Прочитала Гришковца от начала до конца. Все от первого лица, все сухое, как маца.

Из своих кипучих мыслей создал он как бы трактат. Это нечто в виде писем. Ну а что же адресат? Представляю, как Тарковский, приподняв из гроба тень, поистертую от носки, восклицает: «Что за хрень!» Восклицает вряд ли грозно, тем, кто умер, все равно, с ним уже общаться поздно, он живет в своем кино.
Этот текст – для примитивов, для богатеньких господ, тех, которые учтиво называются народ, чтоб они не помышляли сами что-нибудь творить, а художникам башляли, не уча при этом жить. Пишет Гришковец коряво, он не сноб и не эстет, и вполне имеет право оставлять культурный след. Как внутри, так и снаружи, он не принц конечно, но может быть, он в чью-то душу заронить сумел зерно.

До текущего момента популярный Гришковец был рассчитан на клиента, а теперь он стал творец. Мы, наверно, пропустили этот нежный переход, мы судили лишь по стилю, но ведь мы же – не народ. Вообще, какое право мы имеем, господа, осуждать его лукаво, без душевного труда. Только он, как божий рупор, прорекает свысока, иногда вгоняя в ступор. Эта ноша нелегка! Так давайте с уваженьем относиться к молодцу, дайте премию без прений поскорее Гришковцу!

Евгения Валерьевича Гришковца мне временами становится пронзительно жаль. В поп-музыке есть такое явление — one-hit wonder, “чудо одного хита». Группа записывает одну хорошую песню (иногда — хороший альбом), — и сгорает в лучах собственной славы. Что они потом сочиняют, что записывают, чем занимаются — в принципе, чем-то занимаются, конечно, но широкую публику это уже не волнует. Их минута славы уже прошла, и участь их незавидна — гнить в братской могиле антологий «лучших песен нашей молодости».

Гришковец — такое же «чудо одного хита», правда, в разных сферах. Театральный режиссер, исполнитель, актер, сценарист, телеведущий, писатель, музыкант, композитор, даже, кажется, снимал видеоклипы. Человек из Кемерово обладает целым пучком разнообразных дарований, но пучок этот, простигосподи, похож на веник: уж больно заунывен и зануден он во всех своих начинаниях. И слова бы не сказал про новые проекты Гришковца (он теперь живет и творит в Калининграде, где даже стал почетным гражданином — в полном соответствии с фразой из «Бесприданницы» — «ну да, в Зарядье людей мало, глядишь, и в мировые судьи выберут»). К погасшим кумирам-однодневкам вообще, на мой взгляд, следует относиться с равнодушной симпатией — помним-помним, а как вы сейчас, что поделываете? Но Евгений Гришковец поделывает то, чего делать не должен — продолжает писать книги. Раньше он еще вел свой блог в «Живом Журнале», потом закрыл его, обидевшись на критиков. На самом деле это был ему знак свыше: не шипи, погасший окурок, словесность — это не твое. Но Гришковец не внял голосу разума. Что ж, сам напросился.

Чем замечательна книга «Письма к Андрею»? И кто такой Андрей? Это режиссер Андрей Тарковский, умерший аккурат в то время, когда молодой Гришковец служил на флоте на острове Русский. Спустя много лет Гришковец решил отдать долг памяти и написать Тарковскому книгу писем — о жизни, о судьбе, всякие размышления по поводу.

Вовремя (поймите меня правильно) умер Тарковский. Невозможно представить сцену: вот сидит Тарковский, ему кладут на стол книжку Гришковца, он открывает, начинает читать… А там банальность на банальности, пустота, прикрытая пустотой… Как если бы, вообразите, человек на полном серьезе писал что-нибудь вроде: я слыхал в детстве, что лошади едят овес. Все детство прожил с этим убеждением. И вот прошли годы, я успел стать (следует томный перечень, кем именно), и вот, дойдя до степеней известных, сделал открытие — лошади таки действительно, сволочи, едят овес. Примерно так выглядит любой текст Гришковца, причем неважно, о чем он берется рассуждать — о жизни, о судьбе, об искусстве. О кино, разумеется, тоже есть, учитывая профессию адресата. Тарковский бы помер со скуки. Редактор книги, готовивший «Письма к Андрею» в печать, должен был сказать об этом Гришковцу. Может, даже говорил. И кулаком по голове стучал. Но все бесполезно.

На всю книгу — ни одной не то чтобы оригинальной, но хотя бы не затертой сотнями повторений мысли. Ни одного парадокса, ни одного личного, страстного, противоречивого, сомневающегося слова. Гришковец приятно округл и самодоволен. И проза, которую пишет человек-пустяк, не стоила бы упоминания, сиди он по-прежнему в провинциальном городке, где его держат за титана мысли и отца русской демократии, и награждают дипломами почетного гражданина. Но ему недостаточно такой судьбы. Ему хочется поразить человечество (и земное, и небожителей) зарницами и сполохами своего писательского таланта. Хотя те полторы мыслишки, которые писатель Гришковец имел нам сообщить, он уже сообщил нам многократно, в разных форматах — письменно, устно, по телевизору и с киноэкрана.

Единственное достоинство книжки — она маленькая, всего 168 страниц. Большие поля, крупный шрифт, карманный формат. Картинок нет.

