Открыв рукопись в нескольких местах наугад, я подумала было, что это какое-то стебалово над всегда актуальным жанром кондовой графомании с полным набором предназначенных для этого хозяйства штампов: любовники оказываются по разные стороны баррикад, герой мечется, как между будуаром и моленной, между идеей и постелью, а когда узел противоречий невозможно или лень распутать, всегда есть под рукой хорошо проверенный способ: кого-то одного надо вывести из действия – прикончить или, на худой конец, хотя бы обездвижить. То, что это произойдет, ясно сразу, также нет сомнений, кто именно это будет – раз рассказ ведется от первого лица («я» и «она»), то, конечно, это будет «она». Так и получилось: «она» в коме, муж-рогоносец в скорбной позе у постели, дети молятся и плачут.

Манера письма селькоров и рабкоров, которые недавно прошли ликбез и теперь пишут для литстраниц многотиражек и районных газет, всегда очень узнаваема и была многократно обстебана в разных сатирических олдскульных фельетонах. Теперь этот бессмертный стиль унаследовали авторы, пишущие в литературные паблики и на «Прозу.ру». Получается, именно он и ввел в заблуждение, заставив предположить, что это произведение носит иронический характер. «Моя любимая девушка уже подъезжала, что меня несказанно обрадовало, побыстрее бы обнять ее. Как много мне надо ей поведать». «Я наблюдал, как ее пальцы держат ножку бокала и поневоле завидовал стеклу, ощущавшему сейчас ее горячее прикосновение». Рассказать – поведать, съесть кусок торта – отведать. И еще обязательно надо подпустить культурки, не сильно много, в меру: «Ее глаза сейчас словно наполнились светом откуда-то изнутри. Как на картинах Куинджи…» […] «Джо Дассен… словно вижу телефонную будку Парижа 70-х…». Или вот герой в гостинице лег на кровать, уставившись в потолок, представляя себя А. Болконским «в конце первого тома «Войны и Мира», который глядит в небо Аустерлица». А вот о референдуме в Луганске и Донецке: «какое милые у нас тысячелетие на дворе… едва ли Пастернак это писал про них… моя мама обожала Пастернака и всегда пыталась привить это обожание мне…»

Но довольно. Никакая это не пародия, а самый что ни на есть серьезный (я бы даже сказала – серьезнейший) любовно-политический роман (с перевесом в пользу последнего определения) про тележурналиста канала «News» с сетью интриг и яростным идеологическим пафосом. Номинатор В. Бондаренко сообщает в первых строках своей аннотации, что автор – достойный преемник писателя Проханова и в книге нас ожидает «самая злободневная политика»; отец героя – «крупный политик патриотического направления», а в романе еще и вдобавок ко всему орудуют «продажные либеральные журналисты, крутые отморозки». Итак, сын известного политического деятеля из консервативного стана, скромный редактор телеканала той же направленности, получает заодно с повышением командировку в Киев и вылетает туда с редакционным заданием. В стане врага он проводит, как выясняется, всего два дня, в течение которых каким-то образом успевают произойти глобальные судьбоносные события как в личной жизни героя, так и в политической. Здесь роман вдруг делает резкий крен в сторону книг дешевой шпионской серии, что стопками пылились на этажерках у граждан в середине прошлого века. На героя сваливается сверхответственная миссия: ни много ни мало – предотвратить участие России в крупномасштабной войне, которую хотят устроить американцы, тем самым сорвать коварный вражеский план по ослаблению и уничтожению родины и, соответственно, «вписать свое имя в историю». Артикулировать свои жизненные цели такими выражениями и писать такими словами мог бы, например, учащийся 7-го класса, будь у него при этом такой же предприимчивый и заботливый папаша, как у героя этой книги, «один из архитекторов воссоединения Крыма с Россией», «приверженец имперских взглядов», «горячий убежденный сторонник официальной точки зрения», «закоренелый консерватор» и «национал-патриот» — это далеко не полный список восхитительных характеристик этой значимой в данном произведении фигуры.

