Ольга Кузнецова.
«Солнечная белка»

Рецензии

Владислав Толстов

Ольга Кузнецова «Солнечная белка»

Сборник рассказов. Вологодская поэтесса Ната Сучкова, номинируя эту книгу на «Нацбест», написала: «В этой прозе много простора, запаха хвои, травы, а ещё — воды: озер, ручьев, рек. Все здесь едино, и все течет, изменяется. Именно так течет жизнь. И еще тут работает магия письма, магия незаемного, естественного слова, от которой кажется, что герой — вот он, рядом, он почти ты – будь ты подросток, воин или ждущая счастья женщина».

На самом деле не верьте поэтессе Сучковой. Ничего вышеперечисленного в книге нет. Никакая «магия письма» здесь не работает, поскольку ее просто нет. Есть слабенькие рассказы, балансирующие на грани графомании. Ольга Кузнецова пишет явно о том, с чем сама лично не сталкивалась, о чем представления не имеет, и что слышала в чьем-то пересказе, — причем пересказе, понятом неправнльно. Вот так, например, по ее мнению, обстоят дела в лесоперерабатывающем бизнесе: Тимур вовремя понял, что не может быть таким вот: с полной уверенностью в собственной правоте «шить» дела по краже алюминиевого таза или по житейской ссоре меж подвыпившими. А дальше жизнь человека, которого система зацепила, словно бревно багром, попадала в катки… Не только кору снимали, а уж опилок-то, стружки! Суд не скупился — принимал одинаковые решения: лишить свободы. В то же время прибиравшие к рукам общенародное имущество, сидевшие на откатах, сытые верхи были неприкасаемы. Дальше все то же самое — сплошное нагромождение каких-то девочковых банальностей. Изложенных вдобавок таким же стилем несформировавшейся школьницы: Нет, менты были не злобные, какими обычно их показывают по телевизору, они даже веселились и шутили. А нам было не до смеха — наши запасы были разорены. А трава — так и не понятно, откуда взялась. Мы пообсуждали и решили, что нам ее подкинули. Причем не факт, что там была наркота — может, просто сено. «Наши судебные перспективы были бы неплохие», — с большим опозданием сделал заключение Ежик Гоша.

Вдобавок ко всему истории в сборнике какие-то незаконченные. Такое впечатление, что автору пришла в голову идея — а напишу-ка я рассказ о рыбаках. Но кроме этого импульса «а вот вам еще один рассказ, который я придумала», в предлагаемых текстах нет ничего — ни какой-то связной истории, ни запоминающихся героев, ни яркой кульминации, ни, простите, смысла. Вот рассказ «Дом на плоту». Некая семья — папа, мама, бабушка, ребенок, — построила дом на плоту, сплавляющемся по неназванной реке и так и живет в этом доме круглый год. Описываются всякие бытовые подробности, но так и не говорится — а зачем они живут на плоту, для чего? Рассказ обрывается неожиданно, так и не ответив на эти вопросы. Видимо, это притча такая — люди на плоту. Другой рассказ — «Рамка для подруги». Девушка едет к своему жениху, который служит в далеком гарнизоне. Приехав, она долго не может увидеть возлюбленного, потому что он, как ей говорят, все время на дежурстве. А потом узнает, что на него напали гопники и избили, и он в больнице… Видимо, сначала Ольга Кузнецова решила написать что-то такое мистическое, но потом ей надоело, и она пришпандорила к рассказу грубый реалистический финал. Лучше он от этого, впрочем, не стал.

Бить лежачих нельзя, поэтому справедливости ради скажу, что иногда в текстах Ольги Кузнецовой проглядывают какие-то зачатки сюжета, временами что-то такое брезжит. Например, в рассказах часто присутствует вода: река, снег, дождь, баня выступают как действующие лица повествования. Отдельные кусочки, абзацы написаны лучше — в смысле, прописаны более тщательно. Какие-то фрагменты писались со страстью, с эмоциональным погружением в ситуацию, чувствуется, что здесь какой-то личный опыт автора. Но все это не отменяет того, что весь сборник «Солнечная белка» смело можно отправлять на полку, где хранятся всякие графоманские опусы. Ни о каком «Национальном бестселлере» речи здесь, конечно, и быть не может.

