, запрещенное, как принято писать, законодательством Российской Федерации, но никак не преследуемое законом Свободной Украины. Украинец с говорящим именем Коля Дмитрук и низким болевым порогом регулярно выходит в эфир всемирной паутины, чтоб за деньги резать себе лоб, прижигать ладони и пользовать себя же бутылкой в попу на потеху садистским пользователям из России. Нечто подобное заинтересованные наблюдатели годами заинтересованно наблюдают на российских ТВ-каналах, где гостевые клоуны из братской страны получают словесные и тактильные оплеухи, несут чушь, изгоняются прочь, получая за вечер больше, чем среднестатистический русский садист зарабатывает за год. Садисту это известно, все довольны.

Отношения двух стран давно уже приобрели характер извращенного гомосексуального инцеста, и чтоб подчеркнуть братский БДСМ-секс, Упырь вводит в действие еще и родного брата Коли Диму, который иногда по пьяни тоже вписывается в однополые оргии.

При этом главный виртуальный мучитель и содержатель братьев по кличке Москаль носит в Москве фамилию Нестеренко, а братья почти не говорят по-украински, и правосеки, пришедшие Колю бить за самоунижение Украины, тоже не говорят по-украински, и даже девушки на рецепции отеля, начав с «Шановны панове», в аффекте переходят на площадной русский. Вместо мазохистской Украины и садистской России получается сообщество русских людей, которые, оскорбляя и шипя, пользуют друг друга в анал, почему-то сообща называя пассивных украинцами. Виртуальные игры после трети книжки переходят в реал, ибо Коля с Димой переезжают к Москалю в Россию и включаются в тамошнюю затейливую жизнь аниме-сектантов.

Образность яркая и стремная, но полна подробностей, знакомиться с коими натуралу утомительно. Есть подозрение, что под ником Упыря скрывается женщина: гетеро-мужчина быстро устал бы от описаний свального мужского греха, а однополые ребята больше любят иносказания про античные практики влечения старших к младшим. Что до баб, особенно ядовитых до мужского племени и его драк, то им описания анальных проникновений самцов друг в друга могут и доставить удовольствие — не менее дикое, чем занятия героев.

Хотя могу ошибаться.

Все на свете бывает.

При хороших диалогических навыках, скрупулезных познаниях в разновидностях японского рисованного извращения и их целевой аудитории (иногда домохозяйки средних лет), читать 345 страниц про лайкровые обтягайки и боль натертых дырок натуралу нелегко.

Возможно, целевая аудитория книжки — именно язвительные домохозяйки средних лет.

Без меня, значит.

Упырь-то он упырь — но какой-то уж больно лихой.

Уж сколько раз твердили миру, книги, подписанные странными псевдонимами, читать не стоит — обязательно нарвешься на какую-нибудь дрянь. Со «Славянскими Отаку» это правило не сработало. Упырь Лихой, кто был он ни был, создал развернутое и всеми цветами радуги переливающееся полотно, полное неожиданных метафор и потрясающих текстовых находок! Мы совершенно точно присутствуем при рождении русского Пьера Гийота, уже заждавшегося где-то на просторах Евросоюза своей французской Маруси Климовой. 

Запутанная русско-украинская геополитика, экономические коллизии, передовые научно-технические достижения и животрепещущие события, сопровождающиеся крушением общественной морали — все нашло отражение в этом выдающемся тексте. Не совсем понятно, впрочем, на чьей стороне автор. То ли на стороне циничной зажравшейся русни, смакующей внутрихохлятский орально-генитальный конфуз, то ли на стороне красивой, свободной, но до дрожи в коленках самозатраханной Украины, олицетворяемой в воображении автора совокупляющимися друг с дружкой братьями. 

Подчас в описании конфликта Упырь достигает немыслимо Достоевских высот. Чего только стоит побочная сюжетная линия, описывающая злоключения Егора и его возлюбленного Сергеича. Читая описания визита к ним дяди понимаешь — да это же перенесенный на современную гей-почву сюжет «Идиота». Разве что доллары никто не сжигал. Но сеанс «компромат-плезир» всё же разыгран. 

Смыслы и замыслы Упыря в его выдающемся романе помножены на великолепный русский язык. Филигранно выстроенные предложения, замысловатые фразы, словарный запас, сравнимый разве что с Пушкиным — именно благодаря всему этому чтение этой книги оказывается не просто высокоинтеллектуальным экзерсисом, здесь мы имеем дело с чистой воды читательским наслаждением, восторгом приятности и радостным удовольствием! 

Чего только стоит следующий кусочек: 

«Не люблю СПГС (синдром поиска глубокого смысла — МФ), — сказал модер. — Это мультик о том, как шоты чпокаются в рот и в зад. Если там и есть что-то глубокое, это жопа главного героя».

К сожалению, конец цитаты, но согласитесь, это хочется выучить наизусть!

«Славянским Отаку» не место на полке «Нацбеста». Слишком мала эта полка для этого великого творения. Я верю, что книга эта рано или поздно троянским конем вскочит в пантеон мировой литературы. Нобелевка и Гонкур падут ниц и повернутся к автору нужными частями тела своих комитетов. Министерство образования включит произведение Упыря Лихого в школьную программу. Портрет автора украсит кабинеты литературы, физики, химии и ОБЖ в самом отдаленном уголке как нашей, так и не нашей Родины.

Повесть «Славянские отаку» выросла из интернета, в том плане, что все персонажи книги прежде всего люди сети, и только во вторую очередь существуют где-то рядом с нами. В интернете им привычнее, комфортнее, безопаснее. В интернете можно и быть собой, а можно придумать другую личность, которая ближе душе. Огромный простор для фантазии.

То, что «взрослый» читатель сочтет за эпатаж, на самом деле наша горькая реальность. Главный герой 20-летний Коля, юноша из простой украинской семьи, почти не выходит из дома и живет в интернете, где устраивает прямые трансляции своих «акций» — режет себя, истекая кровью, чтобы привлечь внимание и восстановить мир между Россией и Украиной.

Еще Коля мастурбирует на камеру и засовывает в задницу бутылку из-под пива – все ради того, чтобы не расстроить главного зрителя, «москаля» Диму. Кульминация первой части книги – секс со страшим братом на камеру, который объясняется «настоящей братской любовью», которая есть на Украине и которой не хватает России.

