Небольшой роман на тему, которую живо обсуждали весь последний год: школьный буллинг. Семиклассница Катя учится плохо, она неконтактная, замкнутая, родителям до нее дела нет, потому что сил у них хватает только на работу за нищенские зарплаты. Катю высмеивают и травят в школе, учительница открыто презирает ее и то ли в шутку, то ли всерьез грозится перевести ее в школу для детей с особенностями развития. Следует сцена самоубийства Кати, после которой начинается сказочная часть истории: из-за плиты вылезает чудесная карлица-ведьма, выключает газ, проветривает квартиру и помогает Кате отомстить всем врагам. Книга написана гладко, технично, рукой профессионала, к тому же тема что ни на есть животрепещущая – но вот тут как раз у читателя и возникает чувство некоторой искусственности происходящего. Как будто тема романа не столько «пропущена» автором через себя, сколько умело, но «с холодным носом» использована. Один из признаков справедливости этой догадки – тот факт, что героиня, маленькая девочка, которую травят одноклассники, над которой издевается учительница и на которую наплевать собственным родителям, эта героиня не вызывает ни капли сочувствия, а скорее недоумение, если не отторжение.

Хорошая новость для всех, кто познакомился с Евгенией Некрасовой благодаря премии «Лицей» и остался доволен прочитанным – «Калечина-Малечина» вас не разочарует. К тексту применимы все те же эпитеты, которыми пестрили рецензии на «Несчастливую Москву»: новый магический реализм (надо полагать, с магией все по старинке, а новый, все-таки, реализм), нотки фольклора и своеобразный язык. Да, каждый пункт маркирован предостерегающим «на любителя», но даже если ни к одной категории этих самых любителей вы не принадлежите, «Калечине-Малечине» все же стоит дать шанс.

Во-первых, чтение не займет много времени. По объему – это, скорее, крепкая повесть, нежели полновесный роман. Во-вторых, ничего похожего давно не было и не предвидится: старая как мир история о пропасти между миром детей и миром взрослых, которую выверенные инъекции того самого «магически-фольклорного» превращают в по-настоящему свежий читательский опыт.

Знакомьтесь, вот – Катя. Большую части времени Катя проводит в школе, которую небезосновательно сравнивает с тюрьмой (правда, тюрьма лучше, потому что на уроках сидеть никто не заставляет). Школьные будни нафаршированы всем подряд: рука учительницы мелом на доске выводит варианты контрольной работы, одноклассники-задиры только и выдумывают, как еще поиздеваться, а лучшая подруга на поверку оказывается хрестоматийной стервой. Еще у Кати есть квартира в околоаварийном состоянии и семья под стать жилищу. Катина мама меняет работы как перчатки, а папа и вовсе не говорит, кем работает, потому что считает дочку позором семьи – если она с математикой и правописанием совладать не в силах, что говорить о премудростях взрослого мира. Вот и выходит, что с папой Катя общается постольку-поскольку, а с мамой их объединяет разве что ритуальное расчесывание волос и плетение кос. В общем, Катя, как она сама приговаривает, не живет, а «катится-калечится». В какой-то момент дела идут совсем ни к черту: родителей обманывают с деньгами, а сама Катя пытается связать варежки к уроку труда, но тщетно, и вот уже на горизонте маячит школа для отстающих, и вот папа оказался прав.

К этому моменту понимаешь, что в другом тексте мы бы наверняка бились лбом об авторский obiterdictum, но «Калечина-Малечина» устроена иначе. Весь тонкий психологизм истории – не почва для дидактизма и не его производная, а точка пересечения реального и ирреального. Катя катится-калечится, но спасает ее не первая любовь и даже не детский психолог, а перевернувшая вверх дном квартиру старушка-кикимора. Какое-то время фантастическое проникает в текст, и уже спустя несколько страниц новоиспеченный тандем дает отпор задирам, покупает билет на электричку и отправляется поправлять финансовое положение семейства. Кикимора наставляет Катю на путь – нет, не истинный, но хотя бы на какой-то путь. Катя катится-калечится, но теперь она не одна.

