Букша сама маленькая и проза ее очень женская, но на удивление интересная.

Про психов, которые хуже детей, и про детей, которые хуже психов. Ну, про таких, которыми все однажды бывают, некоторые подолгу. Она, как всякая женщина, людей видит и терпит — это материнское такое. Мужики бы нас давно поубивали — или просто ушли, как многие и делают.

А куда женщине уходить, у нее инстинкт.

Хотя тоже не у всех.

И про жертв этой потери инстинкта Букша и пишет.

Первый раздел «Детдом», второй раздел «Дурдом».

Очень узнаваемо.

Если в первый раздел попадали не все, то во втором побывать приходилось, а кому не пришлось — это не значит, что его там не ждут.

А третий раздел «Конечная», там уже точно все будем.

И дети, и психи все похожи на себя, и все довольно противный народ. Кто жаден и туп, кто ленив и нелюбопытен, кому дай айфон, а кому водительские права при остром психозе, а у кого прострация, ну, словом, домов скорби у нас не одна психушка и неустройства вообще много. И все, по Букше, кто занят устройством этих аутичных брошенок по службе, народ довольно дрянной: кто детей ебет, кто их придерживает от усыновления, чтоб приют не закрыли и без работы не остаться, и как-то похоже написано, не скажешь, что поклеп. А есть люди, что берутся детей тащить в семью, и психам наполнять холодильник, и не пускать психичек на трассу, и большинство из них скучные, усталые, иногда вздорные человеки, хоть и не все. Но они чего-то делают, и им позволительно быть такими, хотя дети и психи против. У детей миф о каких-то особенно богатых усыновителях, что жить без них не могут, все крошку высматривают, у психов — тем чаще вообще никто не нужен.

Я уже читал про пяток авторов отзывы, что они на письме делают то, что Звягинцев в кино — и про всех было преувеличение. А про Букшу, наверно, точно. Бесхозные дети, собою занятые психи, много эгоизма с каждой стороны. 

Тревожная такая проза, с патологиями — что тоже очень по-женски.

Точный питерский слог.

Отличное название.

Внятное оформление: по стандартной подъездной лестнице поднимаются вверх не то человечки, не то искривленные выбоины в стене, с хвостами.

Содержит нецензурную брань, что тоже очень хорошо.

Скоро в печать перестанут брать книги без брани.

По крайней мере, те, что «открываются внутрь».

Сборник рассказов делится на три части, тематически объединенных вокруг детдома, сумасшедшего дома и кладбища. Рассказы перекликаются местом действия, одними и теми же героями, общими мотивами (более всего в глаза бросается маршрутка, проезжающая через все тексты). И все же они не составляют единства по типу «романа в рассказах» — скорее это «книга рассказов» по аналогии с «книгой стихов» (Ксения Букша известна, кстати, и как поэт). Здесь же содержится и намек на некоторый недостаток этой в целом блестящей книги: некоторые тексты сборника производят искусственное впечателение; как будто они рождены не потребностью высказывания, а задачей составления сборника. Так бывает, когда три-четыре хороших стихотворения вызывают у автора идею цикла стихов, и автор, одержимый уже идеей цикла, присочиняет к нему известное количество текстов значительно слабее изначальных трех-четырех. Однако какие бы претензии ни высказывать книге Букши, это претензии к состоявшемуся автору, высокому профессионалу, к тому же лауреату «Нацбеста». Лично мне показалось, что сборник «Открывается внутрь» — в большей степени внутренняя лаборатория талантливого автора, чем та книга, которая станет следующим национальным бестселлером. И такую книгу Букша вполне может скоро написать — работоспособности ей не занимать.

Во многих рецензиях на новую книгу Ксении Букши фигурируют слова «чернуха» и «безнадега». Причем читатели не могут сойтись во мнениях: кому-то кажется, что кроме бытовухи-чернухи и нет ничего в этом сборнике, а кому-то – что несмотря на бытовуху и чернуху…

Рецензентов восхищает возможность неограниченных интерпретаций книги. Каждый считает своим долгом покрутить название «Открывается внутрь» то так, то эдак, приложить его то к маршрутке, то к душе человека, то еще к чему.