Наташа Романова

Ольга Кузнецова «Солнечная белка»

ОСОБЕННОСТИ ВОЛОГОДСКОГО РАССКАЗА

Когда-то в дремучие советские годы помимо всяких дурацких колхозно-производственных романов были – как тогда считалось – и книги, которые порядочному читателю не стыдно было взять в руки или спросить в библиотеке. Потом, правда, оказалось, что все-таки стыдно, когда с некоторой дистанции стал очевиден их угнетающий атавистический тон и мировоззренческий пафос, но что было – то было. Вы, конечно, догадались, что речь идет о троице наших «аграриев»: В. Астафьев, В. Распутин, В. Белов. Многие до сих пор продолжают считать представителей «корневой» литературы периода позднего социализма священными коровами и полагают, что на них отечественная литература и заканчивается, а дальше уже пошло оскудение ландшафта и всякий там постмодернизм. Впрочем, сейчас поэтизация народной души и обращение к традиционным ценностям в изображении простого русского человека как раз в тренде, что мы и видим, судя по тому, какие писатели у нас сегодня имеют успех и читательское признание. Хорошо ли это или наоборот – ничего хорошего – это другой разговор. Но первое, что приходит в голову, когда наугад открываешь книгу О. Кузнецовой, что эта скромная вологодская писательница – одна из реинкарнаций нашей почвеннической литературы позднесоветского периода, но, к счастью, это только на первый взгляд.

Книга с позитивненьким названием «Солнечная белка» – это 18 рассказов и одна повесть. Герои – все простые люди: рыболовы, охотники, обитатели рабочих общежитий, жители дальних гарнизонов, начинающие провинциальные менты, одним словом – народ. Написано без особых литературных изысков, скупо, сухо. Язык напомнил журналистские газетные очерки и зарисовки, не раздражая ни избыточной метафоричностью, ни прихотливым синтаксисом, ни диалектизмами, но и не цепляя индивидуальностью авторской интонации. Вот в такой безыскусной суховатой безликой манере, наверное, и надо писать о вещах, поражающих скорее не событиями, а равнодушной обыденностью, убийственной повседневностью, на фоне которой даже увечье или смерть не являются чем-то из ряда вон выходящим и значительным, а, сливаясь с этой обыденностью, становятся ее частью и практически неразличимы в ней, как мелкая вмерзшая в лед водяная живность. Смерть буднично присутствует во многих рассказах: герои тонут, горят, вешаются, разбиваются в ДТП, а если и не погибают, то находятся совсем уж на грани, как едва спасшийся рыбак на прохудившейся лодке, тощий подросток, кинувшийся в ледяную воду за дохлой рыбой, получивший тяжелое увечье любитель путешествий, избитый до полусмерти военнослужащий, еще и угодивший в тюрьму по стечению обстоятельств.

Если вычесть из рассказов регулярную, привычную и вроде бы уже саму собой разумеющуюся гибель героев, любой из них мог иметь место в советских литературно-художественных периодических изданиях – журналах типа «Работница», «Юность» и других, с характерными для подобных изданий графическими иллюстрациями, ибо речь автора нейтральна и по ней невозможно идентифицировать время действия. Контекст, куда вписаны обстоятельства, в свою очередь, молчалив и невыразителен, эпоха с трудом определяется лишь по косвенным признакам, а вернее – по их отсутствию: интернет и сотовая связь везде мнимая, не работает, наличествует лишь на бумаге районного начальства для отчетности. Но это впечатление насчет советских журналов также ложное, их там, скорее всего, ни за что бы не напечатали за отсутствие жизнеутверждающего посыла и, наверное, отказали бы автору казенным письмом с рекомендациями изменить свое мировоззрение и показывать человека как борца, а не как жертву обстоятельств. Этим летом я нашла в теткином доме подшивку журналов «Здоровье» за 1972 год и там от скуки и праздного любопытства начиталась таких рассказов – коротких, написанных очень похожим, как говорится, суконным языком, где герой, вытащив из «быстрины» тонувших «пацанят» отжимает на берегу рубаху загорелыми сильными руками; победив пожар в овине, вытирает копоть с опаленных бровей смоченным слезами платком спасенной «молодухи» и вытворяет пируэты на подъемном кране, готовом рухнуть на микрорайон, в сторону городской свалки. От такого развлечения очень быстро начинает тошнить не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле; подобная реакция случалась (лично у меня) и на нашу троицу классиков-деревенщиков, хоть их до сих пор преподают в университетах как наше все.

