Роман написан как будто бы по всем известным, давно привычным, классическим рецептам: вот рассказ о судьбе героя, вот психологический реализм (ну подумаешь, собака), вот описания природы, вот распевные фразы – казалось бы, что еще надо, чем хуже Пришвина, а то и, бери выше, Тургенева с Толстым? На самом деле эффект ровно обратный – даже не комический, а прямо издевательский. Эффект кривого зеркала, в котором отражается вместо стройного статного человека – непропорционально сложенный уродец-карлик. Примерно так, если кто-то сейчас начнет «красить под Айвазовского» — получится чудовищный китч, даже если будет вот прямо точно как у Айвазовского, мазок в мазок, специалист не отличит – и это еще оставляя в стороне вопрос о том, а не китч ли красил сам Айвазовский.

Ох, как бы правильно оценить эту книгу.

А давайте я вам ее сначала процитирую?

«Было ли что в жизни лучше тех зимних вечеров, когда за окном мела, зверела завывающая вьюга? Когда в хлеву гремела подойником молодая, ещё крепкая телом Ольга. Пахло парным молоком. Пахло сеном. Дегтярным дымком. Печка русская грела мягким жаром. По белой простыне медленно двигались картинки, и дочка сладко сопела рядом. Ничего лучшего, пожалуй, он в жизни своей так и не испытал. Да и нужно ли чего больше?
— Вот ведь жизнь! — молвил дядя Николай, очнувшись.
Отхлебнул из кружки большой глоток и посмотрел на горизонт».

Молвил!

Или еще.

«Кимоно едва прикрывало её крепкие острые дойки с тёмными бусинами сосцов, упругий, плоский живот и тёмный пушок внизу, от одного вида которого Ивана Сергеевича одолела сладкая и липкая, как сахарная вата, истома».

Сосцы!

А еще там есть слово «рассупониться».

И — нет, это не издевательство, не стеб, не Владимир Сорокин под псевдонимом.

Это, что называется, добрая, душевная книга. Про собачку.

Обычно приходится критиковать авторов за то, что в их текстах вовсе нет никакой литературы. За то, что они, авторы, рутинно записывают какие-то байки или бытовые подробности — и думают, что это сделает их Лимоновыми и Довлатовыми.

С романом г-на Лиханова все ровно наоборот.

Он буквально переполнен литературой. Правда, чужой, да еще и, мягко говоря, уже прочитанной.

Эта книга словно бы состоит из больших фрагментов кулинарных рецептов, этнографических сборников с тщательно выписанными оттуда редкими выражениями, чьей-то деревенской прозы невесть каких годов, каких-то сказов и пересказов — и все это использовано без всякого «постмодернизма», нет, очень простодушно, так, словно бы мы все это никогда не читали, и не было до «Бьянки» миллиона книг, где дядя Николай молвил (а также, конечно, поклонился иконам и закусил огурцом, обязательно хрустким огурцом, а не каким-нибудь там).

В этой книге нет ничего нового, ничего достоверного, ничего неожиданного, ничего удивительного — и, хочется сказать, ничего своего.

Все уже было.

В крестьянской избе — пир горой.

Советский Союз развалился, и это плохо. 

Красивая девочка обманет наивного и немолодого.

Собачка такая милая.

Собачку жалко.

Мучительное чтение, пытка. «Бьянка» — абсолютный эталон графомании. Первое место на негласном конкурсе словесной туфты. Дорогой читатель, сто раз подумай, прежде чем решишься взяться за книгу Дмитрия Лиханова, чтение не из легких. Слова, слова, слова, раздувшие историю с ноготок на двести восемьдесят страниц первосортной чепухи.

