Вожделенный плод

Все рассказы – об отношениях. Семейных, любовных, реже – служебных. В сюжетном разнообразии прослеживаются темы, по-настоящему больные и волнующие – одиночество вдвоем, невозможность или несбыточность отцовства, унизительное бремя старости, карнавальная природа гомосексуализма. Ну и, конечно, загадка женской души и тела, которую раз за разом тщетно пытается разгадать авторский герой. Иногда этого героя хочется отправить в роман Анны Матвеевой «Завидное чувство Веры Стениной».

Из-за него Вера и Юлька-Копипаста точно бы рассорились надолго. А он – красивый, умный, ироничный – позволял бы себя любить и делить. Одной бы достался в виде основного блюда, другой – на закуску, попробовать.

Ведь не поспоришь с автором: «Следует признать, что сложившийся в родном отечестве мужской дефицит превращает любого, даже самого негодного гендерного моего собрата в вожделенный плод».

К слову сказать, я понимаю, почему некоторым мужчинам так нравится роман Матвеевой. Ведь так приятно жить в мире, где симпатичные, умные, успешные, самодостаточные женщины сражаются за каждого мало-мальски свободного партнера мужского пола с ожесточением ахейцев и троянцев. Приятно чувствовать себя добычей в этой схватке.

Возвращаясь к сборнику. Думаю, каждый читатель выберет «свой» рассказ в этом сборнике, мне больше всего понравились два. «Бетон» — баллада героической защиты своих рубежей, напоминающая суровые абсурдистские памфлеты Сорокина. И «Двухсотграммовый» — история о том, что мы в ответе за тех, кого приручили. Или о том, что любовь всегда оканчивается предательством. Или же о том, что у каждой страсти свой вкус.

Эта небольшая книжка карманного формата читается легко и оставляет приятное послевкусие. Но чутье подсказывает, что Александр Снегирев, который превратился в вожделенный плод не столько по причине созревания, а скорее на фоне литературного мужского дефицита, рано или поздно оглушит нас железобетонной книгой, весомой и крупной.

Эта книга меня обрадовала и огорчила одновременно. За Снегиревым, как за автором, я слежу (чистоплотно, без вуайеризма сегодняшних соцсетей) довольно давно и ответственно заявляю: из года в год он пишет все лучше и лучше. Более того, в этом сборнике есть рассказы, которые можно признать эталоном жанра, столь безупречно они исполнены. И рассказчик у него отличный: живой, без дутых комплексов мужественности, ироничный, не страшащийся показаться простоватым, смешным, нелепым. Полное доверие. И не велика беда, что интонационно рассказчика автор от истории к истории зачастую клонирует – такое, скажем, сплошь и рядом мы встречаем и у Зощенко, и у Сергея Коровина. Беда в другом – когда от частей пытаемся перейти к целому. И не переходится.

Прошу прощение за прописи: монтаж книги – это не просто сведение под одной обложкой всего, что на данный момент оказалось у автора под рукой со свободными правами. Так монтируют книги обделенные издательским вниманием члены писательских союзов, когда на них вдруг обрушивается муниципальный грант, и они спешат выгрести из пыльных столов и затолкать под крышку переплета все, что скопилось за годы унизительного невнимания – повести, драмы, стихи, рецензии на произведения товарищей по несчастью. У опытного читателя, не испытавшего на себе муки авторской непризнанности, подобные тома вызывают недоумение. Потому что опытный читатель знает: в книге должна быть своя драматургия/симфония/композиция, даже если эта книга – сборник рассказов.

К Снегиреву вышесказанное не имеет отношения, поскольку его писательская судьба складывается довольно удачно. То есть самому ему, вероятно, кажется иначе, но тут – лукавство, знаете, как с богачами, которым вечно на что-то не хватает денег. Словом, Снегиреву внимания издателей вполне достаточно для того, чтобы не упускать из вида общую композицию составляемого сборника рассказов. А он, бестия, упускает, и не слышит, как царапает железо по стеклу. Ведь в сборнике рассказов все так же, как и в музыкальном альбоме. Чем, скажем, «Rubber Soul» отличается от «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»? В первую очередь, в большей степени проявленным композиционным единством (если угодно – симфонизмом). То есть ритмические, мелодические и интонационные фрагменты в сборнике не должны располагаться случайно, а должны выстраиваться так, как строятся части романа – в угоду общей гармонии. Именно общей гармонии в этой книге Снегирева и не достает. Некоторые рассказы, например, «Экономия электричества», «Покормил синиц» или «Ты у меня доедешь» кажутся и вовсе необязательными, напоминающими упражнения, зарисовки, уместные для записной книжки – как материал для какого-то будущего строительства. Публиковать записные книжки Снегиреву точно рано, даже если он получит муниципальный грант. Пусть этим занимаются бездари и проходимцы. А Снегирев не такой – если оценивать по элементам, то рассказы «Двухсотграммовый», «Дворец, фонтан, универмаг», «Луке – букварь, Еремею – круги на воде», «Как же ее звали?..» и даже «Русская женщина» (если у нее отрезать начало и конец, где рассказчик дискутирует с женой) – чистый жемчуг. Крупный и дорогой. Жаль, что не сложилось ожерелье. Пожалуй, задача идеального сборника/альбома вообще трудноразрешима. Поэтому в машине приходится слушать музыку не альбомами, а собственноручно составленной выборкой the best.

Сборник рассказов Александра Снегирева «Как же ее звали?..» подкупает меланхоличностью, сочетающейся с неуемным жизнелюбием, чувством юмора, не становящимся горьким из-за соседства с трагедией.