Перед нами не история с моралью в конце, а взгляд на маленькую жизнь. Детские страхи оживают и тянут когтистые лапы к ребенку – тому, от которого пахнет сомнением, который наиболее уязвим. Это жизнь, в которой взрослые, рассказывающие, что компьютеры высасывают души, оказываются страшнее самого страшного монстра. И это такая жизнь, которую может спасти не отражающееся в зеркалах и общающееся междометиями чудовище. Пожалуй, в этом главное достоинство и несомненное очарование текста. Он не предлагает готовых решений, а вместо социального комментария читатель получает взгляд «изнутри», и не все в этих потемках, как и в самой жизни, должно быть рационально.

Катя – просто имя, подставьте любое другое. По той же причине художественное пространство текста преломлено восприятием ребенка: нет «взрослых» и «детей», есть «выросшие», «невыросшие» и множество градаций между; нет топонимов, есть «гулливерский город» и «лилипутский город». В таких декорациях и Кикимора не кажется гостем из фольклора. Казалось бы, гнетущая атмосфера и депрессивная интонация, но откладываешь книгу, делаешь глубокий вдох, и голова проясняется, на душе становится легче. Катя катилась-калечилась, и ты с ней, а все равно хочется тянуть улыбку. И жутковато становится только тогда, когда делаешь шаг в сторону и смотришь на то, что натворила Катя, сквозь завесу фантасмагории – глазами тех, кто подвернулся ей на пути.

Поэтому, если что о «Калечине-Малечине» и можно сказать с уверенностью, то – это бесспорно увлекательно, выдержано в авторском стиле и открыто для интерпретаций. Некрасова идет по собственным следам, теперь уже куда более уверенной походкой, показывая – да, речь все еще о молодом авторе, но едва ли кто-то осмелится назвать «Калечину-Малечину» произведением «молодого автора», имея в виду работу «новичка».

Какое счастье вернуться в детство — в самое страшное и тяжелое время жизни. Туда, где в принципе отсутствует возможно понимания, осознанного действия, прямого выражения, уверенного шага.

Точнее не так. Какое счастье, что есть кто-то, кто понимает это самое пугающее детство ровно также, как его запомнил ты.

Девочка Катя живет в обычном маленьком городе, в полной семье, в отдельной квартире. И чего бы не жить? Все же, вроде бы в порядке.

Но жизнь школьницы — это вечное страдание. Мать грубо расчесывает волосы перед сном, а на утро на голове колтуны. Мать недовольная убегает на работу, а учительница говорит, что с такой прической ходить неприлично.

Одноклассники называют дебилкой, потому что девочка у доски не пишет стихи проклятого Пушкина в столбик. Отец каждый вечер орет из-за какой-нибудь записи в дневнике.

И никто, никто не обнимает.

Я это все написал, и сам понимаю — смешно же. Какие мелочи.

Но вы почитайте, как весь этот бескрайний и нескончаемый ужас описывает Евгения Некрасова.

“После того как папа смотрел дневник, Кате часто приходилось пережидать плохое и повторять про себя: “Катя катится-колошматится, Катя катится-колошматится..,” Ночью, когда с этим днем w;tбыло понятно и кончено, можно было лежать в свободной невесомости еще восемь часов и краешком надежды думать себе, что завтра будет получше”.

Девочка больше всего любит лежать и смотреть в потолок. Тогда ее никто не трогает, никто не кричит, никто не ругает, и тогда ни с кем не нужно говорить. Не нужно страдать.

Это чудовищно точно и правдиво.

А потом у Кати появляется кикимора, начинаются настоящие приключения, и все заканчивается хорошо — для кого-то разводом, для кого-то психиатрической лечебницей, для кого-то инвалидностью. Я не буду писать, почему это “хорошо”, вы поймете, узнаете и обрадуетесь.

В книге есть и обязательный ныне слой — мужики все деспоты, грубые животные, насилдьники и дегенераты. Отец тупой и жестокий, дядя Юра — охочий до детских ляжек, одноклассники просто дегенераты. Но эту дань можно простить за всё остальное — за тревожно гудящие воспоминания с невероятной силой и волей вытащенные с самого дна детства. И за надежду. Пусть и на кикимору.