Тема Украины плавно сходит на нет, когда «москаль» Дима увозит «хохленочка» Колю в Москву, в которой юноша включается в новую борьбу, теперь с российскими законами, запрещающими смотреть странные японские мультики, не предназначенные для детских глаз.

«Славянские отаку» — книга самостоятельная, но перекликается с фильмом «Сало, или 120 дней Содома», снятого пятьдесят лет назад. Похожие политические подтексты, сексуальные девиации, в конце концов, и там и там война. Упырь Лихой, однако, пошел дальше Пазолини и не ограничился тошнотворной галереей монстров и людских пороков. «Славянские отаку» заканчивается смертью «москаля» Димы, то есть, если совсем в лоб, смертью России. Но зачем такой мир, если, как говорил классик, в нем нет России?

Книги авторов, пишущих о современной жизни, делятся на две группы. Обе широко представлены в нынешнем лонглисте. Первая ездит по накатанным колеям одних и тех же надоевших тем «о вечном», эксплуатируя старую риторику и стараясь выжать из нее и из читателя «добрые светлые чувства». Независимо от намерений автора быть современным, такая литература обращена в прошлое и, невзирая на заряженный гуманистический пафос, она со своим «добрым и светлым» посылом глубоко реакционна. Вторая пытается писать о современных типажах и событиях, благоразумно стараясь воздерживаться от традиционного навязывания читателю какой-либо морали, но при этом у автора отсутствует особый взгляд, которым еще никто не смотрел на проблему до него, внутренних ресурсов (по-простому говоря, таланта), а главное, написана она позавчерашним устаревшим языком, по которому не отличишь, когда это сделано – сегодня или в прошлом веке. Еще хуже, когда автор неудачно интегрирует в текст взятую взаймы и чуждую лично ему новоязовскую лексику, и это выглядит, как инкрустация сваровски на кухонном табурете (или на свином корыте).

Словом «отаку» называют людей, «фанатично увлекающихся чем-либо малонужным и живущих в мире своих фантазий, пренебрегая реальностью. За пределами Японии, в том числе и в России, термин «отаку» обычно употребляется по отношению к фанатам аниме и манго». 

Ничего запретного и порочного в самих увлечениях анимацией нет. Только для людей консервативных взглядов есть одна не такая уж безобидная особенность. Японское аниме, которым увлекаются герои книги, тесно связана с сексом, а в данном случае, главным образом, «нетрадиционным». Это не что иное, как хентай, рисованная эротика и порно, которыми «вдохновляются» персонажи, даже иногда косплея героев хентая на своих видеоканалах или в эротических играх.

Слегка поехавший стример и анимепсих Коля (25 лет) и журналист Нестеренко (за 30 лет) пребывают в радикально неприемлемых для подавляющего большинства агрессивно настроенных обывателей отношениях. Болезненная привязанность первого ко второму на фоне обоюдной вовлеченности в мир видеоигр и японских рисованных фильмов проходит несколько стадий причудливых трансформаций на грани жизни и смерти. Действие происходит в наше время: так что между парнями, живущими по разные стороны границы, машет крылами тень российско-украинского конфликта, усугубляя и без того неприятную жизнь дополнительными траблами.

Ни при каких обстоятельствах не взрослеющий, как аксолотль, андрогинный Коля с Украины, имея личный канал в видеоиграх, в онлайне за деньги занимается в своем стриме унижением себя перед группой людей, готовых за это ему отстегивать «донаты», то есть мгновенные произвольные пожертвования за показательные самопетушения у них на глазах. Еще больше Коля изощряется перед доминирующим российским партнером, ради которого он без превеличения готов на все, аж включая братский инцест, выложенный на публичное обозрение в сеть. В результате «(…) Коля объявил, что покончит с собой, как и было сказано ранее. Он никому не нужен, он не видит смысла в своем дальнейшем существовании, он позорит свою семью и не хочет, чтобы из-за него страдали близкие.»

Однако публично порешить себя из травмата на Майдане не удается: мучительные рефлексии переходят в остросюжетный экшен с участием агрессивных киевских гомофобов, тележурналистов, погони, бутылок с зажигательной смесью, травмой и воссоединением с предметом деструктивной страсти. Все это происходит на острозлободневном фоне текущих событий:

«В вечерних выпусках новостей мусолили вторжение вот Путина в Сирию, благодаря которому армия режима Асада начала масштабное наступление в Латакии. Репортаж о том, как киевские хулиганы кинули в гомосексуалиста бутылку с зажигательной смесью, занял двадцать секунд перед новостями спорта, и к нему еще примазали отрывок речи депутата о недостатке европейской культуры у киевлян».

В любом случае, далекий от реальности мир становится для всех героев главной радостью в жизни и суррогатом эмоциональной и социальной активности. Все они, вне зависимости от профессиональной и социальной состоятельности, в реальном мире живут в условиях крайне недружелюбной и малопривлекательной повседневности. Один в хрущевке за мкадом с сумасшедшей матерью, второй работает в офисе в окружении тупых офисных сотрудников:

«Мои сотрудники – гомофобные мрази, – сказал Егор. – А я – открытый гей. Устав от дискриминации, я намеренно заразился гонореей и позавчера нассал им в питьевую воду. Сегодня они все чувствуют то же, что и я. Если ты гей и тебя притесняют, взрывай систему. И да пребудет с нами Чак Паланик. – Егор кинул зигу и ушел из кадра.» (…)

«С личной жизнью у Артема пиздец. Он не умеет знакомиться, и ему нужно хорошо знать человека, чтобы решиться на что-то. Его голова забита всеми видами прона, это не только хентай, но и гомо, гетеро-порно, Артем дрочил даже на ролик, где актер сосет у пса. Имея сознание бляди, он болезненно застенчив и не смеет даже поднять глаза на кого-то, чтобы не возбудиться».

