Ирина Богатырева.
«Товарищ Анна»

Рецензии

Наташа Романова

Ирина Богатырева «Товарищ Анна»

Метла как оружие пролетариата.

Простоватый парень, понаехавший поступать в столицу из Ульяновска, живет в общаге, подрабатывает в пекарне у армян и с места в карьер влюбляется в первую попавшуюся у него на пути резкую своенравную москвичку. Тут выясняется, что девица является активисткой движения под названием «Союз мыслящей патриотической молодежи» и – не без умысла идейно перековать лоховатого провинциала в «мыслящего патриота» — приводит его в штаб-квартиру к своим соратникам (которая располагается, разумеется, в подвале). Подвал сильно напоминает (исключительно – по описаниям) штаб НБП на Фурштадтской в начале нулевых (только тот был отнюдь не в подвале), а деятельность московских «борцов» выглядит как жесткая пародия на леваков и вызывает гомерический смех. Молодые люди, в основном, заседают на конспиративных собраниях своей партячейки, хором исполняя революционные песни: «Марсельезу», «Интернационал» и «Смело, товарищи, в ногу», изучают труды классиков марксизма-ленинизма. Никакой особой деятельности они не ведут – кажется, большинство из них даже «нигде не работает и не учится». Это называется «реконструкция советского прошлого» — эдакая ретролакировка социалистической истории, романтизация революции; по своей сути это мало чем отличается от ролевых игр всяких толкиенистов или «родноверов», хотя люди искренне верят, что они – буревестники грядущей неминуемой революции и молодые штурманы будущей бури. Руководит всем этим балаганом малоимущий учитель истории, который тоже вроде бы не у дел.

Любителям поржать можно предложить прочитать сцену встречи Нового года: все участники партячейки нарядились кто во что горазд, но строго в соответствии с концептуальным дресс-кодом. Кто разночинцем, кто лавочником, кто горничной, а кто и «мелким дворянином». Парня же, которого «товарищ Анна» притащила с собой, нарядили дореволюционным дворником, напялив на него огромный брезентовый фартук и дав в руки швабру (за неимением метлы). Все «борцы» при этом сидят вокруг начищенного пузатого самовара и грызут сушки (кроме нашего героя, который догадался принести с собой бухло). Ни о каком радостном веселье при этом не может быть и речи – а речи, напротив, здесь звучат совсем другие:
– Товарищи! – сказал он громким, крепким голосом. – Жизнь вокруг тяжелая, и будет еще тяжелей. Нас ждут борьба и невзгоды. Но никто не обещал нам, что правда настанет, как говорится, в одночасье. Нас ждет много работы…

И так далее.

Любовная «коллизия» главных героев заканчивается идейно-сексуальным разрывом, а произведение заканчивается «мистически», то есть ничем. Подобная манера ставить точку в повести, «реконструированной» по типу соцреализма (то есть по-простецки реалистичной) выдает не тонкий художественный ход, а неумение уверенно забить гвоздь, то есть убедительно завершить свое повествование. Отсюда и какие-то псевдогаллюцинации у парня (который практически не пьет и вообще – из простой рабочей семьи, а не торчок и псих), зловещий образ царевны-лебедя – вот кто, оказывается, постоянно пиздил деньги и ноутбуки у всей общаги. Действительно, надо же на кого-то свалить. Вот плохо это, неправильно: кашу, коль уж заварилась, надо своими силами расхлебывать, рабоче-крестьянскими, безо всяких там декадентских привидений и прочих ужасов.

Виктор Папков

Ирина Богатырева «Товарищ Анна»

Книга небольшая, примерно десять авторских листов (400 000 знаков). Половину занимает повесть, собственно «Товарищ Анна», во второй половине собрано несколько рассказов. Наверное, эта книжка — и повесть, и рассказы — ближе всего из книг длинного списка подходит к моему пониманию реализма. (Даже несмотря на то, что в паре рассказов, при желании, можно найти мистику.) Причем это какой-то очень спокойный реализм, я бы сказал, реализм с чувством собственного достоинства. Хотя бедность и нищету этот реализм тоже показывает. Уж как может быть нищета большей, чем в рассказе «Звезды над Телецким», а вот и она показана без смакования. И ведь не скажешь, что бесстрастно, но отсутствует ужас ради ужаса.

Вообще рассказы оставили у меня очень разное впечатление. «Выход» я совершенно не понял. Как-то это путешествие по скандинавским столицам осталось просто описанием путешествия по скандинавским столицам. В «Речном царе» мешало именно ощущение мистики. Особенно в конце, когда у гостя началась истерика («Я ведь не дурак, я что, разве дурак, я уже понимаю: если снова пойду к нему, так там и останусь. С ним, у него. А молодость, вечная молодость, он обещал…») и об ином, помимо мистического, толковании даже думать стало как-то неудобно. Интересно, что другой рассказ, в котором мистика так или иначе присутствует, «Унивёрсум», наоборот, понравился. Там приятель главной героини уезжает куда-то, оставляя героиню за себя. Она должна отвечать на письма, поддерживая впечатление, что он на месте и все дела движутся. Девушка начинает вживаться в образ и в конце концов настолько вживается, что просто заменяет парня. Она не становится сама молодым человеком, но остается жить вместо своего приятеля. Она просто делает свою жизнь другой, меняет ее. И вот эта смена своей сущности и всей своей жизни за счет просто некоторого внутреннего усилия и интересно. А лучшие рассказы в сборнике, на мой вкус, «Звезды над Телецким» и «Затмение». Вот тут как раз реализм чистейшей воды. При этом нет каких-то драматических событий, но все-таки что-то неуловимое меняется у героев. Хотел написать, что у них появляется внутреннее спокойствие. Но в «Затмении» герои неспокойны и возвращаются назад. А в «Звездах» так и прямо говорят: «Но всё было неправдой, мы оба чувствовали это. Рай был вчера, и спокойствие, тихое неведение было вчера. А на сегодня нам оставались только километры пути». Но нет же ни в том, ни в другом рассказе разрушения внутреннего мира героев. Скорее они просто становятся на землю, переходят в такое совсем взрослое состояние. Возможно, что они действительно перестают бояться зловещих бандитов деревни Коо, думать о парнях с оптическими прицелами. Они просто начинают видеть обычную жизнь. Не глянцевую, но и без придуманных ужасов.

Про заглавную повесть книги писали больше. А по мне, так еще Пушкин нарисовал главную коллизию повести:

Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой

Она, Анна, действительно пламень. Коммунистические идеи пылают у нее в башке и того и гляди в руке появится наган. И как такую Анну любить скромному улыбчивому Виталику с восточными глазами, который хоть и родился в славном городе Ульяновске, но хочет семьи и уюта, весь проникнут мещанством и мелкобуржуазностью? Никакой сознательности. Даже спрашивать умудряется:

«Эти, те то есть, на кого ты равняться хочешь, они же ради людей всё делали, чтоб всем хорошо было. А тебе ради кого собой жертвовать? Ради этого же быдла, которого ты презираешь?»

Но не дает ответа Анна на эти вопросы. Растворяется в Москве, так и не позволив автору окончательно решить свою судьбу.

Построенные модели вселенной разрушаются, и даже земной шар из модели превращается в игрушку для кота. Но ведь это только модель разрушается, а настоящая Земля движется дальше, по кругу (хорошо, по эллипсу). И все остаются при своих. И Виталик, и Анна.

Что можно сказать на это? Зла любовь. Но иногда она проходит…