Яна Вагнер «Живые люди»
Для начала – коротко, потому что это тут почти не важно – несколько слов об антураже: книга представляет из себя повесть о некотором числе «обычных людей», пытающихся выжить во время эпидемии, косящей всю страну (страна, без обиняков, Россия, дело происходит в Карелии, вся география тут выписана эксплицитно). То есть, существует вот такой почтенный жанр — «чума», от Джека Лондона до Камю: мир рушится, люди убегают от обломков – в данном случае на небольшое карельское озеро, где и пытаются уцелеть.
Почему вышесказанное не важно? Потому что, несмотря на антураж, это не роман про выживание, приключения и даже психологию выживания – это роман о трудной женской доле и об отношениях. Коллизия его определена тем фактом, что среди одиннадцати спасшихся человек очутились вместе бывшая и нынешняя жена одного и того же мужчины (мужчина тоже в наличии). Нетрудно догадаться, что в ситуации, когда вся страна почти умерла, мир впадает в каменный век и по всем городам оголодавшие люди грабят и убивают друг друга, — нет ничего важнее, чем отношения нынешней и бывшей; ну вот про них и роман. То есть, очевидно, что многие этого и ждут от всякой книги, но не вполне понятно, для чего в данную семейную мелодраму понадобилось замешивать эпидемию и выживание: здесь между людьми не происходит ничего, чего не могло бы быть и в существенно более спокойной обстановке, эпидемия никак не модифицирует поступки этих людей – а ведь именно ради этого модификатора Камю и сделал роман «Чума».
Книга написана человеком, в литературном труде сведущем (покамест) весьма поверхностно, так как здесь нет ни структуры, ни архитектуры, ни ритма, а лишь один сквозной, как принято сейчас говорить, нарратив с редкими покушениями на флэшбэки. Язык тут вполне приличный, в том смысле, что прилично заимствованный – он решительно не свой, он состоит изо всех речевых штампов, какие только можно встретить в хорошей (по преимуществу переводной) приключенческой литературе, но, по крайней мере, он состоит из проверенных штампов, так что текст совершенно не раздражает и читается легко и даже местами не без удовольствия. То, что язык этот — полностью заимствованный, хорошо заметно из того факта, что в нем напрочь отсутствует внятная, совпадающая с действием символика: описания и метафоры тут просто поставлены в ряд, без каких-либо соображений на тот счет, что слова в художественном тексте это не просто слова, а образы это не просто картинки. Выглядит это примерно так –
«В городе никогда не бывает такой абсолютной, беспросветной и безмолвной, темноты — городские ночи отдают желтизной уличных фонарей и наполнены звуками проезжающих машин, тихим жужжанием электроприборов, пульсом миллионов организмов, дышащих вокруг; а в этом месте, в котором мы добровольно заточили себя, стоит ночью отойти от дома на два шага — и всё мгновенно растворяется в плотном чернильном мраке, и ты торопишься вернуться, почти бежишь всякий раз с вытянутыми вперед руками, боясь, что за те несколько минут, пока тебя не было, и этот маленький дом, в существовании которого только что не было никаких сомнений, и все, кто находился внутри, уже исчезли, пропали без следа, и сколько бы ты ни сделала теперь шагов, под твоими ладонями всегда будет только непрозрачная пустота».
Ночь чернильная, организмы пульсируют, Россия наше отечество, смерть неизбежна (что, в контексте данной книги, кстати, совсем не факт).
Отсюда, впрочем, сразу вытекает следующая проблема: так как язык чужой, то автор логичным образом довольно плохо представляет себе его свойства, а также сущность и назначение предметов, составляющих физический мир, который этот чужой язык описывает — например, она пишет, что снайперский прицел был похож на подзорную трубу, не примечая, очевидно, что снайперский прицел это и есть подзорная труба.
Представление о выживании у автора примерно такие же «общеупотребительные»: выживающие люди обычно (в кино, например) заняты чем? Тем, чтобы не потерять человечность и чтобы добыть еду. Поскольку технические спецификации выживания автору знакомы, видимо, плохо, их тут и нет, если ими не считать марки оружия и упоминание о «сетях»: то есть, герои тут – ритуально и с явной неохотой – выполняют весь тот набор стандартных действий, что описан уже сотни раз всеми авторами приключенческого жанра, от Верна и Лондона до Майн Рида. Все тут именно так, как и представляет себе вчуже большое несчастье обычный цивилизованный и благополучный человек: водка, отсутствие курева, неизбежный вопрос мужиков по адресу слишком интеллигентной женщины (с угрозой, понятно) «А ты, хозяйка, что не пьешь?», неожиданно повзрослевший мальчик, сын, сынуля, маленькие радости превращаются в большие, и небо обязательно похоже на потолок.
Словом, нет тут никакой эпидемии и нет выживания, нет ничего, что составляет суть и субстанцию этих понятий, просто развешаны там и тут бумажные квадраты, на которых написаны слова «эпидемия», «ужас», «переживание», «мы все умрем», — чисто чтобы читатель не забыл. При этом, как часто бывает в подобных случаях, описаний того, чего здесь «нет», — очень много, иногда героям для того, чтобы пересечь неширокую полосу между островом и берегом, требуется две страницы, а уж если главная героиня задумывается о своих растрёпанных чувствах, — то тут и пяти может не хватить. В школе это называлось «психология»; видимо, так же называется и теперь. Проблем добавляет еще и то, что автор, судя по всему, неплохо понимает свою аудиторию, так как приключения все здесь очень, как бы сказать, благополучные и обычно разрешаются хорошо: нервов Вагнер никому не треплет, потому что, еще раз повторюсь, — не затем книга писана.
Зато рассказ о том, как третируют друг друга женщины, делящие мужика, как устраивают друг другу тихий ад, незаметный со стороны, как они наблюдают друг за другом, – вот это получилось замечательно, хотя и тоже не сказать чтобы как-то ново: но тут вообще сложно сказать что-либо оригинальное, потому что все оригинальное на сей счет уже сказал Стивенсон в романе «Владетель Баллантрэ», когда всю эту женскую технику заставил исполнять мужчину.
При всем при этом — книга совсем не плохая, она просто, что называется, «не про это»: она прикидывается серьезной литературой, будучи, в общем, развлекательным чтением (говорю это без какой-либо уничижительной интонации) и прикидывается психологическим приключенческим романом, будучи просто камерной мелодрамой. В любом случае, она совершенно непретенциозна, и это ее очень большой плюс.