Начну сразу с главного. К сожалению, эта книга не получилась. 

Что хотел сделать автор Секисов?

По моему скромному мнению, он хотел совместить бытовую лирическую комедию с триллером. Скрестить, если угодно, Вуди Аллена со Стивеном Кингом. Очень сложная задача.

«Реконструкция» — это, с одной стороны, история тридцатилетного московского неудачника, который пытается быть стенд-ап комиком, делит квартиру с похоронным агентом, невзаимно влюбляется, рефлексирует, etc. — но, с другой стороны, это история какого-то таинственного заговора, преследования героя историческими реконструкторами и постоянно всплывающим в тексте «великаном», история про страхи, нападения, отрезанную собачью голову и много еще чего в том же жанре.

Не вышло, к несчастью, ни Вуди Аллена, ни Стивена Кинга.

История о тридцатилетнем московском лузерстве, одиночестве и стенд-ап комедии — чтобы быть интересной — должна быть очень бодрой и очень смешной. А тут она тянется достаточно вяло и с некоторой, что ли, литературной зевотой. Ты нигде не улыбаешься и ничему не удивляешься, казалось бы, Секисов мог бы распределить по тексту достаточное количество, как сейчас принято говорить, панчей, но — они отсутствуют. 

С триллером все еще печальнее. Вообще, почему-то так выходит, что в рамках русской литературной традиции как следует напугать читателя, создать напряжение и призвать на его голову кошмар — невероятно трудно (может быть, потому что сама наша жизнь предполагает реалистичность любого кошмара, вот он и не воспринимается как «зловещая оборотная сторона бытия», но это замечание в сторону). Но в данном случае это совсем не выходит: все ужасы дежурны, проговариваются так, словно бы автор много-много раз диктует свой адрес в службу такси — и ты совершенно не переживаешь по поводу только что прочитанного, так, лениво листаешь. Ну, отрезанная собачья голова. Хорошо.

Ну и самое важное.

И самое неприятное — то, о чем, тем не менее, нужно сказать.

Писатель — это его язык. Роман — это конструкция не только и не столько сюжетная или идейная, но — языковая. 

«Реконструкция» же написана так, словно бы ее записали на диктофон, остановили на улице какого-то человека и быстренько записали его устную речь. 

Кажется, что эта книга была написана за пару недель, да и то — с изрядными перерывами на выпить и отдохнуть. 

И если язык большого хорошего романа — это архитектура, то здесь, увы, построен сарай.

Так получилось, что я знаю автора. И он — человек симпатичный. 

И мне хочется сказать ему: вы уж не сердитесь, Антон, но зачем вам сарай? 

Пройдитесь по городу, сколько прекрасных зданий, — вдруг и вы можете так же, если задумаетесь и соберетесь?

Надеюсь и жду. 

Похоронные боты дал герою погонять сосед по съемной квартире, который успешно занимается ритуальным бизнесом и продвигает среди наших отсталых в этом деле граждан, готовых зарыть родню в огороде, передовые похоронные технологии. Прикольно, и на подобном жире можно было бы держать читателя столько, сколько нужно, принимая во внимание умение автора находить яркие детали и пользоваться ироничным языком:

«Пухлые белые руки, колбасами разложенные на столе».

«Возле подъезда носился пустой чёрный пакет, создавая тревожную атмосферу».

Как говорится, ничто не предвещало. Первая половина текста еле заметно движется, практически стоит на месте, будто не хватает лошадиных сил наконец с нормальной скоростью последовать по маршруту, куда надо. Нескоро выяснится, что, оказывается, это делается неспроста, чтобы время протянуть, потому что никакого маршрута с конечной точкой прибытия на тот момент, похоже, и нет. Водитель, в смысле автор, не знает, куда ему податься – маршрут, как говорится, не построен. Поэтому неизвестно для чего имеет место симуляция деятельности. Но все равно уж лучше бы она и дальше происходила в том же духе. Потому что первую часть текста про задрота с фляжкой бухла в кармане вполне можно терпеть, пусть даже в его жизни, кроме этой фляжки и сидра с чечевичной котлеткой в веганском кафе, ничего не происходит. Но зато там хотя бы пока дальнейшие претензии не очевидны. Неуспешный инфантильный стэндапер, то есть унылый комик, несмешно шутит, поэтому с карьерой неважно, живет на съемной хате, деля ее с амбициозным монстром похоронных дел, понаехавшим из Калуги хоронить Москву. У грустного комика личной жизни никакой, так что на безрыбье первое же знакомство в баре с пьяной подругой тут же является судьбоносным и роковым. На другой день для начала они идут на идиотское мероприятие – средневековую ярмарку с ряжеными гоповатыми рыцарями-реконструкторами; там между комиком и гопником вроде как происходит какой-то неочевидный кофликт, который даже трудно разглядеть в тексте, состоящем, в основном, из бесконечных рефлексий и самокопания. Дальше следует вялое чередование скучного стендаперства, где все зрители сидят с козьими мордами, столь же зажигательного, как и неудачные шутки, секса с новой знакомой, созерцания бабок с палками в парке, болтовни ни о чем с соседом-похоронщиком и коллегой по шутовским делам, пересказывания снов и перманентного отхлебывания из фляжки «целебной настойки». Вся эта рутина протекает на фоне озабоченности героя тремя темами: преследование его реконструкторами неизвестно за что, «испепеляющая» любовь к подруге, с которой он всего пару раз не особо феерично поспал, и здоровье бабки – не из тех, что бегают с палками в парке, а своей собственной. Ну что ж, хотя бы это похвально:

