Главное гужевое средство во время поисков тьмы – машина любви.
«В той машине было два дупла – входное и выходное, а внутри два изумрудных сверла, четыре яшмовых браслета с реостатами для повышения напряжения, поршневая страусиная нога, гидравлическая клизма с настоями бешеного пустырника, алмазный мастурбатор, мраморная ванночка с упором под копчик, китовый массажный ус, сосатель больших пальцев ног, вакуумная помпа с выдвигающейся маской рта Калигулы и анаприлиновый лизатель ануса с шелковым шнуром для удушья».
Ведут машину любви как правило под уздцы, пасут в заливных лугах, и еще она разговаривает.
Герои книги тоже существа непонятные – вроде люди, а с другой стороны – не люди, потому что склонны к метаморфозам и переходам из одних безумных состояний в другие.
Например, Вольдемар Петрович, нашедший на пепелище книгу о мировых религиях и подстрекаемый после этого вселяющимися в него богами к поездке в Москву, газовую столицу империи, чтобы ее почистить.
«Да ты чо, блин, в Москву-то не едешь?! Ты, чо, лучше других что ли? Да ты поезжай, да почисти ее, пока не поздно! Возьми метлу, да почисти. Слышь ты? Метлу, говорим, возьми, да почисти. Да почисти ты, блин, почисти! Слышь, чего тебе говорят? Почисти, почисти! Да почисти, тебе говорят, блин, почисти!» — подстрекают его Шива, Вишну, Осирис, Иегова, Христос.
Вольдемар Петрович ерепенится поначалу, нет, мол, в мире, блин, никакой Москвы, но спустя какое-то время в столицу едет.
Москва же стонет под игом дяди его депутата с генералом Мордулина, самой главной московской гадины, мерзейшего содомита и гоморрита, вот к нему-то и направляют боги родного дядиного племянника, для того-то и дают ему в руки вожжи карающей машины любви, а заодно даруют ему право летать, как Бэтмен, и вершить правосудие.
Проживает Мордулин с женой госпожой Мордулиной в столичном особняке, при них живет дочь их Мордулина-Эйдельсон-Карамурза-Такадзе Василиса Ивановна, красивая горбатая девушка «с глазами занимающейся зари и с толстой русой косой, крашенной в польской химчистке», и сын их Федя, который ходит по дому, укрытый «в длинный, до пола, целлофановый черный пакет», а изо рта его торчит «белая пластмассовая трубка» («Федор обожал газ»).
Да, забыл сказать, что Федин дядя — математик Николай Иванович Лобачевский, он также герой романа.
Отрок Федор, благодаря дядиной доброте, носит в кармане перископ ясновидения (даже несколько) и может свободно проникать в метро, в самое сердце тьмы, где на плантациях «сотни, тысячи, миллионы и миллиарды русских с китайскими лицами и с ужимками немцев, голландцев, французов» добывают «из родной земли газ» («Они выкачивали его велосипедными насосами, зажимали указательными пальцами и быстро, избегая утечки, впрыскивали в огромные дирижабли»).
На дирижаблях, как легко догадаться, российский газ экспортируют заграницу.
Еще есть в романе глухонемая девочка Нюра, влюбленная в Вольдемара Петровича и поющая, сидя на одноногом коне: «Тхангуа яы-ы ём наклабандын» — песню о том, как «она поедет в Москву и найдет там Вальдемара и отомстит ему, потому что он наверняка ей там изменяет, потому что его нет уже целый год. И что, хоть у нее с ним ничего и не было, она все равно после его смерти родит ему ребенка, потому что у нее осталась его расческа».
Список героев этими именами не ограничивается. Есть в романе такой Распевай Распевайлович Распевайло, пасечник и лесник (он «любил зло и он часто думал, что это лучшая сила человека. И что если бы русские разозлились вместе со своими дубами, то они не дали бы болоту сосать свои пальцы»).
Кстати, Нюра приходится Распеваю падчерицей. «Когда-то он ударил ее по голове поленом, и с тех пор у нее открылся странный дар, она перестала слышать и говорить, и, конечно же, смотреть телевизор».
Зло, конечно, Распевай любит, но, как лесник, активно борется за природу, не дает погубить болотной трясине вверенные ему дубы.
Способ борьбы простой. «Набрав в бидон ягод (клюквы. — А. Е.) да еще и корневищ какой-то непонятной травы, он засунул в его горловину ногу и стал ожесточенно давить. Надавившись вволю, Распевай сплюнул в бидон и поссал, а потом подошел к самому крайнему дубу и, что-то пошептав, вылил содержимое на его заболоченные корни. Смесь зашипела, и болото отступило почти на тринадцать сантиметров».
Героев в книге много больше, чем я перечислил.
Сюжет романа пересказать невозможно, не буду даже пытаться, похоже, он отсутствует вовсе. Это игра в бессмыслицу, в сознательное отрицание смыслов. В этом, вероятно, и состоит авторский замысел: смысл книги – в бессмыслице, создании некоего «антиязыка», который героям книги должен заменить настоящий. Отсюда и постоянное мелькание этого термина на ее страницах.
«О неистовый антиязык, восстающий из бездны потерянных связей, о последний смысл обессмысления…»
«С маслом антиязык твой, Вальдемар, с маслом. Ждем мы слов твоих ненасытных, ждем в карбюратор соплей, ибо, сознаемся, мы и есмь “мазды” добра, и правды “мерседесы” мы есмь. Потому и ждем соломенных шляп с дырочками для ногтей. Скажи, что отец наш, геометр русский и славный, Николай Иванович Лобачевский нам искривляет? Укажи, как попасть в месторождения черных дыр и дар потратить русского языка и подарить даром народам другим наше священное русское “на хуй!”».
Даже политические аллюзии, как бы вложенные автором в отдельные места текста, тоже не более чем бессмыслица. Здесь, конечно, можно увидеть намек на смысл – бессмысленна сама власть, которой по хрен всё, кроме своих амбиций и высасывания народных денег. Но это видимость, это игра, так в следах ветра, остающихся на песке пустыни, можно при желании прочитать письмена судьбы.
В общем, головоломка под названием «В поисках тьмы» оказалась мне не по силам. Голову я сломал, а вот ума себе не прибавил.
Конечно, можно отключить голову и радоваться тексту как таковому (а в нем действительно есть чему радоваться), кабы обилием алогичных связей он не выталкивал читателя из себя, как ртуть, когда купаешься в ртутном озере.
Насчет «действительно есть чему радоваться»: прочитайте, разве это не здорово?
«А черная тень Луны уже накрывала леса и поля. Шедшие по дороге монахи упали на колени и стали жадно вгрызаться в почву, утоляя жажду вылезающими им навстречу изумрудными глазами кротов. Лунная тень звенела листьями на деревьях. Тонкая серебристая пленка покрывала болото».
Литературные параллели роману можно подобрать просто, но я не буду этого делать, итак рецензия разбухла как тесто. Назову лишь имя Сосноры, его повесть «А потом» (есть в Сети).
Вывод из вышесказанного простой. Книга, раз уж она написана, имеет право на своего читателя. Подчеркиваю особо — на своего. И на премию она тоже имеет право. Но на Нацбест вряд ли, скорее уж на Андрея Белого.
