Антон Секисов.
«Кровь и почва»

Рецензии

Наташа Романова

Антон Секисов «Кровь и почва»

НЕ СТРАШНЕЙ ГАЗЕТЫ «ЖИЗНЬ»

«Когда вокруг содом, пурим,

И цадики катаются на гоях,

Быть русским – это значит быть святым,

расистом, экстремистом, жидобоем…» –

такие стихи пишут в православном государстве, модель которого обустроена в самом сердце Москвы в околотке у Кремля под условным названием «Каменная Слобода». Там в теплицах растет репа, ездят брички с ямщиком, дети поют песни про корову, работает православная дискотека, черносотенная книжная лавка и «Суперсельпо», где продаются автомобильные покрышки, сметана и бухло, и еще много в этой так называемой слободе всяких бонусов и девайсов. Например, приложение к айфону со специальной программой-голограммой по воспроизведению прошлого старой Москвы – любое время по желанию (по типу «умницы» в последнем романе Сорокина). Все ходят в косоворотках, распевают русские народные песни преимущественно патриотического содержания, в депутаты от правящей партии избирается тупой исполнитель шансона с криминальным прошлым, на выборах процветает вранье, подлог, очковтирательство; бандит и ворюга, прорвавшись во власть, быстро подхватывает официальную правильную риторику: на чем свет ругает Штаты, сдержанно, по-отечески критикует отдельные пороки простого народа, намекает или прямо указывает на «заговор» и «мировую закулису» (сионистскую, наверное, имеется в виду). В общем, точно изображаются повадки и столь знакомый нам портрет любого депутата и чиновника высокого полета – особого гротеска тут, собственно, никакого нет.

Но, тем не менее, все-таки он тут есть, можно даже посмеяться, что немаловажно: книгу, написанную без юмора на серьезных щах, читать невозможно. Вот описывается какой-то праздничный флэшмоб: «пошли люди в шкурах, с рогатыми шапками, бубнами. Они несли коловрат». Хоругвеносцы, патриоты, православные активисты, полк наголо бритых школьников несет доски с начертанными на них молитвами; в народного избранника летит бутылка со ссаньем, менты и чекисты избивают подростков и кидают их в застенки, где пытают. Все знакомые картины, ничего антиутопического, тем более гротескного. В жизни даже, на самом деле, все намного интересней.

Идеологическим, так сказать, центром всего этого балагана является православная патриотическая газета «Державная Русь» со статьями под названиями «Кто за билетиками в Содом?» (колонка редактора), «Россия присягает к Богу», «Сорвем черное знамя блуда». Материалы в таком духе там и пишет приглашенный ангажированный журналист, главный герой. А макет этой газеты выглядит примерно вот так: на первой полосе – передовица «Атеисты, покажите ваши мысли», а далее «на передовице был изображен раскрытый череп, из которого выплывал знак вопроса […] далее было интервью с игуменом Нектарием о воспитании трудных подростков, отчет о фестивале народной песни, прошедшем на Вятке […] на развороте была помещена фотоподборка «Золотые девы Евразии» – и то были раскосые девушки в русских кокошниках, среди юрт […] на оборотной стороне было размещено стихотворение «Русская правда летит».

Далекие от другой стороны жизни сидящие в фэйсбуке читатели «Бумаги», «ФурФура», «Лук Эт Ми», «Виллейджа», «Сноба», «Слона» или «Граней» небось подумают, что вот он и есть – гротеск и антиутопия, Оруэлл и Салтыков-Щедрин и не поверят, что это на самом деле обычная проза жизни. Надо просто выйти к Гостинке, да и купить там что-нибудь подобное у людей, которые там газеты продают, они только на лицо ужасные, но добрые внутри. Что такого? А я последние несколько лет каждый божий день просто иду в газетный киоск и покупаю всю бумажную быдлопрессу: газеты «Комсомольская правда», «Твой день» (увы, некоторое время назад переставший продаваться в Питере) и «Жизнь», раз в неделю – еженедельники «Экспресс-газета» и «Моя семья» и – в обязательном порядке – вся продукция издательского дома «Попутчик». Отказаться от этого я не могу: интернет-версии не в состоянии обеспечить того плотоядного чувства, с которым я разворачиваю, например, очередной листок газеты «Жизнь», где работает политический обозреватель Леонид Шахов, перу которого принадлежит вся вторая полоса, – так вот он еще и похлеще пишет, и даже в адрес всяких «содомитов» свободно налево и направо употребляет «ненормативную лексику» (хотя, когда ее запретили, тут же с пеной у рта разразился статьей в поддержку запрета), а в свежем номере газеты обзывает коллег из либеральных СМИ гетерами и проститутками, а их деятельность – блядством. Обычно его статьи посвящены как раз именно вот этим самым темам, что в газете «Державная Русь», и названия похожие, почти один в один. Отсюда можно сделать в отношении автора книги симпатичный вывод, что он, вероятно, хорошо знаком с материалами массовой быдложурналистики, возможно, не понаслышке, и это нас очень радует. Так что о газетной деятельности главного героя говорится со знанием вопроса и без всяких косяков: получился хотя и скромный, но достойный вклад в библиотеку о древнейшей профессии, весьма специфический срез которой здесь и представлен.

