Анна Козлова «F20»
Козлова сочинила исповедь шизофренички от шести до пятнадцати, с такой же чеканутой сестрой.

Девочки этого возраста любят копаться в себе, язвить родителей, щеголять психическими отклонениями («непредсказуемая такая вся, внезапная»), пилеными венами, ранней дефлорацией и ранним знакомством с галоперидолом. И бросать взрослым умную правду о них в лицо. А если умная правда приходит в голову слишком поздно — читать о тех, у кого вовремя. А читают девочки этого возраста этак втрое почаще мальчиков. Или вчетверо, а, маркетологи?

Так что у Козловой весьма спросовое сочинение, рыночное, и сделано хорошо.

Слегка отталкивает то, что женские авторы вообще любят писать про больницы, неряшливость, глубину себя и неглубину мужиков, а также назойливых, но необременительных старушек, в которых они все когда-нибудь превратятся. Но тут уж ничего не поделаешь — Козлова женский автор и есть.

Умный развязный тон искупает и это.

«Я сказала, — пишет Козлова, — что вообще не понимаю всеобщей истерии по поводу отметок, ведь можно просто посмотреть на взрослых людей и понять, что, как бы ты ни учился в школе, все равно тебе ничего не светит».

Или: «Столкнувшись со мной во второй раз, Сашина мама, видимо, решила, что у нас все серьезно, и показала мне фотографии с дачи».

«Пса звали Лютер, и ожидать, что с ним все нормально, было по меньшей мере наивно».

«Мы сели пить чай и смотреть ее фотографии в молодости, угробленной в Союзмультфильме, где Милена Львовна сорок лет подряд рисовала цветы и танцующих мишек».

Читать ее на редкость легко, если преодолеть первичное отторжение всякого прибабаха.

Тем более, в наше время неустойчивости, неврозов, родительского злоупотребления фармакологией и чрезмерного информационного фона детей-куку рождается все больше — видно по каждому классу средней школы. Так что перед нами совершенно типический случай, а именно это, учит литературоведение, делает ловкую прозу предметом большой литературы. Что там у психов внутри, подробно осветили Кафка, Гессе, Кизи и Камю — а наша словесность все как-то буксовала, прячась за глыбу Достоевского.

Ну вот и пришло время.

И даже перезрело. Козлова намекает, что вокруг умной психованной девочки нет ни одного нормального человека — все ее учителя, мальчики, соседи и родственники как следует стукнуты пыльным мешком.

Значит, мир пришел к абсолютной гармонии.

Девочки-сестры, всю жизнь переживавшие факт своего ненужного рождения и, так сказать, альтернативной одаренности, сами готовы к воспроизводству.

«F20»
Нынешний большой список Нацбеста лично для меня самый интересный за последние пять лет. Наконец-то сломлено засилье унылости, потеснены успевшие замшеть в неподвижности слоны взявшего было реванш реализма. Воздухом будто стало легче дышать, зазвучали новые имена, которые умеют и хотят удивлять читателя, а не только ковать аккуратные бессодержательные кирпичи во славу текстовых объемов.

В этом сезоне самым громким из таких имён для меня стала Анна Козлова. И, судя по количеству написанных рецензий и вообще отзывов на её книгу, я не одинок в своих предпочтениях. Еще летом в нашем видеоблоге писатель Александр Снегирёв горячо советовал «F20», тогда еще опубликованную только в журнальном варианте. С тех пор я слышал об этом тексте несколько раз и был заведомо заинтригован. Тем интереснее было, наконец, открыть полноценно изданную книгу.

Предположу, что Козлова не только с легкостью выйдет в финал, но и на данный момент один из явных фаворитов. Не хочется повторяться за коллегами или пересказывать сюжет. Попробуем лучше разобраться, что же сделало повесть «F20» такой замечательной.

Во-первых, это очень откровенная и хлёсткая книга. И она без обиняков, без романтизации и предубеждений, без сглаживания острых углов и неловких умалчиваний повествует о том, как живется девочкам-шизофреникам. Не берусь судить, насколько главная героиня ассоциирована с автором. Столкнулась ли она сама с психическим заболеванием или смогла заглянуть в домик чьих-то шизоидных тараканов и правдоподобно описать их насыщенную жизнь? Подозреваю что первый вариант, но это не имеет значения. В обоих вариантах – литературный результат отличный, респект огромный.

Во-вторых, книга интересная. Здесь ведь не только тема взросления, трагедия неотвратимого недуга и муки первой любви. Здесь множество историй. Чего стоит невероятный мистический сюжет со спрятанными драгоценностями, о которых сёстрам рассказывает дух умершего соседа. А ведь все кругом пытались убедить их, что он – лишь галлюцинация, вызванная больным сознанием. Ну а как убедительны описания шизоидно- лекарственных трипов – дух захватывает.

Наконец, «F20» написана с самоиронией и черным юмором. Да, в ней много мрака, в конце концов, не о хорошей жизни эта повесть. Но иногда – она смешная, даже задорная. И, кстати, это постоянное раскачивание эмоционального маятника повествования еще больше усиливает правдоподобие атмосферы психоза.

В общем, с какой стороны ни глянь, сильный текст, цепляет надолго. Я и от продолжения не отказался бы.

Анна Козлова “F20”
Первое впечатление от главной героини – да это же Холден Колфилд! Только малахольный такой Колфилд, с диагнозом. Но общее ощущение именно такое: исповедь подростка, попавшего в скрежещущие жернова взрослого мира. Я не сомневаюсь, что «F20» станет одной из главных российских книг года. Обложку ей, правда, сделали клоунскую, но на нее можно не смотреть, а сразу приступать к чтению, и это будет потрясающее путешествие. Я читал и вспоминал, как страшно сказать сколько лет назад в электричке читал «Над пропастью во ржи», и не мог оторваться, и теперь роман Козловой… много, очень много общего. Для меня, разумеется.