В книге и правда много чего метафорического – от наименований глав и частей до внутренних образов типа маленьких черных чувачков-человечков и той самой связующей все и всех, в том числе пол-Петербурга, маршрутке. На первый взгляд все эти художественные изыски кажутся подчеркнуто простыми: ты только подойди, сразу раскусишь. Ну чего, казалось бы, такого в делении книги на глав «Детдом» и «Дурдом»? Понятно сразу, кто в них будет объектом интереса автора. Но ведь потом выясняется, что сумасшествие и обездоленность порой очень сложно отделить друг от друга, и главы на самом деле проросли одна в другую. Причем еще задолго до заключительной части, до «Конечной», которая вроде как и задумана, чтобы объединить эти темы.

Появление 306-й маршрутки тоже кажется интуитивно ясным. Ее, простите за тавтологию, маршрут становится такой нитью, на которую нанизаны все маленькие сюжеты. А раз автобусик ездит по одному и тому же пути не по разу, то и герои рассказов начинают пересекаться друг с другом. Вроде бы все одномерно – пока не начинаешь думать, например, о том, сколько еще таких маршруток ходит по Петербургу с окраины в центр и обратно, и расширять созданный Букшей художественный мир до каких-то неприличных масштабов.

Кажется, все это происходит потому, что Букша, в общем-то, ничего не придумывала. Она взяла реальную маршрутку. Реальные человеческие диалоги. И создала из них очень амбивалентный конструктор, который нельзя назвать полым: здесь за одной деталькой всегда скрывается другая.

Вот, например, рассказ «Чаша» из первой части сборника. Звучит голос девушки, которая приходит в бассейн за своей племянницей, а пока ждет ее, рисует других посетителей: каких-то особенно несчастных мать и сына – мать имеет высшее музыкальное образование, а работает уборщице в бассейне; уже знакомую читателям по самому первому тексту из сборника женщину с тремя приемными детьми; одинокого мальчика-сироту, маму которого, как выясняется в конце, отчим убил в пьяной драке. Но и сама рассказчица непроста:

«Мне вообще-то бассейн показан, потому что я хоть и типа «молодая еще», но спина после аварии и лишний вес из-за таблеток. Но я плавала только с Костиком, когда он маленький был. Тут группа была, мама и малыш. И когда я сюда ходила, то все время вспоминала, как сама ходила в бассейн школьницей, четверть века назад».

Какая авария? Что произошло? Встретившись через пару десятков страниц с той же героиней, мы узнаем о ее жизни чуть больше – но все равно полное досье Букша нам никогда не выдаст.

Освобожденный от авторских слов пересказ действительно пугает своими сюжетами: сплошной ужас и кошмар, нормальные-то люди где, спросит иной читатель. Что вы нам все уродов рисуете? Но судя по книге, ненормальность – это вообще несуществующее слово. Или так: ненормальность – это новая нормальность.

«Там у нас в первой группе почти все в коррекции. Это значит почти дебилы. И они мне все завидовали тошто я нормальная. Настя даже туфли у меня сперла от зависти. Потому что ее вообще в роддоме бросили, а меня никто не бросал, и я не из таких детдомовских детей, у меня просто мама умерла очень давно, а бабушка умерла недавно, а так я нормальная».

«Радикально перефразируя Толстого: здоровье у всех разное, а вот безумие на всех одно. И чем безумней, тем обыкновенней, тем, парадоксальным образом, нормальней, в смысле установленных, прописанных в учебниках норм бреда».

Так что отношение к героям рассказов и их судьбе в первую очередь зависит от читательской установки. Если ему хочется испугаться или если он предпочитает никогда не видеть подобных персонажей – конечно, ему будет страшно, да и не по-детски, потому что пугающего – вплоть до поедания младенцев – тут много. А если ему хочется порадоваться или увидеть свет, то тоже долго всматриваться не придётся: осиротевшие дети тут кормят друг друга конфетами, некоторые люди радуются простым соседским отношениям, а один ребенок может умилить целую толпу весьма маргинальных персон.

А обойтись без упоминания заглавия в конце рецензии все же не получится. Я очень долго думала: вот книга, любая книга, она открывается внутрь или наружу? И пришла к выводу, что и туда, и туда.

