Владимир Губайловский – человек-оркестр: и поэт, и прозаик, и критик, и редактор, и исследователь. Таким, наверное, и должен быть современный литератор. Чем многофункциональней, тем легче адаптироваться под современный литературный процесс и читательские ожидания. Не знаю, занимается ли он переводами? Кажется, это единственная ипостась, которая им ещё не освоена.

Однако, несмотря на такую вовлечённость в литературное пространство, Губайловский продолжает оставаться достоянием эстетов. Элитарность текстов (хотя элитарность – это не совсем то слово, скорее – узкоспециальные темы вкупе с оригинальной формой) не позволяет пробиться к ним массовому читателю. Даже роман «Учитель цинизма», вышедший в «Эксмо» в одной серии с текстами Тома Вулфа и Томаса Пинчона, хотя и быстро раскупился, но громкой славы автору не принёс.

Но, может, так и надо? Проза для эстетов и филологов со временем может войти в круг массового чтения. Исторических примеров этому – хватает. И думается: именно с «Письмами к учёному соседу» у Губайловского есть на это шанс.

Перед нами довольно давний проект: “письма” публикуются в «Урале» с 2013-го года. Рано или поздно должна была появиться книга. И вот на премию «Национальный бестселлер» наконец предоставлена рукопись. Однако она несколько меньше всего объёма “эпистолярного наследия” автора. Губайловский включил не все статьи, что-то сжал, что- то отредактировал, убрал лишнее и выстроил гипертекст таким образом, чтобы в “письмах” создавалась определённая последовательность мысли. В журнальных публикациях всё-таки присутствовала хаотичность.

Название восходит к Чехову. Василий Семи-Булатов, герой его рассказа «Письмо к учёному соседу», – помещик, понабравшийся и понаслышавший разных умных словечек. Он пытается подружиться с новым соседом, который с помощью “научной лексики”, напиханной в эпистолу, должен бы распознать в нём человека “своего” круга. И горько, и нелепо, и смешно, как обычно и бывает у Чехова.

Губайловский, конечно, не пытается стать новым Семи-Булатовым. Вряд ли из развития чеховского сюжета могло бы получиться что-то путное. Он всего лишь скромничает и иронизирует.

Его “письма” – это довольно занятная рефлексия на ещё одну узкоспециальную тему – попытка разобраться с искусственным интеллектом: как он устроен; может ли чувствовать, мыслить и творить; живя в информационную эпоху, успели ли мы попасть в Матрицу? И так далее. Вопросы, появившиеся в прошлом веке и вроде бы обдуманные научной фантастикой, всё равно нуждаются в более-менее серьёзном осмыслении. На Западе есть ряд научно-популярных книг, посвящённых этой проблеме. У нас же – как обычно. И вот Губайловский пытается исправить ситуацию.

Есть в “письмах” приятный уклон в литературу и лингвистику. Как будто случайно возникают стихи Арсения Тарковского, размышления то Михаила Гаспарова, то Бориса Гаспарова и «Разговоры о Данте» Мандельштама. Чуть ли не в каждом тексте возникают эксперименты нейробиологов. Не обходится без Стивена Хокинга – но и в самом деле: куда ж без него?

В общем, если книга попадёт в хорошее издательство и к грамотным маркетологам, это будет несомненный бестселлер. Такая сплавка точных и гуманитарных наук – редкая удача, а потому заслуживает пристального внимания.

Под исполненным филологического кокетства названием скрывается добротная научно-популярная журналистика: 12 больших статей, написанных автором, – выпускником мехмата и программистом по первой работе, – в течение пяти лет, 2013-2017, по заказу журнала «Урал», и объединенных общей тематикой: «Искусственный интеллект и мозг человека». Начинается, что характерно, эта подборка со статьи, озаглавленной славными тюринговым вопросом: «Может ли машина мыслить?», а заканчивается, что не менее характерно, статьями-эссе с завлекательными названиями: «Живем ли мы в Матрице», «Двадцать три закона искусственного интеллекта» и, так уж символически совпало, «Стивен Хокинг и свобода воли».

Ничего предосудительного тут нет; подобная эссеистика – многих славный путь. Пожалуй, у Эко это получалось поостроумнее, но наш автор на острый латинский смысл, высекаемый из пустячков, и не претендует, – его, как и подобает бородатому русскому писателю, больше привлекает основательность и раздумчивость. Да и заявленная, например, тема «О сознании» – это, знаете ли, не «Как путешествовать с лососем».

Надо признать, с рядом эссе я ознакомился с большим удовольствием. Когда мне выпадет возможность переговорить с кем-то из имеющих отношение к премии «Просветитель», я непременно обращу их внимание на эту книгу (а я уверен, что рукопись скоро станет книгой!). Но при чём здесь «Нацбест» — ума не приложу. Слава Богу, русская литература не насколько оскудела прозой, документальной прозой, (квази)автобиографической прозой (да хоть по этому лонг-листу пробежаться!), чтобы включать в списки на равных с ней научную журналистику, хоть и самого высокого разбора.

Перед членами большого жюри премии «Национальный бестселлер» была поставлена задача — найти произведение, обладающее не реализованным потенциалом интеллектуального бестселлера. Совсем ничего интеллектуального не обнаруживалось в описании абсурда окружающей нас жизни, или в рассказе о крушении идеалов при столкновении с проклятой реальностью, или в повествовании о том, как в далёких странах обретают себя вымышленные герои. Вот здесь и возникает эпистемологическая ассиметрия, когда субъективные переживания автора остаются лишь его субъективными переживаниями и, читая в книге объективные описания, мы лишь пожимаем плечами. И вот, наконец, «Письма к учёному соседу» Владимира Губайловского.

Читая этот текст начинаешь понимать, что рассказ о нейробиологии может быть прекрасной волнующей литературой. И сакраментальный вопрос «Может ли машина мыслить?» приводит нас к жизненно важным размышлениям о человеческом и нечеловеческом и к страшному вопросу о том мыслят ли, на самом деле, люди; мыслим ли мы с вами. Между вирусами и антивирусными системами кипят шекспировские страсти; между ними идёт война, конца которой не видно. Язык и мозг, человекоподобное поведение компьютеров и машиноподобное поведение людей, 23 закона искусственного интеллекта, глобальный вычислительный солипсизм и безоговорочное доверие к вычислительным системам… Видит Бог, всё это гораздо интереснее, свежее и интеллектуальнее (!) высосанных из пальца «литературных» ситуаций и произвольных героев, обречённо участвующих в бесконечных беллетристических играх.