Бьянка – породистая белоснежная западносибирская лайка. Бьянка родилась и сразу приглянулась неряшливому фельдшеру. Фельдшер взял лайку к себе. Собака не сладила со злюкой-сожительницей фельдшера и фельдшеру пришлось от Бьянки избавиться. Фельдшер отвез Бьянку в деревню к алкашу дяде Коле, охотнику и мастеру на все руки. В деревне породистую лайку изнасиловал пес Хачик, хотел еще трахнуть шпиц Муся (откуда в деревне шпиц?), но не дотянулся. Бьянка забеременела, родила и благополучно через сто пятьдесят страниц была умерщвлена выстрелом в брюхо. Вот и сказочки конец.

Книга Дмитрия Лиханова чем-то напомнила прогремевший в позапрошлом году роман другой графоманки, Гузелья Яхиной. В «Зулейха открывает глаза» сюжет ярче, и тут «Бьянка» проигрывает, роднит обе книги туча лишних словесный конструкций, без которых можно было смело обойтись и без которых книга усохла бы вполовину и тем самым сэкономила драгоценное время читателей, и фабула еще схожая – несчастная жизнь одинокой суки.

С первых строк книги отчестливо ясно, что проживет лайка короткую и тяжелую жизнь. Лиханов не оставил породистой Бьянке ни единого шанса на счастье. Бьянку убьют, застрелят между делом. К концу книги лайка из центрального персонажа перейдет в разряд случайных теней, как дурачок с татуировкой космонавта Гагарина, девка с узла почтой связи или директор школы Лев Николаевич Толстой (полный тезка классика). Люди в «Бьянке» мало чем отличаются от животных – и судьбой, и повадками.

Испанская линия, вернее, дурдом, связанный с внезапным отъездом пьяницы Николая в Испанию (выясняется, что алкаш – побочный сын испанского барона), начинается в середине книги и тянется до самого финала – и лишь напрашивается вопрос: зачем? Попробую предположить, что в один день на рабочем столе Лиханова перемешались страницы из разных рукописей (графоманы плодовиты), разбирать не было желания (графоманы небрежны), так сойдет, решил Лиханов, и, судя по тому, что «Эксмо» эту белиберду издало, рассудил Лиханов верно.

Если Григорий Служитель попал в лонг-лист Нацбеста-2019 с романом о коте, то книга «BIANCA(Жизнь белой суки)» Дмитрия Лиханова (в 80-х и 90-х – журналиста перестроечного «Огонька» и юлиансемёновского «Совершенно секретно») – о собаке.

Главная героиня – западносибирская лайка Бьянка, появившаяся на свет в московском питомнике. Вскоре она попадает к Человеку в Белом – собачьему доктору Ивану Сергеевичу Форстеру, который несчастных псин и лечил, и усыплял; причём из сострадания вводил перед положенным в таких случаях дитилином купленный на собственные деньги пентобарбитал – чтобы собака не мучилась, а спокойно засыпала (чувствуется, что автор знаком с нюансами всей этой собачьей жизни не понаслышке). Потом Бьянка оказывается где-то под Архангельском, в деревне, у дяди Николая…

Как и всякая хорошая книга о животных, BIANCA, конечно, — прежде всего о людях. В ней – несколько человеческих судеб; один из вставных сюжетов даже перебрасывает нас в Испанию времён гражданской войны. Не обошлось и без социального. Автор беспощаден к тому, что произошло со страной в перестройку и позже. Ожидалось, что горбачёвское «новое мышление» принесёт людям свободу и процветание; но «ни хрена оно, как выяснилось, не принесло. Скорее, разрушило и поработило». В светлое капиталистическое завтра народ «почему-то ломиться отказывался». Мир, в который кнутом и пряником гнал советского человека тот самый прекраснодушный перестроечный «Огонёк», оказался злым, грубым, волчьим.

Впрочем, политикой автор не злоупотребляет. В книге о собаке, помимо ожидаемой сентиментальности, присутствует то, что нечасто встретишь в нашей современной литературе, то зарывающейся в далёкое прошлое, то описывающей бессмысленных городских клерков и их копеечные страдания. Это портреты русских людей начала XXIвека, включая нестоличных и негородских; таких персонажей сегодня ощутимо не хватает в литературе. Может быть, потому, что писатели наши сгрудились в больших городах, как на спасательных шлюпках, а слово «народ» теперь кажется абстрактным или устаревшим.