Ксения Букша. Вот эту книгу хорошо прочесть после книги Рины Гонсалес Гальего. Впечатление сильнейшее. Получается так, что жить в спальных районах Санкт-Петербурга жутче, отчаяннее, безнадёжнее, одночественнее, чем служить в американской армии во время иракской кампании. При том, что никакой запредельной чернухи. Сплошная бытовуха. При том, что Рина Гонсалес Гальего – американка, значит, рассказы у неё фабульные, сюжетные. Ксения же Букша – типичный и яркий представитель «ленинградской прозы», чью особенность точно подметил писатель, вышедший из этой традиции, Сергей Довлатов: «мокрый блеск асфальта после дождя – вот и вся ваша хвалёная ленинградская проза». Главное, атмосфера рассказа, а не то, что в рассказе происходит. Да, ничего особенного и не происходит в рассказах Ксении Букши, собранных в умело разбитой на разделы «Детдом», «Дурдом», «Конечная» (в том смысле, что приехали – вылезай) книге «Открывается внутрь». Мамаша с тремя приёмными детьми едет в маршрутке. Молодая женщина, когда-то лежавшая в дурдоме, добивается разрешения на автоправа. Два ребёнка просыпаются ночью в убогой комнате, а мамы – нет. Девчонка из детдома попадает в интеллигентную семью мамы-одиночки. Запойная, хорошая женщина, меняющая из-за своих запоев места работ, сдруживается с соседом, крепким мужиком, живущим в хорошей квартире со злой красавицей-женой. Потом ни с того, ни с сего крепкий мужик кончает жизнь самоубийством, а злая жена-красавица орёт на соседку: «Это вы, вы все его довели. Ездили на нём, сволочи…» И так все рассказы. Однако не оторваться. Букша бессюжетным (по сути) повествованием умудряется держать читательское внимание. Бессюжетным и (заметим) мрачным, зябким таким, ленинградским, петербургским. По социологическому охвату этот сборник может быть назван «романом в новеллах», тем более, что и сквозные персонажи в этом сборнике есть. От детдома до офиса на Исаакиевской площади, от дурдома до шик-блеск квартиры сына «нового русского». Впрочем, одна главная тема в этом «романе из новелл» есть: одинокая горожанка в возрасте от 11 до 50. Очень важная тема, продолжающая метасюжет русской классической прозы – сильная женщина и слабый мужчина. С большим удивлением убеждаешься, что все эти одинокие горожанки приобретают … мужские черты. Они остойчивее мужчин. Их не так просто сбить с ног. Им тяжело быть одним, но они привыкли к одиночеству. Более того, если в рассказах Ксении Букши появляются мужчины, то с немалым (опять же) удивлением убеждаешься: да это же … бабы… Они легче ломаются, они быстрее ломаются, подчиняются обстоятельствам жизни, легче поддаются тоске, безумию, суициду, любви … неразделенной, меньше приспособлены к одиночеству. В этом смысле наиболее показателен рассказ про сына «нового русского», которого папа взял на работу в свою фирму «Стас». Этот Стас – капризная, избалованная … женщина. Причём … очень хорошая женщина, тонко и глубоко чувствующая, верная, любящая, готовая отдаться единственному (то есть, разумеется, единственной), абсолютно не приспособленная к одинокому существованию. Один эпизод из этого рассказа не могу не пересказать. Во-первых, уж очень хорош. Во-вторых, такое изумительное завершение темы: Онегин-Татьяна – душа литературоведа радуется. Стас узнает, что его любимая, которая его выгнала, выгнала своего очередного мужа. Осталась одна с ребёнком. Мчится к ней. Теперь-то всё, теперь-то вернётся: ребёнок всё ж таки, поднимать надо. Одной тяжело. Любимая с коляской в скверике смотрит на мчащегося к ней с восторгом на рыле Стаса с брезгливым недоумением. Так… одного козла прогнала, другой через загородку лезет, о, йооо… «Ну, вот я… Ну, вот готов… Вот…» — «А ты-то мне на кой?» БЕМС… «Нет, ну, тебе же тяжело одна с ребёнком, ну, если надо в хорошие ясли устроить, в престижный детсад, то я … мы же друзья, да?» — «А в этом смысле… Спасибо, пока не надо». Гениальная сцена, по-моему. Причём я-то её изложил ёрнически, а Букша сочувствует тонко чувствующему и сильно любящему Стасу, по таковой причине читателю его очень жалко. Вообще, всех персонажей Букши и детей, и женщин, и мужчин очень жалко. И это её главное достижение.

Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может.
И чернее не бывать.
Георгий Иванов

У этой книги подзаголовок «рассказы», но она не воспринимается как сборник отдельных текстов. Все истории крепко связаны. Их объединяет общее пространство: «…изодранное, измордованное, замусоренное; киоски, низкие желтые домишки, станция среди граблей-деревьев, небоскребы, ночное подсвеченное небо, оранжевое в бурых пятнах.Ветер носит мусор». Это окраины Петербурга. Прекрасный Град Петров мы не увидим. Женя из одноименного рассказа выскакивает из маршрутки, перебегает через Исаакиевскую площадь, чтобы войти в рекламное агентство. И всё. Взгляд автора на красивой площади не задерживается. А вот маршрутка № 306 стала одним из скрепляющих элементов. Она почти в каждом рассказе, о первого до последнего. Тоня, Ася, Женя, Яков Эмильевич ежедневно добираются на ней до работы и возвращаются домой. От случая к случаю пользуются ей Вера, Алёша, Анжелика. Простой, но эффективный прием. Создается впечатление, что герои разных историй встречаются и знают друг друга в лицо. На остановках они чувствуют, как безжалостна к ним погода: холодной солнце, северный ветер, ледяной дождь. И это их тоже сближает. Сквозные персонажи также объединяют тексты в единое целое. Женю мы встречаем в двух рассказах, в двух других – Регину. А Беллу Владимировну даже в четырех.

Рассказы собраны в три цикла: «Детдом», «Дурдом», «Конечная». В этой композиции просматривается главный сюжет книги: от бездомности, бесприютности к болезни и смерти. Именно так воспринимается цикл «Конечная». Не конец маршрута, а конец земной жизни. В каждом цикле по шесть рассказов. Эта соразмерность придает направлению сюжета характер закона. В первом цикле все герои связаны с детдомом: Сереже и Роме («Братаны») грозил детдом, если бы их не взяла на воспитание Ася. Женя провела в детдоме первые семь лет жизни. Анжелику взяли в семью из детского дома совсем недавно.

Женя из одноименного рассказа находится в пограничном состоянии. У нее появились галлюцинации, которые пока проходят без лечения. Так оканчивается последний рассказ первого цикла. Далее естественный переход к «Дурдому». Эта часть книги рассказывает о больных людях. Становится понятным заглавие книги «Открывается внутрь». Ксения Букша пытается проникнуть внутрь, понять причины беды и болезни. Для Тони («Автопортрет») и Алисы («Автовский путепровод») еще можно найти ключ. Путь к нормальной жизни пока не закрыт. А вот для погруженного в свои теории и потерявшего связь с миром Льва Наумовича («Ключ внутри»), для безымянного наркомана («Чувачки»), кажется, нет пути к выздоровлению. Грань между неблагополучием и болезнью очень зыбкая. Психиатр Яков Эмильевич («Шарлатан») чуть не стал пациентом. Уже холодком чеховской «Палаты № 6» повеяло. Но все-таки ему удалось избежать участи доктора Рагина.

И снова последняя фраза второго цикла становится прологом к третьему: «Белла Владимировна не придет». «Несгибаемая старуха» неизлечимо больна. Об этом узнаем из рассказа «Регина и смерть». А потом она умирает («Конечная»). В этом же рассказе о мальчике-самоубийце. Умирает Надя, о ее предсмертных мучениях читаем в рассказе «Проспект стачек». Пьяную Вику забили насмерть муж и общий приятель («Красный тазик»).

Мир, созданный автором, можно назвать сюрреалистическим. Это коллаж разножанровых историй: психологическая новелла («Женя»), жанровая картина в стиле русских передвижников («Братаны»), прерывистый монолог, отражающий распад сознания («Чувачки»). Точные реалистические детали погружены в созданный автором мир сгущенного, концентрированного ужаса. В реальной жизни так не бывает, она всегда многоцветна. Здесь же только черное и все оттенки серого.

Широкую известность Ксении Букше принес ее роман «Завод «Свобода» (премия Национальный бестселлер за 2014 год). Сравнивая этот роман с новой книгой автора, безоговорочно отдаю предпочтение последней. Она заметно выше по мастерству. Но это с профессиональной точки зрения. А как же обычный читатель? Ему не приходится приковывать себя к трудному тексту цепью необходимости, как члену жюри или критику. Захочет ли читатель погружаться в этот холод и мрак? В тексте есть еще один сквозной образ – цепь человечков. Впервые он появляется на больничном потолке в рассказе «Авангардная. Варя и Вера».  Снова эта цепочка повторяется в монологе наркомана «Чувачки»: «они идут за мной по асфальту, цепочкой и обугливаются становятся как такие негритята <…> они меня стали преследовать…». Последний раз они возникают в заключительном рассказе. Его героиня винит себя в самоубийстве Алёши. «Я оставила его одного умирать. <…> если можно что-нибудь исправить, <…> я сделаю для этого все. Мы возьмемся за руки, мы уйдем в тень, но уйдем вместе, цепочкой, вереницей человечков, зачерненные, сгоревшие, как головки спичек, как то, что остается от сидящего против света, когда закрываешь глаза».

