Виктор Топоров в комментарии к длинному списку премии этого года причислил Мамлеева к живым классикам (наряду с Пелевиным). Номинатор (Галина Дурстхоф) в аннотации к выдвинутой книге отметила: «Первый русский роман о конце света по сути своей является антиутопией». «Конец света?» — у меня что-то перемкнуло и проассоциировалось с постапокалипсисом Яны Вагнер. Увы, Мамлеева до этого я не читал, так что совершенно не представлял, чего ожидать от данного автора. Поискал информацию, узнал, что автор еще и философ (в философских журналах печатается) и метафизик, «Основатель литературного течения «метафизический реализм» и философской доктрины «Вечная Россия».» (Это из Википедии). Информация не насторожила, а жаль, потому что иначе бы я гораздо лучше подготовился к чтению «После конца». А книга оказалась непростой. Прямо скажем – тяжелой.

Если просто пересказать содержание – какая-то «Аэлита» получается. Главный герой – попаданец из нашего мира. Попадает он в мир после конца света. Совершенно реального конца, когда демоны пришли на землю, часть человечества ушла в ад, часть оказалась (по всей видимости) на небо. Но часть так и осталась на Земле, очень мало пригодной для жизни. Живет в нескольких странах – Ауфири (туда и попал наш попаданец, да еще несколько русских из разных времен), Стране Деловых Трупов, да еще нескольких. В этом мире после конца света ожидается новый конец света, совсем уж окончательный. Герою-попаданцу предстоит влюбиться в местную женщину, у них должен будет появиться ребенок, который станет новым Мессией. Его женщина останется в том мире, а герой вернется назад. Кажется незамысловатым, но с реальным содержанием книги имеет мало общего.

На самом деле вся книга – это художественная иллюстрация философских (метафизических) доктрин автора. Если у другого живого классика, Пелевина, в S.N.U.F.F.’е философские кусочки как-то концентрируются в отдельных главах, то роман Мамлеева философия пронизывает целиком, на всех уровнях и слоях, каждый образ и каждый абзац. Причем это не просто философия, а метафизика. Да еще я не уверен, что эту философию можно постичь с помощью анализа текста. (Кажется, такие штуки называются «трансцендентальными».) Скорее всего для понимания требуется озарение, открытые чакры (а не откроются чакры, то все – пиши пропало), да еще и некоторая устойчивость к нарисованному в произведении миру. (У меня с чакрами всегда было не очень, материалист я закореневший.)

Мир «После конца» напоминает мир картин Босха про ад. С первых же страниц героя пытается укусить какай-то мальчик, потом появляются вооруженные люди и идут к герою.
(«Подскочил и мальчишка. Один из мужчин ударил его кулаком в голову, и ребенок отлетел в канаву. Другой – подошел и изнасиловал его, мужчины же стояли и поджидали насильника. … Изнасиловавший быстро вернулся, а мальчишка как ни в чем не бывало выглянул из канавы и все смотрел и смотрел.»)
Эпизод, больше похожий на кошмарный сон, и определяет этот мир. Дальше продолжается в том же духе.
Русских попаданцев иногда привозят в зоопарк. Местные смотрят на них, воют, грызут прутья клетки иногда. В общем, в мире не осталось ничего человеческого в нашем понимании. Философские концепции тоже вывернуты. Один из главных постулатов – «Слово есть Плоть». Причем, я бы сказал, что понимается он в этом мире наоборот – «Плоть есть Слово». Есть вера в Понятного (для обывателей) и Непонятного (для элиты), есть Несуществующие… В общем, мир, несмотря на свою фантасмагоричность, проработан очень тщательно, и, читая, понимаешь, что каждый элемент поставлен на свое место, и неспроста присутствует в тексте.

Есть упоминание и того, что случилось с предыдущими цивилизациями. Наша цивилизация – как рассказывает Танира, женщина главного героя, которая и должна родить Мессию – «…хвасталась своим интеллектуализмом, но это был интеллектуализм крыс. Новая цивилизация создалась совсем на другой основе… Боги снова стали посещать Землю, как в древнейшие времена.» Правда, и демоны вместе с богами прорывались в физический мир. Дальше человечество раскололось. Часть стала стремиться к установлению жизни вечной на земле. Другая – хотела движения человека в высшие миры, в безграничность. Я так понимаю, что не получилось ни у тех, ни у других.