Что для меня еще примечательно: Анна Козлова – одна из самых нормальных людей в российской современной литературе. Что бы они ни писала – рассказы, посты в блоге, сценарии для сериала «Краткий курс счастливой жизни», — сильное нормообразующее начало в них чувствуется. Сразу понимаешь, что эти тексты написаны здоровым, нормальным, во всех смыслах уравновешенным человеком. Чего ее понесло в такие дебри, зачем она взялась писать роман о девочке с психиатрическим диагнозом – на самом деле неважно. Важен результат. А результат – один из лучших российских романов последних лет. Книга, которую начинаешь читать, и потом читаешь за завтраком, в транспорте, в приемной перед собеседованием, читаешь, читаешь…Срываешь дедлайны, отменяешь встречи, — и все для того, чтобы обнаружить себя сидящим поздно ночью с дочитанной книгой на коленях и четким пониманием, что эта история теперь не покинет тебя никогда. Даже залезаешь в Интернет, чтобы раскопать, что там за книгу без обложки читала Юля в самом конце, узнаешь, что это «Человек перед лицом смерти» Арьеса Филиппа – и только тогда немного успокаиваешься.

«F20» — это индекс медицинского диагноза, «параноидная шизофрения, приступообразный тип течения, с нарастающим дефектом личности». Этот диагноз поставили главной героине романа, Юле. Книга написана от первого лица – то есть Юля, которую то и дело накрывают приступы, и ее начинает колбасить, рассказывает о своей жизни. В которой присутствует еще младшая сестра Аня, Анютик, с таким же диагнозом, мама, мамин бойфренд, папа, папина любовница, собака. Еще учителя, школьная любовь, дачные знакомые. Все в той или иной степени неадекватные, все со своими тараканами. Юля не ставит оценок, просто рассказывает о своей жизни. Иногда это гомерически смешно, иногда страшно. Попробуйте заглянуть в жизнь человека, страдающего неизлечимым душевным заболеванием. При этом Козлова обходится без «чернухи», не подсовывает под нос кровоточащие подробности, не поджимает губ – мол, вот как оно в жизни бывает. Не давит коленом на слезные железы, что, кстати, сделали бы десять из десяти других писательниц, получи они в руки такой материал. Книга предельно честная – и по отношению к главной героине, и к читателю. Ну да, она инвалид детства. Ну да, прошлое ее ужасно, будущее безрадостно, зато настоящее наполнено разнообразными событиями: депрессивная мама сутками не вылезает из кровати, сестра не хочет пить таблетки, потом приходит сосед сверху, который на самом деле умер, но у него есть дело, решить которое нужно безотлагательно.. Ни минуты покоя. Всегда подозревал, что самые деловитые и занятые люди – это сумасшедшие.

Вот эта интонация спокойного, без истерик и размазывания соплей, повествования создает нужный эффект. Из всех персонажей, присутствующих в книге, Юля – самая нормальная, и все понимает, и нет никаких завываний и проклятий обществу, которое отвергает таких людей. Нет ни малейшей попытки разжалобить, растрогать, скорчить умильную мину (после которой обычно следует номер счета для перечисления средств). Жесткий, неприятный, неполиткорректный, и одновременно – честный, гуманистический, виртуозно придуманный и написанный роман. Для меня – как второе пришествие Холдена Колфилда, как я уже сказал в начале. Одна из немногих (очень немногих) книг нынешнего конкурса «Нацбеста», которую я буду перечитывать, и поставлю на полку, и буду советовать прочесть другим. Настоящий бестселлер.

Анна Козлова «F20»
Ну что тут скажешь… Анна Козлова двигается по своей литературной стезе пусть небыстрым (хотя если приплюсовать к прозе сценарии, то вполне активным), но крепким, четким шагом. От каждого шага почва дрожит и даже иногда трескается…

Читаю ее уже двадцать лет – с первых статей и рассказов в «Литературной России», «Независимой газете» — и тоже каждый раз дрожу, а потом долгое время боюсь шевельнуться. Недаром Лев Данилкин когда-то назвал прозу Козловой ультрашоковой. Если в юности она много придумывала, сгущала, изумлялась тем вещам, которые для взрослых были вполне естественны и вызывали у них снисходительную улыбку, то с годами, насмотревшись на окружающее и, видимо, на саму себя, Козлова стала выдавать настоящие…

Хотел написать жемчужины… Да нет, какие это жемчужины, это чугунные ядра. Которые при всей их тяжести и измазанности дерьмом жизни интересно катать, разглядывать, царапать, пытаться поднять.

Ее книги – жуть. Но это какая-то увлекательная жуть. Нет, увлекательно написанная жуть… Не буду пересказывать – спойлерить – ее новый текст. Советую прочитать. Хотя последовавшие моему совету наверняка будут морщиться, возмущаться, отбрасывать книгу, или журнал, или планшет… Вот взятый наугад (честное слово) абзац из книги Козловой:

«В тринадцать лет начались месячные, а вместе с ними пришли неотвязные мысли о мужчинах и о том, чем с ними, при благоприятных условиях, можно заняться. Мне было глубоко плевать, о каких мужчинах мечтать, — любой, кого я встречала на улице, становился первым кандидатом в мои фантазии. Мальчик, старик, урод — все это меркло перед тем простым соображением, что у каждого из них есть член. Ночью, когда все в квартире затихали, мы с Анютиком подтаскивали к кровати магнитофон и настраивались на шоу Жени Шаден. Там обсуждались проблемы трансвеститов, проституция, какие-то мужики жаловались, что их подружки не дают им в зад, женщины звонили с целью узнать, нормально ли то, что вечером они выходят на трассу, останавливают машины и спрашивают водителей, не желают ли те минет? Мы истерически, до дрожи хохотали, прижавшись друг к другу, а утром еле могли разлепить глаза. Днем, когда бабушка уходила в магазин, мы звонили на секс-линию и, сколько позволяло время, слушали стоны операторш, которых якобы именно в этот момент кто-то яростно драл. В конце месяца приходили огромные счета, и начинался скандал, потому что мы молчали в тряпочку, а мама думала, что на секс-линию звонил Толик. Толику же было, по-видимому, наплевать, что о нем думали, и он не считал нужным защищаться».