Герои, живущие в противоречивом, наполненном всеми видами агрессии мире, сами полны противоречий и испытывают последствия тех или иных травм, перенесенных в детстве. Всегда трагически складывающиеся отношения с партнерами, созависимость, страх, покинутость и мультипсихопатология, помноженные на виртуальную зависимость с прилагаемым сюда в порядке компенсации за одиночество эксгибиционизмом и жаждой боли и унижения – это проекции различных детских и подростковых психотравм, доведенные автором романа до крайней кипящей точки бытовой экзистенциальной фантасмагории:

«перспектива вышибить себе мозги перед ним возбуждала Колю, как самурая далекой эпохи Токугава, который был готов ежедневно жертвовать телом для своего господина и каждый день представлял, как вспарывает себе живот. Вспороть живот складным ножом из «Авроры» Коля уже пытался, причем по совету того же Москаля. Это Москаль в июне рассказал про русского студента-либерала, который включил в военкомате украинский гимн. Коля как сейчас помнил слова Москаля: «Такой чокнутый япономан, как ты, непременно должен сделать сэппуку, чтобы не послали в зону АТО. Ну или порвать себе кишку бутылкой из-под шампанского. А лучше все сразу»

Неприятная реальность сегодняшнего дня и все действия персонажей в авторском фотоувеличении преломляются в гротескную утрированность трагикомических ситуаций, где абсурд и сюр ни с того ни с сего вплетаются в обычные события, будто так и надо. Будничная картина: гаишник привычно штрафует нарушителя, скучно начисляет за то и за другое, никто не расположен шутить, и вдруг полицейский ни с того ни с сего изъявляет желание нацепить себе на бошку кавайные кошачьи ушки: 

«И еще три тыщи за отсутствие удерживающих устройств для ребенка. Вы совсем обнаглели. Учтите, папаша, это не я такой плохой, это вы безответственный водитель, которому плевать на безопасность собственного сына… Какие у вашей жены интересные уши… Можно примерить? (…) Последним, что видел Артем, был мент, шевелящий белыми кошачьими ушами».

Не виртуальная, а самая что ни на есть объективная реальность сводит всех анонимных участников форума в полицейском участке, где среди унылой рутины околоточных будней вдруг неожиданно возникает новый сатирический виток абсурда: пожилой майор оказывается одним из зрителей коллективного просмотра порнухи с участием задержанного, а чуть позже выяснится, что оба полицейских, подавляющих митинг против запрета хентая, обитатели одного с ними форума.

«Братья проснулись в наручниках. Коля с ужасом узнал того седоватого полицейского, который отпустил его летом. Второго он тоже помнил – это был подобный архангелу блондин, который тогда заставил их писать объяснительные. Коля часто видел этого мента в эротических снах». 

Погружение в иллюзорный яркий мир аниме ничем не лучше, но и не хуже любых других способов выстраивания ниш с целью на время отгородиться от мира, наполненного скукой и ограничениями и не готового ничего предложить на сегодняшний день, кроме войны, кредитов, деторождения и тотального контроля. По большому счету популярные среди советского населения увлечения собирательством (коллекционирование марок, значков и т.д.) или повальный любительский туризм с выпивкой, гитарами и пением хором романтических песен возле костра, которое заканчивается кувырканием в палатках взрослых дядей с тетями, в свое время были ничем не лучше увлечения японской мультипликацией в условиях современной действительности.

«Привычный безопасный ненатуральный мир строился вокруг них. Оба уже ощущали, что вот это и есть настоящее, а не ветер на Майдане, война с Новороссией, бомбардировки Сирии и чужие экономические интересы, которые навязывают им как их собственные. Здесь не было расстояний и границ, а возможность диалога определялась только знанием языка или качеством электронного перевода».

Предваряя недоуменные вопросы читателя, впервые узнавшем о таком способе бегства от реальности, герои книги пытаются сами на них ответить:

«– Почему здоровые бородатые дяди смотрят низкоинтеллектуальные мультики, предназначенные для подростков? (…) Что за деградантская эстетика?

– Мы смотрим аниме, потому что там можно раздвинуть границы серой реальности. У нас, например, единственный продуктовый магазин закрывается в восемь вечера, а в выходные свежий хлеб хрен достанешь. Мне, чтобы потрахаться, приходится переть 

либо в Вену, либо через границу (…)

Короче, аниме — это единственное, что не ебет мне мозги, – подытожил модер. –

Итак, хентай дает нам то, чего мы не можем себе позволить в реальности».

Все герои этого романа – «отаку». Это слово, равно как и стоящий за ним смысл, кажется, проникло в русскую литературу впервые: для нее это новое, ранее еще никем не исследованное понятие. Читатели, скажем так, традиционной литературной закалки, старой формации незнакомы с этим явлением и большинство из них, к сожалению, невзирая на относительно нестарый возраст, не готовы не то что принять, но даже и сделать попытку понять, в чем же его суть. И тем самым они сами себе отказывают в осведомленности, информированности, подобно людям, которые демонстративно затыкают уши и закрывают лицо руками при виде чего-либо им непонятного, непостижимого, а потому пугающего, отталкивающего, а, значит, по их мнению, опасного. Но вот как раз именно какая-либо опасность никогда и рядом не ночевала в книгах, которые исследуют малоизученные и неведомые большинству явления, так как реальную опасность таят в себе вовсе не книги, не избыточные знания и информация, а, напротив, дезинформация, невежественность и отсутствие интереса к чему бы то ни было иному, кроме привычных предметов типа телевизора.

Среди юзеров по поводу подобной продукции есть разные точки зрения, в зависимости от кочки сидения и широты воззрения: одни не без оснований считают некоторые фильмы высокохудожественными шедеврами, другие – низким «проном», то есть порнухой, а третьи иденцифицируют одиноких несчастных в любви персонажей с собой:

«Обсудим идейную глубину творения Кацуёси Ятабэ. Этой вершины японской анимации, которую можно поставить в один ряд с лучшими работами Феллини и Антониони», – считает один.

«Это мультик о том, как шоты чпокаются в рот и в зад. Если там и есть что-то глубокое, это жопа главного героя» (…)– возражает другой.

«Вообще, мультик не о том, – сказал Коля. – Он об очень одиноком парне, который нужен кому-то только для секса. Куда делся его партнер из первой части? Соблазнил и бросил. Во второй части Пико сам соблазняет парня, а в третьей этот парень идет налево. Пико не виноват, что у него нет нихера, кроме красивой внешности. Он тупой, неловкий, никому не нужный и не может прожить один. Он всем надоедает.

– Это типа намек на меня? – спросил Артем».