Я вот, например, при каждом удобном случае выражаю свой респект издательскому дому «Попутчик», издающему газеты «Криминал» и «Криминальное чтиво», лучшие долгосрочные проекты российской прессы. Там имеются потрясающей силы постановочные фотографии на грани хоррора и идиотизма, иллюстрирующие сцены насилия, грабежей, убийств и расчлененки, а также двухполосные очерки, рассказывающие о жизни и деятельности душегубов всех времен и народов или о физиологии нашумевшего кровавого преступления. Журналисты этого издательского блока, возможно, и сами черпают оперативную информацию обеими ложками из сети, но в перегонке бумажного варианта с неподражаемыми по уровню трэша иллюстрациями и с в оригинальном изложении градус событий, ежеминутно происходящих на просторах нашей необъятной родины, значительно повышается. Свежий номер «КримЧтива» только что принес, например, информацию под названием «Любовь и гуси» – о том, как в Богодухове Харьковской области женщина избила свою соседку по имени Любовь двумя живыми гусями. В рецензируемой книге главный герой прокручивает в голове сцены обычной русской бытовой драмы, которые опасается увидеть своими глазами. Например, отчим убивает несовершеннолетнего пасынка, учащегося начальной школы, так как тот слишком громко учил стихотворение Лермонтова «Бородино». Меня порадовал этот факт: не убийство пасынка из-за Лермонтова, а то, что автор тоже знает об этом событии, которое лично мне известно благодаря столь уважаемому мною изданию.

Автор достоин отдельной похвалы за точное определение одной из главных составляющих текущего момента, главного, так сказать, идеологического тренда: теперь, чтобы грести в правильном направлении и держать нос по ветру, независимо от того, кем ты был в прошлом, следует относиться к развалу СССР как к своей личной трагедии. В нынешнем нацбестовском потоке имеется как минимум два романа, которые целиком построены на этом идеологическом кредо, причем это не голимая политическая проституция, а именно настоящая трагедия авторов. А про вышеупомянутые мной периодические издания нечего и не говорить – там статьи, обличающие «предателей родины», разваливших Союз, обязательны в каждом номере.

По антиклерикальной теме безо всякой карикатурности реалистически изображена деятельность представителей церкви, повествование также украшают байки про попов, правда, довольно в лайтовом виде: один, дескать, освящал коттеджи бандитов, другой всего-то навсего совращал прихожанок. Эка невидаль – вот у нас под Питером во Всеволожске поп специально проехал на машине по пенсионерке, сделавшей ему замечание, а свидетельнице, не одобрившей его действия, сломал нос и выбил глаз только что благословлявшей прихожан натруженной поповской рукой.

В плане оплаты труда творческой интеллигенции, в частности журналистов, денежным патриотам без мозгов противопоставлены либералы-русофобы, у тех мозги есть, но нет денег, поэтому творческая интеллигенция, следуя традициям своей профессии, выбирает «Державную Русь». Впрочем, обстебаны и те и другие, а также и западники: в Слободе действует не только православный дискач, но и «западный» клуб, где в концентрированном виде процветает тлетворное влияние запада: на стенах висят постеры со всякими кумирами олдскульного рок’н’ролла и панк-рока. Но при всей своей православно-патриотической структуре изображение Каменной Слободы по своей поэтике стебалова, если можно так выразиться, сильно напоминает South Park.