Да, жуть, да, отвратительно. Но подобных героиням и вообще персонажам «F20» людей множество в реальности. Не исключаю, что каждый из нас может быть прототипом того или иного персонажа.

Но бог (или черт) с ним с содержанием, персонажами. Самое главное, что Анна Козлова по-настоящему талантлива. Талант ее, мягко выражаясь, специфичен, но нейтрального, всем приятного настоящего таланта, наверное, не бывает.

Анна Козлова «F20»
Наверное, разные книжки мы читали с другими рецензентами. На мой взгляд, «F20» — типичный представитель генитальной прозы. Их тут в лонг-листе двое таких – Липскеров и Козлова. Мировоззрение обоих – производное от мочеполовой системы. Круг событий охвачен исключительно телесной проблематикой, и то не выше пояса. Открытие, что из тела что-то льется, и в него что-то засовывается, кажется, настолько потрясло в свое время Анну Козлову, что она не может переварить его и в бальзаковском возрасте. Отсюда, видимо, тяга к подробным описаниям последствий дефлорации или трудностей возникающих в процессе отмывания спермы с живота.

Поэтому, при всей моей нелюбви к Сэлинджеру, сравнение главной героини «F20» с Холденом Колфилдом, которое делает Владислав Толстов, я не могу оценить иначе как тягчайшее оскорбление американского писателя. «Над пропастью во ржи» все-таки о людях, а не о выделениях.

При этом представления о реальной жизни у Козловой весьма приблизительные. Беспорядочный и одновременно строго безопасный секс в подростковом возрасте? Вы это серьезно? На какие такие средства существует весь этот семейный психдиспансер, изображенный в романе? И почему в средней школе в пятом классе сразу начинают проходить интегралы?

Есть вопросы и по героине. С чего это она такая всеведущая и всезнающая? Или шизофрения достаточное объяснение для того, чтобы она рассказывала о вещах, которые вряд ли могут быть ей известны в подробностях?

Рецензенты взахлеб пишут об откровенности книги. Но это не откровенность, а элементарная грязь. «F20» — типичный образчик искусственно нагнетаемой беспросветной чернухи. Количество психов и уродов в тексте превышает все допустимые нормы. При этом опять же следует подчеркнуть, что человеческий негатив бывает разного свойства: есть люди, с которыми просто неприятно общаться, есть те, с которыми у тебя конфликт интересов, уроды бывают и моральными, в конце концов. Но такое богатство оттенков не для Анны Козловой, она свято верит в психиатрическую доминанту. Папа – псих, мама- псих, Толик, мамина любовь, тоже псих, психованными являются собаки, соседи, близкие, знакомые, одноклассники, и даже Марек — первая любовь главной героини, Юли, тоже ненормальный. Ну а когда Юля начинает съезжать с катушек, и принимается резать себя, ты окончательно понимаешь, перед тобой янагихара какая-то. Впрочем, нет, роман Козловой действительно напоминает что-то вроде «Красной Пашечки» поэта и пародиста Александра Иванова: «Все называли ее «Красной Пашечкой» из-за нездорового румянца, который был у нее с детства. Она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми галлюцинациями и аневризмой аорты, и ходила поэтому с трудом».

В «F20» все так грязно и болезненно, что с какого-то момента становится смешно, и уже ради развлечения начинаешь гадать: а какого рода отклонение будет у следующего персонажа?

При такой-то озабоченности физиологией и всякого рода патологиями от книги трудно ждать чего-то содержательного. Как и любой современный российский роман, книга бедна на события. Личностный рост главной героини с легкостью можно уложить в несколько пунктов:

1. Научилась правильно сосать член у Костика;

2. Оказалась способна пить наравне с Мареком;

3. Смогла напиться и переспать в отвратительной форме;

4. (Экзистенциальное прозрение после смерти Марека) «Вот что непоправимо…его член уже точно в меня не войдет, теперь он будет распухать, разлагаться и тлеть, и кормить червей»;

5. Начала писаться в штаны;

6. (Постижение закона бытия) «Женщина и мужчина какое-то время трахаются под влиянием гормонов, а потом расходятся»

Впрочем, «большой» русский генитальный роман не может обойтись без идеи. Это ведь, типа, серьезная проза, а не так просто про сунул-вынул. За пиршеством патологии скрывается тривиальная, опять-таки берущая начало в сфере физиологии мысль: «Мужики с помощью своей штуки впрыскивают в женщину проблемы». То есть не берут на себя часть ее проблем, как хотела бы каждая участница любого женского форума в интернете, а, наоборот, наваливают на нее еще больше. Трахнул папа маму, и вот результат — две девчонки с F20, спуталась Юля с Мареком, и пришлось жиреть и мочиться в трусы после неудачного романа, перепихнулась 74-летняя старуха с 68-летним вахтером первый раз в жизни, и отдала черту душу от вагинальной инфекции. Собственно, вся книга об этом. То есть перед нами не то что женская, бабская проза, стыдливо прикрытая эпатажем.

С психоаналитической точки зрения можно было бы развести здесь турусы о страхе перед членом, который демонстрирует в своей книге автор. Но нет смысла отвлекаться на мелочи.