В книге имеется множество сносок и пояснений, которыми сопровождается незнакомый массовому читателю неймдроппинг и спецтерминология. Они носят информационный характер, лишены эмоциональной составляющей и дают человеку непосвященному все необходимые ориентиры, чтобы понять речь героев, когда они общаются между собой. Вот независимая от их мнений оценка обсуждаемого фильма:

«В работе Ятабэ действительно присутствуют мотивы и приемы итальянской и французской «новой волны», это жизнеутверждающий, свежий фильм о юности, о лете, но также и о глубоких социальных проблемах, главная из которых – проблема безнадзорных детей. Мультфильм запрещен в РФ».

Рецензируемая книга представляет собой исследование нового для нашей литературы явления. Культура, о которой идет речь, сексуальные наклонности, поведение и место в социуме вовлеченных в нее людей до сего момента были для читателей терра инкогнита. Русскоязычные произведения, где бы описывался подобный опыт, больше нигде не засветились, если не считать узкосубкультурных публикаций в зинах и фанфиках, не претендующих на художественность. Зато всевозможные формы советского эскапизма, наоборот, изучены вдоль и поперек; не остались в стороне и другие отечественные адепты параллельной реальности: торчки, психонавты, а также всякие ролевики, сектанты и дауншифтеры. Но дело не только и не столько в выборе объекта для наблюдения. Для того чтобы показать читателю неведомый ему мир и его обитателей с предельной степенью достоверности, автору необходимо не только всесторонне изучить материал, но и неумозрительно погрузиться в него как исследователю. Только тогда можно рассчитывать на уникальный для писателя опыт, который после точного лабораторного анализа превратится в по-настоящему новое и остросовременное литературное произведение. А их очень и очень не хватает в современной литературе. Носители редкой, секретной, узкосубкультурной информации, которые обладают неким шокирующим опытом, молчат, потому что они не писатели и не умеют писать романы. Опытные же писатели, которые умеют, не имеют уникального опыта, не знают, где и как его получить, находятся во власти предрассудков и в своем подавляющем большинстве не умеют работать ни с современными реалиями, ни с современным языком. В случае рецензируемого произведения мы наблюдаем редкое совпадение двух позиций: 1) бескомпромиссный и чрезвычайно удачный опыт исследования ранее неведомого нашей литературе явления; 2) этим занялся не новичок и юный литературный дилетант, который решил шокировать окололитературную общественность, помахав у нее перед носом красной тряпкой, а зрелый автор, опытный мастер слова с уверенно владеющий всеми возможностями современной речи. Лучшим доказательством достоверности и блестяще выполненной задачи является полная дезориентация простых читателей, которые уверены, что автор и сам принадлежит к той тусовке, о которой в книге идет речь, и, стало быть, книгу написал кто-то из персонажей. Это, я думаю, лучшая похвала произведению: некоторые когда-то так же были уверены, что Ванька Жуков и А. П. Чехов – одно лицо.

«Отаку», сразу поясняет нам автор, –это человек, фанатично увлекающийся чем-либо малонужным и живущий в мире своих фантазий, пренебрегая реальностью; термин обычно употребляется по отношению к фанатам аниме и манги.

Речь в книге идёт о японских порномультиках и субкультуре, связанной с ними. «Реалии эти имеют отношение в основном к порнографии и к маргинальным сексуальным практикам. Важно понимать вот что: всё, что описывает Упырь Лихой, отнюдь не выдумано из головы», –пишет в предисловии Вадим Левенталь.

Не скажу, что эта тема мне близка, хотя погружённость в неё автора, выступающего проводником по этому странному миру, впечатлила.

Любопытно было узнать о том, что есть японские порномультфильмы, запрещённые в нашей викторианской стране, –«Боку-но Пико» или «Мальчик-горничная Куро-кун».

Больше всего заинтриговал русско-японско-компьютерный жаргон, на котором общаются эти самые отаку. Япония – страна традиционно закрытая, её связи с Россией минимальны, потому и заимствований из японского немного – иваси, вата да хаки. Но автор приводит целый пласт японской русифицированной лексики, связанной с компьютерами и порно: стримеры, хикканы, гики, прон, няшный трапик, фапать и шликать, фансервис, деанон, эльфинг, шотакон, бара, додзинси, гяру, некомими, панцу,вайфу… –без  сносок ничего не понять. Получается своеобразный суржик: «моэта-хуета», «виабушник», «аригато в хату, бисёнены» –это должно быть интересно лингвисту, хоть диссертацию пиши.

Цитата:

«— Не люблю яой, — добавил Леонид. — Яой — это так ущербно…

— А я думал, тням нравится яой, — сказал лысый дядя. — Может, вы по части фури-юри?

— Убейте меня кто-нибудь, — Нестеренко сделал фейспалм».

Или:

«Остальные хентайщики были так напуганы, что даже забыли обозвать Карла педерастом-либерастом. Юноша из Хабаровска настраивал VPN и жаловался, что «суки заблокировали Википедию», задрот из Сергиева Посада думал над тем, как разбить хентай по кадру, порезать на кусочки по четыре пикселя, а потом при необходимости всё это собрать жабоскриптом с тщательно зашифрованным кодом».

Не скажу, что получил много удовольствия (рискую прослыть ханжой, но лично для меня здесь многовато грязи и всяческих извращений), однако заинтересованный читатель у этой книги будет совершенно точно. Это оригинальное произведение, исследующее ту реальность, которая в разной степени захватила всех нас; вещь социально заострённая, жёстко сатирическая. Кстати, и русско-украинская тема в ней присутствует.

После «Корней японского солнца», «Ветки сакуры» и «Записок гайдзина» роман «Славянские отаку» – самая японская из русских книг.

«Россия — это страна настоящих самураев», –говорит одна из героинь, японка Мидори.

Вот уж где разгул девиаций — да такой, что понятие нормы отменяется совсем.

Отаку — это, по-японски, фанат чего-то бесполезного, живущий в этом выдуманном мире бесполезного. Реконструкторы там, толкиенисты, любители аниме.

Вот отаку — это герой Коля. Украинский молодой человек, который занимается стримингом. И если вам показалось, что это неприличное слово, то подождите, еще рано.

Коля транслирует в интернет-сообщество процесс своей он-лайн игры. А в это время те, кто смотрит этот стрим, пишут ему комментарии.

