Екатерина Завершнева.
«Высотка»

Рецензии

Владислав Толстов

Екатерина Завершнева «Высотка»

Ну-ка, ответьте без подготовки на вопрос: где именно хорошо воспитанная девушка, приехавшая получать высшее образование из провинции, знакомится с изнанкой жизни? Что способно потрясти основы ее мировоззрения настолько, что останется в памяти навсегда? Как называется место, где она впервые вкусит дешевый алкоголь, услышит матерное слово, увидит (или даже станет участницей) пьянку, драку, сцену группового секса? О чем она будет потом вспоминать всю жизнь, ведя добродетельное существование жены и матери?

Правильный ответ — обшага, общежитие. Текстов про общежитие в отечественной литературе хватает. «Общага-на-крови» Алексея Иванова, «Бабаев» Александра Терехова, «Место» Фридриха Горенштейна — это то, что первым делом вспоминается. В России студенты живут в общежитиях, на Западе, я слышал в кампусах, и при желании можно навспоминать и книги о жизни кампусов тоже. То есть это вполне устоявшаяся и плодотворная литературная традиция — проза о жизни в студенческой общаге. Я не жил в молодости в студенческой общаге и вообще получал высшее образование без отрыва от производства, о чем не жалею. И искренне считаю студенчество самым паразитарным сословием. И то, скажите: пять лет у тебя никаких обязанностей, деньги на жизнь родители присылают, они же оплачивают образование, кругом кипит жизнь столичная, девушки красивые с тобой учатся, можно почувствовать себя крутым, взрослым и самостоятельным. Потом пойдут другие темы — работа, жилье, семья, детские врачи, безденежье, болячки, но студенческую жизнь, время сплошной халявы, принято вспоминать как лучшие годы жизни, верно? Наверно, поэтому самые слюнявые тексты в отечественной словесности — не дамские романы, а эти самые, про студентов и про общагу.

Роман «Высотка» — тоже про общагу. Как написал один из критиков, «роман о юности, написанный будто из самой юности». Читатели поддакивают в комментах на форуме издательства — «да, подумала я, интересно почитать, что написано про наш Универ, кто что помнит». Вспоминается, как говорится, все самое хорошее (а речь идет о начале 90-х, замечу). Например, такое: «Первого сентября к нам на семинар пришел импозантный мужчина по фамилии Воробьев, сел верхом на парту и начал рассуждать о Сократе. Единственное, что было при нем — это пачка сигарет, которую он положил на стол. Его руки заметно дрожали. Говорил он красиво, вдохновенно, в пиковые моменты речи воздевая дрожащий перст к небу».

Только вот теперь ткните меня рылом, пожалуйста — где тут литература? Почему мне следует это знать? Почему мне должны быть интересны воспоминания восторженной дурочки-первокурсницы? А там дальше все примерно про то же — студенты, лекции, аспиранты, преподы, как готовились к зачетам, как кто с кем целовался. Иногда автор сбивается с прозы на стихи, так ее, видимо, штырят сладкие воспоминания. И все это на протяжении шести с половиной сотен страниц. Я опух, пока дочитал.

«Высотка» больше всего похожа на страницу социальной сети «ВКонтакте» или «Одноклассники», куда сползаются потолстевшие, траченые жизнью бывшие однокурсники и начинают умиленно лепетать. Ой, вот это мы в походе… А это мы в комнате общаги — смотри, какая Ленка красивая, помнишь Ленку? И часами перебирают события никому, кроме них, не интересной жизни. Вроде бы личное дело каждого — вспоминать с друзьями, какими клевыми были студенческие годы. Молодость вообще вспоминаешь с умильной миной — забывая, что главные ошибки и обломы пережил именно тогда. Но писать об этом романы объемом в 640 страниц — уж увольте. И читать их тем более. Для вас, бывшие студенты, придуманы социальные сети, место сбора и ностальгического щебетания про «наш Универ». Вот там и мастурбируйте на свою студенеческую юность. А литературу оставьте в покое.

Елена Георгиевская

Екатерина Завершнева «Высотка»

Екатерина Завершнева больше известна как поэт, нежели прозаик. Её роман «Высотка» — милое, как девичьи стихи в лекционной тетради, повествование, написанное вдумчивым и образованным человеком, но, к сожалению, не обладающее потенциалом национального бестселлера из-за своей камерности, даже некоторой герметичности. В самом начале автор пишет верлибром, словно не успев ещё внутренне освободиться от привычной формы изложения:

ладно, давайте поименно:
из незначительного предлагаю оставить
Большую химическую аудиторию
двушки, пятнашки и жетончики на метро
пиво «Хамовники», «Медвежью кровь»
приватизационный чек на 360 Кб
письма, записки и выписки из зачетки
номера вагонов и комнат, все до единого
улицы Карла Либкнехта и Розы Люксембург
фоновый радиоэфир
длину саундтреков с точностью до секунды
наушники в кастрюле, яичницу на утюге
сахарную вату, Лёхиного кота
швейную машинку и слово «оверлок»

Хочется сказать: дорогая повествовательница, это интересно вашим однокурсникам и тем, кто учился на вашем факультете в МГУ немного позже, а я там не учился, мне безразличны ваша большая химическая аудитория, ваши Лёша и Гарик, ваши номера вагонов, ваш фоновый радиоэфир. У автора не всегда получается сделать «своё» «чужим»: при чтении порой чувствуешь себя случайным наблюдателем личной жизни посторонних и скучноватых, с твоей точки зрения, людей.

В англоязычном литературоведении есть термин «проза о кампусах», и хорошо, что у нас время от времени появляются образцы подобного жанра – именно интеллектуальные романы, а не кондовый эпос о комсомольцах или псевдо-позитивные сценарии молодёжных сериалов. Но до уровня «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат, кажется, ни один автор постсоветских студенческих повестей ещё не поднялся, за исключением переводчицы из Эстонии, публикующейся под псевдонимом Маня Норк.

А возможно, у меня просто недостаточно тонкая душевная организация, чтобы по достоинству оценить