С одной стороны, роман Глуховского, при всей его сцепленности с настоящим, которое проносится мимо экранов наших смартфонов как какое-нибудь Бологое, читается как своего рода роман о попаданце. Ну, или, если хотите, современном Рипе Ван Винкле, который уснул на семь лет в зачарованном (в нашем случае – разочарованном) краю, а проснулся уже в совсем другой реальности, где подлинную, полнокровную жизнь постепенно вытеснил текст, менеджер-пиджин захватил человеческую речь, а эмодзи вкрались на место эмоций. И вот наш герой стоит посреди всего этого буйства текста и пытается как-то управиться с новым миром, где смартфон берет на себя роль Всевидящего Ока, чтобы разъединить всех людей и лишить их воли, а букварь и выход в интернет взяли на себя роль мифриловой кольчужки.

Илья, наш герой, буквально по сказочным законам, сточивший семь железных хлебов в тюрьме, выходит в новую реальность, убивает заточившего его туда темного властелина и забирает его всевидящее око – смартфон последней модели. Затем в течение нескольких горячечных дней он при помощи смартфона постигает мир, влюбляется, проникает в прошлое своего врага и вовсю эпистолярничает с прекрасной дамой. Его новая Элоиза, как и положено героине эпистолярного романа, слишком умна, слишком красива и слишком эльф, но такова новая реальность: вместо морока здесь фильтры для инстаграма. Роман заканчивается, как и положено настоящей сказке: главный герой, чтобы не попасть окончательно под власть злого артефакта, выбрасывает его в пропасть, а сам жертвует своей жизнью ради прекрасной дамы.

Вообще, если бы таких романов, как «Текст» у нас было бы много, как и положено вообще-то здоровой, упитанной литературе, насосавшейся до темноты предыдущей сюжетной традиции, к «Тексту» можно было предъявить кучу претензий. И сгущенный жанр разговоров с таксистом, который уже порядком поднадоел в фейсбуке, и излишняя «бурливость» стиля, который немножко ошалел от собственного обилия стилистических возможностей, и попытки совместить в одной точке крими-драму, современный комментарий и бывшенький эпистолярный сюжет сразу со всеми актантными схемами Греймаса. Но, будем честны, Глуховский в «Тексте» делает то, чего не делает у нас пока почти никто: смотрит вперед и не боится ошибаться. Конечно, «Текст» во многом сделан из того, что уже было, но было не у нас. И пока большая часть современной литературы спешно дожевывает двадцатый век, давится непрожитой травмой и раскулачивает саму себя до последней сюжетной нитки, «Текст», при всей его дичайшей смеси фантастического с сегодняшним, выглядит не просто свежим, а удивительно нужным.

Как я уже писал для «Rara Avis», Глуховский в рамках собственного творческого пути делает гигантский шаг (уходит из полумаргинальной фантастики в серьёзную реалистическую литературу), но это не имеет никакого значения для культуры. Это ещё один расхваливаемый роман. Когда за дело берутся глянцевые критики и составители обзоров книжных новинок, необходимо делить все их восторженные воскрики на десять – как минимум.

Глуховский берёт ряд расхожих сюжетных линий – из Достоевского, Вен. Ерофеева и Прилепина – и помещает их в либеральный дискурс: “половина страны сидит – половина стережёт”, “в крупных столичных отелях класса «люкс» расположился кадыровский спецназ для зачисток несогласных”, “каждого могут подсадить не за что – всего лишь подбросив наркотики”, “жизнь за МКАДом превращается в ад”, “менты – суки” (тут даже главный “злодей” так и зовётся – Сука) и т.д.

Автор работает с одним постмодернистским приёмом – буквализация метафоры. На этом хорошо играли Сорокин, Пелевин и Елизаров. На этом пытается играть Глуховский. Он берёт филологическую аксиому (весь мир – текст) и выстраивает из неё ходульный роман.

Читается, правда, легко. У Глуховского лёгкая рука. Что есть, то есть. Но по окончании чтения не покидает чувство гадливости. Опять политика, опять все эти кухонные философские суждения, опять менты мутят тёмные дела. Какой-то чудак успел назвать «Текст» антиутопией. Бред. Текст как текст. Ничего особенного. Дать прочесть людям своего круга – они, попавшись во все ямы либерального дискурса, порукоплещут. Успех, головокружение, открывайте шампанское.

А как всё уляжется – автор выйдет на улицу, протрезвеет и поймёт, что это провал.

Рецензия для сайта ГодЛитературы.РФ гласила:

Выход небольшого (318 разреженных страниц) романа Дмитрия Глуховского под нарочито стертым, нейтральным названием «Текст», сопроводился не то чтобы «небывалым», но, прямо скажем, заметным ажиотажем.
Впрочем, и неудивительно: один из самых известных современных российских фантастов, корифей (несмотря на молодость, к нему это слово вполне применимо) жанровой литературы, создатель долгоживущего, способного к вегетативному, на манер кактуса, размножению и коммерчески чрезвычайного успешногопроекта «Метро» давно мечтает стать «настоящим» писателем: выпускает «серьезные» рассказы втолстых литературных журналах, участвует в альманахах вместе с мэтрами «премиальной прозы». И вот наконец его полноценный дебют в жанре сурового реализма. Выпущенный, заметим сразу, внушительным для современной «серьезной» прозы 45-тысячным тиражом.
О чем эта книга? Главный герой, 27-летний Илья, выходит из тюрьмы с одной мыслью: отомстить одному конкретному наркополицейскому, который его в эту тюрьму безо всякой вины засадил на долгие семь лет и которого он называет просто Сука. Автор быстро, в первой же главе, расчищает герою площадку, убирая с нее второстепенных героев вроде бывшей девушки, из-за которой герой, собственно, и сел, и матери, к которой он возвращается, чтобы тот смог сполна насладиться своей местью.