Главная же политически-диверсионная интрига крутится вокруг судьбоносной флэшки, на которой содержится якобы «вся информация о том, как американские спецслужбы готовили Майдан и как Россию будут втягивать в крупномасштабную войну». И вот какой-то суровый дядя в Киеве (бывший сотрудник СБУ) предметом, похожим на саперную лопатку, в чистом поле роет ямку, достает секретный сейф с кодовым замком и – вот она, кульминация интриги, – вынимает оттуда заветный usb-накопитель, торжественно вручая его новоиспеченному репортеру, чтобы тот как можно скорее осуществил «сенсационный вброс» на канал «News» в прямом эфире. Герой «на протяжении всей пьесы» носится со своим бесценным грузом, непрерывно думая следующее: «А вдруг где-то неподалеку засел снайпер с сильнейшей оптикой, готовый в любой момент продырявить мне башку, чтобы забрать флэшку?»

Но, надо заметить, это не мешает ему с утра до вечера употреблять в ресторанах и на улице сухое вино, шампанское и коньяк (при этом постоянно подчеркивается, что он малопьющий и даже непьющий) и даже (с флэшкой в кармане) вступать в половую связь на скамейке в парке Тараса Шевченко с журналисткой из враждебного политического стана, держа читателя в напряжении относительно судьбы своей ноши государственной важности: не вывалилась бы часом. Любовь, как известно, зла: обе дамы из любовного треугольника не разделяют политических убеждений главного героя: его бывшая, например, подлая мещанка-парикмахерша (та, которой он изменяет на скамейке с либералкой), в конце книги все еще продолжает твердить «крымнашисты – наш позор»,а ведь, кажется, любимый только и делал, что организовывал политучебу и проводил разъяснительную работу. Вот герои лежат в постели: «она… транслирует, что нам, то есть русским, не надо было лезть в дела чужой страны. Меня подобная точка зрения возмущает, и я в красках, пользуясь сведениями наших СМИ, описываю ей зверства «майданутых», то, как они… избивали милиционеров, бесчинствовали на улицах, мародерствовали…».

Нельзя не отметить, что данный текст продолжает тянущуюся из года в год традицию номинирования на премию небрежно вычитанных рукописей, не проходивших корректуру, содержащих большое количество как досадных опечаток, так и грубых орфографических ошибок практически на каждой странице: «то же мне, командир нашелся», «раздражено ответил», «не причем», «по участвовать», «никто иной как». Особенно это доставляет в сочетании с занимаемым автором литературным постом и его регалиями, о которых вы можете узнать из аннотации номинатора или других открытых источников. Не могу не процитировать строчку из собственной рецензии на совсем другую книгу нацбестовского сезона 2015 г.: «в том, что русская грамматика такая трудноусваиваемая для русского человека, виноваты тоже, наверное, пиндосы, пидорасы и либерасты, а также жиды». Такие, как орудующие в «Весне для репортера» неприятные типы. Один из них, «борец с тоталитаризмом» Макар, «бывший кумир молодежи» и владелец винных заводов на территории Украины, внушает одним своим видом герою прямо-таки зоологическую ненависть. И таки есть за что: он перманентно пьяный, постоянно дебоширит, дурит народ, собирая деньги якобы в фонд помощи на лечение больного, а на самом деле, конечно же, себе на водку, неприлично пристает к женщинам, едва стоя на ногах, и в непотребном виде все время подкатывает к либеральной журналистке из основного любовного треугольника этой истории. Еще здесь действует и плетет интриги олигарх Хороводский, сверкая «змеиным взглядом» из-под тонких очков, потому что он «упырь» и «выхухоль очкастый». Прямо на пресс-конференции они устраивают драку и мутузят друг друга почем зря на глазах у высокопоставленных лиц и представителей официальных СМИ. Начинается свалка, а наш репортер с судьбой родины в кармане, взяв в охапку журналистку из оппозиционного лагеря, осуществляет бегство с автомобильными гонками прямиком к парку, где и произошло сношение на скамейке, за что он мог бы ненавидеть Макара немного меньше, поскольку именно он, икая и рыгая, послужил катализатором начала любовных отношений.

