Дуэль с матрицей стереотипов
«Осень в карманах» — третья книга петербургского филолога Андрея Аствацатурова. До этого были «Люди в голом» и «Скунскамера». Все книги написаны в фирменном стиле автора, который в практически документальной манере подмечает анекдотичность мира. Ну, еще бы: ученому человеку положено быть серьезным и даже снобом, это очень предсказуемо. Аствацатуров же не идет по этому пути и сознательно опрощает своего очкарика-героя, который своей нелепостью ломает шаблоны.
Книга начинается с вторжения, совершенно неделикатного императива: знакомства автора с эротическим романом «Знойный полдень», который был прислан по электронной почте неким Иннокентием из Торжка с требованием высказаться и поспособствовать изданию. После автор был узнан в туалете «Дома книги». Идентифицировавший его мужчина обратился с вопросом: «А что про вас надо знать?»
Это ведь тоже вполне себе философский вопрос и как на него ответить? Любое определение будет неточным, неполным и мало что объясняющим. Автор приводит случай у стоматолога, который сосредоточился на его «интересных клыках». Для этого работника бормашинки автор-герой, в первую очередь, клыки, а остальное не существенно.
Ну, или другой слом шаблона: автор признается «люблю писать безграмотно», еще в школе он «расставлял буквы и запятые как Бог на душу положит». Остепененному филологу, которому за сорок, это вроде как не комильфо, хотя… неграмотность, неумение в детстве написать букву «м» может многим больше рассказать о человеке, чем грамотное письмо, делающее его усредненным, типичным, повязанным шаблонами правил.
Аствацатуров продолжает формулировать ответы на вопрос, заданный в туалете книжного: «А что про вас надо знать?» Рассказывает про детское знакомство с Пушкиным, который «чем дальше, тем все меньше мне нравился». Еще бы: пир, который был затеян в сказке о царе Салтане, предназначался только для крещеных людей, а юный Андрей был некрещеным, то есть должен быть отлучен от этого пира… Такой вот буквалистский филологический подход.
Рассказал автор и о своей недавней попытке посещения качалки, где он получил все то же напутствие: «Лучше иди домой и читай свои книги». Выйти за пределы стереотипов не дают окружающие.
Или очки — его проклятие в школе. С ними он смешон, а без них в мире воцаряется «чудовищный беспорядок». Через это он понял, что «в жизни всё нечестно и неправильно. Что одни в нашем классе почему-то высокие, а другие — маленькие…» Жизнь богата, разнообразна, нет смысла расставлять ей рамки. Особый взгляд на нее должен быть у высоких и у маленьких, у тех, кто обходится без очков и тех, кто без них не может обойтись. Вот и Аствацатуров формирует свой особый взгляд неправильного героя, филолога, пишущего безграмотно, отводящего на этом душу. Героя, через ошибки тестирующего мир, который погряз в оковах правильностей.
Аствацатуров прислушивается, приглядывается к миру, старается не упустить даже незначительные подробности, на то ему и очки. Из каждой детали, любого случая можно развернуть если не метафизику, то целую легенду или выстроить забавный анекдот. Такова герменевтика случайностей, мимолетностей, незначительностей и даже глупостей.
Любая кажущаяся нелепость может быть вполне включена в долгоиграющую стратегию. Вот героя бесконечно преследует шепелявая дипломница, вся эта история вызывает у него вопросы, недоумения, а после бешенство. Оказалось, ответ кроется на поверхности и его сформулировал коллега: хочет, чтобы написал за нее диплом, поэтому и берет измором. Расшифровавший историю, становится причастным к ней и дипломницу волею судьбы отдают ему.
Все происходит по закону сохранения энергии: подмеченный случай, сюжет в никуда не растворяется, он как бы прирастает к воспринимающему. Попадает в его мир и там совершенно причудливым образом может трансформироваться и проявиться.
Вот сидит Андрей в кафе со своим другом – философом-постмодернистом Погребняком, через окно замечают плачущую девушку с красивыми скулами и странной прической, которая бросает букет цветов в урну. Они выстраивают разные интерпретации произошедшего, при этом понимая, что их знание совершенно ограничено, и они не могут «нырнуть в человека» и все понять.
«Нет никаких смыслов и замыслов» — замечает Погребняк, для которого единственно реально существующее в данном случае – окно, за которым непонятный туман. Свою версию, претендующую на статус единственно верной, привносит в развертывающуюся интерпретационную модель случайно услышавший разговор молодой человек, который к тому же оказался однокурсником девушки.
Но все интерпретаторы оказались далеки от реальности. Ее поведала Андрею многим позже сама девушка Джулия, которая пришла к нему на лекцию. Знание сближает. Через год она стала его женой, а еще через год развелись, Джулия вышла замуж за историка и уехала с мужем в Калифорнию. Этого самого историка герой потом поколотит на Капри, а еще позже прочтет статью о том, как в Каракасе грабители прострелили коленные чашечки известному профессору и выстрелили в лоб его жене.