«бабушку надо проведать. Как бы от этих переживаний с ней не случился удар, не отнялось туловище. Кто, кроме меня, сможет ходить за ней, подавать утку?»

Причем разговор взрослого тридцатилетнего парня с бабушкой наводит на мысль, что вряд ли он сдюжит даже насчет утки:

«от последних слов бабушки что-то ослабло в моей душе, какой-то очередной механизм надломился, и я заговорил севшим голосом, который на середине сменил детский беспомощный писк: «Бабушка, я не понимаю, зачем они меня мучают!». И вот только тогда на глазах появились слёзы. На обоих глазах». 

А бабушка утешает великовозрастного дядю так:

«Сашенька, ты ведь сам себе всегда проблемы выдумывал. Всегда всё усложнял. (…) Скажи этим мальчикам, которые тебя караулят в парке, что ты не сделал им ничего плохого. Спроси, зачем они это делают. Может, у них не всё в порядке в семье. А может, ты кого-то обидел, а сам не заметил. С тобой такое бывает, сам знаешь. И самое главное, на всякий случай извинись, даже если считаешь себя правым – от тебя не убудет. (…) А с товарищем из органов говори очень вежливо, скажи, что ты не шпион и не разведчик, что ты этого не умеешь ничего. И обязательно извинись и перед ним тоже. Хочешь, я сама с ним поговорю?».

Все остальные половозрелые дяди тоже ведут себя в том же духе. Вот диалог с другом, рядом с которым обсуждаемая подруга:

« – Что делать с такими грудями, завязать их вокруг шеи как шарф? — я спросил его, наклонившись к самому уху.

– Ты отлично знаешь, что делать с такими грудями, не ври! – он ткнул меня пальцем в ребра с несвойственной ему грубостью и стал что-то плести про женскую физиологию. От его нелепых рассуждений (как будто о женской физиологии рассуждал третьеклассник) во мне проснулась страшная похоть, и я стал набирать сообщение Майе».

А вот разговор, подслушанный героем в веганском кафе:

«я вынужден был слушать, что они говорят между собой. Разговор был в точности вот такой:

– Ребята, мы же веганы?

– Да, мы веганы.

– Мы же все здесь веганы?

– Да, мы здесь все веганы.

– А что насчёт тебя, ты веган?

– Нет, я ем яйца.

– Почему? Ведь яйца – продукт животного происхождения.

–Я понимаю, но мне очень нравится их вкус.

– Нет, веганы не должны есть яйца, ты понял меня?

– Да, я понял, не буду их есть».

Книга о придурках, написанная в жанре идиотизма, не самое худшее чтение. Во-первых, это смешно, если выкинуть все рассуждения о смысле жизни и глубокомысленное пересказывания сновидений, а во-вторых, можно ассоциировать героев с собой, за что мы и любим такие книги. Поэтому пока что разделим с героем навалившуюся на него неразрешимую проблему, куда деть найденные в шкафу трусы забанившей его во всех сетях подруги. Вот он, подобно буриданову ослику, мечется между двумя мусорными бачками с трусами в руках, не зная, в какой из них их лучше засунуть, и не подозревает, что вот сейчас в этот драматический момент он станет жертвой разбойного нападения подстерегавших его коварных бомжей, монахов-францисканцев:

«Мало того что я позабыл, в какой бак зарыл трусы, ещё и мои худшие опасения подтвердились. Над одним из контейнеров стояла сгорбленная худая фигура в капюшоне мышиного цвета». 