А со злосчастной флэшкой, как с кощеевым яйцом, происходит еще много всяких приключений, и немудрено. Вершитель будущего России то оставляет ее под подушкой в гостинице, и ее успевают подменить, то забывает в кармане рубашки, и ее едва не успевают постирать, то ему в пьяном виде прилетает от гопников, и он оказывается на помойке без пальто возле пухто с разбитой головой, правда, почему-то с мобильным телефоном. А самое ужасное, что мы так и не узнаем, что на ней такого было, потому что, когда ее пытались запустить, то она в результате целого ряда махинаций оказалась пустой. Вот это жаль, было бы гораздо лучше, если бы ее, как и планировалось, поставили в прямой эфир во время политической передачи в праймтайм, а там – порнуха: человек, похожий на одного политического деятеля, вступает в половую содомскую связь с человеком, похожим на другого политического деятеля. Это было бы единственным, что могло бы спасти этот роман, потому что развязка интриги в нем совсем неубедительная и скучная. А так все могло сойти как раз за то, за что я по простоте душевной и приняла вначале всю эту драму. И получилась бы очень смешная и своевременная книга как про шпионов, так и про репортеров. Юлиан Семенов с Робертом Сильвестром сдохли бы от зависти во второй раз.

Трудно поверить, что в XXI веке на престижную премию может быть выдвинут роман, не прошедший самой поверхностной редактуры. И что самое странное – корректуры. В рукописи сущий ад со знаками, которые сначала казались каким-то стерновским приёмом: обилие многоточий… почти после каждого предложения… причем чаще всего это двоеточие, но не вертикальное, а горизонтальное (..). Или три точки после вопросительного знака или знака вопроса. Кое-где точек пять, особенно в конце. Прелестно дополняют текст пробелы перед точкой и запятой (по таким деталям можно было бы вычислить засланного в штаб француза). Возникает какое-то дикое форматирование текста – выключка пляшет параметрами и тоном. Этакий новорожденный документ, будто бы созданный на коленке. Понятное дело, что автор ваял наживую в ноутбуке. Но не успел текст перечитать и поправить. А текст не научился не только ходить и мыслить, но всё ещё нуждается в хорошем хлопке по заднице, чтобы убедиться, что он дышит.

Владимир Бондаренко в своём представлении рукописи говорит, что это «круто закрученный, остро-сюжетный политический роман с любовными приключениями главного героя». Так и есть: «круто закрученный» — очень уместная и говорящая сама за себя тавтология, а «остро-сюжетный» он разве что через дефис. (Почему-то в словах Владимира Бондаренко тоже поставлены пробелы перед запятыми.)

Главный герой Юрий Громов, молодой тележурналист (ведущий на телевидении), пускается в первую командировку в Киев (его задание – описать, как после Майдана на Украине стало хуже жить простым людям), и сразу же видит всю ложь и жалость, весь мрак и крах, всю куцую скуку этой склоки. Сам журналист не смог подвести итог своих наблюдений, это сделал инвалид, найденный в эпилоге на крыльце «Дома композиторов» в Москве (Юрий устраивается туда охранником, поскольку после первой же командировки не может больше работать в журналистике). Они выпили и, наконец, родился текст под диктовку Станислава. (Обратите внимание на это местоимение в начале цитаты.) «Она рассказывал мне о том, что творится на Донбассе, как подвиги ополченцев соседствует с хищными интересами криминальных групп, как борются между собой за власть полевые командиры, как ВСУ выжигают всё, что как-то связано с ДНР и с её сторонниками, как украинские военные не щадят никого…»