Поэтому книгу О. Кузнецовой я начала читать с некоторым опасением, но вскоре оказалось, что, несмотря на сходства по ряду внешних данных, она не оказывает столь токсического действия на организм. Рассказ «Баня» пересказать очень трудно, практически невозможно, не переписывая целиком, и он мог бы украсить любую антологию короткого рассказа. Офицерик прибыл в командировку в военно-полевой гарнизон, живет в кузове автомобиля, с нетерпением ждет помывки, а баня оказывается каким-то действующим адом: нет смесителя, и из двух параллельных кранов льется, соответственно, ледяная вода и крутой кипяток. Ну, вроде, ничего такого: пусть не каждый, но многие могут вспомнить нечто подобное, все, чай, в России живем, и не такое видали. Так ему, бедолаге, и не удалось помыться, бежит он из этой адской бани, роняя в грязь зряшно принесенные с собой чистые штаны. А потом учебный самолет уронит бомбу прямо на свой лагерь, военного убьет, и его мертвое тело контрактник омоет ледяной водой из шланга, и санитар наденет на него разрезанный со спины новый казенный китель со склада. Абсолютно бесстрастный, короткий и точный, как формула, этот рассказ стоит целой книги. За это можно простить автору и вымученный, неуместный «позитивчик» в рассказе «Вертолетино дерево», и откровенно слабый открывающий книгу одноименный с ней рассказ «Солнечная белка» (если бы я не была бы «при исполнении», то, скорее всего, дальше и читать бы не стала), и не очень точные ноты в перекличке с Платоновым («Особенности ейского романа» – «Фро»), и, уж извините за грамматический нацизм, немалое количество орфографических и особенно пунктуационных ошибок (посылать на конкурс неоткорректированную рукопись – это, прямо скажу, сомнительный ход). На мой взгляд, автору не нужно было пытаться вывести свою книгу на некий свет в конце туннеля, добавив в нее пару «позитивных» рассказов, да еще и дав книжке столь радостное название. Искусственность этих попыток налицо, и никто этого вроде бы и не требует, кроме, возможно, внутреннего редактора самой писательницы, но цельность (и ценность) книги заметно снижается. Впрочем, хочется, наряду с «Баней», отметить талантливые удачные рассказы «Рамка для подруги» и «Дом на плоту», напомнивший эстетику фильмов корейского режиссера Ким Ки-Дука, где вся жизнь (и смерть) людей неотделима от воды и где, в отличие от ее равнодушного непрерывного течения «время остановилось, заморозилось и никогда не потечет дальше». И этот посыл, независимо от воли автора, как нельзя лучше характеризует сегодняшнюю жизнь простых людей в современной России.

Анна Матвеева

Ольга Кузнецова «Солнечная белка»

МУЖСКОЙ РОД

Сборник из восемнадцати рассказов и повести вологодской писательницы меня изрядно озадачил. Прежде всего, я засомневалась в том, а женщина ли это пишет? Очень уж «мужские» здесь темы и сюжеты – рыбалка, охота, армия, походы-сплавы, Боже, помилуй полярников и так далее. Нет, разумеется, женщины бывают разные, и вообще, кто воевал, имеет право, но имя автора рукописи, как, кстати, и её название вступают в содержанием в некий диссонанс. Это не претензия, всего лишь удивление: вот как бывает! Претензия моя в другом – такого количества ошибок, повторов и небрежностей всё-таки позволять себе не стоит: рукопись необходимо было вычитать, отредактировать и подать на конкурс в «причёсанном» виде. Жаль, что автор об этом не побеспокоился – жаль, потому, что рассказы очень даже неплохи, есть среди них и по-настоящему удачные («Дом на плоту», «Вертолётино дерево»), но когда вдруг натыкаешься взглядом на фразу «Сгнившей оказалась не только тюль» (любой школьник знает, что «тюль» – мужского рода), то радоваться удачам писателя как-то уже совсем не хочется.

Покоробило меня и стремление автора приделать любому сюжету счастливый финал – иногда это оправданно, но в большей части рассказов выглядит фальшиво, и придает им сходство с сочинениями из глянцевых журналов.

Несмотря на всё сказанное, здесь есть с чем работать – у автора присутствует искренний интерес к своим героям, у него (у неё!) имеются наблюдательность, фантазия и чувство меры. Будет желание и упорство – появится и всё остальное.