Французские экзистенциалисты и американские битники довершили черное дело, начатое Кафкой и Прустом. В XXI веке мужчины окончательно бросили писать о подвигах, о доблести, о славе и погрузились в исследование своего внутреннего мира и поиски ответа на вселенские вопросы.
Словно ветхозаветный пророк, современный литератор выясняет отношения непосредственно с Богом, а решение земных вопросов предоставляет боле приземленным существам – маме, жене, любовнице или просто случайным спутницам, в которых, как ни странно, не бывает недостатка. Это и есть пресловутый «мужской дискурс» литературы, и важное условие для его развития – жизнь автора в городском социуме, «в миру», а не где-нибудь на отдаленном острове, в глухой деревне или в монастыре. Потому что решение экзистенциальных вопросов непременно должно сопровождаться не только саморазрушением, но еще и разрушением жизней окружающих.
Именно такого героя с беспощадной убедительностью предъявляет миру Марат Басыров.
«Печатная машина» — сборник глав-рассказов, связанных жесткой внутренней логикой и сюжетом воспитания-взросления героя. Повествование ведется от первого лица. Нужно сказать, написана книга отлично. Если вспоминать близкие литературные аналогии, на ум приходит не только упомянутый в предисловии Буковски, но и Михаил Елизаров (прежде всего «Госпиталь» и «Мультики»). Басыров марширует в том же взводе молодых писателей, чье советское детство пришлось на усталые семидесятые, отрочество ушиблось о Перестройку, а юность попала между жерновами, сокрушившими СССР.
Все это, он, собственно, и описывает.
Детство, украденное родителями.
Отрочество, расплющенное пьянством и дурной компанией, изнасилованное первым опытом прикосновения к «другому».
Юность, брошенная на растерзанием хтоническим богам армейской службы.
Молодость, растраченная с нелюбимыми и чужими.
Важный смыслообразующий прием – в каждой главе появляется новая женщина. Она, как правило, мало говорит, ничего не думает, и даже если льет слезы и чего-то требует, ее чувства не вызывают у героя никакой реакции. Он слишком сосредоточен на мучительном постижении себя и собственной внутренней пустоты. И женщина никак не может заполнить этой пустоты, хотя герой отчаянно ждет и жаждет этого. Но всякий раз бывает только хуже – женщина высасывает, отнимает, выдирает из души нечто важное.
«Я стоял, ссал и думал: вот я ссу, и что-то из меня убывает. Что-то, что я в обратке чувствую как реально нарастающую в себе пустоту. Я ведь должен радоваться, да? Я ведь теперь мужик, настоящий, и я могу поиметь весь мир. Тогда, если это правда, почему мне так грустно? Чего-то мне не хватало. Что я потерял, что оставил в этой, как там ее звали? Я что-то в ней оставил. Нет, не я, это она забрала у меня мое что-то. Что-то очень важное».
Некоторые главы книги наполнены истинно метафизической тоской и ужасом; фактором воздействия является и обыденно спокойный тон повествования. Но всегда ад в душе героя, «банька с пауками», образуется или выявляется по вине женщины.
Глава «Хаос», где рассказана история мимолетного армейского романа с неказистой провинциалкой, впервые определенно намекает на «нечеловеческую» природу вечной спутницы мужчины.
«Она что-то еще говорила, гримасничая изо всех сил, целуя меня крепкими губами, словно высасывая последние остатки моего мужества, и, махнув ладонью, скрывалась за поворотом. За ней смыкались камыши, она ныряла в них наподобие болотной русалки, и мгновенно все стихало».
Когда же герой заявляет о расставании, эта чужеродность из области смутных ощущений перемещается в поле окончательного знания.
«Марго разжала пальцы. Не оборачиваясь, я видел внутренним зрением, как она стоит, припечатанная моими словами. Все было кончено. «Я не могу полюбить непонятно что! — говорил я себе, убыстряя шаг. — Хоть бы и оно любило меня!»
