Российская политика в матрице случайностей
Давнее отторжение у меня вызывают психологи, потому что они в своей массе рассматривают человека, как механизм, без тайны и возможности чуда. Прилепляют к нему то или иное клише, под которое и подбивают его образ. При этом сами преисполнены ощущением, что все знают и даже провидят.
Подобная психоаналитическая методика применена в книге Михаила Зыгаря, в которой он описывает последние пятнадцать лет истории России и в центре, конечно же, фигура президента Владимира Путина. Концепция книги сформулирована во введении: герой «случайно стал королем», на самом деле никогда не стремился в политику, а попросту хотел «хорошей жизни». Первоначально Путин якобы не собирался ничем ради политики жертвовать. Но постепенно втянулся и решил войти в историю, замкнул на себе всю российскую политику и даже отождествил будущее России с собой, уверовал в свои силы и в то, что может быть специалистом по всем вопросам.
В этой своей концепции Зыгарь опирается на мнение беглого банкира Пугачева о том, что Путин изначально не стремился к власти, но «его прельщал бытовой комфорт и президентские привилегии». Этот тезис про бытовой комфорт и стремление к красивой жизни Зыгарь также периодически развивает в свое книге. Так в его русле он отвечает на вопрос: «почему Саакашвили стал главным врагом Путина?» и предполагает, что дело все в том, что тот не цепляясь за власть, сумел сохранить красивую жизнь.
Ставший волею случая президентом, Путин в книге развивался в силу «спонтанных реакций» на происходящее. Постепенно эти спонтанности оформлялись и в итоге сформировали его законченный образ. К примеру, изначально «спонтанной реакцией на внешние раздражители» стала его борьба с неподконтрольными СМИ. Все, по мнению Зыгаря, началось с трагедии с АПЛ «Курск», на встрече с родственниками погибших моряков в Видяево, где Путин несколько раз сказал, что телевидение врет.
Кстати, и нынешняя ситуация «холодной войны» с Западом могла бы и не развернуться, если бы Путин окончательно создал «коррупционный интернационал» и загнал Европу в энергетические тиски: «Владимир Путин забыл бы «цветные революции», убедился бы в том, что все западные лидеры одинаково беспринципные и ко всем можно найти подход. Россия, возможно, и правда стала бы «энергетической сверхдержавой» или просто сколотила бы собственный картель влиятельных энергетических топ-менеджеров». При этом, автор периодически оговаривается, что у этой разворачивающейся конфронтации были свои основания, что российская власть не просто была объята паранойей, что западные партнеры для этого сильно постарались, но в эту тему Зыгарь сильно не углубляется и не развивает.
Не только Путин, но и практически все персонажи новейшей российской политики автором укладываются в матрицу случайностей. Так Дмитрий Медведев также попал в политику случайно и никогда о ней не помышлял. Практически все фигуры из путинского окружения «не мечтали сделать политическую карьеру, все нынешнее могущество свалилось им на голову. Они, в общем, не собирались жертвовать всем ради власти — более того, многие (но не Кадыров, конечно), наверное, даже жалеют о том, что променяли на власть возможность вести обычную жизнь». То есть все это, по большому счету, обыватели.
Описание всех пятнадцати лет российский истории всецело обусловлено этой концепцией случайности, подгоняется под готовый психоаналитический портрет. Поэтому герой и вся политика представлена в вакууме версии, повествующей о том как случайность коренным изменила его жизнь и жизнь всей страны. Автор считает, что все это связано с отходом от либерализма и демократических ценностей. В свое время с крушением СССР они были естественным и спасительным путем для страны, но дальше цепь досадных случайностей, часто и нелепых, сбило с этой прямой дорожки и отбросило все вспять, в изоляцию, в дремучее Средневековье. Стройный путь трансформировался в хаотический произвол случая, в отсутствие какого-либо плана: «эти 15 лет истории России, даже чуть больше, не имеют четкой логики. Цепь событий, которую мне удалось восстановить, обнаруживает отсутствие плана или ясной стратегии у Путина и его окружения. Все, что происходит, — это тактические шаги, оперативное реагирование на внешние раздражители, не ведущие ни к какой конечной цели».
Одна из отправных точек начала проигрыша либерализма в стране, по мнению автора, является крах планов по перенесению тела Ленина из Мавзолея в 1999 году. После этого наследие СССР в тех или иных формах стало возрождаться. То это – старый советский гимн, то отношение с «маленькими соседями»: «российская власть то и дело обрушивалась всей мощью на кого-то из маленьких соседей».
В силу того что книга – это, по большому счету, подгонка всех фактов под авторскую концепцию, в ней много нестыковок и натяжек. О клюквенных полях в книге Зыгаря писал критик Алексей Колобродов (http://svpressa.ru/culture/article/135076/). Много отсылок на «воспоминания людей из близкого окружения», на то, что «некоторые говорят», на слухи, непроверенные факты, бытовавшие суждения. Так при характеристике нынешнего главного кремлевского идеолога Вячеслава Володина Зыгарь ссылается на то, что про того говорят будто он очень злопамятен и даже имеет книжечку с черным списком.
Но самая большая проблема книги, как и близорукость наших либералов в том, что в ней возможно все объяснить простыми психоаналитическими концепциями, подкрепленными слухами, односторонней трактовкой тех или иных фактов, которые выстроены так, чтобы не возникало никаких сомнений в стройной логической цепочке, но практически не берется в расчет сама страна, ее народ. Власть будто повисает в вакууме и совершенно игнорирует общество. Отношение к нему к книге можно свести к простой формуле: общество безропотно проглатывает все, значит, с ним можно не считаться. Поэтому крепостное право надо не отменять, а, наоборот, уничтожить права крестьянства. Так будто бы Путин представлял Меркель политику Екатерины II.
По концепции Зыгаря общество, народ за все пятнадцать лет практически не влиял на эволюцию Путина, в котором лишь страсть к красивой жизни сменялось жаждой власти, боязнью ее потерять и стремлением быть вписанным в историю.
Но вот ту же трагедию в «Курском» можно по разному трактовать. Можно предположить, что тогда в Видяево среди убитых горем людей Путин услышал голос народа и после стал его слушать и слышать. Под влиянием этого голоса и шла дальнейшая его эволюция. У этой версии не меньше оснований, чем у скандалов, интриг, расследований, которыми апеллирует Зыгарь. Но этот голос совершенно не берется в расчет автором, который пишет лишь про проценты на выборах и электорат.
Ведь вовсе не факт, что именно правитель всецело личным произволением дает те или иные установки обществу, форматирует его на свой вкус. Вполне можно допустить, что он начинает действовать и развиваться в силу повестки, которую предъявляет ему общество, его запросов. У Зыгаря эта возможность совершенно не рассматривается. Психотерапевт не допускает ничего, что не укладывается в его концепцию, и что не может быть ей объяснено. Да и зачем, когда все можно объяснить, к примеру, ностальгией по советскому отдельных персонажей во власти, да игрой случая.
Еще в 2006 Владислав Сурков на встрече с молодыми литераторами говорил, что нынешняя властная команда пришла не просто так, а для истории, чтобы оставить в ней свой след. Возможно, это и чрезмерно патетично, но когда речь заходит об истории, то на десятый план отходит все остальное. Появляется совершенно другой уровень ответственности. Но чтобы понять этот уровень необходимо более глубокое и не ангажированное исследование.