После ухода и гибели супруги герой испытывает совершенно естественное чувство потерянности, остывания. Джулия раскрыла ему свой мир, упустила в него, а после изгнала. Он ощущает, будто его забыли, а он сам превратился лишь в «видимость, пустые знаки». Он стал «фикцией присутствия», уродом, отталкивающим людей. Ошибкой, по которой прошлись красной пастой.
Для него наступила осень. Нужно было бежать из остывшего мира осени.
Остывают люди, остывает город. Остывает все. Возможно, в этом состоянии лучше постичь суть вещей, ведь уже никто не следит за внешними приличиями и раскрывается. «Бурлившие живой жизнью» деревья остывают и становятся черными. Лица людей, теряющие остатки летнего загара, походят на призраков. Сам Петербург становится в октябре городом-призраком. Такой же иллюзией стал и сам герой, который слишком сблизился с тем призраком за окном.
Поэтому после была Италия, где Андрей пытался встретить свою бывшую, а потом — Париж, где он излечивался от охлаждения в огненной страсти к Кате с «вывороченными красивыми губами» и силиконовым бюстом. С ней у него произошел парижский «знойный полдень». После был снова Питер, но уже летний с «потугами кричащих красок», как губы Кати.
Аствацатуров показывает как совершенно незначительный сюжет, который мог так и остаться загадкой и туманом за окном через открытые каналы восприятия, через интерпретации входит в твою жизнь и становится значимым, заполняет ее, меняет. Возможен и обратный путь, когда кажущееся значимым и весомым в твоей жизни на поверку оказывается анекдотичной мимолетностью.
Мир «ничейная территория, пространство неопределенности», — как сказал философ-постмодернист Погребняк, фамилия которого как раз в тему к остывающей атмосфере осени.
Отсюда и метод: ничего не сочинять. Недостаток воображения вполне может заменяться причудливым сочетанием вещей, событий, переплетением причинно-следственных связей. Из этих сочетаний и складывается, в том числе и предназначение человека. Но «кто из нас в состоянии расшифровать собственное предназначение?»… Оно – туман, «территория неопределенности». Однако делать попытки по дешифровке, предлагать версии никто не запрещает.
Книга Аствацатурова о проблеме восприятия, интерпретаций и попытках избегнуть стереотипности. Мир обрастает интерпретациями, различными мнениями, точками зрения, высказываниями, ассоциативными рядами. Через них мы его воспринимаем, и эти интерпретации для нас становятся стереотипами. Мы берем их на веру в силу банальной привычки и попадаем в каузальные ловушки, которые начинают форматировать наш образ мыслей, поведенческую модель. Постепенно мы становимся их заложниками, входим в пространство матрицы, практически как в том самом фильме.
Это, как река Нева – «одна угрюмая покорность», она с «тупым безразличием равнодушно несет в залив свои тяжелые воды». В этом течении есть обреченность: «лицом к воде, ты пропал, ты обречен… ты…» Из инерции этих вод не выбраться.
Очистить этот форматирующий код можно через буквализм, наивность. Как забиралась Мария-Антуанетта на высоченную кровать? Как рок-группа планирует выступить с акционистом Этьеном Жираром? Проучить стукача можно не «темной», а «панковским ужином». Или если начали отстаивать права сексменьшинств, то почему бы не быть последовательным и по предложению подвыпившего художника Гвоздева не регистрировать «межвидовые браки», например, с кустарником и дать добро на усыновление енота? Стереотипная матрица ломается. Она крошится от абсурда простоты.
Бороться с этой «угрюмой покорностью» стереотипов можно и особым заклинанием: «Я вам тут все обоссу!» Слышавший его вполне может объяснить типическую рифму «Европа – жопа» Шпенглером.
Другой путь – не стесняться собственного мнения, как это делал критик и переводчик Виктор Топоров, который был последовательным противником стереотипного ритуализированного мышления. Вместо этого другой принцип: что в голове, то и на языке. Но привилегию на собственное мнение еще нужно заслужить, по нашим временам это колоссальное благо и ценнейшее достояние.
Аствацатуров в своем романе и показывает как прорастает эта собственная совершенно индивидуальная точка зрения, своя позиция, ломающая в щепу декорации окружающего иллюзиона. А его фрик-очкарик, чем не Хэм?.. У него есть воля, он не хладная тень.
«Осень в карманах» — очень аствацатуровская книга, но в тоже время это нечто совершенно другое. Типичное было начало, совершенно в стиле его предыдущих книг, но когда пошел разговор о временах года и любовных историях, был проделан значительный шаг вперед к большой литературе. В его прозе проявились действительно замечательные клыки.
