При всем многообразии своей переводчицкой, писательской, культуртрегерской, преподавательской деятельности Елена Костюкович для русского читателя – в первую очередь, конечно, автор русских переводов всех романов Умберто Эко. Эдакая эманация божества современного постмодернизма в «русскочитающем» мире. Понятно, что когда она представила первый свой прозаический опыт в жанре фикшн, главный вопрос был: насколько это похоже на НЕГО?
Новость первая, хорошая – не очень похоже.
То есть, разумеется, общего масса – и в тематике, и в технологии, и в интонации. Не говоря уже о прямых приветах, рассыпанных по тексту щедрой постмодернистской рукой – вместе с десятками раскавыченных цитат, намеков, подмигиваний, подколок, шпилек и воздушных поцелуев. Причем заимствования не скрываются. Жанр (формальный) — интеллектуальный триллер со стилизациями; главный герой – сотрудник архивного агентства, миланский интеллигент-гуманитарий левых взглядов; схема построения – пространные разнородные «флэшбеки» (Великая Отечественная, московский Фестиваль молодежи и студентов 1957-го, парижские баррикады 1968-го, Олимпиада-80 и т. п.), вставленные в рамку детектива, чьей действие занимает одну неделю в октябре 2005-го. «Откуда?» — спрашивал герой стругацких «Отягощенных злом» у своего ученика, ввернув в речь цитату. Ответ: «Маятник Фуко». И даже разбивка на главы – строго по дням, как в «Имени Розы».
И все-таки сходства эти – внешние. А по сути, по основному содержанию, пафосу, эмоциональной тональности история тут не просто сугубо русско-советская, но и во многом очень личная для автора. Это история трех поколений киевских евреев Жалусских-Зиманов: дед, Семен Жалусский, весной 1945-го первым обнаруживает спрятанные нацистами сокровища Цвингера, знаменитого дрезденского музейного комплекса; внук, Виктор Зиман, миланский космополит, осенью 2005-го ищет следы конфискованного в свое время кагэбэшниками дедовского архива. В образе Семена более чем прозрачно выведен писатель Леонид Волынский, дед Елена Костюкович, действительно спасавший в 1945-м шедевры Дрезденской галереи и написавший об этом автобиографическую повесть «Семь дней». А Виктору, эмигранту, русскому итальянцу, литературно-архивному агенту и завсегдатаю международный книжных ярмарок Елена Александровна доверила немалую часть своего собственного биографического багажа и профессионального опыта.
В итоге «Цвингер» оказался обладателем уникального «стартового капитала»: тут и свидетельства о Холокосте (вся родня Жалусских погибла в Бабьем Яру), и военные мемуары, и документальный детектив про “Monuments Men”, и диссидентские хроники, и эмигрантские байки, и издательские анекдоты, и чернуха из жизни постсоветских гастарбайтеров в Италии… Из материала, имевшегося в распоряжении автора, можно было соорудить и историко-искусствоведческий квест, и интеллигентский детектив про погоню за архивами, и степенную семейную сагу, и сатиру на современные издательские нравы – ну или любой рецептуры коктейль из перечисленных жанров (она это и попыталась сделать – все сразу). Учитывая родословную автора, ее биографический и профессиональный «бэкграунд», учитывая, в конце концов, ее очевидную всем литературную ролевую модель, результат мог – и даже должен был – оказаться не просто крайне интересным, а уникальным для отечественной словесности: в которой по-прежнему так мало умного остросюжетного чтива.
Так вот, новость вторая, плохая – не оказался.
Отчего – понятно. В обилии и разнообразии исходного материала возможностей таилось столько же, сколько опасностей, а амбициозное стремление сыграть разом на территории всех жанров, обернулось, как это нередко бывает, проигрышем повсюду. Лучшее, что есть в романе – семейное ретро: Киев в первые дни войны, Дрезден – в последние, истории Жалусского-старшего, его жены и его лучшего друга – Виктора Некрасова, погибшего как Галич. Худшее – «современный» детектив с молдавскими бандитами, московскими олигархами, западными издателями и литагентами: линия Зимана-младшего, авторского альтер-эго. Беда в том, что именно эта линия играет роль «хребта», несущей конструкции в большом (750 страниц) прихотливом, сложносоставном романе. Хребет, однако, непрочен: слишком уж явно автор осознает легковесность избранного жанра, слишком спешит показать, насколько не всерьез она к нему относится, слишком откровенно пренебрегает логикой, достоверностью, драматургией. Триллер оборачивается глуповатым водевилем (с примесью и вовсе какой-то болливудской мелодрамы про тайны отцовства), каркас обрушивается под тяжестью «навешанных» на него прочих сюжетов и жанров. Итоговое впечатление эклектики усиливается любовью автора к кокетливым словообразовательным упражнениям, синтаксической гимнастике, стилистическому жонгляжу. (Как ни парадоксально, текст профессионального редактора и общепризнанного корифея переводчицкого дела местами напоминает неотредактированный подстрочник. Ну например: «Начинает быть видно в два раза пронзительней в глубину пейзажа. Свет уже не отражается, слепя, от предметов, а мягко их проходит насквозь и высвечивает контуры их. Оливы на глазах темнеют с каждой минутой. На кочеврягих стволах олив отчетливо различается мох, а во мху не успевшие улечься спать насекомцы, их детва, муравей, несущий к себе по месту проживания тлю, и в животике тли – драгоценное для потомства муравья молозиво.» Это на каком языке?..)
Неудача обидная, но не удивительная. Странно одно: уж про сочетаемость «низких» и «высоких» жанров, про совмещение детективной формы и энциклопедического содержания если кто и должен знать больше постоянной переводчицы и главного русского специалиста по Эко – то разве что сам Эко. Однако между теорией и практикой существует немалый зазор (есть на эту тему старый, мудрый и неприличный анекдот), и не всякому удается преуспеть на обоих поприщах так же, как итальянскому патриарху.