Книга о детях, но не для детей. И дело тут не в значке «18+» на обложке и не в единственном на всю книгу матерном слове.

С первых же страниц читатель погружается в атмосферу отчаяния, почти безысходности. Третьеклассница Катя живет в панельной многоэтажке набольшего городка, а ее родители работают в соседнем большой городе. Галина Юзефович в своей рецензии на «Калечину-Малечину» (Meduza. 14 июля 2018 года) называет родителей Кати «полунищими задерганными лузерами». У каждого свой критерий богатства, бедности, нищеты. «У одного щи кислые, у другого бриллианты мелкие». Может, критика ужаснуло, что бедная девочка не ездит за границу? Да, на Париж и Лондон у родителей Кати денег нет. Но в России очень многие живут так, и полунищими себя не считают. Своя квартира есть, о еде думать не приходится: колбаса, мясо, шоколад – всего этого вдоволь. Но трудиться приходится много. Мама уезжает на работу рано (папа еще раньше), до самого вечера общается с ней лишь по телефону: точнее, узнает, что дочка пришла в школу или вернулась из школы.

И учителя, и тщеславные родители очень любят вундеркиндов, или хотя бы просто толковых и старательных детей. В их скромных достижениях пытаются разглядеть зерна будущего успеха. Но Катя не вундеркинд, иностранных языков не знала, спортом не занималась, в музыкальную школу ее не взяли: «Не надо её никуда отдавать, она нас только позорит», – махнул рукой папа. В школьном дневнике Кати «иногда плавали лебеди или звенели тройки». «Математика прошла мимо Кати на своих многочисленных ножках-столбиках, не задев её».

Жестокие одноклассники девочку травят, а учительница травлю еще и провоцирует, поддерживает, публично высмеивает безграмотность Кати. Дома ее будут ругать за двойки, ведь родители свято верят, что хороший дневник – залог будущего счастья, а нерадивая школьница эту веру подрывает. Да у папы с мамой просто нет времени и сил, чтобы понять ребенка, разобраться, что же с ним происходит. Катя терпит все мучения, повторяя как мантру слова «Катя катится-колошматится».

Девочка хочет жить не ради отметок. Она мечтает, сочиняет стихи и любит «стоять на кухне у окна, смотреть на облитый солнцем город и наблюдать, как время от времени из дыма заводской трубы высовывается гигантская остроносая змея, сползает наполовину по кирпичной покатой стене и хватает пастью мимоидущих людей и собак…»

В конце концов, жизнь девочки становится невыносимой. Даже единственная подруга ее высмеивает, а учительница обещает перевести Катю в школу для умственно отсталых.

Ребенок решился на самоубийство и включил все конфорки газовой плиты, те зашипели змеями и газ начал наполнять помещение: «Мир стал стремительно слипаться, сворачиваться и исчезать кусками». И тут реалистическая проза превращается в сказку: «Из-за плиты вылезло, сердито покашливая, низенькое созданьице в цветных тряпках. Оно походило на помесь старушки и трёхлетнего ребёнка <…> Ноги у созданьица были в виде куриной когтистой лапы, а руки — вроде человечьих — старушечьих с длинными извилистыми ногтями». Кикимора выключает газ и выносит Катю в лоджию, на свежий воздух.

На самом деле, сказка еще прежде начала проникать в жизнь Кати. Именно кикимора взяла и распустила на нитки варежки, связанные Катей для урока труда. Самое типичное занятие для кикимор. Вообще-то кикимора в русской мифологии – «мрачное привидение, которое днем сидит «невидимкой», а по ночам выходит проказить» (С.В. Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила»). Но автору ближе другое поверье о кикиморах: это «умершие дети, пережившие несправедливость».

Кикимора вяжет ей новые прекрасные варежки и помогает в борьбе с ее врагами. Рядом с кикиморой Катя становится энергичной и решительной. Ненавистного Сомова, мальчишку, что долго издевался над ней и увел у Кати подругу Лару, осмелевшая девочка сталкивает под колеса автомобиля. Затем кикимора и Катя отправляются за город, чтобы проучить негодяя дядю Юру. И эта операция им вполне удается: дядя Юра после встречи с этой парочкой кончит свои дни в психбольнице.

