«Сильно» и «Во наворочено!» — это первые слова (причем написанные именно так, раздельно), которые приходят в голову в попытке выразить впечатление от прочтения книги Марины Козловой «Бедный маленький мир». Сперва был трудно: мысли (автора, а за ним, невольно, и читателя) скачут, как блохи: где начало, где конец, почему нет середины, или это середина и есть? Возможно, автору кажется, что меняя местами события, она пишет «интеллектуальнее». Возможно. Но все—таки читать фразу «Иван Иванов родился, учился и умер» мне как—то спокойнее, чем «Умирая, Иван Иванов учился рождаться, но так и родился, умерев» и долго потом думать: и что она хотела этим сказать? Кажется, Марина Козлова с какой—то загадочной целью сперва написала текст, затем вырезала из него затейливые фигурки, перемешала, сгребла в коробку—обложку, а я вынуждена теперь сперва сложить этот пазл, а уж затем его прочитать. До 144 страницы было тяжело… Но на этой самой 144—й вдруг появился «крючок», который зацепил, заинтриговал и вызвал, наконец—то азартное желание дочитать, узнать, разгадать загадку — что за таинственные дети приходят в дома заброшенной деревни? Куда делись родители Иванны? Наконец—то появляется детективно—мистическая составляющая, которая начинает держать и текст, и читателя. В книге огромное количество героев, носящих самые разнообразные имена от Иванна, Давор и Генрик Морано до Лихтциндер и Леха. Сперва надуманность имен мнилась мне недостатком, но затем оказалось, что именно благодаря такой буйной фантазии автора все герои хорошо запоминаются и «не путаются в голове». Некоторая натужность и искусственность проглядывает в общении героев разных национальностей и их беспрепятственном передвижении по миру. Каким—то загадочным образом немец, серб, украинка, хорват, русская, израильтянин, болгарин и множество других граждан ведут между собой интеллектуальные беседы. А жительницы Киева и Москвы, как супермены, легко и непринужденно летают по свету на самолетах, причем иногда сами сидят за штурвалами. Автор старательно придумывает легенды, чтобы объяснить этот феномен, но, похоже, и сама в них слабо верит… Ну да Бог с ними, с этим мелочами, в конце концов, примем это обстоятельство за некую театрально—литературную условность. Но вылезает другая беда —неоправданная сложность повествования в тех местах, где автор пытается объяснить непростое устройства мира и глобально политики. Я люблю трудное чтение и привыкла к нему. Но мне кажется, в том и должна состоять гениальность писателя, чтобы уметь о сложном сказать просто. Я (читатель) ведь не научную монографию покупаю, а беллетристику. Но самый заметный недостаток, проецирующийся на весть текст в целом — полное отсутствие юмора: Марина Козлова с невероятно сосредоточенной серьезностью описывает грядущий апокалипсис и ужасы мирового заговора людей, которых она называет «проектировщики». На этом недостатки (впрочем, дело вкуса, кто—то все, что угнетает меня, назовет находками) заканчиваются. И начинаются достоинства: неожиданность драматургических поворотов, достаточно достоверные характеры, притягательный для разболтанного российского читателя фон (водка, коньяк, сало в неохватных количествах, и, как следствие пьянок, разнузданный секс во всех возможных местах). И самое мощное, за что прощаешь Козловой мелкие шероховатости (вроде бесконечно повторяющегося зеленого цвета — зеленое у нее все: пиджаки, пепельницы, кресла, чашки) — это сама идея, миссия, посыл, как теперь говорят, мессадж. А идея замечательная, неожиданная, смелая, дерзкая — объединение славянских народов с помощью культуры, которое помощнее исламского мира будет! И здесь радуют знания (политология, лингвистика, стратегическое планирование) писателя Марины Козловой, которые она умело вплела в повествование. И возбуждает то, чего никто из беллетристов в последние годы не брался говорить до нее: славянские народы должны стать мощной силой изменения мира. И хватить приписывать нам, посмевшим сказать, что русские должны защищаться (иначе пропадем, будем поглощены), призывы к разжиганию розни и шить дела по статье «экстремизм». Пожалуй, Марина Козлова (живет в Киеве) для русских и украинцев то же, что Людмила Улицкая для евреев: защищает всеми силами! Но без фанатизма, тянущего на погромы. И в этом сила «Бедного маленького мира».

Эта книга никогда не станет национальным бестселлером. Хотя бы потому, что восемьдесят процентов нации не знают слов, которыми она написана, типа «имманентный» или «ургентный». Из оставшихся – половина не умеет сложить их в осмысленное предложение. А та малая группа, которая и знает, и умеет, сразу же увидит, какая там написана ерунда. Как мы знаем, лучший способ замаскировать глупость – это… Да, совершенно верно.

Герои книги – сплошь люди, которых раздирает борьба чувства и долга. То есть, они мечтают делать разумное, доброе, вечное, но жестокий мир заставляет их гнать попсу. И героиня такая героиня… Загадочная и умная. Героиню любят. Потому что она особенная. А она стремится к самосовершенствованию и рассуждает о Фихте. Потому что она особенная и, повторяю, умная. И красивая, конечно, интеллигентной такой и загадочной, неброской и мудрой красотой. Думаю, все понятно. Умная героиня думает только о самопознании, и у нее случаются озарения. Например, она ехала в лифте и вдруг поняла, что самоопределение невозможно без рефлексии! Фигануться, открытие! В тридцать лет баба поняла. И так ее шандарахнуло, что аж этаж проехала (лифт такая как бы электричка, с остановками). Ну, ребят, если это у вас прозрение, то какой, к диаволу, Фихте? А еще неплохо бы, чтобы автор и сам разбирался немного в предмете, которым увлечен его герой. А то героиня такая вся на Фихте с эпистемологией, а автор не знает слова «интенциональный», пишет вместо него «интенациональный».

Там есть и другие персонажи, и, несмотря на то, что нам рассказывают их историю, никаких характеров у них нет. А те, которые есть, такие же картонные, как и главная героиня.

Почему-то автор озабочен проблемой обуви. Даже начальник, который любит героиню, рассмтаривает ее ботинки, и это при том, что над ботинками есть ноги с коленями. Описание обуви непременно включено в описание персонажа, и вообще, чуть что, все сразу надевают ботинки. Пусть же сапожник тачает сапоги, вот что я думаю.