Наконец-то к середине книги наступил долгожданный переломный момент, когда маломощная колымага попыталась разогнаться и понеслась по кочкам – значит, теперь проблемы типа «у меня разрядился айпод в вегетарианском кафе, где я покупаю свои любимые чечевичные котлеты» закончатся и начнется серьезное действие. Лучше бы не начиналось.

«Эти ряженые выследили меня, спланировали покушение. Энергия рыцарей-реконструкторов заслуживает лучшего применения. (…) А эти люди в расцвете сил тратят время, чтобы ловить и наказывать малоизвестного комика за то, что назвал ряженых идиотов ряжеными идиотами».

И вот «две серые тени держат меня за ноги, и ещё одна серая тень колет мне что-то шприцем».

Ну и понеслась душа в рай. Дальше читателя ожидают: бесчисленные зловещие фигуры в серых капюшонах с факелами, костры, секты сатанистов и прочей нечисти, кишащей на заброшенном заводе «Фрезер», где приносят в жертву маленьких детей и добропорядочных граждан, фигура двухголового черного рыцаря на бледном коне, великаны в пыльных одеждах, подпоясанных веревками, ритуалы со свечами в мрачных подземельях заброшки, черная статуэтка из Португалии, в которых живет дух прекрасной дамы, «открытие», что «рыцарские приблуды – просто прикрытие для какого-то сатанизма». Одним словом, все дальнейшее содержание исчерпывается цитатой: 

«в круге горит костёр, и тени в капюшонах ходят вокруг с факелами». Ну, тут и добавить нечего, кроме сакраментального «а вокруг мертвые с косами стоят – и тишина». В общем, читателя ожидает много завлекательного. А вишенка на торте – это та самая как лошадь пьющая подруга, с чьими трусами герой метался вокруг пухто и у которой из старого лифтона, так как он порвался, вылезла проволока. Она оказалась ни много ни мало вот кем:

«Старый завод, в котором, получается, живёт Майя. Она представляет собой что-то чудовищное. Майя — демон из древнего мира, которому нужен я».

Вот оно как! 

« – Орден поклоняется прекрасной даме. И эта прекрасная дама тебя выбрала. Ну как бы это сказать… Медиатором. Чтобы через тебя с членами ордена говорить. (…) Называй её для простоты богиней».

Вот так занесло дребезжащую тачку из канавы! Прямиком, того не подозревая, на дурацкие сайты для копирайтеров типа «Мэри Влад», где в шуточной форме перечислены все самые избитые и ходульные графоманские сюжеты начинающих авторов. Весь вышеперечисленный состав ингредиентов для графоманского варева просто взят оттуда один в один. Почему так вывернуло рулевое колесо, нам остается только гадать – видно, скользкая дорожка попалась. Зато мне хоть более или менее стал понятен распространенный интерес к брутальным маскулинным писателям, которые могут предъявить читателю, например, опыт военной службы. Потому что герои, жрущие чечевичные котлетки под настойку из травок и сидр в веганском кафе и парящиеся проблемой, как бы половчее выкинуть трусы любимой женщины в пухто, его вызвать точно не могут.

Добрый день, уважаемая Ольга! Как-то я расстроился, прочитав новый роман Антона Секисова «Реконструкция». Ну, прежде всего, это не роман: 290 тыс.знаков, это объем средней повести. А если над текстом поработает опытный редактор, там много можно сократить, и роман превратится в совсем небольшую повесть. Впрочем, автор решил, что это роман, это его право, и это, в конце концов, еще не самое страшное.

Я вот хорошо помню – до сих пор, хотя читаю много, и большинство прочитанного забываю – первую книгу Антона Секисова, «Кровь и почва», лет шесть назад также участвовавшую в «Нацбесте». Это была отличная проза, упругая, подвижная, смешная, источавшая флюиды, многообещающая. Правда, два года назад в конкурсе «Нацбеста» появился сборник рассказов Секисова «Сквозь лес», и я был в некотором недоумении – это были очень средние тексты, даже ниже среднего. Ну ладно, писатель имеет право на творческую неудачу, всякое бывает.

