Решительное обновление и омоложение Большого жюри сделало свое дело: на смену прошлогодней разнузданной кумовщине пришли куда более мягкие и расфокусированные дружеские узы, литературно-партийные и служебно-издательские пристрастия и куртуазное амикошонство — отсюда и достаточно неожиданный, и, вместе с тем, несомненно сильный шорт-лист.

Прежде всего, обращает на себя внимание присутствие в нем двух рукописей. И пусть одна из них, — полупудовые «Немцы» лауреата «Большой книги» Александра Терехова, — уже успела буквально в последние дни стать книгой, да и вообще выглядит по итогам предварительного голосования явным фаворитом, — члены жюри все равно проголосовали именно за рукопись, — неторопливо разгоняющуюся и по-настоящему выстреливающую только к финалу, то есть безусловно дочитали велеречиво-разоблачительный роман о лужковской Москве до конца.

Еще примечательнее история с «Русским садизмом» никому не известного Лидского (которого, правда, номинировал в рукописи не абы кто, а сам Павел Крусанов). Этот яркий, странный и страшный роман вышел в финал более чем уверенно. А если добавить обилие взволнованных откликов на новое произведение Упыря Лихого (также в рукописи), то поневоле — а вернее, конечно, с радостью – придется придти к выводу: на сей раз члены жюри подошли к своей работе серьезно и ответственно, ориентируясь на тексты, а не на имена и обложки.

Вышедшие в финал книги Сергея Носова, Марии Степновой, Анны Старобинец и журнальная публикация Владимира Лорченкова достаточно широко обсуждались в течение года (упомяну, что я посвятил каждому из этих произведений по монографической рецензии на популярном ресурсе «Фонтанка.ру») и наверняка будут обсуждаться еще. Обращает на себя внимание жанровое разнообразие этих четырех романов: ироническое повествование букеровского типа («Франсуаза»), фамильная сага с сильным гендерным перекосом («Женщины Лазаря»), интеллектуальная фантастика с элементами антиутопии («Живущий»), русско-молдавское, с еврейским акцентом, «тарантино» («Копи Царя Соломона»).

Из неудачников отбора упомяну прежде всего Юрия Буйду, со своими пятью баллами остановившегося буквально в полушаге от цели, Алексея Никитина, Андрея Рубанова и Ольгу Погодину-Кузьмину. Никитину, на мой взгляд, помешало присутствие в конкурсе сразу двух его романов – «Истеми» и «Маджонга», — много, чересчур много пишущий Рубанов при всех достоинствах его ежегодной прозы все же несколько поднадоел; Погодина со своей талантливой гомоэротической фамильной сагой «Адамово яблоко» оказалась в одном кластере с куда более традиционно ориентированным романом Степновой (и была им вытеснена), ну, а замечательным «Жунглям» Буйды просто-напросто не хватило одного балла.

Невыход в шорт-лист «Ворона белого» Крусанова огорчителен, но закономерен: число поклонников крусановской прозы остается стабильным (как и она сама), а победоносная аура «Укуса ангела» все же успела за без малого тринадцать лет несколько подвыветриться: как известно, даже для того, чтобы оставаться на месте, необходимо идти вперед… Неудача Пелевина, уже бывшего один раз лауреатом «Нацбеста», объясняется, на мой взгляд, именно этим: одна и та же радость, писал Антонио Мачадо, дважды в окошко не влетает (разве что – известно, к кому)… Откровенно не показались членам жюри представители «актуальной литературы» — Анатолий Гаврилов и Дмитрий Данилов, — хотя как раз эти двое за общую невыносимую драгомотину данного творческого направления отвечают лишь в минимальной мере.

Год был небогат на события в книжном мире; издательства осторожничали, предпочитая проверенных авторов, чисто жанровую, а то и чисто проектную литературу, — но всё это в дошедшем уже до финала цикле «Нацбеста» мало-помалу отсеялось. Причем проектная литература отсеялась не без помощи организаторов: мы просто-напросто не ввели в число номинаторов никого от издательств, завязавших – временно или навсегда, кто знает, — с поисками и публикацией произведений изящной словесности, вследствие чего пришлось выдержать несколько непростых разговоров.

Наконец, буквально в последние дни на «Нацбест» (и на меня как на его «комиссара») выплеснули ушат (а вернее, пару-тройку ушатов) даже не помоев, — какие уж там помои, — а такого густопсово-болезненного идиотизма с дебильно-истерическим уклоном, что остается только развести руками… Ну, кто там еще не успел объяснить лично мне и моим коллегам по премии, что «бестселлер» – это просто-напросто книга, которая продается лучше других, а говоря о «национальном», лучше все же указать, какую именно нацию ты имеешь в виду? Кто еще промолчал, но рвется? Только не все сразу! В очередь, шелудивые!!!