Кикимора почти не говорит, не умеет, но напевает песенку, которую перенимает у нее и Катя.

«Не покличет ли кто Калечину погадать о вечере?»

У Калечины одна — деревянная нога,

У Малечины одна — деревянная рука,

У Калечины-Малечины один глаз — маленький, да удаленький.

Это стихотворение Ремизова подарило книге Евгении Некрасовой не только название, но и стало, по совам автора, «саундтреком всей книги».

Сюжет этой истории как будто родился из детской мечты. Несчастному ребенку хочется найти друга и защитника, который помог бы одолеть всех врагов и восстановить справедливость. Отомстить за обиды, подчас – довольно жестоко.

Книгу отличает психологическая точность и писательское мастерство. В лонге «Национального бестселлера» едва найдется три или четыре автора, сопоставимых с Евгенией Некрасовой.

Полагаю, что о «Калечине-Малечине» будут писать не только критики. Со временем ей посвятят научные исследования и литературоведы. Небольшая книжка Евгении Некрасовой настоящий клад для них. Возможно, найдут в книге лесбийские мотивы. Были они в авторском замысле, или нет, сказать не берусь. Но судите сами. Катя дружит только с девочками, мальчики для нее – другой мир, кажется, вовсе не интересный. Катя танцует вальс с Ларой, ревнует ее к Сомову.

Один из самых светлых персонажей в книге – Ольга Митиевна. Она в детском лагере преподавала историю искусств. Катя в восторге от нее, но любимую учительницу увольняют, потому что та «читала книги английского писателя-извращенца, которого даже в Англии посадили за его извращения в тюрьму». Зачем здесь Оскар Уайльд? Не намек ли это на преимущества однополой любви?

Случайно или нет, но взгляд на мужчин (за единственным исключением) в этой книге неприязненный. Хулиган Сомов и послушные ему «подсомовцы» травят Катю, папа с ней груб и жесток. Наконец, чего стоит образ дяди Юры. Он носит тельняшку, значит, бывший моряк или десантник? Эти профессии – само воплощение мужественности. Но автор делает дядю Юру не только мошенником, но даже педофилом.

Катя живет в полной семье. Для нее это несчастие. Зато услышав слова «мать-одиночка», девочка решит, что «это отлично. <…> Значит, дома тихо, чисто, не страшно и компьютер без пароля». И заветная мечта Кати сбывается в конце книги. Родители разводятся, мать увозит дочку в другой город. Отец снова женится и у него рождается мальчик. Девочки отдельно, мальчики отдельно, порознь счастливы, а вместе нет? Если это happyend, то едва ли не уникальный в русской литературе. Впрочем, это лишь одна из возможных интерпретаций одного из сюжетов талантливой и глубокой книги.

Добрый день, уважаемая Ольга!

Неподалеку от Твери, где я живу, есть известное место Завидово. Там еще с советских времен строила дачи советская знать, даже Н.К.Крупская приезжала туда отдыхать. Жил там некто Киршон, советский писатель. Он известен как автор стихов песни «Я спросил у ясеня», но вообще-то писал Киршон железобетонные советские пьесы, на 146% соответствовавшие генеральному курсу партии. И как-то на премьере его пьесы «Хлеб» присутствовал Сталин. Киршон после спектакля подошел к вождю, взволнованно спросил – понравилось? Запомнилось? Сталин посмотрел на Киршона, вынул трубку изо рта и ответил: помню, когда мне было 16 лет, я смотрел пьесу Шиллера «Коварство и любовь», и помню я ее до сих пор. А вашу пьесу посмотрел только что – и уже забыл, о чем она.