Мы не знаем, кто такой Гришковец, — говорят, какой-то модный чувак – писатель, режиссер, кто-то еще. Возможно, — нет времени уточнять. По названию книжки можно подумать, что просто один пидорас пишет другому, о чем-то своем специфическом. Но потом смотрим – нет, не угадали – оказывается вот что. Ладно, читаем, читаем и находим, что это совершенно нехудожественный текст, а некие проповеди. Хорошо, думаем, только нам уже становится несколько скучно, потому что нам это довольно давно известно – буквально все, еще с тех пор, как мы демобилизовались из брутальных военнослужащих в романтичные студиозусы. Значит, книжка не для нас. Тогда для кого? Пособие для начинающих преподавателей этетики на шоферских курсах кройки и шитья? Не исключено, а иного применения и не вообразить. Письма воображаемому собеседнику А. Тарковскому? А. Рублеву? Серъезно? Искренне? Без дураков? Сомневаемся, чтобы они позволили кому бы то ни было заводить с ними подобные разговоры. С тем же успехом можно убеждать кого-нибудь из апостолов в непорочности Богородицы и спасении души. Казалось бы, что худого в том, что какой-то дядя повествует нам о том, что добро – хорошо, а зло – дурно? Да ничего худого, только совершенно не нужно, — приблизительно, как щуке зонтик. Кто ж это номинирует на НБ в качестве потаенного интеллектуального бестселлера? Наверно, преданная, но неразвитая поклонница модного чувака, а кто же иначе, — задурил-таки разбойник ей голову.

«Как стать гришковцом?»

Аллергию на Гришковца легче всего приобрести в общаге. Было бы странно ожидать от среднестатистического иногороднего студента умения разбираться в немецком краут-роке, японском нойзе или современной академической музыке – чаще всего детишки врубают «Наше Радио», а по нему, как выразился поэт Игорь Белов, силы зла «разводят на жалость голосом Гришковца». Многие слышали скучную композицию группы «Бигуди», в течение которой Гришковец с печальной, деланно-искренней интонацией долдонит, что хотел бы пойти в клуб и даже новые штаны купил, да всё решиться не может. Это квинтэссенция его творчества.

Пристрастие к Гришковцу объясняется разными факторами. Простой народ ведётся на «искренность». Выражена оная искренность должна слегка гиперболизированно, этак надрывно. За неё могут простить снятые вчистую сэмплы, корявый текст, диапазон в пол-октавы, гришковец. А ещё приходилось слышать о невероятной работоспособности Гришковца, которая тоже много что оправдывает и даже вызывает уважение: «Трудяга, он так старается!» Это пережитки советской педагогики с её дегенеративными лозунгами «Главное не победа, а участие» и «За старание ставят оценку на балл выше».

Ещё мне встречался мальчик, который любил Гришковца за пятый пункт – ведь надо же поддерживать своих, — но уже это клиника почище нацболов.

Если вы хотите стать гришковцом, кричите, что вы по уши в творчестве и вкалываете тридцать четыре часа в сутки, но издавайте небольшие книги: народушко толстые романы ненавидит со школы («Фу-у, Достоевский, он грузит!..»). Страниц 150-200 достаточно. Пишите просто, очень просто, но пафосно, как сельская библиотекарша, впервые увидевшая Эрмитаж:

«Целый год я находился в непрерывном и счастливом диалоге с этим человеком и гениальным художником. Это был именно диалог! Я услышал вопросы, адресованные всякому человеку, который предан искусству. Предан! И не важно, создаёт он искусство или любит его как зритель, читатель, слушатель».

Ещё дюжина восклицательных знаков, и еврейский юноша с экономфака, стремящийся доказать барышням, что он не как все эти тупые клУбники с «Лав Радио», прольёт невидимые миру слёзы и КУПИТ.

Будьте разнообразны. Чутьё коммерсанта подскажет вам, что поток сознания о барах и штанах надоедает. Обратитесь к теме знаменитостей, напишите «Мою жизнь с Тарковским», «Несостоявшуюся встречу с Дали», «Мой роман с Анастасией Волочковой», в крайнем случае.

Не забудьте выбранить современное искусство. Как заметила Маруся Климова, рассуждения о никчёмности оного – один из основных признаков обывателя. Можно объяснить, почему обывателя, но «мудрому достаточно». Заодно и счёты с конкурентами сведёте:

«Современным художникам нравится заблуждение общества на их счёт. Их радуют любые заблуждения. Полное отторжение и неприятие их тоже радует. Всё, что их убеждает в собственном величии, приносит им радость. Они питаются этим. Они опасаются только одного — быть разгаданными и разоблачёнными. Они стараются быть на дистанции, не соприкасаться с живой, подлинной и современной им жизнью. Они изо всех сил стремятся быть не похожими на обычных людей. Они творят свой образ как отдельный и непостижимый, не догадываясь о том, что успокаивают общество на свой счёт, поскольку общество относится к ним со снисходительной улыбкой…»

А вот вы – в самой гуще современной жизни, совсем «свой» и не опасаетесь быть разгаданным и разоблачённым. Или делаете вид, что не опасаетесь. Делайте вид старательнее, и какая-нибудь местечковая училка обязательно поставит вам оценку на балл выше.