«F20» — книга о том, что никакой любви нет, что все это обман. Тарахульки, выделения, игра гормонов, форма доминирование мужчины над женщиной, рабовладение, наконец – вот что есть на самом деле. Любовь – дело одинокое. Единение, со-бытие невозможно. Возможна лишь радость за то, что где-то есть другой. То есть читателя напоследок решили развлечь современной версией «Крейцеровой сонаты».

«F20» — глубоко инфантильная проза. И не надо говорить о том, что она написана от лица подростка. Любой подросток напишет взрослее, целостнее, убедительнее, без излишней чернухи и убойных доз феминизма. Ну а об убедительности и языковом правдоподобии и говорить не приходится. Видно же, что «F20» настучала на клавиатуре взрослая тетка, глубоко застрявшая в пубертатном периоде.

МАРИНА КРОНИДОВА ОБ АННЕ КОЗЛОВОЙ
Да, Козлова определённо повзрослела. И потому написала роман о подростковой тяжкой жизни. Читается она по-прежнему легко, но избыточной дерзкий нигилизм, и юношеское всезнайство теперь разбавлены философским скепсисом, иной раз даже некоторыми сомнениями в правоте поступков своих персонажей, судьбу которых она по-прежнему завинчивает в штопор. А с читателем и вовсе поступает, как профессиональный рыболов, уж, если заглотишь жутковатую наживку, то так и ведешься на крючке, пока тебя не подсекут и не распластают в конце концов. Раньше, бывало, ещё изматерив при этом.

Но читатель не рыба, матом не испугаешь, и в последнем романе его и вовсе нет. Да и страсти другие, так как там почти все герои шизофреники: девочка Юля, её сестра — Анютик, их драчун папа, мама (которой «просто не нравится жить»), мамин сожитель (профессиональный шизоид со стажем), его собака, бой-френд Юли — юный алкоголик-невротик и прочие, определённо страдающие другими, не менее опасными формами психических расстройств.

«Возможно, я ошибаюсь, и все они в абсолютном порядке, только с миром что то не то. Он полон слуховых и визуальных галлюцинаций, по большому счету, вполне добропорядочных и искренних. Их слегка отпугивают лекарствами, но поскольку таблетки заглавными персонажами и даже собакой (с особой охотой) потребляются тоннами и без всякого порядка и разбору, некоторые глюки от этого только наглеют и обрастают телесностью и качествами Фредди Крюгера, типа просачиваться из стен, хотя бы и самыми благими намерениями, что, правда, давно уже ничуть не пугает привычных шизиков (да и сторонних наблюдателей). Глюки вещают на разные голоса (у Анютика лучшие — «Говорящий щенок» и «Пушкин»), имеют собственные имена, один из них Сергей и вовсе, оказывается привидением, весьма практичным и требовательным.

А ведь семья вполне приличная, чем-то напоминающая мутантов Хогбенов, только, увы, без сверхспособностей, единственная вменяемая бабушка — поликлинический терапевт – как-то терпит и тащит весь этот ад на себе. Героиня открывает для себя проверенный подростково-панковский способ с
помощью боли справляться с начинающейся болезнью: режет на стопе немецкие слова: одиночество, зверь, смерть, безумие, невинность. Но тяжело подростку с шизой или без: «мысли наскакивали одна на другую, члены прыгали на тетрадках по алгебре, из стен выходили мертвые и включали шоу Жени Шаден», не хватает понимания, а кто тебя тут может понять, и кому можно доверять в этом мире. А тут ещё просыпается чувственность. И сестра в дурке, поневоле насмотришься и поверишь, что без галоперидола и седоквеля – никак, хотя иногда лекарства дарят полезные побочки: фотографическую память и умение освоить школьный курс за пару недель, но покоя и счастья это не приносит. Никак не прожить и без секса. И без любви, потому что «вместе остаются навсегда … просто от полного отчаяния». А ее любовь покончила самоубийством от алкогольной депрессухи, добавив последнюю каплю отчаяния в этот бред, называемой жизнью. И Юля решила повзрослеть, устав метаться меж явью и бредом, оторваться от семьи и податься в волонтеры, стандартное решение, но сработавшее. Офигительная предпоследняя глава — история старушки, мечтавшей о негре с большими губами или, хотя бы, о вахтёре — грустная, но смешная.

Но вот героиня, пережив очередной виток страданий, и украсив себя новым словом opfer – «жертва», наверное, готическим шрифтом, отправится ночью на кладбище навестить мертвого возлюбленного и встретит мальчика-видение, который, наконец, промоет ей мозги, объяснив, что «любовь — это радость от того, что другой существует». И окончательно примирит ее с жизнью фраза из найденной на могилке книжки «жизнь стоит прожить…» Наивно, вроде бы, даже беспомощно так заканчивать роман, так и просится ёрнически вставить цитату из Николая Островского "Жизнь даётся всего один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» А если все время мучительно больно жить?

О чем все это? О сложной поре взросления, когда с жизнью — один на один? О возможности невозможной любви? Или, все-таки, о шизофрении и как её преодолеть силой воли? Не знаю, что вернее, но роман цепляет не только яростным текстом, но и подкупает искренностью, и, как ни странно, несмотря на тему, вселяет уверенность в завтрашнем дне, во всяком случае, за Козлову я уверена.

«F20»
Жизнь, как опыт
Книга Анны Козловой называется, как диагноз. F20 – параноидная шизофрения в Международной классификации заболеваний. И рассказывает автор о том, что обычно совершенно неизвестно большинству читателей. О детях, больных шизофренией. Мне читать эту книгу, возможно, было полегче, т.к. экзамен по предмету «психиатрия» я сдавала в моем втором, психологическом, ВУЗе, и практику проходила в психиатрической больнице.