Стримеры бывают разные — кто-то отвечает на вопросы, кто-то параллельно с игрой читает лекцию, а Коля исполняет желания комментаторов на заказ за донат. И если вам показалось, что это неприличное слово, то подождите. Донат — это пожертвование стримеру.

И вот украинский молодой стример Коля за пожертвования зрителей из России выполняет их пожелания. Пожелания все эти связаны с оскорблениями, травмами, наносимыми Колей самому себе, а также анальным изнасилованием самого себя бутылкой или сурового секса с собственным братом. И Коле это нравится.

Коля — это образ Украины. Потерявшийся, несчастный, истеричный, готовый унижаться, болезненно зависимый от того, кого он сам называет агрессором, насильником. Россия тут тоже предстает не в лучшем свете — это вот те самые зрители. Жестокие извращенцы, самодовольные лицемеры.

Вот дальше там, знаете, действительно начинаются неприличные слова. Они даже не матерные, хотя и таких там 20% от всего текста, они там такие, за которые одна социальная сеть банит на месяц без права переписки.

Упыря Лихого называют писателем-сатириком. И тут невозможно не согласиться. “Славянские отаку” — это именно что сатира. Но не та советская сервильная, беззубая импотентская сатира, которую нам раньше показывали по телевидению, а сатира полной деконструкции описываемой реальности.Нет не только ничего святого, а нет даже ничего достойного сожаления, внимания, одобрения.

Всё, что есть на свете — грязь, хамство, насилие, мерзость. И что делать, как только не смеяться над этим всем? А смеяться можно над чем угодно, тут ограничений быть не может.

Книга — бесноватый карнавал.

Отчего-то людей, которые думают, что они «исследуют русский язык» и даже «работают с русской литературой» до сих пор трясет от слова «хуй». А как до пидоров доходит дело – так совсем беда – в самом толерантном читателе самых прогрессивных — на словах — убеждений, растет волна неконтролируемого отвращения. В глазках становится темно, планка рушится, и все кружится.  Тут уж не до текста.

Да что уж там – «анальная вагина» — мы же видели какую непристойную кашу заварили Gutmenshenвокруг блестящего текста «Цветочный крест» Елены Колядиной, из которого они прочли и запомнили только слово «афедрон», причем, видимо, впервые в жизни. Ну, вот так они знают русский язык. Как иностранный.

Тем не менее, «Славянские Отаку» — безусловно книга года – изящная, глубокая, ладно склеенная, метафоричная и, конечно же, в последнюю очередь имеющая отношение к ебле. Рядом с ней все, что написано на условно русском языке в этом году напоминает парад калек – филологических, физических и нравственных.

Есть старая криптографическая техника – бумажные листы с прорезями, через которые видны отдельные слова в тексте, складывающиеся совсем в другой текст. Так вот, если особо нервическим анализаторам закрыть слова-триггеры, то станет понятно, что перед нами в первой половине книги – метафорическое и тонкое описание всей современной истории русско-украинских отношений. Которые и без слова «кацап» в полной мере фрейдистские, извращенные, неразрывные и взаимопроникающие. Отношения «любовь-ненависть». И неважно, что их подвергло такой мощной экспозиции – тупость политиков, или массовое бессознательное. Так или иначе кто-то должен был описать их. Автору – блестяще удалось.  А вторая часть – после фальшивого финала – вообще выглядит как глава Песни Песней – потому что она все про любовь, про ее жажду и про то, что без любви люди умирают. Иногда даже физически.

Герои, полностью ушедшие в выдуманный мир рисованного японского порно и в свои веб камеры не кажутся чем-то ненормальным. Скорее наоборот – они-то скорей всего и есть самые нормальные в этом мире. Во всяком случае живыми. Пока живыми. Отдельная заслуга автора – в последовательном обрамлении всего текста совершенно чуждым культурным фреймом. Не беда, что многим приходится спотыкаться об ссылки на катакане – кто не знает русского, того научат солдаты 自衛隊

Как сквозная игра — это просто блестяще. Кстати, как и та часть, где герои, живущие в грезах о том, что где-то далеко – может быть, аж в десяти часах лету – есть другой, совсем другой мир, встречаются с этим миром воочию. И да – Япония в реале — это совсем не Япония, которая живет на рисованных фонах анимэ. Каждый, кто был там сам – оценит этот слом в сознании героев.

И, конечно же – все должно заканчиваться смертью.  Потому что всякая хорошая книжка должна состоять из картинок, разговоров и смерти. Какая же книжка без смерти? Порнуха какая-то, а не книжка.

Добрый день, уважаемая Ольга! Смотрите, как становится весело на сайте «Нацбеста», где выкладываются рецензии членов БЖ. Это похоже на свадьбу, где в роли «новобрачных» наши номинанты. Гости постепенно собираются, рассаживаются, разглядывают виновников торжества, отпускают шуточки, обмениваются впечатлениями. Дальше-то будет веселее, конечно, потому что какая свадьба без драки и какой «Нацбест» без скандала. Но пока что – Вы тоже наверняка обратили внимание – активнее всего обсуждают роман Упыря Лихого «Славянские отаку». Вам это должно быть приятно как человеку, номинировавшему эту книгу в конкурс «Нацбеста». На момент написания этого письма Упырь Лихой набрал уже три рецензии! А застолье, в общем-то, только началось.

 Я сразу хочу сказать, что «Славянские отаку» мне не понравились. Это хорошо придуманный текст, совершенно понятно, какую цель ставил перед собой автор. Цель, в общем, благая: взбесить как можно большее количество потенциальных читателей. А тех, кого взбесить не получится, как минимум смутить. А уж кто не взбесится и не смутится, тот попадет в Большое жюри «Нацбеста» и попытается придумать какое-то объяснение. Заметно, как обескуражены рецензенты, пишущие о «Славянских отаку». Они честно пытаются пронзить критическим разумом смутные пласты книги Упыря Лихого и обнаружить там новые смыслы. Вот прекрасный Алексей Колобродов (Алексей, мое почтение!) обнаружил, что «Славянские отаку» наследуют прозе Василия Аксенова и Анатолия Гладилина. Ну, тут сразу вспоминается электрик у Шукшина, который в поликлинике увидел на двери табличку «Исследование моторной функции желудка» и руками разводит – совсем, говорит, зарапортовались, мотор в желудке ищут.