Те рассказы, в которых главным героем все-таки оказывается не женщина (а таких в сборнике больше, чем кажется), непостижимым образом оказываются пронзительнее. «Двухсотграммовый», «Бетон», «Луке — букварь, Еремею — круги на воде», «Строчка в октябре», «Умеренная сладость чизкейка», «Ты у меня доедешь», «Покормил синиц», «Абдулла и Амина» кажутся на первый взгляд более «сильными», так как в них трагическое в обыденном (и наоборот), высокое в низменном выступают ярче, чем в остальных рассказах. В них чуткость, искренность, боль героя (не путаю его с автором не только по просьбе, опубликованной на странице в «Фейсбуке»), пытающегося разобраться в человеческой природе, скрывается под пучиной другой, не менее важной для него попыткой постичь пока непостижимое. Герой признается в этом: «Единственное, что я тогда уяснил окончательно — женщины удивительные существа». Для того чтобы понять хоть что-то, он готов на испытания — повисеть вниз головой, например, чтобы прикинуть «каково это».

Да, безусловно, женские лица, ножки, задницы и прочие части тел, так или иначе, мелькают во всех без исключения историях. Вообще лирическому герою свойственен такой «расчлененный», с маньяческим душком взгляд на женщину, наверное, от неспособности понять целиком, охватить взглядом всю картину. Но при этом он лишен так называемого «потребительского» воззрения (воспользуюсь не без отвращения этой наивно-феминисткой формулировкой) на своих героинь. Он сам проговаривается: «Вообще-то я примерный семьянин и в шлейфе поклонниц не нуждаюсь, но природная застенчивость требует компенсации, особенно с годами, вот и выдумываю себе образ».

Тем не менее, разделение сборника на рассказы «о женщинах» и «обо всем остальном» искусственно. Так как образ героя (того самого, который не автор), хоть и выступает в каждой истории как совершенно иная персона, во всех рассказах один и тот же, являющийся в разных ипостасях агент Фокс Малдер ищущий истину, которая, как известно, где-то рядом.

Да и формально каждый отдельный рассказ выглядит органичным составляющим единого целого — сборника притч о поиске, — где каждая конкретная история — еще один шаг, приближающий к этой самой неуловимой истине, которая вот-вот явится обнаженной на стремянке, в шубе под струей холодной воды, с небольшим настольным зеркалом на рабочем столе, в одеяле в лифте, с коляской на лестничной площадке, со слипшимися ресницами в туши или вовсе без грамма косметики, в виде двухсотграммовой рыбки, как же ее звали?..

Александр Снегирёв и фейсбучный реализм

Ещё пару лет назад, услышав слово «неореализм», очень хотелось схватиться за литературный маузер. Жанр этот был полностью и досконально изучен, вяз на зубах, даже лучшие его представители набили оскомину и не вызывали своим появлением ничего кроме шуток на тему, так всё-таки в туалете этого или другого бара ебалась журналистка? (Спасибо Виктору Леонидовичу, метко и ёмко всё объяснил). Но с некоторых пор явственно обнаружился, налился соком и созрел новый литературный жанр – фейсбучный реализм. Это вообще такая очень неопределённая штука. Вроде как встарь бывало – ведёт человек в своей уютной жежешечке дневничок с заметками, что ел, да куда ходил. Только в фейсбуке эти дневнички ведут лучшие авторы современности и где правда, а где вымысел понять становиться гораздо сложнее. У меня есть любимые авторы в фейсбуке, и не все из них, кстати, профессиональные писатели. У философов нередко выходит остроумнее. Есть даже мнение, что надо сделать сборник современных авторов по мотивам фейсбука (кто загорелся – обращайтесь, у меня и состав уже готов). Один из таких безусловных любимцев, и судя по всему (по количеству лайков), не только у меня – это Александр Снегирёв. Его фейсбучные заметки о встречаемых каждый день людях, о поездках и происшествиях, наконец, проверенный хит – истории про консьержку, делают сёрф по фейсбуку весьма осмысленным. Не знаю, что делают другие люди в этой социальной сети – для меня это литературный журнал с рассказами любимых авторов (с подборкой дэйли-ньюс). Короче, я думаю, что это формат настоящего. Рассказы в сборнике Снегирёва «Как же её звали» навевают воспоминания об изредка вырывающихся на просторы френд-ленты баек. Иногда тебе кажется, что ты пьёшь со своим другом в тихом баре или на шумной кухне (или наоборот) и он тебе навешивает истории одна другой красочней. Иногда ты смотришь на него и думаешь, о боже, зачем я всё это слушала, а порой думаешь, да, блин, и к чему ты это всё рассказывал, но друг уже сильно пьян, одна линия сюжета цепляется за другую, бесконечно уводя рассказчика в тёмные дебри, из которых не под силу выбраться и самому Берлиозу. Иногда рассказ об очередной бабе может тронуть тебя до слёз, а душераздирающие сюжеты могут быть рассказаны наоборот по-мужски цинично, грубовато и самоиронично. Иногда истории кажутся тебе похожими, но что уж там, некоторые мужчины любят определённый типаж. Иногда он даже рассказывает про свою жену, и это дарит веру в святость брака, и про родителей он расскажет с долей нежной сыновьей любви, и про детских друзей так, что захочется вернуться в детство. Тебе как лучшему другу выболтали всё сокровенное и тайное, что было на душе. Теперь хочется выболтать всё ему.