Единственный роман из списка премии, который я прочитала два раза. До крымских событий и после. «Железная кость» — семейная сага трёх поколений сталеваров Чугуевых, где пласты прошлого, настоящего и будущего перемешаны, как разная руда в чугунной лаве. Размах эпический, язык – мифологический. Метафизика тяжёлой металлургии. Место действия – город Могутов, герои – триста тысяч работников градообразующего сталелитейного комбината. Комбинат – живое существо. «Монстр», рождённый, выращенный и питаемый людьми, которые поколение за поколением переводят свое живое в его тело. «Монстр» состоит из могутовцев – живых и мёртвых, как корабль Дэви Джонса из моряков, что служат на нём пожизненно и со временем врастают в его борта и снасти. Единство «вечно беременной и непрестанно рожающей» матери-земли, «мужских» и «женских» людей в грязи принимающих эти роды и скармливающих себя и все рождённое землёй могутовскому солнцу, запертому в доменных печах. В его пламени происходит алхимическое соединение энергии человеческой жизни и вечных первоэлементов руды, поднятой из недр. День и ночь монстр, пережевывая, соединяет эти два потока и превращает в железную кость — лучшую в мире сталь. Из могутовцев делаются не только гвозди, крепче которых нет. Из них получается самый широкий и прочный в мире стальной лист, из которого сделаны все нефтяные и газовые артерии мира, броня танков и снарядов, арматура жилых и промышленных зданий по всей Земле. Монстр, вошедший в зрелость, имеет собственную волю и неограниченную власть над людьми, которые составляют с ним единое целое. Его потребности определяют всё, что происходит с героями истории. От первого крестьянина Чугуева, потомка крепостных, что прибыл строить комбинат, до внука Валерия, который убил милиционера, предотвращая рейдерский захват, и в качестве каторжника, всё нутро которого связано с монстром, нашёл в Сибири новое «железное дерево» — пласты руды с 60 % содержанием железа, которой хватит, чтобы беспрерывно кормить Могутовский прокатный стан десятки лет. Справедливость и качество доли «сталинских рабов» герои под сомнение не ставят. Все они раз и навсегда приняли своё место в единстве земли, мяса и пламени. «Ни разу в жизни Чугуев не почувствовал себя лишним человеком».

Огромное тело обладает таким притяжением, что всякий попавший в это поле остаётся в нём навсегда. Это произошло с первым директором комбината Гугелем, который «зачал» монстра от железной горы и вырастил у ног «матери», «вскормив» первыми двумястами тысячами людей. Трёхметровый призрак первого директора навсегда остался в цехах, дирижируя работой сталеваров «чёрных, в масле и копоти, плохонько одетых, сплошь в обтрёханных фуфайках и разбитых сапогах – беспрерывно курящие и плюющие чёрной слюной, состоящей из шихтовой пыли», но способных по оттенкам пламени, по мельчайшему скрипу и стуку прокатного стана, понимать язык стали. Судьбу Гугеля повторяет олигарх Угланов, который явился в Могутовское царство как захватчик, но теперь заворожен монстром, превратившись в его часть, точно так же как семья Чугуевых, и в итоге точно так же отдавший монстру жизнь, сделав его своей целью и смыслом, как все герои романа. «Я кую России огромный железный хер».

Текст романа похож на приворотный заговор. Аморфный как шаманское бормотание – завораживает, постепенно погружая в транс. Песня мяса и пламени. «Будто бы кто закупорил в Валерке, как чугунную лаву в печи, просившуюся выйти, разгуляться нутряную, кипящую, немеряную силу, которую в себе с младых ногтей он чуял, употребить её способный с равной силой на создание и на слом, лишь бы какую точку приложения показали – оттого и засовывал вечно в пекло башку. Так что от этой вести о московских варягах, норовящих подмять под себя комбинат, отупевший Валерка скорее обрадовался – как возможности вырваться из непродышной трясины; сразу жгуче подхватывало у него в животе при одной только мысли — вот об этом нашествии, о какой-то неведомой искре, что возникнет конечно, на контакте могутовских с пришлыми; хоть какая-то в этом обещалась ему новизна, совпадавшая с сильной мыслью, что порою в нём вспыхивала: «Поскорей бы хоть, что ли, война началась».

Я просто обязана предварить свою рецензию на роман «Железная кость» ссылкой на сюиту Георгия Свиридова «Время вперед». Потому что… Да потому что у меня не хватает слов, а ноты я здесь не воспроизведу. Потому что эта мега объёмная рукопись – произведение не только литературное (и не роман, на мой взгляд, а поэма), но и музыкальное, оглушительное по силе и красоте. Как у Сергея Самсонова так получилось, я не знаю, меня просто снес с дивана, захватил вихрь слов и событий, и забыла все, что должна делать, забросила дом, мужа, кота, телевизор, сон, оказалась в сердцевине торнадо и не вольна была собой распоряжаться. Наваждение какое-то.

Тема? Да вы смеяться будете, если я вам скажу, из за чего я так пропала. Тема производственная плюс лагерная. Да-с! Только вы перестанете смеяться, если вдруг решитесь читать «Железную кость», не до смеха будет. У меня вот все мышцы болят после такого чтения, я там пахала вместе с героями на металлургическом комбинате, карьер взрывала, ментов убивала, в лагерном бараке сторожила ночной сон Валерки Чугуева, а уж как я олигарху Угланову помогала побег организовывать…

Чугуев – рабочая кость, железная кость. Угланов – новый хозяин жизни, и тоже железная кость. (Наконец-то написана вещь про настоящих мужиков). И нашла одна железная кость на другую.

Замечательное название точки отсчета всех событий – город Могутов. Но это не просто точка на карте. Это точка опоры, чтобы рассказать о России девяностых и нулевых. Рассказать так, как никто еще не рассказал. Это какая-то народная баллада, исполненная на мотив «Вставай страна огромная». Ну а увертюрой к ней, конечно, как сказано выше, свиридовское «Время вперед».

«Вот с таких отливают и пишут жестколицых, тяжелых, исполинского роста красавцев, сталеваров, шахтеров, русских воинов-освободителей, когда надо явить всему миру и уверовать в это самим: вот такие мы русские – челюсти, скулы, плечи, переносим огонь, из камней выжимать можем воду, вот такими мы были в начале, вот такими мы будем всегда. Вот таким его жизнь и задумала, вот таким он и выплавился из любовной родительской близости… это были не мускулы, не рельефная вывеска – нутряная та, цельная сила, которая никакими тренажерами в спортзале и никакой протеиновой дрянью не наращивается – только потомственной, пожизненной, неотменимой, повседневной работой со сталеварской пикой-кочергой, двухпудовой кувалдой, ломом, перфоратором, буром, дровяным колуном… для вот этой работы его предназначили, слишком прочного, цельного, чтоб о чем-то еще надо было ему размышлять: для чего он, какой он и где ему жить… но за этой давящей, не из мяса и кости как будто сработанной тяжестью было что-то еще, что почуял Угланов, как ток».

Непременно буду голосовать за Сергея Самсонова как за автора «до 35 лет».