Что это? Призыв к коллективному суициду? На этой «оптимистической» ноте книга заканчивается. Но я хотел бы завершить свои заметки иначе. В книге есть все-таки луч света. Кажется, что автор выходит из душной маршрутки № 306 на свежий воздух и там сочиняет весёлый рассказ «Кампоты Гуха». В нём яркие характеры: неуправляемая, своенравная девочка-подросток Анжелика и несокрушимая в свое жизнелюбии тетя Лена. И «кампоты Гуха» (кантаты Баха). Сначала скандалы из-за них, а потом они же как путь к примирению. Если у вас плохое настроение, прочитайте «Кампоты Гуха», не пожалеете.

Всякий раз, когда берусь читать книгу Букши, мне все время подсовывают новую Букшу. Словно это вовсе не Букша, а Бунша, Всего-то одну букву поменял, и — очень приятно, царь! Ксения, кстати, вас не дразнили этим в детстве? Я вот уже скоро 50 лет, как за Мефистофеля отгребаюсь. 

Предыдущие книги Букши не запомнились, кстати, ничем, и, казалось бы, «Открывается внутрь» должна была ждать та же участь. Но нет. Букша использует нехитрый ход — объединяет восемнадцать рассказов общей 306-й маршруткой, пересекающимися линиями героев, напичкав все это душещипательными деталями про детей и инвалидов умственного труда, — и, здрасьте-приехали, ты уже сидишь в грязной питерской луже, под серым питерским небом в дырявых кроссовках и проклинаешь злодейку-судьбу. А вокруг — хоровод из нарисованных черных человечков. 

Книжка Букши хороша именно этой ожиданностью, стандартностью ходов, ее читаешь, будто смотришь крепко сделанный сериал из отечественных. Радость узнавания рассыпана по страницам в необходимых и достаточных дозах — вот тебе, внимательный петербуржец, знакомая остановка и пятисотка за козырьком водителя; вот тебе, офисный хмырь, пышущее креативом рекламное агентство в характерных деталях и интерьерах; вот тебе, измученный высшим образованием интеллигент, один день из жизни безумного математика, словно списанного с телевизионного образа Григория Перельмана; вот тебе, заклятый москвич, намек на двухлетней давности чемпионство «Спартака» (даже не спрашивайте, где я его там обнаружил). Ну и куда же без неявных и явных связей между несколькими историями. Некоторые из них Букша даже не стала трудиться разносить в удаленные друг от друга главы, ой, рассказы. Так и идут подряд. 

Острый глаз писательницы подметил всё, твердая рука писательницы вывалила это всё в голову досужего читателя, а он, последний, и рад. Я тоже был рад, прочитал книжку за 2 часа и бросился в гугл. 

Зачем? А вот зачем. Я очень редко езжу в маршрутках, но когда езжу, это обычно или «Газель» или какой-нибудь «Форд-Транзит». Ума не приложу, как же там двери могут открываться внутрь. 

По 306-му маршруту, судя по всему, ездит ПАЗик.

Ксения Букша — удивительный автор, который регулярно выдаёт книги, при этом совсем не похожие одна на другую. Единственное, пожалуй, что их объединяет, — натуральная русская речь, которую писательница то ли коллекционирует и использует как вербатим, то ли научилась документально точно изображать, и неизвестно ещё, что требует большего мастерства. «Открывается внутрь» — сросшийся на грани романа цикл рассказов, в котором эта натуральность речи не только звучит по-живому убедительно, но и определяет бытие персонажей (и, рискну сказать, читателя на время чтения). Бытие это, если верить многочисленным рассказчикам, в основном неуютное, тоскливое и зачастую просто страшное. А вот книга — чистый изумруд: лучшее, что пока написала Букша, да и вообще несомненное событие среди новой прозы.