Почему герой не справился с командировкой? Потому что кругом ложь и морок (это его версия). А на самом деле, потому что он заранее от всего устал; воспринимает происходящее на уровне троечника сельской школы, привыкшего писать рефераты о творчестве местных авторов, а никак не на уровне аналитика; всё время пьет через силу, пьет много и есть почему: он разрывается между двумя любовями (парикмахерша и журналистка), боится подставить отца (крупного политика), «воюет» с либеральными журналистами (ими автоматически становятся все, кто мешает «славе России»). В общем, не до текста. Роман с парикмахершей Ларисой проходит в смс-ках, до ужаса бессмысленных (это скрупулезные перечисления всех пожеланий доброго утра и вопрошание «как дела?»; причем персонажи этой книги вообще долго и подробно здороваются и всегда обмениваются бытовыми банальностями). Лариса осталась в докомандировочном мире. А на новом месте, не вполне тверезом, вспыхивает страсть к Нине. Постыдная страсть, и угадайте почему? Не потому, что это измена, а потому что Нина – оголтелая либеральная политизированная ставленница враждебных сил (многоточие). Любовь и слёзы!

За свои взгляды Нина получает что-то вроде авторского суда: она попадает под обстрел, получает тяжелое ранение и лежит в коме. Пока герой не узнал об этом, он думает: «Нина – это моё будущее. И его ещё предстоит складывать по кирпичику. Только так и никак иначе. Может, ещё придётся переехать в Киев. На время, конечно. Любовь сильнее ненависти. Если принимаешь другую версию, перестаёшь быть человеком». Надо полагать, что ехать «на время» в Киев теперь ни к чему. И это такая мутная человечность, что даже стыдно.

В центре событий неопределенное политическое настроение журналиста, который в Киеве ведет себя так, будто он на редакционном заседании газеты «Завтра». При этом все его слова извращаются и его даже подозревают в работе на Службу безопасности Украины. Какие-то «отморозки» избивают и грабят его. Телефон при этом оставили, чтобы он мог продолжать свои нудные разговоры с Ларисой. Музыкант Макаров ничего не понимает и просит собирать средства на его лечение. «Симулякр патриотизма против симулякра либерализма» — это и есть более-менее внятный замысел.

Разбираться в композиции, в сюжетной канве, в логике автора – мука, какой можно себя наказать в качестве самой суровой епитимьи. Идеологически это – текст приблизительного изложения взглядов прохановского толка, но с ноткой сомнения. А вот если кто-то из начинающих редакторов провинился, то «Весна для репортера» – очень изощренная воспитательная пытка. Роман проще переписать, чем поправить.

Хотелось сначала собирать ляпы, пронумеровать кондовые шаблоны, потрясающие по невыразительности моменты… Но стало понятно, что цитировать придётся весь текст. Азарт быстро иссякает. С такими примерами надо иногда иметь дело, чтобы понять, каким литературный текст не должен быть никогда.

Психологическое наполнение текста – это невероятная усталость. Мало того, что сам герой вечно утомлен, и каждый встречный говорит ему, что у него усталый вид. Все «устало вздыхают», герой еле доползает до постели. Может быть, это как-то косвенно связано с украинскими событиями и политикой? Но, скорее всего, это неправильно выбранное направление работы. Автору не хочется писать текст, он мучается, он не знает, почему должен этим заниматься. Это роман о том, насколько невозможно бывает выбрать тему, подобрать слова, любить литературу, выстраивать последовательность. Ад, описываемый в романе, — не ад ситуации, а ад самого текста.

Номинатор убежден: «Не посрамит он и “Национальный бестселлер”». Посрамить Нацбест можно только в том случае, если дать такой книге доступ в шорт-лист. Победу ему можно присудить только при одном условии, если задействовать силы циничных российских хакеров.

Но и от того, что этот роман в таком неряшливом виде навсегда связан с характеристикой «номинирован на премию «Национальный бестселлер»» тоже не по себе.