Не уверена, тем не менее, что могу точно оценить знание автором темы, не психиатр, все же. Но мне не удалось заметить неточностей в описании того, что происходит с больными шизофренией, наоборот, все очень внятно, ясно, честно, и лишь названия лекарств слегка изменены, разумеется, сознательно. Начало книги погружает читателя в страшный мир дисфункциональной семьи. Отстраненный отец-бизнесмен, убежденный, что женщине для счастья довольно будет его денег, а также Киндер унд Кюхе (Кирхе там не подразумевается, мир намеренно материален и только). Мать, в перманентной депрессии, неспособна из-за постоянного упадка сил даже минимально ухаживать за детьми. Потом, правда, у нее будут и признаки маниакальной стадии, с повышенной, ненормальной, энергичностью, направленной, правда, тоже отнюдь не на детей.

Мир маниакала искажен, в этом состоянии человек способен совершать массу действий. Куда-то ехать, бежать, лететь, даже бороться за права совершенно посторонних людей, или ожесточенно и невпопад заниматься фитнесом (как эта конкретная героиня). При этом, дома у него будет бардак и позаброшенные дети. Дети, старшая и младшая сестра, в какой-то момент обнаруживают себя в пространстве совсем не внешнего бреда. Сначала у младшей, потом у старшей, проявляются симптомы детской шизофрении, которая для читателя, понимающего, о чем речь, звучит, как приговор. Симптомы, проявляющиеся в таком раннем возрасте – это очень плохой прогноз. И Анна Козлова об этом сообщает читателю вполне внятно. Ее стиль вообще не подразумевает недомолвок или романтизации того, что в быту называют сумасшествием. Все очень точно. Сначала бред, потом нарастание симптоматики, а через какое-то время практически неизбежный дефект личности. То есть, когда-то умный и славный ребенок или взрослый, через какое-то время теряет то, что составляло, собственно, ценные как для него самого, так и для окружающих, и для адаптации к реальности, свойства. Наблюдать это чрезвычайно тяжело.

Так же тяжело читать и первые страницы книжки Анны Козловой. Мало того, что это мир глубоко несчастных детей, которых преследуют бредовые фигуры, у которых «внутри головы» говорят настойчивые голоса, изматывающие своими приказами и не дающие покоя. Маленькие девочки в своей беде оказываются абсолютно без поддержки взрослых. Отец к тому времени уже уходит от своей маниакально-депрессивной жены и дочек, напоследок едва не убив их (запирает и поджигает дверь). Мать находит своего бывшего сожителя, красавца Толика, также страдающего шизофренией (ну а что, любовь же злая такая) и начинает жить с ним в своеобразной алкоголической гармонии. Только бабушка, врач-терапевт, как-то держит дом в относительно рациональном порядке, постоянно, впрочем, принимая успокоительные, не самые слабые, медикаменты. И даже огромная дворняга, и та постоянно жрет любые таблетки, случайно упавшие из рук героев, совершенно не удерживающих себя в реальности.

В общем, мир этот абсолютно свихнут и вывихнут во всех суставах, маргинален и ужасен. И ни лучика света в этом темном царстве, это мир, тотально лишенный любви. Собака там полностью сходит со своего, собачьего, ума, первой. Она абсолютно не выдерживает нагрузки жизнью, ее панику еще как-то терпят хозяева, а вот после вспышек агрессии это несчастное существо усыпляют. Самое слабое звено, зверушка, что поделать. Получает, в своем роде, избавление от страданий. В общем, это тяжелое чтение, хотя авторский стиль никак не выдавливает слезу у читателя.

Козлова пишет крепко и спокойно о вещах вполне ужасных. Девочка Юля, которая рассказывает нам о своей, полной глубоких патологий, повседневности, страдает настолько привычно, что ей кажется, иного и быть не может. Иного ей не дано. Она взрослеет, симптомы ее болезни нарастают, мучая подростка бредом, сексуализациями и полной невозможностью управлять собой. Есть единственная фигура, которая постоянно появляется в бреду, охватывающем обеих девочек. Это некий призрак соседа Сергея, сущность, в общем, амбивалентная. Младшую девочку эта фигура бреда чуть не доводит до самоубийства. А к старшей постоянно является то, чтобы оказать ей странную поддержку (он ведь постоянен, не уходит, не оставляет вниманием, как остальные взрослые), то включается в ее сексуальные фантазии. И девочка, за неимением лучшего, в общем, даже рада тому, что у нее есть этот вполне пугающий Сергей. Она даже в очередную нелегкую минуту спрашивает его, как ушедшего отца: «Почему ты не приходишь?» Умная девочка вполне осознает свою отверженность, выключенность из социума, чудовищность, происходящего с ней. Она живет в мире постоянного бреда, тяжелейших медикаментов ,и знает о своих перспективах, говорит сама себе о том, что нормальный мир, где люди, взрослея, работают, выходят замуж, рожают детей, не для нее.

Вся эта реальность для больного серьезными формами шизофрении рано или поздно, даже если у него было счастливое детство, становится недоступной. А тут детство глубоко несчастное. И Юля задает основной вопрос, как праведный Иов. Он вопрошал: «И зачем Ты вывел меня из чрева?» Тринадцатилетняя, совсем неправедная по причине своей болезни, Юля, восклицает по- детски: «Это нечестно, нечестно! Почему это происходит именно со мной?» К Господу она не обращается, в очередной галлюцинации она попадет в мир злых космических существ, сообщивших ей, что Бога нет, а есть только адские сущности, которые питаются человеческим теплом. И даже этим знанием она доверчиво пытается поделиться с парнем, без всяких моральных терзаний трахнувшим свою тринадцатилетнюю шизофреничку-соседку.

Безуспешно. Ни любви, ни доверия, ни Господа. Отверженность и отчаяние. Злая, безвыходная судьба. Некому довериться, не от кого ждать тепла. Только младшая сестра Анютик, доже безвинно страдающая, поймет старшую. Болезнь-то общая. Но с младшей дела обстоят еще хуже, она уже сильно загашена заболеванием и лечением.