Цикл «Открывается внутрь» состоит из трёх частей: «Детдом», «Дурдом», «Конечная». Это и ключевые остановки маршрутки номер 306, которая везёт от пункта до пункта героев рассказов, и в то же время — завязка, кульминация и развязка человеческой жизни по Букше. Персонажи книги — люди совершенно разные, иногда чем-то связанные между собой, а иногда лишь по-соседски присутствующие в пространстве друг друга, что видно только читателю. Молодые и старые, плавающие и рисующие, бедные и обеспеченные, рожающие и убивающие, пьющие и страдающие психическими расстройствами, врачи и копирайтеры, семейные и одинокие, — словом, всевозможные, каких только случается встретить в маршрутке. Их пути пересекаются, проходят по касательной или так и остаются неиспользованным шансом, а в сумме вырисовывается этакая небольшая вселенная, точки которой соединяет «жестяная белая коробка с фарами». Будь «Открывается внутрь» сценарием, его хватило бы на безразмерно расширяющийся сериальный мир. Однако эти рассказы тем и сильны, что гальванизация кинематографом им ни к чему. Автор умудряется так описать, например, зимний утренний путь мамы с младенцем на руках из дома до больницы, что у читателя начинают болеть предплечья, взмокает спина, а затылок нестерпимо чешется от несуществующей вязаной шапки.

Что любопытно — и опять же характерно для текстов Букши, — «Открывается внутрь» с трудом поддаётся какой-то более-менее единой интерпретации. Ни многозначное название книги, ни «говорящие» заглавия частей, ни сеть связей между персонажами не становятся ключом к загадке (а есть ли вообще загадка?). Возможно, дело в поэтическом втором дне, которое придаёт бытовой в общем-то прозе отдельные свойства лирики, в том числе и на уровне сюжета. Читателю остаётся только про- и переживать историю за историей, обнаруживая себя в разных эмоциональных регистрах, и во всех смыслах узнавать рассказанный мир. А может ли проза, честно говоря, предложить что-то более настоящее?

Добрый день, уважаемая Ольга!

Отличную, замечательную книгу написала Ксения Букша! И название какое – удачное, емкое, — «Открывается внутрь»! Я на работу добираюсь маршруткой, и эти слова читаю каждый день. А здесь еще и двойной смысл в названии: «открывается внутрь» — потому что автор, получается, проникает во внутренний мир своих героев, да и на внутренний мир читателя влияет…

И да, маршрутка. Маршрутка №306 – сквозной персонаж всей книги. Она отвозит героев одного рассказа к месту действия, высаживает других, или просто стоит где-то в стороне в ожидании пассажиров. И еще этот прием, который я называю «повествование опущенными звеньями» — мне кажется, Ксения Букша очень удачно его здесь использует. Это когда в одном рассказе на заднем фоне проходит какой-то малозаметный персонаж, а в другом рассказе он уже главный герой, и отслеживать эти взаимосвязи, пересечения, когда персонажи как будто все время присутствуют где-то за рамками текста – это, мне кажется, сложно так выстроить, мало у кого получается. Мне «Открывается внутрь» напомнил роман английского писателя Джонатана Коу «Номер 11», в прошлом году вышел. Там тоже все крутится вокруг числа 11 – то это номер трамвая, то идентификатор на складе, то номер столика на презентации, куда приходит главный герой. Но у Букши использование этого приема, как мне кажется, получается лучше – более неожиданно, более изобретательно, что ли.

При этом должен признаться: мне далеко не все книги Ксении Букши нравятся. Вот предыдущий ее роман, «Рамка», еле дочитал – какой-то он вымученный получился, такая попытка написать политическую сатиру. Или «Завод «Свобода» (эта книга принесла Ксении Букше «Нацбест») – я, честно говоря, не обнаружил там всех тех достоинств, о которых говорилось. Но Букша – очень разный автор. Я ее колонки читал в каком-то педагогическом журнале, потом у нее отличный есть опыт в биографическом жанре, книга «Малевич» для серии «ЖЗЛ». Она умеет писать в разных жанрах, разных форматах, а я уже Вам говорил, что считаю разнообразие чуть ли не главной писательской добродетелью. Чем автор более разные тексты создает, тем более непредсказуемым для меня, читателя, становится знакомство с его новой книгой.

И вот «Открывается внутрь». В этой книге отражена еще одна тенденция, сейчас многие российские писатели об этом пишут. Обращаются к самым темным и низким сторонам бытия, пишут о шизофрениках, инвалидах, ущербных и убогих людях. Видимо, норма, нормальные люди, их повседневная жизнь не представляет такого интереса для писателя, а вот если у героев какие-то психические или сексуальные отклонения, если он живет в гадюшнике, и в его мире царит сплошное непреходящее неблагополучие, — тут совсем другое дело. Признаюсь, что мне такие книги читать неприятно. За редкими исключениями вроде «F20» Анны Козловой, но там просто здорово написано было.