В общем, «Славянские отаку» мне не понравились. При этом невероятно, до глубины души понравилась предыдущая книжка Упыря Лихого «Толерантная такса и другие рассказы про людей и собак» — ну почему, почему ее никто не выдвинул на премию? А нет, извиняюсь: «Толерантная такса» была в конкурсе аж в 2011 году. В этом году обе книжки Упыря Лихого вышли в серии «Книжная полка Вадима Левенталя», за что Левенталю будет вечное читательское наше спасибо, а за «Таксу» так и с поклоном))

Как я для себя понимаю творческое кредо Упыря Лихого: взломать максимальное количество табу, запретов, умолчаний, скреп, насытить текст самыми кощунственными и оскорбительными образами, мизансценами и персонажами. Если персонаж выделывает такое, что благонамеренный читатель роняет книгу и бежит в туалет, сдерживая рвотные позывы – можно сказать, что задача выполнена. Достало до самых печенок.

Просто в «Толерантной таксе» была какая-то веселая дурашливость, было издевательство над политкорректностью, было ощущение, что автор все это понарошку, играет на гармошке у прохожих на виду: «вот уже шесть лет Сережа сидит на одном кинофоруме. Там он обсуждает с другими такими же мальчиками интеллектуальное кино под видом старого еврея. Иногда Сережа заглядывает на форум «Политика, Украина: что будет с русскими?» Там он называет сторонников ДНР дикарями и проповедует либеральные ценности, а когда его посылают в Гейропу, бегает жаловаться маме. У Сережи очень разносторонние интересы».

А в «Славянских отаку» Упырь отложил гармошку и взял в руки кувалду. И как пошел фигачить! Мне почему-то грустно от этого. Традиция «фигачить», потрясать устои в отечественной литературе богатая. Махнешь кувалдой так – выйдет Владимир Сорокин, шибанешь туда – высунет голову из-под негра Эдуард Лимонов. Уж сколько подобных текстов прочитано, при скольких каминг-аутах мы, читатели доброй воли, присутствовали, нас трудно удивить. В каждой луже, как завещал Салтыков-Щедрин, всегда найдется гад, всех прочих гадов геройский. Упырь Лихой перегеройствовал Сорокина, Лимонова, возможно, даже задал новую планку подобной литературы, до которой будут пытаться доплюнуть его последователи (а они будут). Но можно я лучше перечитаю «Толерантную таксу»? «Отаку» обойдутся без меня. Всего хорошего.

По словам автора, цель этой книги «в том, чтобы люди забыли о своем национальном достоинстве и вспомнили о достоинстве человеческом». Начинается она с порнографического видеоблога, который ведет украинский юноша Коля Дмитрук (только однажды он назван Мыколой). Мальчик красуется перед вебкамерой, мастурбирует и даже занимается сексом со старшим братом. Русские зрители и, так сказать, собеседники Коли, обзывают братьев «хохлами», «пидорами», «укропами» (я привожу только самые мягкие выражения, ведь герои этой книжки матерятся через слово), однако исправно переводят ему деньги. А Коля и рад продолжать, тем более, что он влюбляется в одного из своих собеседников, московского журналиста, милитариста, путиниста, имперца Дмитрия Нестеренко (в блоге он выступает под ником «Москаль»). Коля перебирается жить в Россию, к своему возлюбленному. Большая часть книги посвящена разным способам однополой любви, довольно откровенным и совершенно некрасивым описаниям гомосексуальных соитий под отборный русский мат, перемешанный с японскими словечками. То и другое несколько разнообразит авторский стиль, намеренно упрощенный, даже примитивизированный, чтобы передать простую, если не сказать убогую лексику интернет-чата. Речь героев в офф-лайне – всего лишь продолжение он-лайн болтовни. Сравнения и метафоры попадаются редко, и они столь неудачны, что лучше б их и не было вовсе: «Соотношение бухла и жратвы в тележке было непропорциональным, как ВВП России и Украины». При этом Упырь Лихой писать как раз умеет, но художественный мир этого романа не допускает стилистических красот.

Автор «Русских отаку», очевидно, хорошо разбирается и в гомосексуальности, и в нравах и обычаях русских и украинских «виабу». Так называют фанатов современной японской культуры, частью которой являются мультипликационный стиль анимэ. Я анимэ почти не смотрел, а представление о современном японском идеале мужской красоты могу составить разве что по выступлениям Сёмо Уно и Юдзуро Ханю. Про яой и хёнтай я еще слышал, но кто такие «шота», «хиккан» и «тян» узнал только из «Славянских отаку». Но знающие люди говорят, будто сладкая парочка братьев-гомосексуалистов – это типичный яойный образ. Брюнет (повыше ростом и постарше) и блондин, но у обоих мужского – только брюки.

«Лицо спящего Димы было прекрасным и невинным, длинные ресницы и полуоткрытые пухлые губки делали его совсем похожим на тян».

У Коли «огромные синие глаза, нежная белая кожа, тонкие пальцы и светлые волосы», в одной из первых сцен он напоминает японскую девочку.

Женщинам в мире этих женоподобных мужчин остается роль второстепенного героя, или наблюдателя. Кульминационная сцена последней главы («Яой без границ») представляет собой групповой секс с участием шестерых мужчин. Присутствуют и дамы – русская и японка. Сидят на диване и пьют мартини, любуясь происходящим: «Мидори визжала, прыгала и хлопала в ладоши», а Елена так увлеклась, что позабыла о собственном ребенке. Впрочем, жанр яой ведь и придуман был не для мужчин, а для девушек.

Заканчивается книга смертью Дмитрия Нестеренко-Москаля, который оставляет любимому Коле все свое состояние (коттедж неподалеку от МКАД). Если это метафора русско-украинского примирения, то довольно-таки пошлая. Бывшие любовники Дмитрия (а в этой книжке трахаются все со всеми) поминают покойного добрыми и задушевными словами: «Нестеренко был говно, — вздохнул Сергеич. — Но некоторые жители Этой Страны и Ближнего Зарубежья его очень любили. Непонятно почему». В самом деле, непонятно. Прямо скажем, та еще «речь о достоинстве человека» получилась у петербуржского прозаика.