Я эту историю вспомнил, когда дочитал книгу Евгении Некрасовой «Калечина-Малечина». Через пару дней я решительно не мог вспомнить ничего из прочитанного! Зато лет 40 назад читал повесть Владимира Железникова «Чучело», и помню ее очень хорошо. Я даже увидел, что Евгения Некрасова назвала одного из своих героев так же, как зовут главного героя в «Чучеле» — Димкой Сомовым. Наверно, Евгения Некрасова решила перебросить мостик от «Калечиной-Малечиной» к «Чучелу», классическому произведению советской подростковой литературы. Не бывает таких совпадений, не верю. Ну что, перебросила, я заметил, спасибо. Потому что повесть «Чучело» помню до сих пор.

С «Чучелом» «Калечину-Малечину» роднит еще и сюжетное сходство – главную героиню травят в школе, травят не только одноклассники, но и учительница. У десятилетней Кати вообще все не слава богу в жизни: и в школе, и дома, и даже на волосах колтуны. Есть могучая традиция (подтвержденная детскими психологами), как дети находят выход. Они придумывают себе воображаемых друзей. Только Евгения Некрасова описывает не благополучную Швецию, где на подоконник комнаты одинокого Малыша приземлится обаятельный шалун Карлсон. У нас не так, у нас с детьми дружит только нечисть. И друга Катя найдет за газовой плитой в кухне. Ту самую Калечину-Малечину, кикимору. И уж тогда-то она сможет отомстить всему миру «невыросших» (так Катя называет всех детей) и «выросших».

Все это написано таким вычурным языком, каким не говорят ни десятилетние девочки, ни взрослые учительницы общеобразовательной школы. Таким языком вообще говорят разве что в произведениях писателей вроде Ремизова (и угадайте, с кем сравнивают «Калечину-Малечину» наши участковые критики? С Ремизовым! Сговорились!). Все это выглядит, как будто барышня пришла в незнакомую компанию и пытается интересничать, выглядеть лучше, умнее, глубже, чем есть на самом деле. Язык, словечки, стиль, детская травма, школьная травля… Я, уважаемая Оля, даже не стану цитировать все те восторженные похвалы, которые наговорили в адрес книги Евгении Некрасовой разные известные критики. И фантастика тут, и новое прочтение фольклора, и городская метафизика, и заявка на культовость, и черта лысого там только нет. Когда-нибудь им будет стыдно за их слова. Хвалить так неистово слабую книжку, давать молодому автору незаслуженные авансы, по мне, это очень неправильно.

И еще один момент, о котором, я считаю, нужно сказать. Книге Евгении Некрасовой было обеспечено какое-то тотальное продвижение. Я не знаю, с чем это связано, но даже мне в почту несколько недель подряд прилетали какие-то коллажи по мотивам этой книги, персонажи по имени «Калечина-Малечина» стучались в список друзей, и все такое прочее. Все для того, чтобы заставить, убедить, обязать меня прочесть-таки эту «Калечину-Малечину», купить «Калечину-Малечину», полюбить «Калечину-Малечину». Понятна цель этой суеты – сделать эту книгу не просто фактом литературы, а событием, может, даже «книгой года». Да только все зря! Потому что я прочел – и тут же забыл. И уже никогда-никогда об этой книге не вспомню! Всего хорошего.

Я прочитал «Калечину-Малечину» давно, но все никак не собрался отписаться по поводу. Сейчас по поводу этой маленькой книжки не высказался только ленивый. Старперы типа меня вспоминают «Чучело», молодая шпана козыряет словечками типа «абьюзинг» и «буллинг», все вместе усиленно гуглят Ремизова. Многие еще говорят о беспрецедентной (О, Боже, они даже выпустили стикеры для телеграма!) рекламной кампании. Кампания была действительно беспрецедентной, настолько беспрецедентной, что я, пусть немного, но все-таки находящийся «в материале» читатель, ее попросту не заметил. Книжку прочитал по совету кого-то из знакомых, знакомых с Некрасовой. 

Я не буду сейчас о достоинствах и недостатках, даже при том, что достоинств очевидно больше. Я лучше напишу про слово «охуенное». Единственное слово в книге, относящееся к размытому термину «нецензурная брань», благодаря которому книжка получила рейтинг 18+.

Давайте попробуем разобраться, зачем это слово оказалось в книге. Других запретных слов я там не припомню. 