И вот – «Реконструкция». Новый роман. Что тут сказать? Если муза посетила Антона Секисова во время создания «Кровь и почвы», то при написании «Реконструкции» она, видимо, сбежала со всех ног. Роман чудовищно плохо написан. Вяло, коряво, мутно, неряшливо. С необъяснимыми провалами по части вкуса и логики. Завязка, впрочем, хороша. Главный герой (повествование от первого лица) пытается сделать карьеру стендап-комика, всюду носит блокнот для шуток, но хорошие шутки придумываются плохо. Он встречает странную девушку, которая загадочным образом исчезает, перед этим прислав сообщение – одну точку. Но потом! Потом начинается непонятная беготня, и полное ощущение, что автор сам понятия не имеет, что ему делать со своими героями. Он возюкает их, заставляет ехать то в одно место, то в другое, а для оживления действия подбрасывает в сюжет то женские трусы, то отрубленную собачью голову.

Вот образец, так сказать, стиля: «Я ударил великана в плечо, один раз, а потом и другой. Он стал медленно поворачивать голову, которую сперва трусливо втянул — никак не ожидал от меня такого напора. А когда повернул, то вместо неживого лица среди чёрно-седых локонов я увидел приплюснутую русскую голову соседа по этажу». Это еще не самое плохое. Какие-то безнадежные общие места, действие периодически заруливает в похоронную контору, на поминки или на похороны (один из героев – агент по оказанию ритуальных услуг), но это не добавляет динамики повествованию Разве что делает скуку читателя совершенно, простите за каламбур, мертвецкой.

А главное – я читал и постоянно терял нить авторского замысла. Кто куда пришел? Почему главный герой постоянно пьет какую-то сомнительную «целебную настойку»? Почему его поступки лишены простейшей логики? Почему весь текст написан каким-то выспренним слогом, как будто это сочинял школьник? Знаете, любой школьник, завороженный зарождающейся способностью составлять слова в предложения, считает, что писать надо «умно», и поэтому никогда не напишет «запах», а непременно – «амбре». Так вот, вся «Реконструкция» — это сплошное «амбре» на 290 тыс.знаков. При этом там есть несколько небезнадежных (на уровне замысла) линий. Рассказать о «кухне» стендап-комедий. Или о мире ролевиков (там за главным героем гоняются персонажи в латах средневековых рыцарей). Или о закулисной жизни похоронного бизнеса, на крайняк.

Я считаю, что это даже не провал, это катастрофа. Если Секисов «Крови и почвы» и Секисов «Реконструкции» — один и тот же человек, то первый Секисов, ознакомившись с текстом «Реконструкции», должен был прийти в ужас, спрятать текст подальше и никогда, ни при каких условиях не выдвигать его в конкурс премии. Тем более «Нацбеста»,где о нем у некоторых членов жюри еще сохранились добрые воспоминания.

Такие тексты должны, по-хорошему, отсекаться еще на стадии выдвижения. Это вопрос к культурному уровню и этике номинатора, как можно такое барахло тащить в конкурс литературной премии? Пока что это худший текст в «Нацбесте» нынешнего сезона. И от того, что автор его Антон Секисов, я испытываю печаль. Всего хорошего.

«Реконструкция» начинается очень круто. Захватывает и не отпускает примерно страниц 10. А потом очень быстро скатывается в непонятно что. Многочисленные, чуть ли не в каждом абзаце, сравнительные обороты, корявые диалоги, невнятные описания и провисы — и вот уже вполне годный, изначально многообещающий текст превращается в невнятный подростковый роман. Подростковый — не в смысле, как это сейчас принято говорить «янг эдалт», а в смысле, ощущение такое, что писал подросток. 

Окончательно добило меня предложение «Но кто без присмотра оставит свой меч? Таких дураков, кроме короля Артура, не бывает». 

Авторские ходы считываются, как в американском фильме, настолько они банальны. Например, таинственная возлюбленная героя носит редкое по нынешним временам имя Майя, известное, в частности, как имя богини иллюзии и безумия. То, что она бросит парня и исчезнет в неизвестном направлении, став его навязчивой идеей, я предположил примерно за пять страниц до того, как прочитал об этом. 

Или вот как вам милейшая рифма между «акульим» ртом Майи (на эту «акульность» акцент делается несколько раз, видимо чтобы читатель запомнил) и майкой San Jose Sharks на одном из героев? Если не доходило раньше, то тут-то точно должно стать понятно: МЕЖДУ НИМИ СУЩЕСТВУЕТ СВЯЗЬ!!!

Впрочем, вполне достоен основной авторский посыл: «Бухать вредно». Дело в том, что герой употребляет «целебную настойку» с младых, что называется, ногтей. На этом, кстати, в тексте автор тоже делает акцент, упоминая напиток на каждой странице минимум раза два. Неудивительно, что к ногтям постарше он скатывается в стремительно прогрессирующую шизофрению. Как известно, если у вас нет шизофрении, то это не значит, что за вами не следят. А если шизофрения есть? Тогда следят гарантировано. 

