Александр Строганов. «Стравинский»

Роман «Стравинский», выполненный в авторском жанре, обозначенном критиками парареализмом, представляет собой уникальную попытку автора, профессионального психиатра и писателя, на основе практического опыта, наблюдений и умозаключений исследовать глубины подсознания. То, что представляется атеистам информационным полем Вселенной, людьми верующими названо Богом, субстанция вечности, не имеющая категорией пространства и времени, является средой обитания героев. Однако эта субстанция несет в себе вполне узнаваемые черты: захламленная квартира холостяка, городские дворики, палата психиатрической больницы… Три однофамильца (да и внешне близнецы) Стравинских — композитор, поэт и врач-психиатр — всяк по-своему ощущают мироздание. Каждый из них в известной степени гениален, безумен, каждый — художник. Не подозревая того, они содержат некую важную информацию. При соединении наития и опыта героев, человечество получит ответ на главные экзистенциальные вопросы, сумеет спастись от предначертанной оракулами гибели. Роман о сложном пути, который проходит каждый из персонажей к долгожданной встрече, спасению. Несмотря на сложность замысла, история, предложенная автором, воспринимается как увлекательная игра. Со временем читатель понимает, что три героя — ипостаси одного человека. Так в каждом из нас сосуществуют некие близнецы, и путь их к согласию подчас оказывается чрезвычайно непрост. 

Трогательные, порой нелепые персонажи романа несут в себе приметы добрых знакомых, героев занимательных хроник. Таков, к примеру, гуманоид Алешенька, некоторое время тому назад, успешно путешествовавший по страницам интернета и прессы. Диалоги романа наполнены иронией.  «Стравинский» — интеллектуальная и в то же время занимательная проза, не имеющая аналогов.  Смелая попытка автора во имя будущего заглянуть за полог безумия, смерти. 

Ильдар Яркимбаев.

Рецензии

Митя Самойлов

Александр Строганов “Стравинский”

Текст этой книги непроницаем для читателя. Можно начинать с любой страницы — и я пробовал — не получится понять, о чем эта книга или хотя бы эпизод, глава.

Главного героя зовут Стравински С. Р., другие персонажи иногда называют его Сергей Романович, сами другие персонажи не идентифицируются никак — вот мелькнет имя Юля Крыжевич, потом Женя, потом еще кто-то. В чем их роль, как они соотносятся с героем, действием, замыслом — неясно. Одна говорит, что пойдет фотографировать. Герой ей отвечает, что он пойдет за котлетами:

“Счастливая мысль, – бубнит Сергей Романович. – Счастливая мысль пойти за котлетами, но не ходить за котлетами, ибо… что? Ибо Тамерлан. Что Тамерлан? Где Тамерлан? Ушел наверняка. Куда? За котлетами. Как пить дать ушел за котлетами. Куда еще идти Тамерлану? Если Тамерлан ушел за котлетами, зачем мне идти за котлетами”?

Дальше может быть так:

“Вой, свой, сипеть, сиплая, вой, мел, вой, волки, мел, меловое, морок, морока, колется, колется, лютует, тушит, тает, тушит, из‑за, из, известь, свист, присвист, в сон, в сопло, в топку, в сон, вот, вот, в топку, в соль, самое соль, в соль, слеп, слепая, слепень, белые, слепни белые, мать, матушка, коса, соль, дышать, дышать, мачеха, хохотунья, дышать, не дышать, ха, хочет, хохочет, сипеть, сиплая, си, огонь, слепая, слепая, вьюга слепая, вьюга, вьюга, вьюга. Вьюга, одним словом”. — Но это-то хотя бы понятно, как объяснить. Вроде бы композитор вылавливает отдельные звуки из реальности, чтобы превратить их в музыку. Тут эта стихийная шизофазия понятна, хоть и не оправдана.

Автор — профессиональный психиатр. Штош.

Есть такая инфографика —  в творчестве какой группы богаче всего словарный запас. И там на первом месте “Калинов мост”, а на последнем — “Кино”. Вот у автора романа “Стравинский” словарный запас очень богатый. На этом аналогия заканчивается. Еще, видимо, у него очень богатый опыт наблюдений за людьми с некоторыми психическими заболеваниями. Но тут психиатрическая экспертиза вступила в конфликт с писательским даром — оказалось невозможно уместить наблюдаемую девиацию в потенциально воспринимаемую форму.

Игорь Мальцев

Стравинский, Мединский и Карлхайнц Штокхаузен

Какой, однако, любопытный текст выдал мосье Строганофф. Черпаю большими ложками его сметанистый beuf Stoganoff, ну, словно свой текст читаю – настолько ясен творческий метод автора. И мне он очень нравится. Бесконечные семантические ряды, в построении которых автор непонятно где набил руку – прекрасное поле для escape.  Путешествие в бессознательное и обратно – это необязательно литература, есть же и другие площадки – например кушетка Фройда.  Так что путешествуем вместе с автором.  Видимо, автор совсем не из числа записных литераторов, которые каждый раз, уехав на историческую родину, решают одарить старую родину щемящим романом про страдания отдельно взятых представителей отдельно взятого народа. У Строганова мощный бэкграунд, который обычно свойственен людям приличных не литературных профессий. И поэтому читать его – это играть в интеллектуальную игру, где гуманитарям ловить нечего. А еще читать «Стравинского» словно постоянно заглядывать в себя, а для многих это может оказаться непосильной задачей – уж больно печальная картина может развернуться. Так что у прекрасного текста нет никаких шансов. Потому как Ганди уже умер и разговаривать буквально не с кем.