Учительница пообещала Кате, что переведет ее в школу для умственно отсталых. Катя расстроенная идет домой, и вдруг видит, что во дворе на крыше 12-этажного дома находится старшеклассница. Старшеклассница болтает ногами и кричит (интересно, как ее слышно с расстояния 12 этажей?): «Мир — охуенное место!». Немногочисленные взрослые («выросшие» в терминологии Кати) куда-то звонят, но Кате сейчас не до них. Ей нужно решать свои проблемы, к утру связать варежку без помощи какой бы то ни было Василисы. Катя уходит, так и не узнав, чем все закончилось. 

Итак, на этом повороте в тексте Некрасовой возникает «охуенное место», из-за которого «Калечину-Малечину» нельзя давать читать детям до 18 лет. Возможно, цель автора была именно в этом? Возможно она хотела, чтобы книгу читали в первую очередь родители, и чтобы ни в коем случае не читали дети, главные адресаты историй со сложным началом и счастливым концом. 

Или же наоборот «охуенно» в текст и 18+ поставлены на обложку как раз для того, чтобы дети потянулись к «К-М», как к запретному плоду, чтобы «книга заставила задуматься» и что-то, пока не поздно, в себе поменять? Не слишком ли сложный путь к детскому вниманию? Может лучше действительно было стикерами в телеграме обойтись?

На следующий день, так и не узнав, чем закончилась история со старшеклассницей, забравшейся на 12-й этаж, Катя решается на самоубийство. Но выбирает совершенно другой способ, даром что сама-то живет всего лишь этажом ниже.

Дальше вы всё и без меня знаете.

поскольку меня уже успели упрекнуть в том, что мои отзывы о книгах из лонг-листа нельзя назвать рецензиями и не хватает в них литературоведческих категорий, начну с того, что это не роман и не повесть, а именно что новелла. новелла. при этом романтический жанр текста ненавязчиво и органично вливается в мощную струю отечественной подростковой литературы. конечно, это книжка для всех, и в первую очередь — для взрослых, потому что практически все взрослые в ней — отвратительные моральные уроды, грубые, жалкие, жестокие сволочи, пытающиеся своей жестокостью затопить весь окружающий мир. кстати о школе. как же хорошо она здесь описана, в мельчайших деталях (вплоть до того, что на подоконник надо уметь опереться задницей так, чтобы это не перешло в разряд наказуемого на нем сидения), знакомая всем нам до тошноты и в глупых уроках, и в педагогах-абьюзерах, вампирах, которые кормятся живыми детскими соками. и это книга для детей, которым всем поголовно отчаянно не хватает внимания. я бы оставил попытки разобраться в том, что из событий книги — было «на самом деле», а что — плод фантазии 10-летней девочки Кати. лично я верю каждому слову. и с удовольствием и плохо скрываемым наслаждением прочел книгу не как человек с неоконченным психологическим образованием (в ней и так психологии через край, к тому же кикимора-то совершенно реальная, ну правда!), а как ребенок, который тоже изо всех сил хотел бы подружиться с кикиморой. детям также будет полезно узнать, что настоящих друзей ради мимолетного внимания новых забывать не следует.

однако парадокс. блестящая и удавшаяся авторская интенция написать целую книгу «детским» языком у самих детей, полагаю, вызовет разве что недоумение. они так не разговаривают, слишком уж плотна языковая ткань «Калечины», но не стоит забывать, что мы все же имеем дело с художественным текстом, а он может быть несколько «пережат», может позволить себе быть слишком «концентрированным». 

резануло слух единственное матерное слово. оно, кажется, попросту ненужным, выламывающимся из этого мира. тем более, что для другого матерного слова («ухрёбывайте»), словно бы прошедшего через ватную прослойку девочкиного восприятия, была найдена подходящая форма. а еще резанула ну совершенно неуместная сноска про то, что автор Калечины-Малечины — Ремизов. кому надо, все и так узнали, а кто не знал — для того это явная прореха в ткани этой волшебной сказки про человеческую мерзость.

напоследок о жестокости. да, кикимора — трикстер, да, она жестокая, не любит беременных, собак, а еще насильников. ну так сказано же вам, откуда берутся кикиморы. это недолюбленные дети. отсюда мораль: ребенок нуждается в вашем внимании, а вы нуждаетесь в таких книгах.