Фабула не нова — см. «Убить Билла», опирающегося в свою очередь чуть ли не на античный архетип, так что само по себе это недостатком не является. И к тому же технократ Глуховский находит в древней фабуле о «сладкой мести» новый современный поворот. Главным, можно сказать, провиденциальным инструментом этой мести, орудием рока, становится навороченный айфон Суки.

Илья оказался выключен из нормальной жизни, когда смартфоны только-только появились, а сейчас, заполучив в руки гаджет своего поверженного врага, он обнаруживает, что в этой дорогущей игрушке, оказывается, заключена, как Кощеева смерть в яйце, вся его жизнь — не только виртуальная: любовная переписка и горячие фото с девушкой в одном мессенджере, надменно-холодно-заискивающая — с родителями — в другом, видео с семейных торжеств, а главное — осторожно-недоговоренные сообщения еще в одном, гораздо менее популярном мессенджере, из которого явственно следует: известная советская поговорка «Что охраняем — то и имеем», к наркополицейским применима более, чем к кому бы то ни было.

Так что, можно сказать, не только фантаст Глуховский сделал шаг навстречу реализму, но и сама реальность сделала решительный шаг навстречу фантастике.

Автор задается вопросом: насколько полно наши гаджеты могут заменить нас самих, «занять наше место» в паутине личных, деловых и даже любовных связей? И дает пугающий ответ: гораздо полнее, чем мы можем себе представить!

Еще один решительный шаг автор сделал навстречу читателю — точнее, четко стратифицированной части читательской аудитории. Для верных подписчиков блогов Глуховского на разных площадках не составляет секрета его последовательная жесткая критика существующего в современной России порядка вещей. В этом романе она тоже выражена в полной мере.

Вот герой опаздывает на встречу, потому что застревает на перекрытом из-за проезда кортежа Кутузовском проспекте:

«Илья прошелся до конца салона: посмотреть из заднего окна, не приближается ли кортеж. В хвост троллейбусу уткнулась «скорая помощь»: немо вращала выпученными мигалками. Водитель курил с закрытыми глазами. Врач читал телефон. И во всех окружных машинах люди сидели в телефонах. У всех времени было бесконечно, им полчаса жизни справедливой податью казались».

А порою эти критические замечания по поводу конкретных вещей разрастаются до какого-то вопля Иова на гноище:

«Набрал богу. Постоял, послушал у себя в груди. Шли долгие гудки. Никто не отвечал. Связи не было. Или, может, у него тоже режим «не беспокоить» включен был. Вроде все и правильно сделал, а все равно — в ад. На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России».

Если вам близки подобные пассажи и подходы, если они попадают в резонанс с вашими собственными ощущениями и «заставляют звенеть сокровенные струны души», как изъяснялись до появления смартфонов, вы проглотите небольшой роман за один присест (например, в самолете, везущем вас на европейский курорт), не обращая внимания на условный, фабульный сюжет и скупой, негнущийся язык. Если нет — не стоит и пробовать: чтение «Текста», как всегда, требует правильного контекста.

Перечитав сейчас, я понял, что мне нечего к ней добавить.

«Текст» выполнен очень старательно. Автор наполнил его говорящими, атомосферными метафорами. Везде-то ему чудится то сукровица, то кровь. Обстановка нагнетается с самого начала нездоровая. Сюжет придуман куда уж более на злобу дня. Молодой парень возвращается с зоны в родное Подмосковье. Сидел по 228, целых семь лет, к тому же ни за что — подкинули. Мать, не дождавшись, умирает буквально за день до его приезда. Илья напивается с горя и идёт «поговорить» с подбросившим ему наркотики молодым и успешным майором ГНК (впоследствии выяснится, что и майора-то ему дали за успешную поимку нашего «особо опасного» студента- филолога). Итак, откинувшийся Илья встречает в полуотремонтированном дворе какого-то креативного кластера пьяного Петра, отводит в сторонку и убивает. Пока справедливость, вроде бы, торжествует и ничего нас в этом акте возмездия не смущает. («Графа Монте-Кристо» в третьем классе в школе всем же дарили?) Но всё, что происходит затем, можно назвать, с одной стороны, практически римейком «Преступления и наказания» в плане мучительных переживаний Ильи («тварь ли я дрожащая или не, ну а чо?») и, с другой стороны — «Идиота» в плане раздражающе нелогичного поведения героя.
Собственно, суть сюжета «Текста» в том, что на несколько дней Илья примеряет виртуальный образ Петра через похищенный у того после смерти гаджет и забирается в его пространство, становится кибер-лжеПетром. Прочитав пару экранов переписки мёртвого врага, притвориться у Ильи получается до того правдоподобно, что родная мать не может отличить сыновий «почерк», как и любовь всей его незамысловатой (мент-карьерист, сидящий на кокаине и толкающий конфискат под крылом эфэсбэ) жизни. Нет, определённо, фишку романа ухватить несложно, да и мораль сей басни тоже прозрачна. Но как же вымученно выглядит главный герой десять раз возвращающийся на место преступления и (сюрприз-сюрприз!) на этом погоревший. Герой, который влюбляется в тонкую, ранимую и прекрасную девушку убитого майора-гада (да откуда у него такая? она же не может быть умницей, но тупой и слепой одновременно!) и заставляющий её «оставить» ребёнка. Убийца, который мирит в киберпространстве убитого с отцом и матерью. Все эти необязательные вобщем-то поступки говорят скорее о его каких-то психических отклонениях, а парень ведь подавал надежды. Последние слова книги расставляют все точки над i — определённо есть люди и тексты, от которых не остаётся ничего.