В предисловии Андрон Кончаловский сравнивает книгу Дмитрия Лиханова с «Белым Бимом» Троепольского. Я бы сказал, что это по-хорошему старомодная проза — чем-то из детства повеяло, когда читалось взахлёб о собаках, об охоте, о тайге, о деревне… «Бьянка» продолжает традиции и охотничьей, и деревенской, и ещё – северной прозы. Написана книга не схематично, а полнокровно — со знанием материала, с местными словами-эндемиками, с деталями, что вызывает благодарность к автору.

Что резануло глаз – «ракетоноситель» вместо «ракеты-носителя», «инжектор» вместо «эжектора» (в двустволке)… Ещё — «ржавая бочка из-под авиационной солярки». Бензин, керосин – да, но солярка? Читал о дизельных бомбардировщиках Ер-2, но это было скорее исключение, эксперимент; хотя, может, я ошибаюсь? Но всё это, конечно, мелочи. Пусть их редакторы поправят при следующем издании книги. А оно, думаю, последует, потому что книга светлая, умная, редкая.

Это повесть о собаке с итальянским именем Бьянка. Белоснежная лайка, умница, красавица, чудо природы и многолетней селекции. Она могла бы украсить выставки собак, вызывая восхищение знатоков, а прожила горькую жизнь деревенской дворняги. И всего-то шесть лет прожила, испытав предательство людей, потерю щенков, а еще были тяжелое увечье и смертельная болезнь.

«Лёжа на талом снегу в ожидании близкой смерти, Бьянка вдруг вспомнила запах матери, сотканный из слабых, еле памятных ароматов: её тёплого жирного молока, сухого сена с лоскутами увядших васильков…» Так начинается книга, и печаль этих строк тенью ложится на всё дальнейшее повествование. Писатель не очеловечивает собаку. Он только внимательно наблюдает за ней, пытаясь по внешним движениям, выражению глаз угадать ее чувства. Бьянка «нервно принюхивалась, трясла хвостом, то и дело поглядывала на Ивана Сергеевича. И виновато поскуливала: мол, прости, хозяин, этого я ещё не понимаю».

Лишь иногда, в самые драматические моменты, писатель переводит собачьи переживания на человеческий язык. Сожительница хозяина отхлестала грязной тряпкой по морде несчастную собаку. И Бьянке захотелось уткнуться заплаканной мордой в тёплый материнский живот: «Где ты, мамочка? – позвала Бьянка. – Защити меня!»

Противопоставление жестокого, равнодушного мира людей миру природы проходит через всю книгу. Симпатии писателя всегда на стороне природы: северный лес и его обитатели, тёплая корова Маркиза и, конечно, собаки. Эта писательская любовь выражена не только в содержании, но и стилистически. Поэтические строки книги посвящены природе и ее детям: «Солнце дотрагивалось до её не прозревших ещё глаз тёплыми лучами, и тонкая плёнка век наполнялась розовым светом. Она чувствовала доброту этого света: великую, нескончаемую любовь обещала ей, малой Божьей твари, её начинающаяся жизнь».

Конечно, мир природы по-своему жесток. Да и Бьянка не болонка, не комнатная собачка. Она природой и отбором селекционеров создана для охоты. Она знает вкус крови. Выдающийся зоолог Конрад Лоренц считал, что у животных есть ограничитель жестокости, а человек, по его мнению, так быстро развился, что такой ограничитель не успел сформироваться. Сильная, молодая Бьянка могла бы ответить на агрессию старой дворняги Дамки, но что-то ей помешало. Волк зарезал больного бобра и съел. Сытый, он не тронул Бьянку или другого молодого зверя.