Герои «Открывается внутрь» тоже почти все такие же несчастные: детдомовцы, матери-одиночки, пациенты психбольниц и прочие прорехи на теле человечества. Но почему-то от рассказов о жизни этих людей не остается такого ощущения, как будто автор поставил перед собой задачу максимально глубоко вогнать читателя в депрессию. Букша относится к своим героям с эмпатией, с интересом, она не давит коленом на слезные железы читателя и не показывает крупным планом их болячки. Она умеет как-то так выстроить свою историю, что остается ощущение цельности: при тебе из жизни вынули кусок, показали и бережно вставили обратно. Здесь нет диагнозов, клиники, мутных и невнятных обобщений, это – несмотря на всю депрессивность материала – удивительно легкая, позитивная, местами даже смешная книга. Сюжеты в ней мрачные, но не безысходные, суровые, но не жестокие, тяжелые, но не унылые, «Открывается внутрь» хорошо придуманы и занимательно написаны. Я думаю, ничего не помешает Ксении Букше с этой книгой получить второй «Нацбест». Всего хорошего.

По Петербургу ходит триста шестая маршрутка. Остановки — части книги “Открывается внутрь” — Детдом, Дурдом, Конечная.

“Детдом” о сиротстве, о потере родителей и об одиночестве маленьких людей. Если семья есть, то она непременно неблагополучная — там кто-то сопьется, умрет, убъет, изнасилует.

Одинокий мальчик в грязной и оборванной курточке каждый раз выходит из муниципального бассейна в вечернюю пустоту, а героиня так его жалеет, что дарит ему новую куртку.

Двое братьев остаются в общежитии без матери, по разговорам соседей мы понимаем, что она как-то внезапно погибла. И вот мальчики совсем одни, перед ними неизвестность, жестокость мира и, наверное, новое несчастье.

Девушка, выросшая в детдоме, оказывается такой прилежной, трудолюбивой, доброй и внимательной — всех успокаивает и жалеет, за всех выполняет работу, всех выручает. Но где-то в той же маршрутке ездит по городу ее черное отражение с проваленным ртом и разъехавшимися колготками.

“Дурдом”, понятно, посвящен психическим отклонениям — кто-то бегает перед электричками, потому что жить не может без адреналина, кто-то сходит с ума на почве поиска универсальной математической модели, молодая мать после курса лечения в дурдоме пытается получить права, потому что права — это свобода.

“Конечная” остановка представляет несколько смертей. Там надоедливая свекровь кликает беду на новорожденного здорового мальчика, а потом признается, что в эвакуации они с мамой съели брата-младенца. Это вполне естественно, для родившей женщины нет никого страшнее свекрови — можно на нее переложить умозрительно все ужасы, вплоть до поедания младенцев.

Пьяные мужики забивают подругу, мать умирает от воспаления, оставляя дочь и рецепт яичницы.

Структура элементарная, истории простые, а получается все тоже, что каждый раз с книгами Ксении Букши — читаешь их с удовольствием и до конца.

Несмотря на эту манипуляцию сиротством, несмотря на неоправданную авторскую орфографию.

Потрясающе написана история приемной девочки-подростка. Она хочет слушать Веру Брежневу, а ее мать работает педагогом по шахматам и любит исключительно классическую музыку. И девочку переходного возраста буквально выворачивает наизнанку яростью, одиночеством, безысходностью.Фрагмент сделан с удивительно точной  убедительной имитацией подростковой речи — “Раньше я могла сама взять наушники и слушать что-то в телефоне. А теперь у меня очень простой кнопочный телефон, тошто я даже не могу в нем слушать музыку. И у меня нет никакого выхода”. Вот это “тошто”, этот обрыв от какого-то телефона к безысходности — это точно пойманное состояние вечно несчастного подростка.

И еще там в другой главе парень объясняет, почему он считает, что он действительно живет — “Я могу пойти, купить сосиски, колу там”.

Да, книга кажется несколько легковесной именно потому что там попытались собрать всю острую боль. Когда слишком много девиантных случаев, все вместе они начинают казаться серой нормой.

И, все-таки, это книга хорошего писателя.