конечно, это не книга, которая могла бы стать именно что «национальным» и «бестселлером», но хочется надеяться, что она войдет в славный канон нашей так называемой детской или подростковой литературы.

На «Калечину-Малечину» Евгении Некрасовой сразу же хочется навесить какой-нибудь ярлык.

Например, сказать, что это проза для детей, что называется, старшего школьного возраста. Главной героине Кате 10 лет, у нее проблемы с одноклассниками и все очень непросто дома. Так получается, что единственным ее другом становится та самая Калечина-Малечина из названия книжки – кикимора. Кикиморы считаются переродившимися душами детей-самоубийц. Проблемы школьников, присыпанные сверху фантастикой – чем не сюжет для детской книжки?

Или предположим, это книжка о странном ребенке. В самом деле: и друзей у нее нет, и по школьным предметам она не успевает, и на труде ни одной поделки выполнить не может, да еще колтуны в волосах. А говорит еще как непривычно: вместо детей у нее «невыросшие», вместо взрослых – «выросшие», сама про себя приговаривает: «Катя катится-колошматится».

«Дверь выдохнула, и коридор сразу наполнился шумом. Кричала мама, а не папа, как обычно. Катя осторожно вышла в коридор. Папа улыбался и даладничал. Мама стащила с себя дубленку, папин шарф и бросила на комод. Папа не разделся, а только покачнулся и проплыл прямо в куртке в комнату, не посмотрев на Катю. Мама быстро зацепила ее взглядом и последовала за ним».

Можно сказать и так: книжка вычурная какая-то. Вон, фольклорных элементов сколько, нечисти понасовали. Говорят как! Совсем язык исковеркали. А песню, что за песню поет кикимора? «Калечина-Малечина, сколько часов до вечера»! Так это же Ремизов, сказочник и символист, чего тут ждать от автора, который им вдохновляется.

Есть еще и другой момент: страшное слово «пиар». Книгу никому не известной писательницы продвигает самый мощный издатель современной российской прозы. В «Фейсбуке» регистрируют пользователя по имени Калечина-Малечина, и она начинает добавляться ко всем в друзья. В «Телеграме» появляется набор стикеров от иллюстратора книжки, Олеси Гонсеровской. Как вообще спрятаться от этой «Калечины»!

В общем, книга не так однозначна, как может показаться на первый взгляд: одним ярлыком не обойтись. Добавлю, что тут ко всему прочему фигурирует ненадежная рассказчица, и сюжет можно перевернуть с ног на голову. Текст представляет собой сказ, так что есть в нем какая-то магия – особенно в сочетании со стихами Ремизова. Прочитаешь книжку с утра, и ходишь до вечера, повторяешь: «У Калечины одна — деревянная нога / У Малечины одна — деревянная рука / У Калечины-Малечины один глаз — маленький, да удаленький». Да и сама Калечина страшно обаятельная:

«Оно (Созданьице – Е.В.) походило на помесь старушки и трёхлетнего ребёнка и носило что-то вроде платка на голове и что-то вроде платья с нацепленными на него предметами. Ноги у созданьица были в виде куриной когтистой лапы, а руки — вроде человечьих — старушечьих с длинными извилистыми ногтями. Морда у созданьица получалась совершенно неясная — будто набор кожных тряпочек. Нос ее был кручен спиралью, человечьи глаза желтели и обрамлялись длинными рыжими пучками ресниц».

А если попытаться замаскировать ее под ребенка – и вовсе обаяшка на курьих ножках.

Судя по отзывам, «Калечину-Малечину» прочли уже многие. И большинство этих отзывов безрадостные. Говорят, что страшно, неприятно, говорят, что книга напоминает о школьных травмах. Такая реакция только явственнее свидетельствует о том, что «Калечина» задела какой-то важный нерв. И волнение это не сможет остановить даже хэппи-энд.

Только не очень понятно, зачем книгу объемом в 280 страниц крупным кеглем называть «романом». «Повестью» было бы как-то честнее.