АТМОСФЕРНАЯ ШАРАДА

Книга на любителя. Жанр определить достаточно сложно. Не повесть, не рассказ, не стихотворение в прозе, не дневник и не сценарий. Читать легко – собрать разрозненные фрагменты и сложный паззл в том виде, в каком его задумал автор – очень трудно, задача, скорее всего, не имеет решения. Я не большой специалист по разгадыванию шарад, но, чтобы выполнить свою формальную задачу – написать о книге, надо попытаться. Повествование (объем, надо отдать должное, не слишком большой) представляет из себя не что иное, как коллаж. Это весьма негомогенная текстура: фрагменты коллажа между собой ничем не связаны, никак не пересекаются и не взаимодействуют. Давать читателю внятных объяснений автор не считает нужным. Итак, по порядку. Что мы имеем: обрывочные детские воспоминания героини, которые ей навеивают некие частности, детали, дуновения, запахи из прошлого, когда она после долгого отсутствия приезжает из столицы в свой родной небольшой городок; монологи полярников (или письма?), обращенные, вероятно, к женам (или возлюбленным) по имени Агнесс и Жюли; страстные театральные ответные монологи этих женщин к полярникам, собирающимся (либо уже находящимся) в экспедициях на Северном Полюсе (Шпицберген, Норвегия, Северный Ледовитый океан, Амудсен, ледоколы, льды); грезы о первой любви к бывшему однокласснику; репортаж о встрече с подружками в городском кафе и их рассказы о своем девичьем житье-бытье; довольно большая переписка родителей друг с другом, насколько я поняла, еще до рождения нашей героини, точнее, в ожидании ее появления. Время от времени в этот, так сказать, слоеный конгломерат встраивается некий гипотетический антропоморфный волк, которого зовут Франц, разговаривающий человеческим голосом, с ним героиня ведет беседы и диалоги на свободные темы. Я насчитала пять эпизодов с его появлением. Образ этого волка, по-видимому, что-то значит для героини, но мне подобный символизм не по зубам, я не психоаналитик. Волк довольно симпатичный, он помогает оживить в целом заунывное и даже депрессивное повествование. Мне оно показалось скучным из-за того, что все усилия понять, о чем конкретно идет речь, не увенчались успехом. Я, в общем, не боюсь показать, что мне чего-то непонятно: считаю, что это лучше, чем делать умное лицо, важный вид и скрывать свое неразумение за глубокомысленными ухмылками. Могу предположить следующее: героиню, которая живет и работает в Москве, неожиданно увольняют (сокращают) с работы. Это не просто увольнение, а крушение надежд. Возможно, в сумме с еще какой-либо психотравмой. Осмелюсь предположить, что это как раз связано с прерванными исследованиями (а может быть, с прерванной беременностью, черт его разберет, ни о том, ни о другом конкретной информации нет) и предстоящей экспедицией. Возможно, я ошибаюсь. Но тогда откуда взялась тема экспедиции и полярников? Я думаю, что именно оттуда и взялась, как сублимация некоей актуальной фрустрации (кто скажет по-русски, тот молодец, но, по-моему, нет таких слов).

Дальше все более-менее ясно. Девушка на поезде приезжает в свой городок (город детства). С этого, собственно, и начинается рассказ. Читать легко. А главное – привычно. Не оставляет ощущение, что все это мы уже читали, и не один раз. Легкое, удобное, ничем не раздражающее, ни за что не цепляющее, нигде не трущее и не жмущее чтение. Как старенький домашний халатик или ночнушка, которые мама героини хранит для нее в шифоньере в родительском доме.

Ну, по сюжету это все. Мясо, тело произведения отсутствует. Нет даже скелета. Есть: сентиментальные воспоминания, милые сердцу трогательные детали, предметы, запахи, вызывающие давно забытые, а сейчас такие отчетливые ощущения, картины прошлого. Думаю, нет человека, кому бы это было незнакомо или безразлично. Понимаю, сколь все это важно и дорого для автора и как порой хочется сберечь сокровенное, остановить мгновение и продлить это очаровательное, щемящее, неуловимое, неповторимое, как линии на ладони, как… Стоп. Вот тут важно вовремя остановиться, потому что если этого не сделать (не наступить на горло собственной лирической песне), то наступит нарастающий бессмысленный энтропический шизофон, в опасной близости от которого находится рецензируемое произведение.