Глубочайшее внутреннее одиночество свойственно всем подросткам. Да и взрослые, в общем, приходят в мир и уходят из него одинокими. Но героиня книги не имеет уж вовсе никаких надежд, в этом смысле она даже трезвей многих «нормальных» смотрит на реальность. Вполне безумную. Беспутная мать девочек задает тот же безысходный, основной, вопрос страдающего человека: «Почему со мной? Когда это закончится?» И другие тоже: «Из своей комнаты вышла бабушка и спросила Бога: «Господи, за что мне эти мучения?» Не этот ли вопрос и все мы, переживая наши драмы и трагедии, рано или поздно задаем тому, кто есть или тому, кого нет?

Анна Козлова относится к своим героям без сантимента, но в том, что они переживают, за исключением конкретных проявлений тяжелого заболевания, оказывается то общее, что всех нас объединяет, а не разъединяет. В этом урок этой книги. Прекрасно показывая мир болезни, и тем самым вполне здраво говоря о том, чем и как отличаются больные от здоровых, автор, конечно, дает понять, что их отверженность гораздо больше, чем наша. Они страдают больше нас, возможно, и даже наверняка, но многое в их страданиях настолько же всеобще, насколько всеобщи все человеческие страдания в мире. И только поэтому можно хотя бы пытаться любить ближнего, наверное. Больного, здорового, такого же смертного. И страдающего. От одиночества, от потери смыслов, от богооставленности, наконец.

В середине повести, впрочем, появляются и смыслы, озаряющие жизнь героини. И чтение становится куда более легким. Причем, обстоятельства, вроде бы, не меняются. Тяжелая болезнь никуда не уходит. Но в мир приходит, как это ни пафосно звучит, любовь. Подростковая, с пьянством и прогулами уроков, безудержным подростковым сексом, без особых романтических признаний.

Но неистовая, страстная и на время побеждающая морок бредовой, тяжкой жизни. Юля влюбляется в не менее, чем она, изломанного, но невероятно красивого и умного польского юношу Марека, с которым они, как это и бывает в любви, бегут от мира, да даже и не сами бегут, любовь погружает их в иную реальность. И свет во тьме светит. Не подумайте, что это все суровый прозаик Анна Козлова описывает в розовых тонах. В ее книгах ничего такого ожидать не приходится. Но ей удается неведомым образом через историю этих вполне несчастных подростков показать, как именно любовь озаряет все и приносит смыслы. Тут вопросы, конечно, эти вечно полупьяные от любви и алкоголя, дети задают совсем другие. По делу. «Как можно так просто расстаться?» — спрашивает Юля пустоту, когда ее самолюбивый мальчик изменяет ей, оставшись ненадолго без ее внимания. Вопрос, которые и трезвые взрослые не раз задают себе на протяжении жизни. Просто в этом возрасте такие вопросы не выглядят наивными.

Так же просто и наивно, но вполне правдиво, Юля объясняет Мареку невозможность пойти на компромисс после предательства любимого: «Ты перестал для меня быть…- Я долго подбирала слова, чтобы звучало не слишком оскорбительно. — Особенным . «Есть ли точнее слово? Особенным. Которым становится любимый человек, пока любишь. И предательство, измена, как отмена этой единственности и неповторимости. Подростки просто не стесняются говорить слова.

Конечно, и здесь эта любовь закончится драмой. Марек покончит с собой. Юля опять погрузится в пространство болезни. Потом, правда, выкарабкается. Чудеса бывают. Отец-бизнесмен неожиданно возьмет ее под опеку. А ведь он все эти годы жил в своем нормальном, просто и без терзаний, организованном мире, отчетливо брезгуя всей этой покинутой, маргинальной и глубоко несчастной, семьей. Да и правда, кому мы нужны в несчастии? Кто полюбит нас черненькими? Анна Козлова знает, что беда отталкивает. Что все мы нужны другим, как правило, лишь в своем благополучии. Иронизирует над бабушкой, которая считает, что зятю достаточно будет увидеть, как ужасно живет его бывшая жена и две больные дочки. Как он сразу кинется помогать и участвовать. Хотя жизнь ей не дала ни одного такого примера.

Тем не менее, чудо случается, когда, выйдя из драмы и тоски по погибшему Мареку, Юля обретает волю. И сама фактически напрашивается к своему отцу под опеку. И начинает строить какую-то новую жизнь. Наполняя ее вполне трезвыми смыслами. Это по-прежнему тяжелая жизнь и жесткий финал . Для существ, не имеющих воли, для совсем уже больной сестренки, Анютика, для матери девочек, все остается по-прежнему. Отцу на них наплевать. И Юля их решительно покидает. Глядя на все трезвым взглядом настрадавшегося человека.

Но из книги уходит морок пространства без света. Мир не изменился, это девочка повзрослела. Она не стала сентиментальней, как не стала сентиментальней и проза Анны Козловой. Адские пространства по-прежнему наглядно присутствуют и в реальности, и в галлюцинациях героини. Впрочем, даже бредовые фигуры приобретают с течением времени довольно глубокую метафоричность. В отличие от бредовых фигур инфантильного Анютика, которая сожалеет о том, что уходят лучшие посетители ее бедной головы.
«- А кто у тебя лучшие? — спросила я.
— Говорящий щенок и Пушкин, — смущенно призналась Анютик.»

Трогательнейший диалог. Несчастный Анютик так и останется в мире скорби и печали, все дальше съезжая по укатанной горке психического заболевания. Главная героиня и автор не испытывают иллюзий ни по поводу страстей человеческих, ни по поводу осмысленности любых человеческих поступков. Но некие максимы, к которым пробилась героиня сквозь мир бредовых существ, даны в этой книге, это ее основной сюжет. В этой тяжкой жизни, тем не менее, появились смыслы вполне стоические. Но и романтические притом.