Впрочем, люди в повести Лиханова не злодеи, обыкновенные. Только сожительница Ивана Сергеевича, первого хозяина Бьянки, – воплощенное зло. Хищница в овечьей шкуре. Ветеринар Иван Сергеевич не только хороший специалист, но добрый человек. На свои деньги покупает дорогие лекарства, чтобы спасти собак от мучений. Он предает Бьянку из-за своей слабохарактерности. Ольга Рябинина, новая хозяйка Бьянки, совсем не злая. Скорее, добрая женщина. Но житейские соображения оказываются сильнее ее жалости к больной собаке. Уход из жизни хозяев Бьянки описан сухо, буднично и не вызывает у читателя сожаления. Другие слова находит писатель, рассказывая о страдании и смерти животных. Горе Бьянки, потерявшей последнего щенка, безмерно. Плачь ее можно сравнить с есенинскими строчками:

Покатились глаза собачьи

Золотыми звёздами в снег.

Жаль Бьянку, жаль Берту и других старых собак из питомника. В конце земного пути их ждёт смертельный укол Человека в Белом. Собаки, чувствуя приближение смерти, «брели по двору медленно, поджав хвост и тяжело дыша». В книге Лиханова нет ничего приблизительного. О повадках и болезнях собак, охоте, буднях и праздниках северной деревни он пишет с глубоким знанием предмета. Очень вкусно описаны блюда русской кухни, даже повседневные. А праздничное застолье писатель назвал «русским гастрономическим Версалем».

«Прихваченные морозцем, нежные лепестки домашнего сала с тонкими бордовыми прожилками присыпаны крупной солью и толчёным чесноком. <…> пирамиды напечённых Ольгой горячих пирожков с лесными грибами, ливером, яйцом с зелёным луком, само собой, с капустой и картофельным пюре. Доставленная специально из Архангельска знакомым дальнобойщиком жирная сельдь трёхлетка, отливающая серебром. Дубовые плошки с мелкими рыжиками в сметане, осклизлыми маслятами с крошёным лучком, боровичками, маринованными с гвоздикой, душистым перцем и лаврушкой. И целые ушаты капусты, квашенной для остроты с  клюквой, а для сладости — с антоновкой. Не говоря уже о чёрной редьке в жирной сметане, под свежим подсолнуховым маслом, паренной с мёдом».

На фоне ярких красок русского мира «испанская история» выглядит стилистически нейтральной, лишена национального колорита, местами напоминает сухую хронику событий. Правда, читаем мы перевод двух писем, сделанный, очевидно, служащим адвокатской конторы. Из писем узнаем, что житель северной деревни Астахино оказался сыном испанского барона Фернандо Альвареса де Бланко. Какой-то латиноамериканский сериал. Но подумаешь, а почему бы и нет? В годы войн и массового перемещения людей и не такие истории встречались. Во время Гражданской войны в Испании интербригадовец Игнатий Рябинин убил франкиста. В 1941-м его сын Фернандо вступил в Голубую дивизию добровольцем, чтобы попасть в Россию и отомстить убийце, а встретил там… вдову Рябинина. В тексте допущена нелепая ошибка. Барон умер на восемьдесят втором году жизни. Выходит, он лишь на десять лет старше сына? Далее в тексте указана другая дата, и получается, что все-таки на двадцать. Чуть ниже читаем: «Гвозди бы делать из таких людей, как предлагал поэт Маяковский». Разумеется, это не Маяковский, а Николай Тихонов, его «Баллада о гвоздях».

Испанский сюжет в сочетании с историей собаки создает метафору превратностей судьбы. Аристократке Бьянке выпала жизнь дворняги, а деревенский мужик оказался потомком древнего испанского рода. Но в сюжетном рисунке нет симметрии. Скорее он ассиметричен. Внимание и любовь автора отданы Бьянке. Думаю, что и читатель не останется равнодушен к ее судьбе.

Книга Лиханова достойна занять место радом с рассказом Юрия Казакова «Арктур – гончий пёс», повестью Георгия Владимова «Верный Руслан» и «Белым Бимом Чёрное ухо» Гавриила Троепольского.