Автора знает Википедия: Михаил Шанин вырос и живет в Северодвинске, это где подводные лодки делают. В активе – целый ворох наград: финалист премии Казакова, лауреат премии «Дебют». Сообщается, что больше всего на автора повлияло творчество Бабеля, Олеши, Артема Веселого. Хотя мне думается, что рассказы Шанина – это продолжение традиции шукшинских «чудиков». Ну, как если бы маленького Шукшина выкрали из семьи, как Маугли, и воспитали в стае лауреатов премии «Дебют», в итоге получился бы Моше Шанин. Он в какой-то степени изощреннее Шукшина, более свободный, что ли, в выборе сюжетов. Потому что Шукшин вряд ли решился бы написать рассказ о том, как одному мужику предложили сожрать живым своего кота, заплатили за это пять тысяч долларов, и хэппи-энд: «поговаривают, что живет он теперь в Крыму, а еще — что вроде бы приезжал он на малую родину инкогнито пару раз, а кто говорит, что ограбили его в столице прямо на вокзале и это известно, — но это, уж конечно, россказни и ерунда». Или великолепный рассказ, как мужик ставит ловушки на волков, а потом наловил их столько, что не знает, куда девать.

Да там много хороших рассказов – собственно, их большинство. «Места не столь населенные» состоит из четырех циклов, объединенных по географическому принципу: в первой части – истории из повседневности жителей улицы Советской, в следующих – рассказы о «правоплосских» и «левоплосских», обитателях реально существующей деревни Левоплосской Устьянского района Архангельской области. В каждом рассказе при этом есть зачин, спусковой крючок, после которого каждый сам может решить, читать ему до конца или нет: «Маша, примерная жена и мать пятерых детей, делала самое страшное из того, что она могла делать: она молчала». «Олег женился на собственной сестре. И с этого, пожалуй, все и началось». «Полушкин был убежденным холостяком». «Коле Сойкину в наследство досталась старинная пивная кружка». Я честно прочитал до конца каждый рассказ. И не разочаровался.

У нас, к сожалению, не так много людей умеют сочинять такую прозу – короткую, емкую, абсурдную, смешную и вместе с тем какую-то непостижимо сочувственную к этим непутевым жителям маленького северного городка, где делают подводные лодки. В каждом рассказе есть некое обещание счастья, луч света в темном царстве, они совершенно не депрессивные, хотя их герои совершают порой поступки удивительно дебильные. Можно только догадываться, как в Северодвинске реагируют на абсурдные анекдоты Моше Шанина: может, там все полно заслуженных людей, не воспетых, не отчеканенных в вечности писательским пером, а Шанин пишет про каких-то идиотов. Но как раз про них-то читать интереснее всего. И никакие они не идиоты, они наследники шукшинских «чудиков». И если Шанин не бросит сочинять рассказы, мне видится, что у него будет отличное литературное будущее – он выпишется в конце концов в российского Этгара Керета, которого, чего уж там, российской современной литературе не хватает куда острее, чем второго, например, Шукшина или там, не знаю, Бабеля. А в то, что такие случаи, какие Шанин описывает в своих рассказах, случаются в маленьких северных городах, я верю. Потому что сам когда-то работал в редакции газеты одного маленького северного городка. И к нам носил свои рассказы человек, писавший под псевдоними Габриэль Гарсия (именно так). И добрейший наш ответсек Валерий Самуилович каждый раз злился, читая очередной его рассказ и говорил всякие сердитые слова. А потом как-то зазвал меня в кабинет, и страшно смущаясь, сказал, что Гарсия принес очередной рассказ, что рассказ хороший, лирический, но он, Валерий Самуилович, скорее сойдет с ума, чем его напечатает. Я читал рассказ и катался по полу. Это был рассказ о том, как молодой талантливый писатель носит свои рассказы в газету, а злой редактор их отвергает. И тогда молодой писатель налагает на редактора заклятие, и тот превращается в женщину, и зовут эту женщину, вот ведь сволочь какая, Валерия Самуиловна. И женщина влюбляется в писателя как в мужчину, а потом понимает, что он великий писатель. Я вот теперь думаю, что этот рассказ вполне мог бы появиться в книге Моше Шанина.

Книга Моше Шанина «Места не столько населенные», вопреки названию, населена довольно плотно. Насельники ее – жители городские («Улица Советская») и деревенские («Плоссковские»). Собственно из их историй – более-менее хитроумных или, напротив, бесхитростных – и строится карточный домик этой реальности.

