Марина Ануфриева «Карниз»
В КОММУНАЛЬНОЙ БЫТОВУХЕ ЖИЛИ-БЫЛИ ДВЕ ЛЕСБУХИ
Внешне схема как бы проще простого: семейно-коммунальный роман. Двое живут в гражданском браке в коммуналке на Петроградке. «Он» любит выпить с друзьями, грубоват, в подпитии склонен к буйству и патологической ревности, работает охранником. «Она» – тоже простая, но не лишенная шарма карьеристка, на работе деловая, волевая, гибкая, компетентная и пользующаяся уважением коллег, но дома, перед «ним», склонная к позиции жертвы, нежная, уступчивая, мягкая и любящая. Семейные разборки, ссоры, заканчивающиеся миром и обострением любовных чувств, подозрения в неверности, истерики, измены назло второй половине и снова – поцелуи, объятья, нежные чувства. Откроешь книгу – чисто чтиво для недалеких домохозяек, бывших двоечниц, не отягощенных лишними нейронными связями, кроме сексуально-кухонных. Типа про то, как по ходу пьесы одна тетя то уходит от одного слесаря к другому токарю, то возвращается. Но это только на первый взгляд. Все не так просто, так как «он», которого героиня называет нежно «Папочка» – никакой не он, а она. То есть семья на самом деле лесбийская, а так в принципе все то же самое, о чем сказано выше: разницы нет никакой. Бытовуха, коммуналка, пьянки «папочки», грубые, нечистые на руку собутыльники («бучи»), загулы на сторону нежной «фемины», все чаще обращающей свои взоры, а, главное, грудь, в сторону мужчин.
Надо сказать, что до встречи с Папочкой эта «фемина» вела образ жизни довольно блядский, фиксируя свои половые сношения с мужчинами (в количестве 70 штук) в специальный блокнотик. Но все, как говорится, было «не то». А с Папочкой – то. И вот оказалось, что и с Папочкой тоже «не то» – то ли он ей надоел своим алкоголизмом, ревностью и поножовщиной, то ли на первый взгляд идейно убежденная в выборе ориентации «фемина» на деле оказалась обыкновенной «овуляшкой», но тематические идеалы она предает: заводит пошлый, но бурный роман с каким-то уродом с работы и мечтает «залететь». Мечта сбылась, но не осуществилась, ибо происходит выкидыш, сопровождаемый психотравмой, усугубляющейся ретированием любовника. Но страсти кипят, вновь возникает все простивший Папочка, а потом еще один мужик, замужество, беременность и, наконец, роды. Теперь Папочка в канве повествования в этом социально правильном хэппи-энде явно лишний, все свои функции он уже исчерпал, и неизвестно, куда его девать. Поэтому автор решительно его убивает в прямом смысле слова – руками агрессивного и нетолерантного к секс-меньшинствам быдла — бейсбольной битой. Книга в назидание всем заканчивается слащавой идиллической семейной сценой «мама-папа-ребенок» и окончательной победой традиционных семейных ценностей над всякими Содомами и Гоморрами, так как все эти противоестественные страсти не могут привести к рождению ребенка и к реализации в женщине единственно правильной ее сущности – материнской.
Если бы не пошлейшее, но зато социально востребованное завершение истории, не обилие акушерско-гинекологических подробностей и банальных откровений о беременности и родах, призванное, очевидно, актуализировать женское начало этой книги, она бы имела право претендовать на интерес, потому что отклонение точки сборки от традиционной и общепринятой всегда будоражит внимание и заостряет проблему с неожиданной стороны. Всем хочется узнать больше о закрытых сообществах, о замкнутых коммьюнити и получить информацию не от стороннего наблюдателя, а изнутри. Особенно это касается читателей в условиях, когда наше общество на глазах становится все более нетерпимым и агрессивным к любого рода маргиналам, меньшинствам и «отклонениям». Но автор обманывает наши ожидания в угоду оголтело внедряемому, как некой спасительной новости для человечества, тренду о «традиционных ценностях» и «скрепах».
Это никогда даром не проходит: приходится платить тут же, не отходя от кассы, разменной мелкой монетой под названием пафос и пошлость:
«А потом мы будем бежать с тобой по маковому полю, раскинув руки и смеясь, мама и сын. Только ты и я. Я видела, именно так на картинах бегут счастливые люди, смеются и смотрят в небо. Ты будешь подпрыгивать и мять красные маки, а я смотреть тебе под ноги, чтобы ты не упал».
«Прожить жизнь по-другому», как мечталось героине в начале книги, не вышло. Вместо этого в итоге получилось как раз то, чего она в юности так сторонилась, разглядывая пассажиров в метро: «Быть вот такой теткой с толстыми, мясистыми коленками, на которых стоит необъятных размеров сумка, а из нее выглядывает оранжевая кабина пластмассового трактора».