Василий Аксенов.
«Десять посещений моей возлюбленной»

Рецензии

Павел Крусанов

Василий Аксенов «Десять посещений моей возлюбленной»

У Василия Ивановича Аксёнова положение хуже губернаторского – хотя бы потому, что он невольно оказался в тени своего знаменитого тезки Аксёнова Василия Павловича (полагаю, об этом упомянет каждый рецензент – как иначе?). А между тем, это писатели совершенно разных дарований (не по масштабу – как тут измеришь? – по вектору), разных литературных школ и разных мировоззрений. Про Аксёнова-шестидесятника нам известно все: родился в Ленинграде, переехал в Москву, гремел, хулиганил, вставал в позу дерзости, диссидентствовал, уехал в Америку. У второго Аксёнова все иначе: родился в сибирском селе Ялань Красноярского края, приехал учиться в Ленинград, окончил университет, остался здесь и теперь полгода живет в Петербурге, а полгода – в милой сердцу Сибири. И все книги его – о Сибири, о малой родине, которая держит и не отпускает, как старые родители, как первая любовь.

Именно первой юношеской любви и посвящен новый роман Василия Ивановича Аксёнова «Десять посещений моей возлюбленной» – лирическая история, случившаяся в его родной Ялани, которая, как и все, что пишет этот автор, не укладывается в строгие рамки жанра. Хотя именно этот роман, в череде прочих аксёновских романов, пожалуй, наиболее структурирован и формально организован. Неспроста сокращенная версия его легла в основу спектакля «В.О.Л.К (Вот Она Любовь Какая)», второй год с успехом идущего на сцене московского Театра им. Маяковского (известие это издатель не преминул разместить на спинке обложки – и правильно сделал).

На протяжении многих лет во всех своих книгах Аксёнов придерживается определенной линии, никуда не сворачивая и не отклоняясь. Что это за направление – сформулировать не просто, но попробуем. Во-первых, его герои и персонажи всегда обыкновенные (на первый взгляд) люди, совершающие обыкновенные поступки. Во-вторых, действие романов Аксёнова, как уже упоминалось, происходит исключительно в Сибири, но не в городах, а там, где люди непосредственно соприкасаются с девственной природой – с тайгой, с рекой, с небом. Войны, революции и прочие социальные и политические катаклизмы, происходящие в далеком внешнем мире, сотрясали и сотрясают и тутошние вековые чащобы, но что они значат для людей, чьи предки пришли в эти «медвежьи углы» триста лет назад и научились жить в гармонии со здешней природой? Случается по разному. В чьем доме сохранился уклад дедов и прадедов, основанный, прежде всего, на традиционной духовности, тому проще оставаться человеком при любых испытаниях. А утрата связей с ценностями традиции ставит личность на грань деградации и гибели. Это подспудно, ненавязчиво прослеживается на примере судеб героев романа.

Аксёнову удается решать поставленных задач без проповедей и пафоса, просто перемещая место действия во внутренний мир героев. И в этом ему помогает искусство безошибочного выбора рассказчика.

Учитывая все вышесказанное, Аксёнов – не «писатель-деревенщик», хотя формально может быть причислен к этому направлению. Для «почвеннического» лагеря речь его неожиданно сложна, насыщена аллюзиями, смысловыми и фонетическими аллитерациями, требует от читателя неослабевающих усилий и в чем-то даже сродни литературе «потока сознания». Можно сказать, Аксёнов, как художник (в широком смысле), занимает собственную, едва ли не уникальную нишу в русской литературе, по существу единой, даже если в свете злобы дня обнаруживается, что, например, Антон Павлович Чехов любил упоминать о своих украинских корнях, причисляя себя к «хохлам», а Николай Васильевич Гоголь всегда называл себя русским писателем.

«Десять посещений моей возлюбленной» – литература редкого качества. И пусть доступ к ее богатству не прост и требует усилий, восторг перед открывшимися чудесами искупает все.

Александр Етоев

Василий Аксенов «Десять посещений моей возлюбленной»

Товарищи дорогие! Братья!

Забудьте на хрен Аксёнова Василия Павловича, автора нуднейшего «Острова Крым» и скучнейшей «Московской саги» (всё, что у него до «Ожога», — весело и читаемо по сей день, всё, что у Аксёнова после, — занудство на почве… ну, стал он, в общем, ощущать себя классиком типа Хемингуея).

У нас есть другой Аксёнов – Аксёнов Василий Иванович.

То, что он получил премию Андрея Белого, — роковая случайность. Все, кто получил эту премию, причисляются к племени писателей нечитаемых, от которых шарахается любой читатель, если он, конечно, не оплачивается специальным фондом.

Это было предисловие, теперь начинаю.

Проза В. И. Аксёнова богаче и мудрее прозы вышеупомянутого покойника ровно на столько… не знаю на сколько. На столько, на сколько мудрее, скажем, жизнь человека верующего и живущего по законам веры от жизни чудака-либерала, молящегося на чудака Немцова, упокой Господи и прости ему, чудаку, все его прегрешения, вольныя и невольныя. Вы, наверное, догадались заменить в предыдущей фразе пустое «ч» сердечным «м».

Я уже писал про роман В. И. Аксёнова «Весна в Ялани». Он заслуживал большего, чем попадание в длинный список. Он заслуживал в том премиальном году хотя бы попасть в шорт-лист. А будь бы я в числе награждающих, я бы, презрев все правила, дал бы «Весне в Ялани» главный приз.

Сибирь в литературе – земля освоенная. Даже устанешь перечислять тех, кто об этой части нашей родины не писал. Я вот только что перечитывал Павла Нилина, удивительную его прозу о 20-х годах в Сибири. А до этого читал Юзефовича, его книгу о генерале Пепеляеве и его трагическом походе на Якутск.

И у каждого из них Сибирь разная. Сибирь Шишкова, Сибирь Астафьева, Сибирь Нилина, Сибирь Юзефовича…

Сибирь В. И. Аксёнова не похожа ни на одну из этих Сибирей. Сибирь у него – Ялань, особенное место в природе. Он сам оттуда, из своей богохранимой Ялани, она для В. И. Аксёнова – град Китеж, почти ушедший под землю, торчат ещё над кедрами, реками и озёрами маковки яланских церквей, но с каждым ежегодным визитом В. И. Аксёнова в родные места звон их колоколов всё глуше.

И сам В. И. Аксёнов ни на кого не похож. Ни он сам, ни его проза. Он молчун – сидит, бородатый, смотрит на тебя вдумчиво, и непонятно, даст ли он тебе в морду или осчастливит какой-нибудь долгожданной мудростью.

Проза его… Здесь уж не перескажешь. Всё у него в словах, всё в оттенках, всё в смысловой игре. Вот, вырываю из романа хотя бы это:

«Да уж… не папка ли тот славный мастер? Вряд ли. Преданье нас не обошло бы стороной. Не умолчала бы история. Он, папка, сделал коромысло – его вдвоем надо таскать. Мама – не в силах. “На дрова изрубить, — говорит она. – Только что. После беды не оберешься». Папка рассердится, конечно: старался – делал. Одно у него для своего детища слово – коромыселко. Приятно слышать. Пусть уж останется – на память. Может, в музей потом возьмут. Потомки будут удивляться: какими предки были, мол, богатырями. Так вот».

Хитрая такая улыбочка просвечивает в последних строках. Сибирская, сквозь густую бороду. И вся она у него такая, проза его — аксеновская, сибирская.