Под конец меня осенило, что тема Северного Полюса может быть просто метафорой отчуждения, холода, одиночества, неодолимой ледниковой пустыни: между ребенком и взрослым, между прошлым и настоящим, между мечтой и реальностью. То есть я ошиблась в своем первом предположении (об экспедиции), что неудивительно, ведь оно было основано на внятных и вменяемых, хоть и выдуманных мной, но зато конкретных вещах. Во втором предположении ошибиться в принципе нельзя, потому что оно неконкретно, умозрительно и, по большому счету, ни о чем. Вместо Северного Полюса могла бы быть Австралия, вместо волка Франца – вомбат Иосиф – ничего бы не изменилось.

ДОГАДАЙСЯ САМ

Читая эту повесть, я честно считала, что автор её – начинающий писатель (вывод исключительно из текста, поскольку ничего об Анне Гераскиной до поры не знала). Оказалось – не очень-то и начинающий: поэт, прозаик, получила премию «Дебют», публиковалась там и сям, участвовала в литературных фестивалях. При таком послужном списке суп мог быть и погуще… Повесть «Земля Франца-Иосифа» – это всего лишь некие упражнения в стиле – более или менее удачные. Вот, например, фрагмент:

«Я захожу в подъезд и на секунду скукоживаюсь – какой он все-таки маленький! Раньше, когда я не видела других подъездов, мне казалось, что он огромен, затейлив и даже замысловат. Например, в подъезде есть перилина, которую оторвали забредшие на «переночевать» цыгане; есть пятно от краски, улегшееся у двери (и на него не в коем случае, ни в коем случае нельзя наступать!); есть «розочки» от спичек, распустившиеся в девяностых; и почтовый ящик – один на всех с цифрой 77, написанной от руки.

Когда-то подъезд был моим наказанием. Мальчишки с первого этажа, шумно кучковались в пролете, обсиживали лавки у входа, и мне приходилось часами глядеть через решетку пролетных окошек, выжидая, когда путь во двор будет чист и свободен.

Вероятнее всего, один из этих настоящих хулиганов должен был в будущем влюбиться в меня, носить цветы и делать всякие глупости, как в кино. И, вероятнее всего, так оно и было на самом деле. Но вот только подъезд навсегда останется для меня Темной башней с зелеными панелями и с ласточкой без имени, которая сметает крыльями серыми побелку снежную и кружит бессильно, точно, беспомощно, пока кто-то не открывает ей шире замызганное окно».

Слышит ли автор свою первую фразу, где в соседних словах секу-скуко-како? Далее, в третьей фразе: если перила лестницы (одна перилина) оторвана цыганами, то, может быть, её (перилины) и нет? Лежит отдельно? Или всё же не оторвана или была оторвана, а потом прибита? Далее, если мальчишки шумно кучковались в пролете, то глядеть через решетку не обязательно, шум слышен без всякого выглядывания, а выглядывать в окно есть смысл, когда действие уже переместилось из подъезда наружу. Почему, далее, героиня сама про себя не знает, влюбился в нее один из хулиганов или нет? И, далее: имей ласточка имя, это заслуживало бы упоминания, ласточка без имени – это обычно, нормально, здесь не о чем говорить.

Масса мелких смысловых неточностей, а также стилистических. (Ласточка сметает) крыльями серыми побелку снежную: две инверсии и синтаксический параллелизм выбивают фрагмент из общего ряда, но и контраста не создают. К тому же, позвольте усомниться в снежности побелки, на которой ещё в девяностые распустились «розочки» от сгоревших спичек. Кстати, а крылья у ласточек – серые?

И это еще довольно удачный отрывок. В общем, это такая проза, когда писать человек приблизительно умеет, но отделывать текст не старается.

Главное же, человек не знает, о чём ему рассказывать. Валит в одну кучу детские воспоминания, любовные письма, полярников, ностальгию и серого волка в придачу. Пытаться понять подобный текст – занятие бессмысленное, эпизоды между собой никак не связаны, и какое отношение мальчик с волком имеет к девочке с мамой, не знает, по-моему, даже сам автор. Можно, конечно, строить догадки – но всё же повесть номинирована на премию «Национальный бестселлер», а любители и ценители бестселлеров предпочитают ясность изложения, свойственную тем, кто ясно мыслит. В виде поэмы «Земля Франца-Иосифа», возможно, выглядела бы более убедительно, но как повесть она, по-моему, не состоялась.