Офисная жизнь, клубная жизнь, жизнь в кафе, в гостях, на тутсовках, на пляже. Жизнь во всех её городских и недалёких проявлениях. А над жизнью гордо веет лирический герой Велемир Недопёкин. Велемир выносит критические оценки сытому, мещанскому, бессмысленному существованию бесхребетных представителей двадцатипятилетних. Сам Велемир, при этом представляет собой тип инфантильного, неумного, капризного, претенциозного провинциала с литературными амбициями.

Ситуация классическая: Я – граф Монте Кристо!

Текст Непогодина с микроскопической дотошностью описывает быт автора от яичницы на завтрак, через офис, кафе, к постели. Рутинную жизнь героя сопровождает презрение к тем, кто ведёт такую же рутинную жизнь

Больше в романе нет ничего. Это зарисовка – изложение того, что лучше всего знакомо автору. Зарисовка качественная, сделанная, впрочем, ради себя самой.

Герои романа узнаваемы, но выписаны неумело, равно как и диалоги:

— Здравствуйте, Лара. Меня зовут Велимир Недопёкин. Много о вас наслышан, вдохновлен вашими фотоснимками. Рад возможности познакомиться живьем.
— Здравствуйте, Велимир, очень приятно. А что же вы обо мне наслышаны?
— Что Лара это кошка, которая гуляет сама по себе и лишь по весне с котом. Прямо как в песне «Машины времени» по мотивам рассказа Редъярда Киплинга.
— Вы хорошо осведомлены, Велимир. А кто же обо мне вам поведал?

Видимо, так и разговаривают молодые люди в Одессе.

Показательным, объясняющим весь роман эпизодом является следующий: в офисе, где работает герой, собирают по 20 гривен на подарок сотруднику. Все сдают, а герой настаивает на том, что у него своя гордость, своя свобода и свой взгляд на вещи, а потому он 20 гривен сдавать не станет. А о тех, кто сдаёт, он говорит так:

«Аня и Денис беспрекословно раскрывают кошельки и молча сдают нужную сумму Юлии. Покорные овощи, офисные терпилы».

Это бунт героя, его война, его сопротивление приземлённой тупой действительности. Характерно, что бунт этот всегда приходит через высокомерие. В частности автор (одессит) добродушно посмеивается над приезжими, считая их безнадёжными бессмысленными и бесперспективными провинциалами.

В то же время, на двадцать третьей странице рукописи читаем:
— «Что одеть?», «Куда пойти?», «Каким гаджетом пользоваться?».
— Я одеваю то, в чем мне комфортно. Хожу туда, где мне уютно. Пользуюсь тем, что мне удобно.

Впоследствии автор никак не поясняет неправильное употребление глагола «одеть» своими персонажами, делая, таким образом, эту речевую ошибку своей.

Несмотря на это, видно, что Непогодин старательный автор – пишущий много и подробно. Рано или поздно, я верю, он найдёт смысл, сюжет, историю, которые сможет облечь в свою многословную форму.

Одесский автор Всеволод Непогодин написал повесть о том, что молодёжь в современном обществе потребления променяла духовность на дискотеки. Текст вырос из эссе «Говнопоколение»: к возгласам о деградации социума, которым, строго говоря, место в блоге, а не в книге, автор добавил столь же неоригинальные сценки из провинциальной жизни.

Сам прозаик Непогодин получил локальную известность благодаря высоконравственному поступку – избиению молодой журналистки Веры Грузовой в арт-галерее “Markoff”. Добрейшей души человек, а ведь мог бы на танцы пойти.

Сочетание склонности к насилию, в особенности – к унижению женщин, с агрессивным морализаторством давно уже никого не удивляет. (Чикатило зачищал мир от всякого мусора, помните?) Моралистам также свойственно нарушение множества христианских табу в сочетании с внутренней потребностью отстаивать какой-то один допотопный запрет. Выглядит это приблизительно так: «Я свингер с десятилетним стажем, пью, курю, клею марки, матерюсь, жена би, ищем пару или девушку для секса. Педерастов ненавижу, ненавижу, ненавижу, убивал бы пачками!»

Подобный образ повествователя создаёт и Непогодин в своём нравоучительном трактате. Герой – озлобленный инфантильный неудачник, ничего хорошего в своей жизни не сделавший; зато он против дискотек. Можно возразить, что нарратор у Селина тоже озлобленный неудачник и вдобавок антисемит, но до отточенных инвектив Селина одесскому женоборцу далеко, т.к. авторское сознание Непогодина отличается удивительной пошлостью. См. об этом заметку Германа Садулаева: «…текст не вторичен даже, а третичен… Всё уже было рассказано сначала Коуплендом, Уэлшем, Палаником, потом Пелевиным, потом Бегбедером, потом Минаевым, и сам я что-то такое писал». («Всеволод Непогодин и его попытка № 3», журнал «Шум».)

Образец стиля Непогодина: «измождённые лица людей, оказавшихся на обочине жизни… на продуваемом всеми ветрами пятачке», — и проч. газетные штампы.

Образец логики: «Я живу вдвоем с матерью в трехкомнатной квартире. Не вижу ничего предосудительного в обитании взрослого парня под одной крышей с человеком, родившим его на свет. Пускай феминистки называют таких хлопцев маменькиными сынками. У матери я всегда сыт и обстиран. Глядя на своих ровесниц с длиннющими акриловыми ногтями на холеных пальчиках, подозреваю, что вкусно готовить они не умеют и вести домашнее хозяйство в одиночку категорически не хотят. Забить гвоздь или поменять смеситель в ванной я могу без чьей-либо помощи. Мать отстранена мной от физической работы по дому».

Интересно, почему именно феминистки? Или любое заявление, с которым не согласен мужчина, приписывается феминисткам? Я часто слышу жалобы на маменькиных сынков от патриархальных женщин, мечтающих сидеть дома. Какие-то конкретные феминистки, конечно, тоже могут не приходить от каких-то конкретных маменькиных сынков в восторг, но я не представляю, чтобы представители правозащитного движения, каковым является феминизм, считали своим долгом указывать людям, с кем проживать под одной крышей. Также забавно, что ежедневная стирка, готовка и уборка физическим трудом не считается, в отличие от замены смесителя раз в год.

Подобные жемчужины – в каждой главе.

Самое худшее – что автор, похоже, пишет без иронии. Все мы тысячу раз слышали, какая поганая пошла молодёжь, и вдвойне смешно, когда подобные филиппики исходят от молодого человека. Это напоминает похвальбу первоклассника: «Я уже два дня хожу в школу и понял, что все в детсаде дураки».