Вокруг романа Упыря Лихого («Славянские отаку», М.: Флюид FreeFly, 2018 г.) разворачивается долгожданная и давно заслуженная автором дискуссия. Спекулируя некоторыми вольностями нацбестовского практикума, я хотел бы не столько отрецензировать конкретную книжку, сколько поговорить о самом феномене Упыря, предложив несколько принципиальных тезисов.

1. Плачевное состояние отечественных умов определяется, среди прочего, тем простым обстоятельством, что люди, слывущие интеллектуальными сталкерами, под передовыми явлениями культуры понимают какую-то отрыжку архаических социальных практик. Так, еще недавно самыми продвинутыми художниками страны считались Петр Павленский и Надежда Толоконникова. Первый возродил в своем творчестве (российского периода) поведенческую модель ГУЛАГовского отрицалова времен «сучьей войны»: прибитая мошонка, зашитый рот и прочий «раб МВД». Вторая, повествуя о лагерных же трудах и ночах, обстоятельно и обаятельно пересказывает песню Юза Алешковского «Лесбийская». (Любопытен единый источник вдохновения двух прославленных творцов). Новым словом в поп-музыке объявлены певицы Гречка и Монеточка, чей творческий поиск явно восходит к влиятельному направлению в позднесоветской эстраде – детскому эскапизму (диапазон от «Оранжевого неба» до «Синего Зурбагана»). В литературе за новое слово и скорую классику почитается сериал «Вечный зов», переписанный обратно в книжку с прицелом снова стать сериалом; меняются не исторические, но идеологические акценты, и то не слишком энергично. И так далее.

Между тем, Упырь Лихой в своих книжках – в изящном, «сатириконском», я бы сказал, сборнике «Толерантная такса» (ранее выпущенном в той же «Книжной полке Вадима Левенталя») и куда более жестком и реалистическом (терминологическая вилка: «реалити-шоу» здесь оправданнее старого доброго реализма) романе «Славянские отаку» выступает колумбом новых социально-бытовых материков. Существующих и по собственным беззакониям функционирующих. Кажется, группового портрета виртуальных комьюнити и сетевых групп у нас еще не было в романных форматах. Автор эти новые реальности каталогизирует, а, следовательно, легализует поступающие оттуда сигналы, угрозы и эсхатологический саундчек. Прямо по назначению; «Богу в уши». Поэтому не так принципиален сюжет (вялый, петляющий и рассыпаюшийся при этом), отношения и взаимодействия героев (уже прозвучали обвинения в грязях, мразях, порнографии и хулиганстве) и прочий киберпанк с русско-украинским фоном. Важнее социологический анализ, убедительно из этих пазлов складывающийся. Мы как-то подзабыли об этой важнейшей функции русской литературы. А здесь, у Лихого Упыря, еще и претензия, боюсь, небезосновательная, на новую неутешительную антропологию.

2. В генетический код Упыря уже вписывают Владимира Сорокина, Игоря Яркевича, Илью Масодова и всю компанию матерщинников и деконструкторов. Вот это – зря, ибо совершенно мимо. Поскольку постмодернисты, работа у них такая, доедали прежние формы и смыслы, и сколько бы не тужился Владимир Георгиевич в футурологических прогнозах – опять выходит утробное урчание плохо переваренного социалистического реализма вкупе с авторскими фобиями.

Если уж искать Упырю художественные параллели, то это будет не литература, а эстрада современного андеграунда – конферанс Бранимира и песни Михаила Елизарова. Бранимир нуждается в снижении героики и пафоса собственных баллад: виртуальные сущности, подменяющие реальность, ему необходимы в качестве интонационного баланса. Елизаров ближе Упырю на концептуальных уровнях – он тоже исследует и препарирует антропологические девиации и замусоривание ристалищ и кладбищ, но Михаил – непобежденный консерватор, он воин Традиции, и на весь этот мир идет войной, его треугольная мексиканская гитара – ювеналов бич сатирика. Да много всего в арсенале: почти академический вокал, сталинский костюм, побег из памфлета в лирику – всегда внезапный и регулярный. Оба поэта/певца далеко не уверены в победе пластмассового мира, в то время как Упырь Лихой не то, чтобы приветствует новый мировой порядок звоном щита (shit`а?), звенеть тут нечему и нечем… Он просто знает, что всё уже состоялось и даже на рагнарёк нет особых надежд.

3. И да, Упырь Лихой – никакой не постмодерн, а неомодерн, поскольку вынимает из жизни формы, смыслы и явления, ранее литературе практически не известные. В этом смысле он, скорее, наследует «молодежной прозе» ранних 60-х, Василию Аксенову и Анатолию Гладилину, стилягам и коллегам. Те слегка пошатывали социальный строй; персонажи и ситуации, презентованные в «Славянских отаку», крысами грызут антропологический фундамент. Так ведь и жизнь, современная, буржуазная, не стоит на месте, зарывается всё глубже, к вожделенной хтони. Стиляги/коллеги еще видели сибирское или, как минимум, эстонское небо над собой (впрочем, всё чаще заменяя светила звездным билетом), упыревские же сетевые мутанты и не думают отрываться от смартфонов и ноутов. Однако логика развития – как хронологическая, так и технологическая – налицо; телесный низ как единственная реальность при эдаких раскладах попросту безальтернативен. Поэтому Упырь эту еще недавно казавшуюся киношоком порнуху не описывает – он на ней разговаривает.

4. Литература подобного направления, как правило, не бывает совершенной или хотя бы ровной. (Еще, кстати, одно объяснение катаевскому «мовизму». Хотя как раз его модернистские, сюрреалистические вещи – исключение из тенденции). Попытки прирастить добытый из подполья опыт эпическим измерением или стилистическим блеском обычно заканчиваются полным провалом. Характерен, кстати, случай аксеновского «Ожога» — из вещи, задуманной как шестидесятническая библия, даже сколько-нибудь удобочитаемого романа не вышло. Но Упырь – лихой репортер и крысолов поневоле, эпических соблазнов и стилистических претензий, кажется, не имеет. Разве что для точности диагнозов и наглядности попаданий можно было сделать «Славянские отаку» суше и компактнее. Впрочем, и эта претензия лишняя – как предложить Йозефу Швейку, в целях сюжетной стройности и экономии читательского времени, меньше рассказывать анекдотов из пивного и сортирного быта.