Татьяна Соломатина

СУГЛИНИСТЫЙ ДАРВИН СО СПЕЛЫМ КОКОСОМ

— Как вы себя чувствуете?

— Где Петя… я пошёл и спал. А что хотят? И вчера было… всё есть…

— Где вы находитесь?

— Находитесь… все тут. Свет потушите. Где жена? Я пошёл… Ну и как? Очки потерял. Жена вчера пришёл опять ехать. Пошли отсюда… Всё хорошо.

— Назовите сегодняшнее число.

— Число… всегда зима (беседа происходит в жаркий летний день).

— А год сейчас какой?

— Сеня был… Шумел-горел пожар московский… Ну и ладно было так… Где галстук?

Пример шизофазии. Блейхер В.М., «Бессвязное мышление».

По воле Петр как Петр закончит выпьем

Я предположим на полу не Рождество неважно ни при чем

Любя, с любовью

Ещё свиней, собак и лошадей

С младых ногтей, шерсти не жди, тридцать шесть

Болиголов, борщевик, бересклет, кокорыш, трусики

Питейное заведение заполняется белыми гусями

Александр Строганов, «Стравинский»

Почему «Стравинский»?

Вы ещё спросите, где галстук!

С равной смысловой нагрузкой опус можно было назвать «Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев. Гориллов, Мандрилов и Гамадрилов».  

Какие уж тут рецензии! Рецензия нынче в принципе отмирает, ибо анализу подлежат произведения, в которых присутствует замысел, сюжет. Жанр. Даже «вот идёт караван: два ишак и баран» и то жанр, как раз музыкальный, да. Репортаж с щипковым инструментом в руках. Хоть как-то к музлиту можно подтянуть. К бытописательству.   

В конкретном случае исключаются анализ, оценка, отзыв. Равно не приветствуются мнения, пародии, фельетоны. Всё одно, что над деревенским дурачком потешаться.  Тут только клинический разбор в профильной клинике, с грифом ДСП.

Смеяться грех, но знать надо. Экземпляр канонический, для кунсткамеры.

Смотрите, дети, это цефалоторакопаги. Да не «ух, ты!», а тяжёлая патология, редчайшее нарушение эмбрионального развития. Сейчас таких уже не делают. То есть делают, но пренатальная диагностика нынче позволяет диагностировать на ранних сроках. Так что не рожают на муку им, себе и окружающим.

Следующий препарат, дети, не менее интересен. Графомания. Каждый писатель, дети, графоман. Но не каждый графоман – писатель. Каждый цефалоторакопаг – человек. Даже два человека. Но не каждый человек – цефалоторакопаг. Вот так и с графоманами и писателями. Этот образчик графомании уникален тем, что совершенно лишён примеси писательства. Это величайшая редкость – без контаминации, в её медицинском значении. Чистейшей прелести чистейшая графомания. Попала в нашу кунсткамеру из лонг-листа российской литературной премии Национальный бестселлер.

Бестселлер, дети, это такая обыкновенная книга, рукопись которой создана более-менее талантливым писателем, рассказчиком, интересна всем, легко читается — и потому нарасхват. Как же настолько неинтересная тяжёлая нечитабельная графомания попала в лонг-лист Нацбеста? Благодарю за вопрос, глубокоуважаемые дети! Будем надеяться, что те, кто выдвигал и продвигал, не хотели посмеяться над автором. Взрослые, образованные и мало-мальски воспитанные люди никогда не смеются над неисправимыми патологиями. Их ещё в детстве этому учат. А кто слов не понимает – того без обеда оставляют, а в особо запущенных случаях пи… писать заставляют «я не прав!» на шестьсот тридцать одной странице. По случайному совпадению, дети, именно на стольких страницах отпечатана эта графомания, гордость нашей кунсткамеры. Давайте считать, что те, кто выдвигал и продвигал, хотели посмеяться всего лишь над нами, читателями.

Что? На банке с препаратом написано «этот писатель навсегда в русской литературе»? Какой въедливый малыш! На заборе знаешь чего написано? А чего там лежит?

В отличие от цефалоторакопагов, графомания опасна. При контакте с незрелыми неподготовленными умами разрушает вкус, слух и нюх. Убивает время любого контактирующего. Так что, дети, если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от графомании, а в случае незащищённого контакта срочно хватайте «Херкимеров справочник необходимых познаний», Омар Ха-Эм – тоже альтернатива.  Тогда у вас есть шанс не заполниться белыми гусями. Горячими-горячими и совсем белыми. Любя, с любовью, предположим на полу с младых ногтей…

Куда побежали?! Ну, бегите, бегите, дети. Бегите, не оглядывайтесь!

Слабоумие… листики… осинка… Конечно клюнет… слово идиота… керосин… Ося… колесо… Кот, Захар… Шестнадцать килограмм отборной пустоты… Меня не переквакать вам… С дурня какой спрос?