В главе «Возвращение» мир бытовых деталей, которые подробно фиксирует герой, возвратившийся из далекого страшного путешествия в отчий дом, внезапно сваливается в иррациональную пропасть, разверзшуюся там, где нельзя и ожидать – в объятиях матери.
Словно осколки зеркала злого тролля попали и в глаза, и в сердце автора, и висельный юмор не столько смягчает, сколько придает блеск острым граням ледяного ада.
Так, слушая рассказ приятеля, который то ли в мечтах, то ли в реальности избивает пьяного отца, герой отмечает про себя: «Я слышал эту байку сотни раз. Это единственная история Рубина, в которой он дает волю импровизации. Каждый раз он заходит все дальше. Его нежность к отцу растет, как снежный ком. Не удивлюсь, если в самое ближайшее время он его изнасилует».
А вот разговор с очередным оборотнем в человечьем обличием, она же новая измученная жертва героя:
«— Ты ходишь ко мне только трахаться, — были ее слова.
— Тебе плохо? — пожимал я плечами.
— Я чувствую себя… — она замолчала, не в силах произнести слово «блядь».
Для бляди она была слишком уродлива.
— Ну давай сходим в Эрмитаж, — предложил я».
Нет, не просто так из солнечной Уфы герой перебирается в слякотный Петербург. Здесь ему вольготно измываться над собой и мучить других, здесь всегда найдется готовая страдать и сострадать душа. Которая, впрочем, никогда не станет родной. Уж не знаю, что тому причиной – религия, воспитание, круг чтения или обыкновенная черствость – но факт отсутствия души у спутниц, которых герой сшибает и топчет на своем пути, как грибник мухоморы, остается для него неопровержимой истиной.
Будет неправдой сказать, что авторский герой не любит женщин. Напротив, ничто в мире не волнует его так сильно. Он стремится и жаждет постичь женщину, именно здесь ищет ответы на мучающие его вопросы – но не в словах и взглядах, а в отверстиях тел. Он обречен, как Сизиф, каждую новую женщину поднимать на гору своего желания, чтобы затем сбросить вниз, даже не любопытствуя, что с ней после этого стало. Каждый раз по-новому он разыгрывает один и тот же спектакль.
«Черт, я понятия не имел, что еще ей сказать. Сказать, что я одинок, что хочу любви и боюсь ее пуще смерти? Боюсь привязаться к человеку, боюсь, что он потом бросит меня и я умру от еще большей тоски?»
И он не говорит ничего.
Хочется верить, что тоску, которой Марат Басыров так щедро насытил свою книгу, ему удалось преодолеть – никто не отменял терапевтической силы искусства. Конечно, не всякому читателю нравится чувствовать себя доктором Фрейдом, перед которым исповедуется глубоко несчастный пациент. Тем грустнее, что глубину своей душевной катастрофы автор описывает столь талантливо.
Но я от всей души (которая у женщин все же наличествует и тоже иногда болит) рекомендую прочесть эту книгу юным девушкам, которые обдумывают – а не связать ли свою жизнь с обаятельным и талантливым невротиком. Загляните в этот ад и осознайте – он никогда не будет опорой ни вам, ни вашим детям, он предоставит вам решать не только прозаические вопросы питания, квартплаты и теплой одежды, но и все его проблемы, а проблем будет адская пропасть, потому что он притягивает их к себе как магнит. Он будет пить, драться, изменять вам, смеяться над вами, потому что жизнь вечно кажется ему похожей на фарс. А потом он бросит вас с разбитым сердцем и опустошенной душой, а сам украдет в институте гриппа «печатную машину с отсутствующими буквами «а» и «м», и вы поймете, что эти заикающиеся строки не могут быть оправданием ничему, лишь эпилогом к вашей несостоявшейся жизни.
«Мне было грустно. Эта грусть была такой пронзительной и юной, что у меня дрожала рука. Здр…вствуйте, …ои люби…ые, ………… и п… п…. , — писал я под моцартовский реквием. — Я в…с очень люблю. Т…к сильно, что иногд… …не нестерпи…о хочется броситься с б…лкон…».