Город-Дом – со сквозной дырой в ванной через все этажи, в которую можно обращать вопросы к соседям и мирозданию, а на досуге «меряться пи», являет собой метафору города.

Деревня Плосское – разделенная на две части, взаимодействующие в разрезе «любовь-ненависть» – метафору деревни.

Между «левоплоссковскими» и «правоплоссковскими» есть река, но нет пропасти. И, конечно, больше общего, чем различного. Как нет пропасти между городом и деревней. Есть, может, недоуменное удивление. Но так оно чаще возникает перед самой жизнью, а не ее конкретными частностями. Характерен в этой связи рассказ (глава) «Беги, сука, беги», где горожанин Алек, осевший в давно покинутой деревне, ставит хитромудрую ловушку на волков. Волки в западню попали, да в таком количестве, что охотник не знал, что с ними делать, не умея ни убить зверя, ни противостоять ему. Это, кажется, о тех самых чрезмерных подарках щедрой судьбы, которыми мы никак не умеем распорядиться. Остается убегать в бессильной веселой злобе, повторяя про себя дурацкую мантру из какого-то фильма: «Беги, сука, беги».

Волки появляются и в деревенской части «эпопеи», в главе-карточке «Петя Радио», безусловно, маленьком шедевре. Телефонист Петя по прозвищу Радио пару раз в месяц отправляется снимать показания с таксофона в нежилую деревню Окатовскую, где по федеральной программе «Телефон – в каждый населенный пункт» навесили на столб посреди деревни таксофон. По злой иронии судьбы, последняя жительница навсегда уехала из деревни вместе с мастерами-телефонистами, установившими чудо-аппарат для связи с «большой землей». Некому звонить по таксофону, но работа – есть работа, и Петя исправно снимает «нули» со счетчика, пока не нарывается в роковой для себя день на волков. Всего в трех километрах от Плосского он сидит на дереве в окружении стаи. В «местах не столько населенных» за неделю, увы, никто не пройдет и не проедет мимо! Петю Радио хоронят в закрытом гробу, гроб теряют с трактора, происходит еще много одновременно трагичного и смешного. Эта глава причудливым образом перекликается с рассказом Натальи Мелехиной «По заявкам сельчан», где искусный певец – деревенский дурачок Женя поет «по заявкам сельчан» в трубку такого же красного никому ненужного таксофона в заброшенной деревне («– А куда звонить можно? – Напрямую Богу!»). И если кому-то волки и покажутся тут натяжкой (какие волки, 21 век на дворе!), то только не вологжанке Мелехиной или северодвинцу Шанину! Уж поверьте, в северной деревне случаи, когда хищники воруют собак или скот, далеко не редкость и поныне. В общем, как уже, надеюсь, понятно, книга Моше Шанина разбита на две части.

Первая – «Городские небылицы» под общим заголовком «Улица Советская» – сюжетно менее спаяна между собой, и представляется мне хорошо составленным сборником рассказов. В отличие от второй – «деревенской» части – «Плоссковские», которая, безусловно, сработана как повесть.

В «постдеревенской прозе» Шанина все – правда, но все, как будто, понарошку. Неслучайно в одной из аннотаций к книге в интернете есть отсылка к мультику. Автор это «понарошку» вряд ли ощущает как некий своей прозы не-достаток, но все же стремится показать обратное, всячески подчеркивая реалистичность происходящего, приводя все больше и больше доказательств реальности деревни Плосское и ее обитателей. Но все документальные стилизации, к счастью, только добавляют прозе абсурда. В тексте множество глав оформлены как официальные и не очень документы: тут и судебное решение, писанное по всем правилам науки процессуальной, и автобиография героя собственноручного изготовления, а также заявления, объяснительные, служебные записки. И все эти «официальные» вставки сделаны столь вкусно, что читаются едва ли не с упоением, отнюдь не давая читателю заскучать. Подзаголовок второй части книги – «картотека-эпопея» – отсылает читателя к картотеке уголовно-административной, составленной на всех жителей деревни поименно. Но мне, скорее, и здесь (вспомним, город-дом!) ближе ассоциация с колодой карт (не типографской, рисованной, может, и правда – мультяшной!). Каждый в ней – на своем месте, но каждый в десятках возможных жизненных комбинаций и перипетий участвует в причудливо раскладываемом автором пасьянсе.

Коллекционируя истории чудаковатых персонажей, каталогизируя их, Шанин рискует не удержать внимание читателя – избыточность героев утомляет. Но, процитируем самого автора: «Как всякому коллекционеру, ему было приятно иметь эти проблемы».