Единственный герой, который вызывает хоть какую-то симпатию — это хитрожопый похоронный агент Абрамов. Человек говорит исключительно афоризмами и анекдотами из жизни похоронного бизнеса. Если «Реконструкцию» кто-нибудь соберется экранизировать (а что? а вдруг?), то исполнитель этой роли будет претендовать на Оскара за главную второстепенную роль. 

«Возникло полное ощущение, что я попал в низкобюджетный хоррор, — пишет Секисов от имени героя ближе к концу истории. Помилуйте, Антон, это не ощущение, это низкобюджетный хоррор и есть. 

Номинатор Любовь Беляцкая презентует рукопись Антона Секисова «Реконструкция» в качестве романа, хотя это, конечно, повесть – маргинальный сегодня жанр, в списках Нацбеста почти не значащийся. «Реконструкция» — конспирологический экшн в антураже московской готики, с не очень внятной метафорой о «лишнем» — не человеке, но целом поколении, сегодняшних тридцатилетних, рожденных на рубеже эпох (конец 80-х), и провалившемся в тартарары.   

В свое время по ходу нацбестовского марафона я разбирал тоже повесть и также рукопись Секисова «Кровь и почва», которая  аналогично строилась на реконструкторском сюжете – правда, скорее, идеологического, а не историко-мистического свойства. Верность однажды избранному направлению должна подкупать; если мы, натурально, не имеем дело с тупиковым вектором – но, боюсь, у Антона тот самый случай.

«Кровь и почва» была, помимо прочего, чрезмерно затянутым фельетоном, который очень выручала работа автора с языком – Секисов изобретательно описывал вымороченную реальность не характерами и образами, а отдельными штучными фразами, и я тогда сказал, что, похоже, у нас появился перспективный стилист. Увы, прогноз мой (во всяком случае, в свежей «Реконструкции») не оправдался: написана вещь вяло (несмотря на постоянную беготню, топот и членовредительство), скучно, неубедительно. Автор не оставил стилистических претензий, но вот блеск и точность формулировок куда-то подевались.

Как вам: «Когда Слава приблизился, глаза Феликса засияли, как, наверно, сияли глаза стахановцев, когда Сталин вешал им орден на впалую грудь». Во-первых, не смешно. Во-вторых, в эпоху расцвета стахановского движения ордена его героям вручал М. И. Калинин, работавший номинальным главой государства с 1919 года до самой смерти в 1946-м. В-третьих, если считать за идеал стахановца самого Алексея Ивановича Стаханова, то он был широкогруд и вполне дюж, несмотря даже на хронический алкоголизм.

Допускаю, что Антон Секисов таким образом копирует потуги собственного героя на остроумие – Саша, от лица которого идет рассказ, работает стендап-комиком. Однако сказовая манера трудно уживается с крутым экшном (авторская претензия номер два), да и эффективна, как правило, при должном зазоре между автором и персонажем, Антон же столь безоглядно погружается в тревожные обстоятельства Саши и порожденное ими безумие, что к финалу начисто лишается авторской воли. Он просто не в силах свести воедино детали и линии повествования, сыплющиеся, как из дырявого мешка, — ряд сюжетных ходов остаются расходящимися, на кучу вопросов не отвечено, намеченные пунктиры не сведены в общий контур. Да и заметно, что повесть автору наскучила, не успев, по сути, начаться.

Нет, поиски готического подполья в современной Москве и аллегорическая фантасмагория могут стать интересным материалом для очередной повести о «лишних», но – мое глубокое убеждение – лишь при убедительном соприкосновении с реальностью. В «Реконструкции» с точками схождения обстоит довольно скупо – парк Сокольники, разрушенный завод «Фрезер» (знаменитый тем, что в его команде начинал звездный путь Эдуард Стрельцов, о чем Секисов, конечно, не упоминает). Отчасти – подвижная сашина психика, тщетно за эту реальность цепляющаяся и одна из мистических линий романа Виктора Пелевина «Generation „П“» (выбор богиней человеческого мужа). Всё остальное – болотные жижи, рыцарские мечи, заброшенные усадьбы, похоронные боссы, самодельные алкоголи и рваные лифчики – необязательны, взаимозаменяемы и довольно бессмысленны даже для фабульных нужд. Характерно также, что между сновидческими трипами героя и повествованием в реальном времени снова нет практически никакого зазора.

Да, сюрреализм здесь совершенно не при чем.