Глеб Смирнов. «Метафизика Венеции»
Эта книга не очередной путеводитель по картинным закоулкам Венеции, а исследование ландшафта ее души. В объектив «Метафизики» попали темы, которые пробуждает к жизни этот город: меланхолия и гедонизм, хрупкость мира и эротика, бессмертие и Острова блаженных. Наведён фокус на таинство Ренессанса и китч, современное искусство и патину времени.
Повествуется о встрече с Бродским, фатуме, сновидениях и мистике Воды. Оспорено сравнение Петербурга с Венецией — найдены 10 отличий города на Неве с Царицей морей. Венеция рассмотрена с точки зрения учёной водоросли, приросшей к ее фундаментам, а среди водорослей нередко встречаются большие охотники до умозаключений, поэзии, музыки и других фундаментальных всечеловеческих слабостей.
Автор, искусствовед и магистр философии, поселился отшельником в Венеции, где счастливо подманивает свою репутацию бездельника, взявшись за сочинительство новелл, богословских трактатов и сказок, мастерит рукописные книжицы. Возникает впечатление, что и строки этих страниц выведены преострым каллиграфическим пером.
Яна Милорадовская
Михаил Визель
Глеб Смирнов. «Метафизика Венеции»
В маленькой, в сущности, Венеции постоянно жительствует не так уже мало русских художников всех видов: от художников слова до художников- рестораторов. Но обладатель искусствоведческого диплома МГУ и магистерской степени по философии папского университетаGregorianaГлеб Смирнов, удалившийся, по его собственному утверждению, в «эстетическую эмиграцию» в Италию, — наверно, самый изысканный и… самый безалаберный из них.
Такова и его немаленькая книга. Начинается она, естественно, с разговоров с Бродским. Поначалу кажется, что автор вспоминает реально случившиеся двадцать лет назад встречи, но как-то быстро закрадываются сомнения: слишком уж гладко молодой человек (на момент живописуемых встреч ему не больше 21-го года ) шпарит наизусть множество стихов всех эпох и языков, от Евдокии Ростопчиной до Уистена Одена, слишком уж благосклонно кивает ему усталый пока что живой классик… Впрочем, чего еще ждать от автора, который, не обинуясь, отпускает такие пассажи:
Да разве может, усомнишься ты, что-либо реально происходить в городе, где повсюду зеркала? В зеркалах ведь события замирают. Хуже: зеркала возвращают любую провиденциальность назад, в исходный пункт.
Не очень понятно? Зато красиво!
Такова и эта книга. Если автор ставил перед собой задачу как можно дальше уйти от путеводителя — что ж, надо признать, что в этом он преуспел.
Даже с лихвою. Но трудно ждать, чтобы его изысканный панегирик городу на воде мог выйти за сплочённый круг тех читателей, которых можно охарактеризовать итальянским словом illustrissimi.