Как может возродиться человечность в этот мире? Понятно, что ее не принесут какие-то достижения разума и прогресса (это же «интеллектуализм крыс»). Но и не какая-то религия. В конце концов, конец света наступил, ну и кому из оставшихся на земле от этого стало лучше? После вмешательства Высших Сил оставшихся все так же одолевают низменные сатанинские инстинкты и демоны. Спасти такой мир у Мамлеева может только русская цивилизация, Россия, но не реальная, конечно, а Россия в некоем метафизическом понимании. Одному умирающему важному человеку помогает Русское слово, Русская речь. Нет, не какие-то магические заклинания, просто стихи, которые читает ему герой. Даже обрывки стихов, какое-то попурри, потому что герой очень мало знал стихов, только отдельные фрагменты. Сами звуки русской речи помогают. Другим героем (тоже попаданцем, он из России начала XX века) пытаются овладеть демоны, но не получается у них ничего. И опять-таки – скорее всего дело не в православии (Бог упоминается в книге очень часто, но именно упоминается, а не действует), вот не смогли овладеть русским и все тут. Да и роль главного героя явно в том, чтобы от него, русского человека, и женщины Конца Света родился Мессия.

Но раз Мессия родится, значит, все-таки какая-то надежда у мира есть?

Победитель Нацбеста определяется как «потенциальный интеллектуальный бестселлер». «После конца» — роман вне всякого сомнения интеллектуальный (хотя интеллектуальный в некоем расширенном понимании – не забываем про крыс). Но вот большое количество читателей он вряд ли обретет. Книга тяжелая, очень сложная для понимания, да я и не думаю, что все, могущие ее понять, будут разделять философию Мамлеева. Это не недостаток книги, просто рекомендовать ее стоит не всем. Очень специфичная книга.

Моя рецензия для «ТаймАута» гласила:

80-летний основоположник метафизического реализма в своей новой книге продолжает исследовать «русские походы в тонкий мир». Только на сей раз это не русский рай, описанный в его позапрошлом романе, носившем именно это название, а настоящий ад – постапокалиптический мир, в котором для жизни остались пригодны лишь незначительные участки земной территории, где возникли жестокие режимы мутантов-вырожденцев.

В один из них, носящий название «государство Ауфирь» и попадают неким необозначенным образом пять образованных русских людей – мелкопоместная дворянская семья начала XIX века (родители средних лет и дочка-подросток) и два молодых человека: паренек 20-х годов XX века и наш современник, человек начала XXI века.

Людям XIX века проще: они убеждены, что попали в ад, хоть он и отличается от того, о котором им твердили в церкви. А наш современник не знает что и подумать. И читатель разделяет его недоумение. Выписанный с маниакальной тщательностью мир Ауфири сильно смахивает на самую трэшовую «зомбофантастику» — но при этом автора очевидно интересуют самые высокие философские вопросы жизни Духа.

Юрий Мамлеев уверяет, что пишет нарочито упрощенным языком, чтобы не загромождать глубину содержания. Но, очевидно, это не просто сознательная установка: именно такой невозможный стиль лучше всего соответствует уникальному дарованию Юрия Мамлеева.

К этому остается добавить, что под «нарочито упрощенным языком» в данном случае следует понимать чудовищный, невозможный графоманский стиль – перескакивание повествовательной позиции, введение новых героев и ситуаций через авторские «представление», как в сбивчивом устном рассказе, нелепые имена. Я понимаю, что все это работает на ощущение тяжкого и липкого кошмара, которое хочет передать автор. Но представить, что подобная книга может выиграть «НацБест» — сохрани нас Господь от таких кошмаров! Вот если бы в «Нацбесте» на втором десятке его существования завелась номинация «ЛонгБест» (в иных премиях именуемая «за честь и достоинство» или lifelong achievements) — тогда другое дело; Юрий Витальевич Мамлеев – один из основных на нее претендентов.

Признаюсь, мне не довелось читать романы Мамлеева раньше. Однако с первых страниц я поняла, что ничего хорошего из этой книги не почерпну. Приблизительно на третьей, где насилуют маленького мальчика, совершенно ненужно и неуместно (для сюжета). Впечатление от книги такое, что Юрию нужно было сдавать роман, а в голове сложился неустаканившийся до конца проект текста, схематичный и сырой. Поэтому автор записывает его и сдаёт рукопись. А издатели, ничтоже сумняшеся, глядя на имя автора (фирма веников не вяжет) – сдают в печать. Что сказать о самом романе? Печально, но Виктор Топоров как-то сказал настолько метко и точно, что ни убавить, ни прибавить к этому нечего: «Сидит после конца света мужичок, ест пирожок с человечинкой и приговаривает: «Эх велика, красива и могуча русская речь, а русская поэзия и того лучше!»»

В целом для романа нет никакой причины: это не антиутопия, предостерегающая нас от опасности картиной будущего и не аллегория на настоящее. Это типичное массовое чтиво со схематичными характерами, невнятными обрывающимися линиями и неискренними героями. Даже Серёжа Есенин выглядит жалким, второстепенным, бесхарактерным и безжизненным.