« Я не вижу здесь проблемы, — сказал мальчик, — Любовь – это радость от того, что другой существует. Не более того. Ты не можешь стать им, ты не можешь с ним слиться, оставаясь собой. Но ты можешь радоваться.»

Эти простые слова говорит Юле призрак пятилетнего мальчика. Детские истины. Но пережитые в опыте этой книги, или в опыте жизни, они, как и любые истины, могут казаться банальностями только тем, у кого нет этого прожитого, несомненного, данного в переживании. А прожить это гораздо сложнее, чем сказать слова. Это что касается любви, не как страсти (страсти здесь обесцениваются поумневшей девочкой), а как милости. «Милошчь» повторяет она по-польски. Что касается жизни, то книга заканчивается цитатой, которую девочка читает в случайно найденной в финале книге:
« Жизнь стоит прожить, и это утверждение является одним из самых необходимых, поскольку если бы мы так не считали, то этот вывод был бы невозможен, исходя из жизни, как таковой.»

Это книга по суицидологии, кстати.
Во время моей практики в психиатрической больнице имени Корсакова у нас была одна больная шизофренией. Милая, интеллигентная женщина, на протяжении многих лет боровшаяся с голосами в своей голове. Она подробно рассказывала нам о своей жизни, о том, как старалась не побеспокоить близких своими проблемами. А на прощание сказала:

«Девочки, не грустите. Видите вон, как я маюсь. Главное, чтобы у вас такого никогда не было. Радуйтесь, девочки, вы все остальное-то преодолеете. А мне уж не судьба, видимо. Правда, радуйтесь!» Прогноз течения ее болезни был крайне неблагоприятен, остаткам разума и прекрасной личности оставалось существовать не так уж долго. Каждый раз. выходя из психиатрической больницы, пережив очередной опыт сочувствия пациентам, часто уже существовавшим в реальности вполне чудовищной, я думала, какое счастье, что нас это, хотя бы на данный момент, не коснулось. Что мы проживаем свои опыты, хотя бы не борясь с галлюцинациями и сенестопатиями, что мы не знаем своего финала. Вот и после книжки Анны Козловой так же. Но опыт любой жизни драматичен. И трагичен в силу человеческой смертности. И каждому доведется спрашивать: ««И зачем Ты вывел меня из чрева?» или, как минимум, «Почему это происходит именно со мной?»

Строгая проза Анны Козловой нам иллюзий не оставляет, выхода по-прежнему нет. Но повесть «F 20» передает читателю опыт сочувственного отношения к человеку, любому, больному, здоровому, потому что во всех нас больше общего, чем различного. И пример мужественного отношения к жизни вообще. Кажется, в буддизме что-то похожее называется «прямая передача». Хороший текст так и действует на читателя. Хотя бы в процессе чтения. А с опытом жизни разбираться каждому. Ведь «Жизнь – это не проблема, которую нужно решить, а опыт, который необходимо пережить». Это, понятно, уже Кьеркегор.

«F20»
На обложке романа Козловой изображена рыдающая женщина, ее портрет перечеркнут красной линией. Так диагноз под кодом F20 (шизофрения) перечеркивает жизнь человека – очень драматично. Даже слишком, не в пример самому роману, написанному просто, резко, но изящно.

История начинается с рождения главной героини Юли и, по ее словам, начинается неплохо. Анна Козлова, продолжая традицию русских романистов, углубляется в генеалогию, и оказывается, что Юлина мама – женщина с непростой судьбой и неустойчивой психикой. Она сбежала от благополучной участи, которой желала ей бабушка, к странному молодому человеку Толику, потом ушла от него и родила детей – Юлю и ее сестру Анютика – от другого мужчины, который после сам от нее ушел. Периоды апатии у матери героини сменяются периодами судорожной активности: то она целыми днями лежит на кровати, то едва ли не круглосуточно занимается фитнесом. После ухода отца из семьи у Анютика обнаружили ту самую F20 – «шизу». Вскоре чужие голоса в голове услышала и Юля.

«В чемоданчиках с генами, которыми нас с Анютиком одарили, были сломаны замки, но поначалу это не бросалось в глаза».

Дальнейший сюжет развивается с непосредственным участием таблеток – галоперидола, азалептина, сероквеля, рисполепта, трифтазина, энкората, амитриптилина. Принимают их, надо сказать, почти все герои.

«Ел Лютер (собака – Е.В.) ошпаренный геркулес с печенкой, но больше всего он любил таблетки. В нашем доме в них не было недостатка, их принимали все, и то бабушка роняла в ковровый ворс парочку донармилок и не могла потом найти, то Толик забывал принять свои транки, заботливо выложенные мамой на прикроватную тумбочку рядом со стаканом воды».

У романа есть вполне осязаемый сюжет, но смена действующих лиц и событий – это второстепенный план. Суть конфликта – борьба героини с психическим отклонением, со «зверем, чертовым дьяволом», за право жить. Фокус смещен с условной приключенческой составляющей на психологическую. Все повествование перволичное, и мысли рассказчицы, перенесенные на бумагу, несутся на огромной скорости, оставляя гнетущее впечатление из-за болезненного происхождения. При этом текст сделан, так, что открыв книгу, закрыть ее получится только на последней странице (о чем, кстати, неизменно пишут все рецензенты).

Из последних похожих на эту книг вспоминается «Гормон радости» Марии Панкевич – только там речь шла о тюрьме. Все это заливисто, разухабисто – но о личных трагедиях и вообще о том, о чем в обществе не принято говорить. Симптоматично, что оба текста заканчиваются цитатами: в одном случае из псалма, в другом – из книги философа Сантаяна. Это, с одной стороны, выводит тексты за их пределы и снимает с писателя необходимость морализаторства, с другой стороны, выдает автора, который пошел по более простому пути, чтобы окончить роман.

