В этом году мы не внесли в регламент премии никаких изменений, однако несколько уточнили идеологию выдвижения на нее. Если раньше самовыдвижение, пусть и не возбраняемое, все же рассматривалось как своего рода курьез, то нынче мы решили сделать его полноправной – и важной – составляющей премиального процесса и включили в список номинаторов около дюжины прозаиков с явным прицелом на то, что они выдвинут собственные произведения, как опубликованные, так и в рукописи. Большинство из тех, кому мы предоставили такое право, им воспользовались, а в результате лонг-лист оказался более плотным, более насыщенным, чем в предыдущие годы. Лично я не вижу в нем ни одной лакуны – то есть ни одного произведения, достойного попадания в длинный список, но в него по чьему-либо недосмотру не попавшего (за исключением романа «Маша Регина», написанного председателем нашего оргкомитета Вадимом Левенталем, но его отсутствие здесь как раз понятно).

Обращает на себя внимание номинация сразу нескольких сборников рассказов и/или повестей; прежде такого не было, однозначно преобладал роман, но это, похоже, тренд года. Второй заметный момент (и тоже тренд – только не сегодняшний, а завтрашний) – появление в лонг-листе целого ряда произведений, написанных в сложной (интеллектуальной или игровой) манере, которые заметно потеснили традиционную беллетристику и преобладавший еще недавно «новый реализм». В рамках премии (как и в нашей литературе в целом) намечается реванш метафизики и эстетизма, реванш «цветущей сложности» у «неслыханной простоты», тогда как бытописательство, литературная социология и публицистика под видом прозы постепенно сдают позиции. Практически нет в лонг-листе и произведений в жанре non fiction, – а те, что есть, написаны на высоком литературном уровне. Много (в связи с самовыдвижением, но и помимо этого) рукописей, в том числе и рукописей уже известных или, как минимум, хотя бы однажды уже заявивших о себе писателей.

В связи с формированием лонг-листа возникло два с половиной небольших конфликта. Начну с половинного. На конкурс выдвинута книга о Сергее Курехине, меж тем как еще много лет назад мы ввели вето на номинацию биографической прозы (в формате ЖЗЛ). В данном случае речь идет о книге воспоминаний – пусть и воспоминаний о конкретной знаменитости, – поэтому мы, после некоторых колебаний, решили не исключать ее из лонг-листа. Второй конфликт, увы, в нехорошем смысле традиционен: каждый год мы публикуем список тех литературных или окололитературных людей (писателей, критиков, литературных агентов, издателей, журналистов), которым мы ПРЕДЛАГАЕМ стать номинаторами – и чуть ли не каждый год находится какой-нибудь чудак (или чудачка), воспринимающий это ПРЕДЛОЖЕНИЕ как личное оскорбление и требующий публичной сатисфакции. Нашелся такой (нашлась такая) и на сей раз. Однако наша позиция неизменна: была бы честь предложена. Наконец, один из номинаторов умудрился выдвинуть на премию один-единственный рассказ объемом в 2 авторских листа, а когда мы отвели эту номинацию по чисто формальным причинам, возмутилась дама, сам этот рассказ сочинившая… Помню, как другая дама получила за рассказ того же объема другую премию – имени Аполлона Григорьева (за главное литературное событие года), – чему сильно удивился спонсор премии, –банкирам не нравится, когда их держат за идиотов, – и прекратил финансирование. Нам, оргкомитету «Нацбеста», тоже, знаете ли, не нравится, когда нас держат за идиотов.

Вместе с лонг-листом публикуется и состав Большого жюри. Читатель может сам убедиться в том, что наш курс на омоложение и, главное, обновление всех структур премии остается неизменным. Как и идеология премии: одарить победителя (и участников шорт-листа) не столько рыбой – рыба у нас как раз небольшая, – сколько удочкой. Как и девиз существующего уже тринадцатый год «Нацбеста» – проснуться знаменитым!