После вот такого (Коля и Димон – родные братья):

«— Встань на колени лицом к камере, — скомандовал Москаль. — А ты, Димон, распечатай его. И не сачковать!

— Вот у тебя, кацап, крысиное е**ло, не понимаю, что он в тебе нашел, — Дима целовал брата в шею и теребил его соски, Коля выгнулся и терся ягодицами о его эрегированный член.

— Ну о***ть, у вас уже почти профессиональное порно. Не думали на этом зарабатывать?»

понимаешь, что фраза «брат на брата войной пойдет» — это не какой-то там эфемерный прошлый век, а просто пошлое возмутительное старье. Каин и Авель сильно изменились. В самом пошлом смысле. Зачем им друг друга убивать, если можно сублимировать: пойти друг на друга с эрегированным членом, а не войной?

Несколько лет назад я беседовал с литературным критиком Андреем Рудалевым. И мы коснулись Сорокина, Радова и т.д. В числе прочих, был упомянут ныне забытый сатано-коммуничтический писатель, известный под псевдонимом Илья Масодов. Андрей тогда сказал мне такую вот вещь: «Рома, однажды я выбросил книгу в мусоропровод. Это было единственный раз в моей жизни. И это была повесть Ильи Масодова».

Роман «Словянские отаку» Упыря Лихого по степени мерзотности воздействия ничем не уступает повести Масодова «Мрак твоих глаз» или его же рассказу «Гниды». Уверен, прочитай Рудалев эту книгу, его мусоропровод пополнился бы еще одним экземпляром.

Однако это воспоминание скорее о характерном поступке известного литкритика, чем иллюстрация  к моему личному мнению.

Что же мы видим на страницах? Расчлененную современность.  Пожалуй, главная особенность романа – это «наличие сейчас». Почти как у практикующих осознанность. Прошлого нет. Будущего – тем более. Есть только монитор ноутбука, есть абсолютно бесполезные, ничтожные персонажи, которые, как голова профессора Доуэля, только хуже. Потому что голова профессора не совала себе в анус бутылку. Не кончала на лицо спящего брата. Не передергивала член перед монитором. Не самазывала анус маминым кремом. Продолжать? Нет уж, читайте сами.

Я-то все понимаю, я сам-то оттуда же взялся. Из макабрического абсурда и «русского постмодернизма». И я полностью осознаю и логику, и мотивацию, и особый задор автора (судя по всему – женщины). Мне все понятно. Но дорогая моя лихая упыриха, даже у Сорокина и какого-нибудь Яркевича есть в текстах места, где можно хватануть свежего воздуха. Но у тебя же каждый мой вдох суть сероводород окаянный.

Все поголовно персонажи – пидоры, дегенераты. Оскотинившиеся мрази. Полностью реализованная «низовая тенденция». Я провел параллели с такими селебрити, как Паша Техник. Ну… это даже не дно,  а скорее некий уже черный лимб, мировое поддонье. Мультгомосовременность. Однако в аннотации к книге автора называют «бескомпромиссным сатириком», стало быть, все написанное – смешно.

Всю эту японскую мультяшную аниме-терминологию можно было и опустить. Она ничего не дает. Никакой надстройки над девиантным базисом. Напротив, отвлекает. На сугубо славянской почве тут можно было развернуть настоящий чернушный дискурс. В лучших традициях некоторых вышеперечисленных авторов. 

Издатель в предисловии  к книге пишет, что автор не боится разворошить «самое грязное белье нашего отечественного бессознательного». Абсолютно туда центрально. Но здесь, и это уже упрек не автору романа, оказалось нечего ворошить. Все бессознательное, и сознательное, и неосознанное, и любое другое – все эрегировалось перед экраном монитора. Перед жуткими крысиными рожами подписчиков, которые платят бабки за то, чтобы смотреть на

«…на всех трех роликах Егор лежал со связанными впереди руками и громко стонал во сне, можно было даже различить обрывки фраз. В первом ролике Сергеич ебал его своим хуем, во втором драл огромным длинным огурцом и бутылкой, а в третьем сосал и сдрачивал ему на лицо.»

Ну прямо какой-то Сергей Уханов со своей «Черной молофьей». Только в духе времени. А это – большая поправка. Если не самая главная. Никто уже не только не ищет себя, но и не знает себя. Вернее – о себе. Нет бытия личности. Есть только сетевая девиация, которая кукловодит ртами, анусами, руками, членами героев, не разбирая их имен и гендерной принадлежности.

Одна особенность книги  особенно порадовала. Автор пишет абсолютно голым «ноль-стилем». То есть, ничего самобытного в стилистике нет – это просто буквы, слова, предложения. И за это огромное спасибо, ведь если б сие было написано в духе, скажем, Платонова или хотя бы его литературного сына Мамлеева, я бы не прочитал и трех страниц – было бы сложно. Это вот только в таком виде и можно кушать.

Во второй половине книги появляется хотя бы какая-то реальность. Офисы, дорогие машины, боссы и подчиненные. Но сути это не меняет – все они законченные извраты. Кто-то онанирует на японский хентай, другие просто трахают подчиненных. И даже гастарбайтеры таджики – и те любят, согласно, В. О. Пелевину, «долбиться в сраку», и не прочь отодрать любого желающего. Перевертыш тут полный: к обычным людям все эти любители гомо-анимэ и прочие вротберушки, относятся как к «офисному быдлу». Вообще само по себе половое влечение к персонажам видеоигр лишний раз напоминает, что эпоха постчеловека наступила. Вот Александр Гелевич Дугин-то обрадуется.

Я сознательно не раскрываю сюжет. Мне это кажется не важным. Ни начало, ни концовка – ничего не важно. Это вечная черная середина, дурная бесконечность. Также я не пишу о политическом подтексте в книге. Рашка, укропы – все это есть. Но как-то слишком в лоб. Потому что передано через матерно-сленговую речь героев, которые так же далеки от политологии, как и от вообще сколько-нибудь последовательного мышления.

Самое занимательное для любого ныне живущего – все это не выдумка. Это не Толкиен, а натуральная правда, глядящая на вас из растянутых анусов героев.

Роман для узкого круга читателей с широкими взглядами. Нужно ли его читать? Безусловно. Одно плохо: те, кому бы он был наиболее интересен, не читают книг, а онанируют на японских мультперсонажей да делают минет случайным людям в парках и подворотнях.