«Протестные» действия интеллигенции тут выражаются как раз именно так, как она обычно их и выражает – в виде фиги в кармане: например, втихаря поставить у себя дома Хаву Нагилу вместо русского народного хора или помочь купить подросткам бухло, которое им не продали в магазине, а сдачу закрысить – вот вам и акция под названием «споил и ограбил русских детей».

«Христос Воскрес! Христос Воскрес! Ради тебя он нес свой крест» – так приговаривают в романе передовые православные рэперы, впрочем, на концерте группы «Комба Бакх», окучивающей именно такую тематику (и отнюдь не единственной в своем роде), я была еще в 2008 г. Сегодня окружающая нас реальность бесконечно ксерокопирует в повседневности самые гротескные и сатирические матрицы, на которые только способно наше воображение, а развившиеся до уровня боевых машин средства массовой информации бесперебойно транслируют их в наше сознание. Именно поэтому она является практически неуязвимым объектом для любой самой изощренной и злой литературной сатиры и антиутопии. СМИ и реальность взаимно подпитывают друг друга, реализуя множительные функции самовоспроизведения в бесконечно повторяющихся в истории штампах и клише. И сегодня с этим не может сравниться ни одно художественное произведение.

Алексей Колобродов

Антон Секисов «Кровь и почва»

ПО ТУ СТОРОНУ

Большинство противопоказаний к тому, чтобы вовсе не читать эту рукопись – соблюдены: главный герой – журналисто-пиарщик, ввязывающийся в очередной сомнительный политико-медийный проект. (Причем, можно не напрягаясь, угадать некоторые прототипы и подлинные реалии). Love-story с роковой, любвеобильной, и, как положено, отчасти безумной барышней Ритой. Ну и экшн, который легко пересказывается есенинской, а теперь уже и фольклорной строчкой: «снова пьют здесь, дерутся, и плачут».

Ну сколько можно; другое дело, что производственный роман подобного типа предполагает как бы «либеральный» антураж – в олигархическом или прокремлевском изводе (иногда вместе). У Антона Секисова, через оптику трипа, иронии и сарказма, показан проект «патриотический», агрессивный и вымороченный – строительство и обживание некоей Слободы – заповедника православной Москвы XVII века, куда не должна массировано проникать похоть антихристова либерального вавилона. Своей похоти хватает. Аналогичное идейное и партстроительство под патронатом некоего отца Иллариона.

Это всё да, но еще Антон Секисов знает, чем с первых строк увлечь если не широкого читателя, то узкого рецензента. Щеголеватая, эрегированная фраза. Не рубленая, но как будто искусно вырезанная. Энергичный стиль, меткая оригинальная метафора. И вообще отличный, пластичный, свежий язык. Оригинальный; хотя аналоги легко обнаруживаются в «южной школе» — Олеша, Ильф и Петров, пропущенные через примочку катаевского «мовизма» — у Секисова подвергнуты апгрейду по современным технологиям.

Для «Крови и почвы» хочется отменить абзацы и читать фразы лесенкой, как стихи. Прозой поэта рукопись от этого не станет, но качество прозы станет наглядней – ибо таким языком написана довольно объемная хроника: с бэкграундом персонажей, суицидальным зачином, сюжетом, портретами-шаржами, и логичным, пусть и открытым финалом.

С самоценной материей языка вступает в конфликт как раз не банальная после Generation «П» etc, фабула (даже в нынешнем нацбестовском списке свойственников несколько), а приколы, столь же пелевинские, и типа фишки, которые вроде как должны усилить игру стиля и тотальную иронию. Так, в книжном магазине патриотического изобилия, Гротов – главный герой «Крови и почвы», замечает «сухощавого человека, еще моложавого, но целиком седого, в полицейской форме». Продавщица прикормленному клиенту рекомендует:

« – Еще вот Кожинова привезли, собрание сочинений.

– Нет, Кожинова не люблю. Занудствует много. Надо правду-матку рубить. Нечего тут эти сопли… – полицейский задумался, словно не зная, что делать с соплями».

А зовут старого читателя-патриота «Вадим Валерьевич».

Шансонного певца, который делает политическую карьеру по линии партии «Русь державная» и на которого работает весь пиар-аппарат партии, в свою очередь зовут Арсений Северцев.

Как говорил другой певец, Высоцкий, «ну вот, и вам смешно, и даже мне».

