Поэтическая антиутопия Юны Летц «Эмпирей» — повесть, рассказывающая о жизни образованного горожанина в эпоху пост апокалиптическую, но очень похожую на сегодняшний день.

Переводчик Коршин занимается адаптацией сложных текстов для простого восприятия.

Сюжет прост.

Мир страшен и враждебен. Кругом репрессивный режим, голод и зубовный скрежет. Посреди этого скрежета живёт переводчик — трансформатор смыслов. Преодолевая грязь, отчаяние, рефлексию и безысходность, переводчик кое-как слоняется по городу, полному воплотившимися кошмарами и аллегориями Босха, Дали и Мартина Уитфута. Внезапно, переводчик узнаёт, что в свободной продаже появилась какая-то книга, которая невероятно популярна у населения. За книгой очереди, все разговоры только о ней. Коршин собирает денег, покупает книгу и недоумевает – как же такая хорошая книга может быть популярна у таких широких масс? Неужели они способны потреблять смыслы в сложносочинённой оболочке? Зачем же тогда нужен такой переводчик как Коршин?

Ответ прост. Книга съедобна.

Отобедав литературным произведением, главный герой выходит из кафе в постапокалиптический мир кошмара и голода, чтоб уехать на автобусе «Эмпирей», видимо, в навсегда и, возможно, в могилу.

Книга «Эмпирей» написана сложным, поэтичным языком – местами очень точным, реже излишне пафосным.

«Бедные беднели, завистливые психами оборачивались, прислонялись лицами к магазинам и пили стекло из витрин, где-то летал крик, тонкий, как спущенная с катушек злость, но никто не кричал, это было запрещено…»

Готов поспорить, Егор Летов мог бы написать такую песню.

Есть провалы, но они, скорее, интонационные.

« — Жди меня, там впереди. Я вернусь к тебе, и мы вместе отправимся в путешествие по диким непринуждённым островам, и будем жить в отеле со сверчком…»

«Эмпирей» — книга про вечный, непреходящий кризис цветущей сложности и примата физиологичной простоты.

Сюжет, стиль, замысел, герой – из шинели гоголевской, откуда же ещё – и даже абсурдистские диалоги: всё хорошо.

Эстетство, конечно. Но хорошее эстетство.

Рукопись начинается так: «И когда они дошли до конца, то увидели перед собой дом риторического белого цвета. Стены у дома были гладкие и тяжёлые, а одна из них так сильно походила на дверь, что они навалились коллективным мышлением на эту догадку, – и вскоре стена отошла. Шагнули внутрь – там было так холодно, и везде висели какие-то наросты…» Внутри, к счастью, не найти таких примет молодёжной прозы, как: восторженный девичий щебет; наивный эксгибиционизм; бесконечные разоблачения потребительского общества; апологетика национал-большевистской партии. В Юне Летц всё экзотично, от текстов до биографии. Нетрудно представить, как бы её начали раскручивать, будь она мальчиком – ведь даже с сереньким псевдо-Молдановым носились, как раввин с писаной торой, – но девочек, особенно пишущих не в духе Улицкой, в нашей богоспасаемой стране принято задвигать на пятидесятый план. «Эмпирей» — одновременно антиутопия и поэма в прозе. То, что могло получиться, если бы Натали Саррот, окончательно съехав с катушек, попробовала написать фантастику. Пейзажи абсурдного мира перемежаются с афоризмами. «– А ты чем занимался всю жизнь? – Носил имя. – Донёс?» Жанр психоделической портретистики также удаётся автору: «Входит женщина – черты лица туго крепятся к черепу. Ни единой приметы радости во взгляде. Присаживается на кровать и начинает тереть лоб. Удаляет раздражение из вещества, которое впитывалось годами – это вещество безысходности, проступающее красными линиями на лбу. Это раны от пробивания стен мирозданий, шифрующихся под органы социальной опеки». За такое можно простить даже (редко встречающиеся) штампы и патетику (напр., «каждый вечер они возвращались в свои дома, выстроенные из камней, лежащих на их сердцах»). Временами Юна Летц напоминает Татьяну Замировскую, только жёстче, и Анну Старобинец, только лаконичнее.