По настроению текста, я бы сказала, что это «деревенская проза» в эстетике Пиросмани с фантазией Шагала, когда вроде бы ничего сверхъестественного не происходит, но, если герой сейчас вспорхнет и усядется посреди разговора на дерево, особо не удивишься.

По причудливости структуры временами приходила на ум ассоциация с романами Павича.

А, в общем и целом, это, конечно, мало на что похоже, и поэтому — безумно интересно! И, кстати, поселок Плоское (с одной, правда, «с») – реально существует. В Грязовецком районе Вологодской области. У меня там тетка живет, знаю, о чем говорю!

Я рад, что эта книга появилась. Вернее, появилась в бумажном виде, надежной обложке, и ее можно поставить на полку. У меня лично она должна находиться где-то поблизости. Не думаю, что я часто буду брать ее в руки, перечитывать. Но без нее для меня современная русская литература неполна.

Моше Шанин работал над этой книгой долго. Не знаю, сколько именно лет, но некоторые рассказы я читал лет десять назад… Да, тогда это были рассказы, а теперь стали главы одной – единой – книги. Каждый рассказ, являясь законченным произведением, при этом дополняет другие, развивает общий сюжет. Автор, знаю, родился и вырос на Русском Севере – в Архангельской области. Может быть, (специальные разыскания я не проводил) живет там и сейчас. Места укромные, заповедные, странноватые. Поэтому не буду предъявлять претензии к тому, что кое-какие моменты в рассказах, в общем-то, реалистичных, правдоподобных, кажутся мне не то чтобы фантастическими, это ладно, а – алогичными, что ли… В отношении некоторых уголков России и окрестностей эта алогичность сама входит в сюжет, наверняка помимо воли авторов.

И еще. Слово «байка» имеет сейчас чаще всего отрицательное значение. Но у Шанина рассказы-байки в большинстве очень хорошие. И взяты они не из головы, а по- моему, из жизни. В голове они оформлены.

Вообще по-хорошему завидую цепкому взгляду автора, его воображению, умению легко и точно писать. Но это дано Шанину не только природой – он, не смотря на относительную молодость, пишет давно. Очевиден не только талант, но и мастерство… Основной объем книги занимает цикл «Плоссковские». По сути, это двучастная повесть (а может, и роман, форма которого нынче очень размыта) наряду с книгой Алексея Шепелёва «Мир-село и его обитатели», в этом сезоне «Нацбеста» наглядное доказательство того, что деревенская проза продолжает существовать. Конечно, не в том виде, в каком существовала полвека назад. Хотя тут много общего и с «Плотницкими рассказами», «Бухтинами Вологодскими» Василия Белова, и с рассказами Шукшина, рассказами Евгения Носова, Василия Еловских…

Может быть, маловато у Шанина пейзажей, но те, что есть – отличны. Вот, например: «Жара стоит – земля полопалась, трещинами пошла. В земляных щелях в поле мыши прячутся: спинки черные, усики обвислые, животики от пота блестят. Небо пустое, да полукруглое, изнывает в сухоте и на месте дрожит. Трава влагой вышла, стала цветом исходить: жёлтая всё и прозрачная. Ветер две недели как утащил облака, через пятые руки приветы передаёт. Сжалась река, испрела, в помутнелой воде ребятня дерётся и брызгается. Молчит птица, утих зверь, псы по дальним сырым углам забились, бока языками дерут.
Июль.
Кажется бесконечный, кажется смертельный, никогда никому не привычный, раз в тринадцать лет нестерпимо жаркий северный июль. Лопнула земля, изнывает небо и птица молчит, но только бабка Зыбиха не может молчать. Сжавшись, она сидит на лавке в своем дворе. Солнце играет цветом ее глаз, курицы бегают по её ногам, и котёнок повис на подоле».

Хороши и городские рассказы, составившие цикл «Улица Советская». Первый, «рассказ-айсберг» «Мои семнадцать», очень оригинален – почти весь состоит из примечаний… Я лично в прозе примечания не люблю, но здесь это и удачный прием, и, по существу, смысл: короткое воспоминание о пустяковом и давнем случае вполне может потянуть детали, потребует объяснений самому себе. Эту сложную гамму и запечатлел автор…

Короче, интересная и необычная книга – «Места не столь населенные». Советую ознакомиться. Впрочем, предвижу, что на «ура» ее воспримут далеко не все. Это не идиллия, не смешная книга, а местами даже жестокая. Жизнь тоже бывает жестока.