Оно, конечно, ничего страшного, но эти застольные подмигивания как-то уменьшают сатирическое измерение повести Антона Секисова, заземляют гротеск якорьками фельетонности.

Впрочем, оставляя служебные придирки, можно даже восхититься с каким изящество и легкостью Антон переводит пошловатую бытовую драму в сатиру, экзистенциальное измерение и абсурд. Туда и обратно, как хоббит. Сам хоббит, впрочем, предпочел в финале не расставаться со своим комсомолом – патриотической идеей, оставшись в одиночестве и продуваемости всеми злыми ветрами.

Сильная концовка. И знаковая. Подозреваю, пророческая даже.

Денис Епифанцев

Антон Секисов «Кровь и почва»

Название рукописи интригует. За таким названием может скрываться все что угодно в диапазоне от ура-патриотичного угарного мракобесия до ироничного-интеллектуального белоленточного мозгоебства. Автор выбирает самый замечательный вариант – гротеск. А название «Кровь и почва», когда ты дочитываешь до последней точки, оказывается не столько ключом к повествованию, сколько вишенкой на торте. Отсмеявшись ты вспоминаешь, как все это называется, и начинаешь ржать снова.

Андрей Гортов – человек без свойств – живет с девушкой Ритой, которая является основным траблмейкером в его жизни и работает в партии «Русь державная» — делает газету.

«На столе лежали папки с новыми текстами, и он пролистал их. Все тот же Сион, содомия, и Святая русская Русь».

Для колориту: кандидат от партии певец в жанре шансон Аркадий Северный, а зарплату всем выплачивает отец Илларион. Когда партия накрывается медным тазом, отец Илларион сбегает и отвечает на звонки на английский манер «Вот ю вонт фром ми?».

Жизнь героя вещь невероятно скучная, отношения с девушкой мучительные, работа откровенно маразматичная, а сюжет (ну какое-то движение, кто куда пошел, кто что сделал) романа крайне невнятен: по большому счету – все топчутся на месте, никто никуда не идет, никто ничего не делает. Только в финале, последние страниц 10, что-то вдруг начинает происходить, но потом затухает, герой просыпается утром и вновь идет на работу. Иногда он мечтает о другой, лучшей жизни – но и эта лучшая жизнь, не жизнь, а ерунда какая-то.

Местами это все «экранизация телефонной книги».

Тем контрастнее на этом сером фоне выглядит то, как это написано. Сама вот эта обыденность и скучность, и серость – описана каким-то невероятно смешным языком.

Даже не так. Происходящее в жизни героя, в общем-то, довольно абсурдно. Вся история местами — совершенный кафка. Но это происходящее настолько привычно для современной России, что кажется обыденным, а то, что оно еще и написано невероятно смешно – превращает происходящее в гротеск. А «герой без свойств» – который вроде и рефлексирует, но как-то нехотя – добавляет контрасту.

Едкая смесь Кафки и Гашека (например, хотя может быть и другое), талант блестящего рассказчика, абсурдность происходящего и полное совпадение с тем, что сейчас у меня за окном делает этот текст прекрасным.

Пока что, в общей массе текстов прочитано всего ничего и трудно сказать: «Кровь и почва», национальный ли это бестселлер, но то, что я бы купил эту книгу чтобы была дома и перечитал – это точно.

Михаил Визель

Антон Секисов «Кровь и почва»

Книга этого ранее неизвестного мне автора меня лично зацепила с первых же фраз:

«Гортов очень переживал, что Риту нельзя посадить на цепь. Оставшись наедине, она куда-нибудь убегала.

В тот вечер Гортов вернулся домой пораньше, – на лестнице спотыкался, спешил, ковырял ключом дверь с набухшим от крови сердцем».

Итак, писать автор умеет. А что же с содержанием? Рассказывая о своем явно автобиографическом герое, пытающемся от совершено де-гриевской любви найти спасение в «атомном православии», автор балансирует на довольно узкой тропке между сугубо реалистичной сатирой (некоторые прототипы и реалии узнаваемы) и, поскольку реальность сейчас порой фантастичнее любой фантастики, лютым гротеском и автоиронией. Что, собственно, отражено и в названии.

Порой оступается – где-то затянуто, где-то неправдоподобно, но в целом у него это получается, причем получается интересно и жутко.