Кстати, приключений героине «F20» хватает: и с огромной черной собакой, и в одиночестве где-то в лесу, и с видениями, которые также доступны ее сестре, и с найденными сокровищами и даже с семидесятичетырехлетней девственницей. Чего в жизни Юли только нет! Событий так много, и они столь невероятны, что кажется: либо писательница слишком много всего напридумывала, либо нужно поставить под сомнение авторитет рассказчика. Юля – идеальный «ненадежный рассказчик»: она сама вполне может не контролировать, что происходит в ее жизни на самом деле, а что – нет.

Козлова также показывает, каким является окружающий героиню мир. Выглядит он, надо сказать, не очень нормально: споры, взаимные нападки, обвинения, неадекватное поведение людей. И Юля, насмотревшись на тех, кто считается психически состоятельным, теряет к людям всякую жалость.

— А вы не допускаете такой мысли, что выбора у этих людей не было? — поинтересовался он.
— Старики в свое время просто не смогли родить детей. А дети просто не контролируют свои заболевания?

— Нет. — Я покачала головой. — С психическими заболеваниями можно жить, вообще не попадаясь. А детей — усыновить.

На контрасте с талантливо придуманными приключениями и неординарными монологами главной героини иногда вызывают вопросы некоторые детали. Так, Юля высаживает на могиле «анютины глазки», ранее именно на фоне этих цветов происходит одна из важных сцен. А сестру героини зовут Анютик, и никак иначе, и эта параллель «анютиков» становится излишне очевидной. О другой художественной детали автор, наоборот, неловко забывает.

«Со второго класса у меня начался немецкий язык, против ожиданий ставший для меня опорой, надеждой и своего рода спасением в тех обстоятельствах, которые жизнь мне с самого рождения предложила. В его громоздкости я находила надежность, в неблагозвучии — тайную красоту, в чудовищной грамматике — вознаграждение».

После такого описания в школе Юля будет учить что угодно – алгебру, физику, химию – но не немецкий. Он словно потеряет реальное значение после обретения метафорического: именно слова на немецком героиня будет вырезать на своем теле, чтобы заглушить разноголосицу в сознании.

В целом, Козловой удалось передать эмоциональное состояние, обратиться к социально значимой проблеме и написать интересный роман. Который, впрочем, прочитать захочется только один раз – то ли из-за прямолинейности, то ли из-за событийной насыщенности, а может быть, из- за того и другого.

«F20»
Новый яркий роман Анны Козловой в нынешнем книжном сезоне обсуждают все. Реакция на текст совершенно разная – от восхищения до полного неприятия. История взросления двух сестер, с детства страдающих шизофренией, с большим знанием дела рассказана автором так, что текст никого не оставляет равнодушным, пусть чувства, вызванные им, и слишком разные, а названия лекарств, как говорят злые языки, несколько перепутаны. Но равнодушных к этому компактному тексту, кажется, нет. Это ли не успех? Отвращение, неприязнь, симпатия, восхищение – вот лишь основные чувства, которые испытала лично я во время прочтения этого насыщенного и хлесткого произведения.

Уже в середине романа становится очевидно, что название, созвучное диагнозу, обозначающему знаменитое душевное расстройство, вызвано не столько сюжетной необходимостью, сколько метким отношением автора к действительности, — если хотите, подростковым (или зрелым) протестом. И по тексту выходит, что знаменитой F20 страдают не чуткие девчонки-героини, отрытые жизни и любви, — F20 страдают все, кто их окружает – папа, мама, бабушка, папины любовницы, мамины друзья и все прочие персонажи.

Если хотите, мы все.

Казалось, русская почва, наш извечно тяжеловесный русский материал исключает пересказ бессмертных сюжетов Дж. Д. Селинджера и Кена Кизи, однако Анна Козлова это предположение с легкостью опровергает. Автору удается, кажется, непосильное: очень трудно разговорить, вызвать на откровенность подростка, и очень трудно понять, где правда, а где ложь в сломанном мире душевнобольного. Однако текст опережает сомнения: «легким росчерком пера» внутренний, такой же, как и у душевнобольного, нередко поломанный мир подростка раскрыт до основания, а душевный слом излечен и исправлен. Искрометный, хоть и черный юмор, с которым автор относится к себе, к повествованию, не отменяет большого уважения и большого внимания к героиням и передается им: девчонки по-взрослому смеются над собой и над жизнью, что позволяет им преодолевать совершенно недетские проблемы. В длинном списке Нацбеста этого года вообще немало произведений посвящено проблемам подростков, и не первое повествование от лица ребенка, которого жизнь заставляет решать недетские проблемы. Великое свойство больших писателей – метко оперировать с большими социальными проблемами, трансформируя их в индивидуальный психологизм, и в этом смысле нет никакого сомнения, что Анна Козлова – большой писатель.

Есть одна восточная легенда, в которой ангел является во сне человеку и говорит, что в ту ночь вся вода станет отравленной, а каждый, кто выпьет ее, сойдет с ума. Ангел велит человеку запасти как можно больше чистой воды. Человек просыпается и бежит набирать чистую воду, а потом предупредить других людей. Однако ему никто не верит: люди пьют отравленную воду и сходят с ума. Человек пытается спасти хоть кого-нибудь, но теперь его самого все принимают за сумасшедшего. В той легенде человек долго пил чистую воду и ждал, когда вода очистится, как обещал ему Ангел. Но время шло, а вода все не очищалась. Тогда, устав от насмешек и непонимания, человек и сам испил той воды… С того дня среди людей пошла молва о том, как вода исцеляет душевное расстройство. Собственно, роман Анны Козловой – именно о такой истории, только сумасшедшие вроде бы остаются.

Будете читать – катарсис гарантирован.